Однажды в Бейруте

То, что творится сейчас – это пролог, а я могу рассказать, каким будет эпилог. Я это уже видел своими глазами.

В Бейруте жил в уютной гостиничке на рю Жанн д‘Арк рядом с проспектом Хамра в восточном секторе, рядом с американским университетом. В окне – типичный средиземноморский городской пейзаж: узкие улицы, бетонные коробки домов, утыканные антеннами крыши, кипарисы, платаны. Типичный – если не приглядываться, а если посмотреть внимательней, то видно, что дом напротив срезан наполовину, и то, что ты поначалу принял за террасу, когда-то было комнатой, но однажды прилетела ракета, выпущенная то ли шиитами, то ли суннитами, то ли мароннитами, то ли сирийцами, то ли израильтянами, уже и не разберешь, да и неважно – полдома рухнуло, полдома осталось. И каждый раз, когда курчавый карапуз катается на игрушечном тракторе около разлома, возносишь молитву, и выбегает старшая сестра, и уводит карапуза в уцелевшую комнату. И так – день за днем, и когда меня спрашивали, на что похож Бейрут, я отвечал: смешайте Париж и Сталинград в равных пропорциях,  вот вам и Бейрут.

А начиналось все с того, что одни сочли себя обиженными, вторые посчитали, что заслуги их не оценены как надо, третьи хотели лишний голос в парламенте, четвертые требовали утерянных привилегий, но скажи кто-нибудь тогда и первым, и вторым, и третьим, и четвертым, и двадцать четвертым, что будет война, семнадцать лет войны, никто бы и не поверил – какая еще война, хабиби, сотни веков был мир на ливанской земле, храм и мечеть стоят стеной к стене на Зеленой линии! Кто хотел войны – полсотни палестинцев в Ливайсах, очках Рэй Бан, с бедуинскими платками  и русскими автоматами? И все – больше войны никто не хотел.

Но проходит семнадцать лет, потом еще десять, и обнаруживаешь себя в городе,  который зализывает раны, как больной пес. В городе, в котором нет ни одной стены, не отмеченной пробоиной. В наполовину опустевшем городе, где никто не помнит о каких-то там утраченных привилегиях и невозданных почестях, потому что одни уехали, вторые  легли в землю, третьи пытаются выживать на руинах.

И вроде бы ко всему привыкаешь – и к полуразрушенному дому в окне, и уже спокойно едешь по делам мимо развалин стадиона, где был лагерь беженцев, и фалангисты устроили резню  - те самые Сабра и Шатила, уже не вздрагиваешь при виде остова кинотеатра на Зеленой линии, похожего на мертвого кита. Но однажды вечером сидишь на террасе ресторана на набережной, наслаждаешься прохладным бризом,  ледяным шабли, украдкой посматриваешь на  компанию ослепительных красавиц за соседним столом  (как же они прекрасны, ливанские женщины) – отужинав, красавицы не встают - выкатываются из-за стола. На колясках. И отчего-то теряет вкус шабли, встаешь, оставив недопитый бокал, идешь по набережной, вечерний отлив, волны шелестят в острых камнях, ну а что бы ты мог сделать, маленький человек?