Последняя схватка

–Как вы думаете, товарищи, что будет, если наш болван во время пресс-конференции громко пернет? – вместо приветствия спросил генерал ГБ Воронов, переступая порог номера люксембургского отеля, где уже пятый день обитали курирующие президента России гэбэшники. Все посмотрели на своего коренастого, сбитого, стриженого под бобрик шефа и по извилистым складкам на лбу генерала поняли: не до шуток.
–Хорошего мало, – сказал кто-то.
–Резонанс, – сказал кто-то другой.
–Пресса весь мир взбаламутит, – сказал еще кто-то.
–Соглашение эпохальное готовится – и нате вам! Не то что кредит доверия похерим, а и стыда не оберемся. Он что, совсем болван? – риторически обронила подполковник Косицына.
За глаза русского президента многие звали болваном, тем более гебисты, которым по роду службы не приходилось в этом сомневаться. Однако по конституции обзывать президента в глаза имели право только его жена и теща. Расслоение российского общества усугублялось с каждым годом.
–Вот-вот-вот, вот. Вот именно. Да. Вот именно вот так вот, – нервно бубнил себе под нос умудренный генерал, и все, глядя на него, взволнованно закурили.
Идея о воссоединении России с Америкой носилась в воздухе едва ли не со времен демократического взрыва начала девяностых. Взаимопроникновение их друг в друга ощущалось во всем, сверху донизу, от российского Белого дома и Капиталистского холма (так переименовали на исходе века Поклонную гору) до синтезации языков. Слова «бич», «козел» и «падло» звучали в лексиконе американской молодежи столь же естественно, сколь в лексиконе нашей герлы, найты и шопы. Волеизъявление народов сказало воссоединению однозначное «да», но много встретилось на этом пути подводных камней и нюансов. Злопыхатели, а как же без них, проводили оскорбительные для великих держав параллели: будто бы крепкий, хваткий, деловой, суховатый, со слоновостью в интеллекте америкен-бой сосватал себе красивую, ветреную, ленивую, жадную и чувственную носительницу духовности. Процесс рождался в муках.
–А вы знаете, что сегодня на пресс-конференции наш болван действительно пернет, – выговорил, как припечатал, генерал Воронов и только тогда позволил себе закурить.
Все переглянулись со всеми. Шеф никогда не стремился стяжать себе славу ясновидца. Если он и говорил когда, что будет то-то и то-то, то это то-то и то-то происходило. Воронов либо имел информацию о грядущем событии, либо грамотно прогнозировал ее на основе подтасовки фактов. Генералу верили, даже втихаря молились на него.
–А! – первым хлопнул себя по лбу рыжий, веснушчатый майор, самый молодой да ранний в гебистской команде.
–Да, именно так, – кивнул Воронов, давно наловчившийся понимать подчиненных с четвертьслова. – Строго говоря, наш болван не пернет в физиологическом смысле этого слова, но кого это волнует, если об этом будут знать только цээрушники, мы с вами, ну, и сам пердун, который на самом деле не пернет. А весь мир будет свидетелем обратного.
–Провокация, – потрясенно выдохнул кто-то, – Бен Бенсон?
–Да. Опять он, старый лис, – выразительно повел бровями генерал. Все знали, что у шефа с Беном Бенсоном, коварным и неразборчивым в средствах генералом ЦРУ, давние и заклятые счеты. Не первый десяток лет они по долгу службы строили друг другу замысловатые каверзы. Закулисная борьба шла с переменным успехом. «Переиграл меня, сука», – досадливо цедил Воронов, когда оставался в дураках. «Фак рашшин фокс», – плевался Бенсон, попадаясь в ловушку Воронова. Нехорошая русская лиса – так звучало это проклятие в переводе.
–Возможности синтезации стереозвуков практически безграничны, – уже спокойнее говорил Воронов, – микроколонка вмонтирована в одну из половиц. Звук будет громок и объемен.
–Кто предупрежден, тот вооружен! – с жаром воскликнула подполковник Вера Косицына, курносая и страстная. – Мы разоблачим провокацию в зале! Пусть весь мир узнает о нечистоплотности ЦРУ!
–Отпадает, – устало качнул головой генерал, – договор с Америкой нашей Родине нужен позарез. Наше заявление могут расценить как происки, тогда пиши пропало. Да и кто позволит паркет ковырять?
–Но что же делать? – растерянно спросил рыжий майор.
–Бить врага его же оружием, – загадочно улыбнулся Воронов. Он присел к столу, загасил папиросу, почесался и вдруг пернул протяжно, невесело, надрывно. Все уставились на генерала с нарастающим ужасом. Воронов выдержал паузу, а потом озорно захихикал, сощурив не по годам пронзительные глаза.
–Вот такая игрушка – просмеявшись, сказал Воронов. Из кармана он достал спичечный коробок, в котором лежал крошечный, не более копейки в диаметре, микромагнитофон с дистанционным управлением, – кровь за кровь и подлянка за подлянку. Пусть Бенсон порадуется, старая лисяра, когда наш болван треснет. Через секунду ихний болван бабахнет в ответ. Наше вам с кисточкой на основе паритета! Остается только заделать эту штуковину в кресло американца.
–У меня предложение, – дрогнувшим голосом сказала Косицына, – установку звуковой мины беру на себя, ведь дело это деликатное, женское. Но мне кажется, разумней будет, если первым пернет штатовский чурбан. В сложившейся ситуации мы имеем полное моральное право для нанесения превентивного удара.
Когда-то очень давно этот термин был в моде. Считалось правильным в случае неизбежности войны нанести ядерный удар первыми, эта стратегия органично вписывалась в оборонную доктрину Советского Союза. В период конверсии, когда множество вояк оказалось не у дел, в среде высшего офицерства был поднят вопрос, почему при наличии трех тактических видов боя существует министерство только одного, причем самого пассивного, безынициативно-выжидательного. Вследствие этого были учреждены три военных министерских поста: министра наступления, министра обороны и министра встречного боя. Министр наступления прозябания в бездействии не терпел и вскоре начал борьбу за узурпацию военной власти, демагогически утверждая, что лучший способ обороны – это наступление, а встречный бой – не что иное, как наступление на наступающего противника. Тогда-то президент и нанес превентивный удар, поставив во главе вооруженных сил министра демилитаризации. Поджигатели войны поутихли, армия захирела и выродилась в бригады разнорабочих.
–Превентивный удар, – задумался генерал Воронов, – заманчиво и смело, но... Не та обстановка. Теоретически всегда остается надежда, что даже у заскорузлого Бенсона в последний миг очухается и запоет в груди птица-совесть. А может, техника подведет.
------------------------------------------
В этот вечер в конференцзал набилась тьма народа, и лишь мускулистость телохранителей и гвардейцев, грудью вставших в дверях, предотвратила международную Ходынку. Под грохот гимнов, сердец, аплодисментов и фотовспышек поднялся занавес. Все увидели обоих президентов, еще раз убедившись в их простоте и идентичности. Обоим было под шестьдесят, оба были плешивы, и, что было заметно даже с галерки, основательно напитые. К последнему факту публика отнеслась с пониманием. Подписание эпохального договора – а в кулуарах уже давно растрезвонили, что договор, наконец, подписан – было делом не шутейным, без поллитры трудно разбираемым, а где поллитра – там, как водится, пошло-поехало. Президенты пожали друг другу руки, помахали фанатам и представителям прессы, а затем угнездились в креслах, каждый напротив своего флажка. Между ними устроилась молодая переводчица. Возбужденный зал начал затихать.
Гебисты пристроились на галерке, как бедные студенты. Впрочем, их нимало не смущал этот факт. Можно было говорить, курить, хохотать, не нарываясь на осуждающее шипение соседей, не дискредитируя спецслужбу и Родину. Микропульт дистанционного управления генерал Воронов не выпускал из рук. Его палец готов был упасть на кнопку в любую секунду. Пот напряжения обильно выделялся из сосредоточенного лица бывалого гебиста.
–Да, господа, – первым прорезался российский президент, – не каждый день... Да, не каждый, господа.
–Мы, волею небес, – бойко, хотя и немного скованно, переводила переводчица, – явились не только очевидцами, не только участниками исторического события, но и творцами оного.
–Ес, ес, – заплетающимся языком согласился американский глава, а потом обратился непосредственно к переводчице, – спик эври пофиг май лытл гёл, о'кей?
–Мы все, как и вы все, ждали этого часа, – голос девушки креп, обретая значительность и пафос, – но мы не только ждали. Мы предупреждали!
И вот в этот момент американец хохотнул, не иначе как вспомнив какой-нибудь маразматический анекдот, и вдруг пернул, сам содрогнувшись от неожиданности. Дальнейшие попытки овладеть ситуацией не имели успеха. Президент кривился, закрывал руками красное лицо, но подавить смех был не в состоянии. Возбужденный шелест прокатился по залу, местами переходя в осуждающее покашливание, грозя перерасти в негодующее улюлюканье.
–Правильно! Вы молодец, Ваше превосходительство! Так им, гадам! – страстно прошептала Вера Косицына, и две слезинки счастья наперегонки устремились по ее суровым, нецелованным щекам. Воронов обалдело смотрел на микропульт.
–Я не нажимал, – растерянно проговорил он, – что такое? Замкнуло?
Минутное замешательство за кулисами и в зале длилось секунд восемь, не более. А потом русский президент добродушно захохотал над незадачливым коллегой, крикнул «будь здоров, старина!» и тоже пернул гулко, задиристо, обезоруживающе.
–Есть еще порох в пороховницах! – перевела переводчица общечеловеческое эсперанто. В зале росло оживление. Поступок русского президента был расценен многими не как случайность, а как проявление чистосердечной солидарности с оскандалившимся хозяином Белого Дома. Пораженные широтой души главы исполнительной власти России, набитые в зал люди аплодировали все громче, все восторженней, все истеричней. Зараженная смехом переводчица раскраснелась, уронила очки и, смущенная, убежала куда-то.
–Быстренько среагировал, – заметил Воронов, – и ведь невдомек старому лису, что не превентивный удар все услышали, а так... Ирония судьбы. Импровизация бренного тела.
–Как... Значит, надо быстрее нажать кнопку! – воскликнула подполковник Косицына, пожирая шефа благоговеющим взглядом. – Чтоб два один было в нашу пользу! Чтоб знали!
–Сейчас от этого никому не будет ни жарко, ни холодно.
–Нет! Будет! – и Вера Косицына метнулась, пытаясь выхватить микропульт из рук генерала.
–Товарищ подполкан! – оттолкнул ее Воронов. – Не забывайтесь! Командир имеет право добиваться исполнения приказа любыми средствами вплоть до применения оружия! Стыдно!
Косицына вздрогнула, потухла, поникла. Воронов перевел дыхание и спиной почувствовал приближение сутулого человека с волевым горбатым носом.
–Трах рашшин фокс! – громко разразился генерал ЦРУ, приближаясь к гебистам. – Олд вумен догс!
Последнее переводилось как «старая сука».
–А! – радостно и открыто, не скрывая торжества, улыбнулся Воронов Бену Бенсону. – Думал переиграть меня, сука! В накось! Хитер, хитер был старый лис – и тот на гвоздике повис.
–Закурить есть? – холодно осведомился Бенсон и, вытянув из протянутой пачки беломорину, затянулся глубоко, жадно. – Чтоб ты... Я хоть сейчас могу кнопку нажать. Ведь ваш болван сам пернул!
–Лучше честно пернуть, чем предательски бзднуть, – веселое настроение не покидало генерала госбезопасности.
–А ты свинью подложил нашему барану, – сказал Бенсон.
–Ой ли? – лукаво прищурился Воронов. – Так-таки подложил? Так-таки свинью? Так-таки целую. Я был готов к ответному удару, вот только ваш баран...
–Не верю, – неуверенно проговорил Бенсон.
–Дело хозяйское, – пожал плечами Воронов и повертел в руках микропульт. – Кнопку видишь? Нажмем, а?
–Не надо, – устало махнул рукой Бенсон.
–И я так думаю.
Оба старых лиса замолчали. Тем временем шум в зале значительно поутих. Публика лишь изредка взрывалась хохотом над дебильными высказываниями одного или другого президента.
–Эх, Бенсон... Подумать только! – ностальгически вздохнул Воронов. – Сколько мы с тобой друг другу крови попортили, сколько палок в колеса навтыкали, сколько сетей заговора наплели! А теперь наши ведомства в одно сольются. Вместе, рука об руку работать будем. Ой, чую, и наворочаем же делов!
–Каких делов, – махнул рукой Бенсон, – мир и согласие на всей планете практически.
–Тоже верно, – грустно согласился Воронов, – если что и есть, то так, по мелочи. С нашим ли уровнем туда соваться... Да и годы не те.
–На свалку пора, – констатировал Бенсон.
–Вот интересно, – задумался Воронов, – казалось бы, насыщенную жизнь прожили. Столько всего наворочено, вспоминать – так ночи не хватит. А был ли смысл? Если по большому счету?
–Может, в сегодняшнем дне и смысл, – проговорил Бенсон, вынимая из внутреннего кармана плоскую флягу, – мы, как всегда, были готовы к худшему, а вышло – зря старались. Эпоха повернулась к спецслужбам задом, к народу передом. А, чего там, давай лучше...
–Конечно, лучше, – согласился Воронов. За долгие годы противостояния он научился понимать противника с полуслова. – Коньяк? Хорошо!
Они звякнули, булькнули, занюхали, понеслись. Другие гебисты, откопав где-то бутылку водки, искали стакан. Бокалы нашлись у подошедших на галерку цеэрушников, причем не только бокалы, но и виски, и даже содовая.
Пресс-конференция непринужденно разгоралась. Оба президента время от времени прихлебывали пиво: российский – «Гудзонское», американский – «Исетское». Раскрепощенность охватила зал. Из сумок повылазили бутылки вина и винища, с задних рядов потянуло конопелькой, и лишь одна юная хрупкая журналистка старательно выводила в блокноте слова заметки для утреннего номера «Искры»: «Совместная пресс-конференция прошла в теплой, доверительной атмосфере обоюдоострого взаимопонимания. Воссоединение России с Америкой является хорошим поводом для соединения пролетариата этих крупнейших империалистических держав!».