Фантазии Гумилёва

   Гумилёв любил играть во всевозможные игры, часто им самим тут же выдуманные. Осенью 1919 года, накануне второй годовщины Октябрьской революции, он с таинственным видом сказал Ирине Одоевцевой:
  - Завтра мы с вами попразднуем и повеселимся. Не спрашивайте, как. Увидите. Наденьте только ваше рыжее, клетчатое пальто и рыжую замшевую шапочку. Я зайду за вами в три часа.

   Назавтра ровно в три Гумилёв пришёл. Ирина открыла дверь и ахнула. Он стоял в дверях в длинном, почти до пят,  макферлане - крылатке, с зонтиком под мышкой.На шее - шотландский шарф. На голове большая кепка, похожая на блин с козырьком. Через плечо, на ремне  - полевой бинокль.
  - Hello! Let's go! - приветствовал  девушку поэт и объяснил, что они сегодня - англичане. Он, приехавший на октябрьские торжества делегат Рабочей партии, а она его секретарша. Затем Гумилёв критически оглядел девушку и удовлетворённо кивнул:
  - Отлично! Настоящая english girl, и даже волосы у вас английские.

   Сдерживая смех, глядя на очень довольного своим видом поэта, Ирина сказала:
  - Вы - стопроцентный английский делегат!
  - Помните, мы не говорим по - русски. Не понимаем ни слова. И в Петербурге впервые.

   Они шли по Невскому, обменивались впечатлениями, указывали пальцами то на Гостиный двор, то на Аничков дворец, то на Казанский собор.
  - What is that? - спрашивал Гумилёв и после  внимательно выслушанного ответа снимал свой блин и невозмутимо, флегматически заявлял:
  - I see. Thank you ever so much.

   И хотя они и видом и поведением скорее напоминали ряженых, чем англичан, до них всё время доносилось:
  - Англичане! Смотри, английские делегаты!
   Одоевцева громко смеялась, а Гумилёв сохранял англосаксонскую выдержку.

   Ирина и поэт делали всё, что полагалось - смотрели на демонстрацию. аплодировали и даже подпевали, хотя оба были начисто лишены и голоса и слуха. Стоявший рядом красноармеец с удовольствием и умилением слушал, как Гумилёв глухим голосом пел сымпровизированный им перевод "Интернационала." Закончив пение они вместе с толпой двинулись дальше. Гумилёв стал спрашивать:
  - The way to Wassilo ostow?
  Ему объясняли, он улыбался, благодарил:
  - Wonderfull! O, yes! - и пожимал тянувшиеся к нему со всех сторон руки.
   Один любезный товарищ вдруг громко заявил:
  - Должно, от своих отбились. Заплутали. Где милиционер?
   Услышав это, Гумилёв горячо сказал:
  - Thank you, thank you! и подхватив Ирину под руку, бросился бросился назад, сделав вид, что увидел своих.

   Забежав за угол, они остановились перевести дух. Гумилёв трясся от смеха. Затем, успокоившись, поэт и ученица снова вышли на Невский и смешались с толпой. Когда начались танцы, Гумилёв поднял зонтик к звёздному небу:
  - An English man does not danse in the street. It is shoring!
   А Ирина, ослабев от смеха, в изнеможении прислонилась к стене:
  - Довольно! Больше не могу. Ведите меня домой!
 

   Как жаль, что сегодня трудно встретить таких безоглядно весёлых людей...