02 Комната без номера

   
       Была комната за дверью без номера. Внутри никого, темнота, дремотное тепло, запах пыли. Светлые блики сквозь окно ложились на потолок. 
       В коридоре раздались неторопливые шаги, в замке повернулся ключ. Дверь открылась, прочертив по полу дорожку света. Темный силуэт сделал шаг вперед, щелкнул выключателем.
       Вошедший оказался высоким, худощавым и потрепаным. Обежав комнату тусклым взглядом, он неопределенно хмыкнул, сбросил с плеча рюкзак, швырнул в угол, принялся стаскивать куртку. Раздевшись, пересек комнату, повалился на низкий диван. Минутой позже закурил. Пепельница стояла на полу у изголовья.
       Он дымил, прикрыв рукой глаза от света, губы кривились то ли в ухмылке, то ли в гримасе боли. От предельных нагрузок приходят в себя не сразу. Но этот, отдельно взятый, умел ждать. Он дождался, когда вольтаж внутри поутихнет. Затушил. Поворочавшись, уткнулся в подушку, замер.
       Вскоре пошел дождь. Стало слышно, как капли стучат по стеклу. Человек наконец-то спал. Не слышал ни дождя ни шагов.
       "Когда я смотрю на тебя, когда я вижу твои рыжие, грязные патлы, изможденную физиономию и больные глаза, я думаю только об одном… — констатировала Пантера. — Как ты еще не сдох, Хворый?"
       — Могу я войти?!! — рявкнула она. На самом деле она уже вошла. 
       — Входи, — сипло пригласил Хворый, задев ее беглым взглядом: контурное узнавание.
       Через секунду он снова спал. Пантера перешла комнату, остановилась над ним, покачала головой. Длинные темные волосы колыхнулись. Пахнет мужчиной, а спит, как младенец. И не достать до дна его снов. "Чем проводник после маршрута отличается от мертвеца? Ничем".
       Пантера улеглась рядом. Ей сейчас отдых был нужен не меньше, чем ему.
       Дневные напряги удалялись от Пантеры, как удаляется поверхность океана от человека, идущего ко дну. Все нормально. Так и должно быть. Она в безопасности. Эта комната — одно из самых надежных убежищ в городе. Может, потому, что здесь Хворый. Может, еще по десятку неведомых причин. Вскоре Пантера уже смотрела цветные сны. Рыжий тоже был там — когда он хоть раз пропустил? Сидел на берегу красно-желтого заката, катившего мимо волну за волной. Пантера уселась рядом, спиной к его спине, и долго молчала, созерцая свою половину горизонта. С этим типом легко молчать. Они повязаны родством, похлеще кровного.
       — Как маршрут? — спросила она.
       — Как обычно.
       Хворый никогда разговорчивым не был. Соприкасаясь с ним лопатками, Пантера чувствовала, каким мог бы быть развернутый ответ.
       — Зачем ты этим занимаешься, хотела бы я знать… — задумчиво процедила Пантера. — Хочешь изменить наш больной мир?
       — Этот мир такой, как есть, — дернул плечом рыжий. — Тут уже ничего не изменишь.
       — Тогда зачем?
       Пантера не особенно надеялась на ответ.
       — Может быть, я когда-то кому-то пообещал, — произнес Хворый после длинной паузы.
       — Только не говори, что его звали "Бог"… — глумливо предположила Пантера.
       Рыжий не сказал.
       — Ты ведь думал о побеге?..
       — А ты как считаешь? — хмыкнул он с долей провокации. Пантера, не оборачиваясь, знала: у него сейчас та самая кривая ухмылка, с которой он обычно говорит правду. — Сжечь очевидность и погреться у огня в целом здравая идея. Я только спешить с этим не хочу. Обратно потом не отмотаешь…
       Пантеру пробрало холодом от того, как спокойно, как разумно он об этом говорит.
       — Не понимаю, как ты с этим живешь,  — призналась она. — А еще говорят, ты лучший в городе…
       — Я не лучший, я обычный. Малыш F набивает себе цену за мой счет. Посмотри на меня, ха!
       Пантера промолчала, и нельзя было сказать, смог ли рыжий в чем-либо убедить ее.
       — Пантера…
       — Ну?
       — У меня к тебе просьба.
       — Да? Какая?
       — Это… личное.
       На мгновение она замерла в болезненном оцепенении — только об одном рыжий мог ее вот так попросить. Если он попросит о маршруте, тогда уже, действительно, ничего не отмотаешь назад. Пантера послала бы кого угодно маршировать на три такта с подобными предложениями, но рыжий… может, единственный на свете человек, имевший реальный шансы на положительный ответ.
       — Подари мне новый свитер, — сказал Хворый.
       Он подловил ее вчистую и по-мальчишески засмеялся.
       Пантера ощутила ярость и бессилие из-за того, что не смогла по-настоящему рассердиться на засранца. Да еще кто-то постучал в дверь там, в реальном мире, и от этого пространство сна начало распадаться на части. Пантера ничего не успела ответить. Сквозь щели приподнятых век она увидела свет электрической лампы.
       — Занято! — раздраженно огрызнулась Пантера.
       Рыжий во сне накрыл ее рукой, и от этого обоим было тепло. Пантера чувствовала, как бьется его сердце.
       В дверь постучали снова.
       — Проваливай! — но и это не помогло.
       Пришлось вставать, идти к двери.
      
       Как медленно тянется ночь. Время издевается над ними. Они сидят втроем на полу и молчат. О чем говорить? В городе дождь и блокада до первого монорельса. Поток ночи несет их в страшный океан черноты. Эта комната — хрупкая защита от неизбежности. Глупо обсуждать очевидные вещи!
       Стефан изредка прерывает сакральное молчание короткими сводками новостей, смущенно поглядывая то на одного, то на другую. Он думает, что помешал им. Ни Пантера, ни Хворый не сказали ни слова по этому поводу. Может быть, все-таки помешал, но оба понимали, что Стефану некуда больше идти. Стеф — восемнадцатилетний парнишка. У него огромные серые глазищи, светлые льняные волосы, собранные в короткий хвостик, и большие неприятности в семье.
       Кроме всего, он тоже один из них.
       — Опять неделю не был дома?.. — проворчал Хворый неодобрительно.
       — Отстань от него, — насмешливо оборвала его Пантера. — Добродетель — не твоя стезя.
       Хворый одарил ее мрачным взглядом: "Станет таким, как я, потом поздно будет метаться!" Пантера фыркнула: "Да он УЖЕ такой, как ты, признай очевидное!" — ее глаза холодно сощурились.
       — Я звонил матери, — спокойно ответил Стеф.
       Хворый принялся растирать себе затылок и шею. Пантера не увидела его лица.
       — Скучно! — вздохнула она, потягиваясь. Встала, отошла к своей сумке. Достала оттуда блокнот и ручку.
       — Дневник ведешь? — усмехнулся Хворый.
       — Историю болезни, — процедила она.
       — Своей?
       — Да пошел ты…
       — Потерпи немного. Скоро еще кто-то заявится.
       Пантера не отреагировала, сделав вид, что погрузилась в свои записи. Выходками на прорицание ее давно было не пронять.
       Хворый зябко прижался к батарее. Этот озноб — как привычка. Теперь он точно знал, что кто-то придет.
       Все становится привычкой: холод, усталость, боль. И все, что стало ею, перестает быть тем, чем раньше. Если кто-то привыкнет ко мне, кем я стану?
       Деки появился часа через два, когда у Хворого осталось полпачки сигарет и немного терпения. Ночь и середины не отмотала. Чай был давно выпит, стаканы с торчащими ложками и заваркой на дне разбрелись по углам. Хворый все так же ютился под батареей, хотя теперь уже стало жарко. Он избавился от свитера, старого, растянутого, невнятной серо-зеленой масти, которому искал замену во сне. Он бы и рубашку снял, но покосился на Стефа, расстегнул только верхние пуговицы. Не стоит мальчишке видеть его руки…
       Пантера сидела на диване по-турецки, что-то писала в толстом блокноте. Делала вид, что ей до лампочки жилистая хворовская стать. Он ловил ее короткие, режущие взгляды, полосовавшие ему горло и грудь, но помалкивал.
       Когда Деки вошел, первое, что они увидели — его широкую улыбку, как вспышку света в темноте.
       — Привет всем! — карие, ищущие глаза задержались на Пантере.
       Она коротко смерила его взглядом и сделала вид, что занята. Немного холодка ему не повредит.
       Стеф бегло кивнул ему, оторвавшись от книги.
       — Меня сегодня наверху чуть патруль не сцапал! — гордо сообщил Деки, усаживаясь посреди комнаты.
       — Да уж конечно, без тебя никак! — съязвила Пантера.
       — А почему нет? Гребли всех подряд — у них там был то ли митинг, то ли фест… ну и вспыхнули безобразия.
       — А ты на кой туда полез? — спросил Хворый.
       — Да не важно, развлекался…
       Деки напоролся на его жесткий взгляд, скрытый под пологом ресниц. Другой диалог, другие темы. Хворый был на пределе. Видел это только Деки. Еще подумал: "Сейчас он закурит". Худые мосластые руки Хворого неподвижно лежали на коленях. Ироничная мимика куда-то подевалась. Острый взгляд и напряжение в линии губ — ничего лишнего. Когда он так задает вопросы — без единого слова, одними глазами, под прицелом его зрачков долго не продержишься.
       Деки едва заметно кивнул и поспешил разбавить ситуацию:
       — А ты отдыхаешь?
       — Сегодня вернулся.
       — Хорошо тебе! Как маршрут?
       — Как обычно.
       Врет, разумеется. Было что-то такое, что смололо его в порошок, но рыжий не из тех, кто засветит свою прогоревшую проводку. Деки, спаситель и доктор в одном лице, имел право знать, и больше никто.
       Хворый чуть заметно расслабился, откинул голову на ребра батареи.
       — Другие новости есть?
       — Был сквозняк по поводу рейдов, но я так понял, что это сейчас не актуально.
       — А с работой наверху глухо?
       — С ней ведь никогда не угадаешь… Я ничего не нашел. Говорят, Западный перекрыт.
       — Ого! Я не знал.
       — Вот, знаешь. Там сгинули двое. Не из наших. Малыш F запретил туда соваться.
       — Пойдем, пройдемся, — Хворый сгреб с пола пачку и зажигалку. Поднялся на ноги. Усмехнулся: — Расскажешь подробнее.
       Коридор. Двое у стены. Один склонен над рукой другого. Их длинные-длинные тени на грязном полу…
       Не то, чтобы Хворый скрывал свои дурные привычки. В какой-то мере все они отдавали должное химии. Но с тяжелыми веществами он предпочитал оставаться один на один. Деки в этом раскладе был необходим — у рыжего от локтей до запястий вместо вен тянулись сварочные швы, и лучше Деки никто не мог найти живого коннекта. К тому же, Деки не задавал лишних вопросов.
       Внезапная слабость размазала очертания окружающего. Повинуясь ей, рыжий сполз по стенке на пол, зажав сгиб локтя.
       — Как? — навис над ним Деки.
       — Нормально. Иди.
       — А ты?
       — Вали, сказал!
       Хлопнула дверь где-то дальше по коридору. Рыжий сидел на полу, поворачивал колесико желтой зажигалки и смотрел на вспышки. Потом, будто решив что-то для себя, он, наконец, закурил.
      
       Пантера встретила Деки требовательным взглядом:
       — Он, что, ушел?
       — В каком-то смысле, — хмыкнул он, наблюдая, как кисло кривит губы Пантера, которая всегда знает, кто прав. Но она промолчала, и Деки подумал: "Кто такой этот Хворый, если даже Пантера не берется его судить?!.."