Пять

(прим.: этот, а также другие мои рассказы можно увидеть в моем ЖЖ arlekiness.livejournal.com)

- И все-таки у нас замечательный город, не правда ли, мастер Глорисворд?

Отложив вилку и нож, лорд Джон Глорисворд взглянул на вопрошавшего – старого тучного бургомистра Фатта, специально для которого лорду приобрести два обеденных стула без подлокотников. Восседать на одном стуле, сделанном специально на заказ, Фатту не позволила бы гордость, а на одном он попросту не помещался. Затем, со свойственной всему его роду степенностью и величием (поговаривали, что это передавалось в их семье внутри утробы, и в народе за глаза шутили, что даже в мешке Глорисворды будут выглядеть, как индюки), лорд оглядел всех собравшихся, усиленно стучавших столовыми приборами по тарелкам.

Помимо Фатта на званом обеде присутствовали: городской епископ Томми Лайер, страдавший от своей фамилии больше, чем иные страдают от полиомиелита; богатый торговец Манн, выглядевший, несмотря на все свое богатство, как попрошайка, настолько он был скуп; судья Джеймс Толдери – не настолько тучный, как Фатт, компенсирующий недостаток благородного веса своей чванливостью и доктор Бладихэнд, каким-то чудесным образом, умудрившимся остаться единственным в округе доктором, к которому было не стыдно обратиться приличным людям, если не считать шарлатанов (так называл их сам Бладихэнд), к помощи которых прибегал простой люд.

Молчание затянулось, поэтому Фатт продолжал:

- Я знавал еще вашего отца, милорд. Он тоже любил вот так посидеть в кругу друзей, мир его праху.

Лорд, наконец, будто бы очнулся от забытья и произнес:

- Да, наш славный городок весьма прелестен. Едва ли в Англии можно отыскать место, спокойнее Райских Холмов.

- Ну если вы о том спокойствии, про которое я думаю, то надо благодарить Толдери, - встрял доктор. – Он тут не дает спуску всевозможным беспорядкам.

Все дружно рассмеялись.

- Право, - снова заговорил Фатт. – Ваши повара просто великолепны. Этот желудок восхитителен.

- Я слышал, - то был епископ, - что некоторые африканские племена верят, будто получишь силу того, кого ты ешь, если съесть сердце. Вот скажем, если убить тигра и съесть его сердце, то станешь сильным, как тигр. Почему же вы, милорд, всегда отказываетесь от сердца?

Лорд Джон рассеянно рассматривал кусочек стейка, наколотый на вилку.

- Я предпочитаю, мышцы, Лайер. Особенно, если они с голубоватыми прожилками, - Глорисворд отправил мясо в рот.

- Знаете ли, кое-где говорят: «Ты то, что ты ешь». Так что где же источник все силы и знаний, если не в желудке? Я все-таки думаю, что желудок – это лучшее, что могла придумать природа, - произнес Фатт.

- Еще бы вам так не думать, - проворчал Бладихэнд так, чтобы все слышали.

Гости оценили шутку и расхохотались, все, кроме Фатта и дворецкого Генри, который принес новую бутылку вина. Лицо Генри не выражало абсолютно ничего, глаза были удивительно пусты. На этом лице жили только губы, которые произнесли:

- Французское, сэр. Как вы и просили.

- Благодарю, Генри, - безучастно ответил лорд.

Дворецкий удалился. Фатт поспешил переменить тему:

- У вас замечательный дворецкий, мастер Глорисворд. Бесстрастный и хладнокровный. Настоящий английский дворецкий. Где вы только отыскали такое чудо?

- О, я предпочитаю не искать, а переделывать людей. Когда Генри пришел наниматься ко мне в услужение – он был болтлив, как все черти ада. Но…немного усилий и, пожалуй, у меня лучший дворецкий во всем королевстве.

- Как это, переделать? – спросил Манн, доселе не проронивший ни слова. Его всегда интересовали превращения и переделки, особенно, если они касались превращения воздуха в золото.

- Хирург Каттер, вы знали его Бладихэнд?

Доктор кивнул:

- Такой гений. Как жаль, что он встал на путь преступления и безумства.

Лорд продолжал:

- Да, жаль, что он стал одержим созданием идеальной женщины. Так вот Каттер немного поработал с его лицом. Кое-где усек мышцы, кажется, он говорил так, я, если честно не совсем понимаю медицинское дело, кое-где прошил губы и вокруг них грубыми нитками, поработал с глазами. Гений. Жаль, что он оказался безумцем.

- А это правда? - снова встрял Манн.

- Что правда? – лорд повернулся к нему.

- То, что говорят о Каттере.

- Ах, я все время забываю, что вы с нами всего два года. Да. Безумец отрезал у девушек части тела и сшивал их в одну чудовищную куклу. Он хотел создать эталон. К его чести, ему почти удалось. Когда обнаружили его преступления и пришли к нему с обыском, то у куклы недоставало только пальцев, но она действительно поражала своей идеальностью. Это была настолько филигранная работа, что даже почти не было видно швов и трупного разложения. Бедняга настолько увлекся, что даже думал, что она живая. Когда его уводили, он кричал ей, что вернется. Кажется, он даже дал ей имя. Катрин или что-то вроде того.

- Красивое имя, - пробормотал Манн.

Лорд, не расслышав продолжал с улыбкой:

- Наш почтенный Толдери, однако, не оценил мастерства и беднягу долго пытали прежде чем прервать его жалкую жизнь. Не правда ли, Толдери?

Толдери многозначительно поднял коротенький толстый палец вверх и чванливо произнес:

- Всякий грех должен караться по всей строгости закона. Господь судит на небесах. А я сужу на земле, чтобы облегчить нашему Небесному Отцу работу. А такие монстры, как Каттер еще до своей смерти должны познать, что такое Ад.

- Я думал, Лайер судит на земле, - насмешливо произнес Глорисворд.

- Я не сужу. Я – прощаю, - проговорил епископ.

- Вы простили Каттера?

- Он даже не пожелал со мной говорить. Он не считал себя виноватым. Но я надеюсь, что Господь простил его, - Лайер почтительно посмотрел на потолок.

- Нет этому чудовищу прощения. Такие как он только позорят нас, - проворчал доктор, отпил вина и промокнул блестящие от жира губы салфеткой. – Кстати, а что сделал парень, которого казнили на прошлой неделе?

- Украл несколько булок, - прогрохотал судья, немного заикаясь от выпитого.

- И за это его убили электричеством?

- Эти псы недостойны благородной стали.

- Черт возьми, Толдери. У простолюдинов и так жесткое мясо, а от разряда электричеством мышцы просто превращаются в камень. Раньше казни выбирались голосованием.

- Успокойтесь, доктор, - улыбнулся Глорисворд. – Они и сейчас выбираются, но только в случае тяжелых преступлений. Иначе мы бы только и делали, что голосовали. Кстати, как вам мое сегодняшнее угощение?

Лорд махнул рукой в центр стола, где на огромном подносе обложенное яблоками лежало поджаренное целиком тело человека. Его живот и грудная клетка были вскрыты, а внутри на своих местах покоились органы, приготовленные особым образом. Единственную часть тела, которой у человека не было – его глаза, не выдержавшие температуры очага и лопнувшие – заменяли два маленьких, изготовленных с любовью и вниманием к деталям, пирожных.

- Ваши повара – отличные мастера, - ответил Бладихэнд. – Как, впрочем, и всегда. Жаль, что ждать приходится так долго.

- Что вы имеете в виду?

- Когда сегодня этому несчастному вырезали язык, у меня чертовски разыгрался аппетит, а тот аперитив, который вы нам предложили, милорд, только подстегивал мой желудок, который изнемогал от предвкушения.

- Ничего не поделаешь, дорогой мой доктор, мясо необходимо как следует прожарить.

- А в чем он провинился?

- А вы, Бладихэнд, как обычно не были на суде, - проворчал Толдери. – Иногда мне начинает казаться, что вы меня не уважаете.

- Ах, простите меня. Но кто ж мог знать, что ребенок леди Брилле именно в этот момент твердо решил увидеть наш бренный грязный мир. Кстати, у нее мальчик.

- Достойный муж, - громко произнес Фатт, поднимая бокал. – Знаете, почтенные господа, иногда я все-таки жалею, да простит меня Господь, что младенцы не совершают преступлений. Наверное, они столь же нежны, как и телята.

- На них лежит бремя первородного греха, - произнес Манн, опустив бокал и посмотрев на епископа.

- Вы правы, мой друг, - ответил Лайер. – Но первородный грех недостаточно серьезное преступление, чтобы за него судить, иначе мы все бы сейчас не находились тут.

- А что если, скажем, мать умерла при родах? Ведь получается, что ребенок своими действиями убил ее, - не унимался торговец.

- Мать при родах убивает не ребенок, а сепсис и сопутствующие осложнения, - засмеялся доктор. – Иногда вы поражаете своей безграмотностью. Не обижайтесь мой друг. Так что с нашим сегодняшним гостем? – Бладихэнд снова повернулся к Толдери.

- Он оскорбил меня, - ответил вместо судьи Глорисворд. – Поэтому пришлось вырезать ему язык, который, как вы заметили, достался мне в качестве трофея, хотя я не люблю внутренности.

Во взгляде лорда появилось что-то нечеловечески жестокое. Он отрезал от своего стейка еще кусочек, положил в рот и запил вином.

- Люблю мясо с голубыми прожилками.

- А кто он такой? – любопытствовал доктор.

- Дворянин, - безучастно ответил лорд. – Из незначительного, хотя и древнего рода. Он был у нас проездом. Я пригласил его к себе, потому что, знаете люблю послушать новости из этого шумного и варварского Лондона. А он, перебрав, начал поносить влиятельное дворянство, которое, по его словам, «заставило корону лизать им вонючие зады». Оскорбление короны – это оскорбление мне. Мой отец не для того подставлялся под пули и переборол все болезни, которыми славна военная служба, чтобы какой-то воробей осуждал то, за что он отдал полжизни.

- Ах, почтенный Гарри Глорисворд был верным слугой короля. И он, как и вы, любил посидеть в кругу своих друзей.

- Вы уже говорили об этом, Фатт, - жестко ответил лорд и так холодно посмотрел на бургомистра, что тот съежился настолько, что, казалось, уместился на одном стуле.

Он узнавал в этом взгляде покойного отца Джеймса. Когда тот последний раз так посмотрел на предыдущего градоначальника,то сам Фатт впоследствии отведывал его мягкое рассыпчатое тело, находясь в роли нового бургомистра.

- Что-то вы уменьшились, почтенный Фатт, - расхохотался Толдери.

Его смех подхватили все остальные, в том числе и лорд, и бургомистр немного расслабился.

- Мне кажется здесь немного холодно, - Фатт поежился для вида.

- Возможно у вас озноб. Я мог бы вас осмотреть, - ощерился Бладихэнд и поднял вверх скальпель, который он использовал вместо ножа.

Фатт затрясся.

- Полно, доктор, - уже спокойно сказал лорд. – Ваши шуточки даже меня пугают. Какого черта вы не используете столовые приборы?

- Простите, милорд, - Бладихэнд опустил скальпель. – Это профессиональное. Никогда не знаешь, где могут пригодиться эти малышки.

Доктор похлопал по лежащему рядом с ним футляры, в котором покоился набор скальпелей.

- Я пользуюсь им, чтобы не потерять хватку, - продолжал он. – Ведь мне так редко выдается случай сделать операцию.

- Ну, благодаря вам, болезни здесь не запускаются до того состояния, когда человеку требуется операция, - произнес Манн.

- Ваша правда. За доктора, - поднял бокал Глорисворд.

- За доктора, - подхватили четыре голоса.

Званый обед продолжался…