Апельсины

1

     Свет фар мчавшегося грузового автомобиля буравил тон­нель сквозь черную скалу ночи. «Дворники» метались по лобовому стеклу, едва успевая отмахиваться от заливающего потока воды. Хлестко и зло бил по кабине декабрьский поры­вистый ветер.

     Яшка с напряжением всматривался в этот скверный, без­дарно сотворенный природой «компот». Дорога быстрым тем­но-серым потоком текла навстречу, с силой раскручивая коле­са автомобиля. Только одна мысль водителя еще боролась с усталостью и стряхивала цепляющийся, как репейник, навяз­чивый сон: не «схватить» бы скользкую обочину и не улететь бы с трассы. Он сбросил скорость и вырулил на середину дороги, ведя грузовик по спасительно белеющей осевой линии. Редкие встречные машины залпом ударяли по глазам ослепи­тельным светом и Яшка встряхивался ото сна и принимал вправо: лучше лежать в кювете, чем врубиться лоб в лоб. Он опасался не столько за свою двадцатилетнюю жизнь, как за товар, который вез.

     Третьи сутки подряд он не спал и возил из Краснодара в свой тихий уютный поселок апельсины - перед Новым годом спрос на них был велик и хозяин погонял: «Давай, Яша, давай». Дождевая рябь все реже ударяла по ветровому стеклу, но уси­лился ветер, и в кабине стало холодней. «Как бы не стукнул мороз, а то пиши пропало: дорога-каток, а коньки я не прихва­тил», - шутил он про себя.

     Яшка приоткрыл боковое окно и умыл покрытое легкой щетиной лицо. Стало чуть свежее, но веки продолжали сме­жаться. Остановиться бы, да придремнуть часок-другой, но нельзя: надо успеть к утру, к началу торговли, иначе хозяин уволит к чертям.

     В сознании всплыл отец, маленький, жалкий, растерянный, не умеющий дать неожиданно повзрослевшему сыну ничего, кроме советов: «Как ты, Яшка, не хорохорься, а идешь в батра­ки. Будут из тебя выжимать последние соки, как из апельсина - и никакого тебе профсоюза, никакой охраны труда. Будь сам себе охрана». «Да брось ты, батя, мы не рабы - рабы не мы!» - хохотнул рослый Яшка и ободряюще похлопал отца по плечу. «И еще, - не унимался отец, - хочешь ездить без аварий - значит, помни, что можешь попасть в тюрьму или в гроб...»  Да, успо­коил, нечего сказать.

     Машина мчалась сама по себе, будто лошадь, знающая куда вынести смертельно раненного седока. Яшка в таких случаях шутил: «Пришел на автопилоте» Глаза его были открыты, но пролетающую за окном бездушную, мрачную явь он уже не воспринимал. Ему виделась мать, провожающая его в дорогу. Она нежно гладила ладонью его по щеке, бережно ощупывала плечи и руки, внимательно осматривала с головы до ног, будто старалась запомнить. «Как ты сильно похудел, сынок, - говори­ла она тихим голосом, в котором слышались беспокойство и жалость. «Да что со мной станется?» - смеялся Яшка в ответ.

     Перебегая под проливным дождем от крыльца к грузови­ку, он услышал за спиной: «Боже, спаси и сохрани его!»

     Перед глазами Яшки опять мелькающий черный асфальт, вокруг молчаливая, притаившаяся степь, ни одного ориентира -такое впечатление, что летишь в космосе, и где низ, где верх, не ощущаешь. Его звездолет, который он смастерил в пять лет из прогнившей бочки и дырявого жестяного ведра, мчит Яшку со «скоростью и светом» к далекой неудержимо влекущей планете мечта, на которой дети быстро становятся взрослыми и свободными от родителей.

     Два ярко пылающих «метеорита», летящих навстречу, нео­твратимо и стремительно приближались. Их шум становился все ощутимей. Грянул взрыв. Разорвавшееся лобовое стекло мелкими брызгами выплеснулось в лицо Яшки. Машинально он нажал на педаль тормоза.

2

     Развернувшийся поперек дороги грузовик, раненым, изму­ченным зверем надсадно подвывал в промозглом простран­стве ночи.
     Из кабины выскочил Яшка, ошеломленно озираясь по сто­ронам и вытирая с лица рукавом куртки сочившуюся кровь. Встречная «фура», бросившая из-под колеса камень в стекло, умчалась далее по своим нуждам, краснея лишь задними фона­рями.
     Испуг и холод согнали с Яшки сонливость, как с куста ворону. И он успокоил себя: «Могло-то быть и хуже».

     Яшка знал несколько способов, чтобы не уснуть, напри­мер: пить крепкий кофе или постоянно что-нибудь жевать. Но так как ничего подобного не имелось в наличии, он решил воспользоваться апельсинами. Заглянув в кузов, увидел лоп­нувший полог, ветер и дождь сделали свое коварное дело: не­сколько картонных ящиков с апельсинами промокли и про­дукт мог испортиться. Яшка, недолго думая, снял с себя курт­ку и набросил на ящики. «Свежо, однако ж...» - передернулся от холода, оставшись в свитере и кроличьей шапке.

     В кабине укутался в байковое одеяло и натянул шапку на брови. «Прям, как немец под Москвой. Ничего, дотянем. Попёр, бобер!» - взбодрился он.

     Выровняв по прямой машину, Яшка продолжил путь. Он очищал апельсины и жевал, жевал, жевал... свободно гуляю­щий по кабине ветер не мог вытеснить ароматный запах цит­русовых. Этот запах пьянил и напоминал Яшке детство, Но­вый год, елку, подарки, шампанское и поцелуи девчонок. Апель­сины и все, что с ними связано, дарило ему только радость, восторг и ожидание чуда. Через несколько километров он уже не мог их есть.

     Несмотря на пронизывающий холод, сон оказался живу­чим и навязчивым и вновь начинал обволакивать сознание водителя.     Яшка стал орать частушки:

                Эх, мать-честна,
                Кровать тесна.
                Куплю новую кровать -
                Придет милка ночевать.

                Мимо кузницы шла
                Все насвистывала,
                Каблучок на бочок,
                Сиськи выставила!

      Он орал до хрипоты, подпрыгивая на сидении. Стало весе­лее и, кажется, теплее. За пением не заметил на асфальте ог­ромную выбоину и влетел в нее правым колесом. Погасли фары, и дорогу не стало видно.

     Он напрасно дергал все провода - ничего не получалось, горели только подфарники, а ехать надо... и он поехал, напря­женно и отупело вглядываясь в темноту.

     Позади показался свет нагоняющего легкового автомоби­ля. Поравнявшись с грузовиком, иномарка сбавила скорость и даже немного отстала, освещая Яшке дорогу. «Вот оно - шоферское братство» - с изумлением подумал он.

     Километров десять сопровождал его чужой свет, словно поводырь слепого. А когда у Яшкиного грузовика так же нео­жиданно, как и исчез, появился свет, иномарка, обогнав, далеко ушла вперед и растаяла.

     Перевалив через путепровод, он увидел иномарку, стоящую на середине дороги, и возле нее трех человек. Притормозив, Яшка вышел из машины.
     - Ребята, и у вас что-то случилось? - спросил он.
     - Что, брат, везешь? - будто не услышав Яшкиного вопроса, лениво и грубовато спросил один из троих.

     Он был в черном длинном пальто, белой рубашке и без головного убора. Остальные двое, примерно Яшкиного роста, одеты в спортивную одежду. Их лица в темноте не были видны.

     - Апельсины, - простодушно ответил Швидченко.
     - Ты нам надели немного, брат.
     - Конечно, конечно, - засуетился Яшка и направился было к кузову, - а сколько?
     -  Штук пять... ящиков.
     - Столько не могу, - опешил он, - договаривайтесь с хозяином.
     -  Тогда мы возьмем сами.
     -  Как?
     - Так! Серый, покажи ему разрешение.

      «Серый» наставил на Яшку пистолет, другой двинул­ся к грузовику.
     Яшка ничуть не испугался: ситуация казалось ему нере­альной и несерьезной. Неужели это происходит так запросто? Неужели будут стрелять? Да... вот тебе и «спаси и сохрани...» Да кто они такие, чтобы распоряжаться его жизнью? Он, зна­чит, «пашет, пашет», а они - «вынь да положь?»
     -  Не дам ни одного апельсина, козлы вонючие!

     Он выхватил из машины монтировку и, с силой стуча ею по подножке и дрожа от ярости, повторял:
     -  Только подойдите! Только попробуйте!..

     Первый «серый» в растерянности повернулся к черному пальто:
     - Шеф, эт самое, стрелять или че?

     На путепроводе показалась большегрузная машина, осве­тив фарами, словно софитами, дорожную сцену.
     -  Спрячь пушку, дурак, - рявкнуло «черное пальто».

     «КамАЗ», спустившись с путепровода, остановился, недо­вольно заскрипев тормозами. Из машины вышли два борода­тых «дальнобойщика».
     - Что, авария, мужики? Нет? Тогда давайте дорогу?
     Все черное и серое убралось в иномарку и растаяло в тем­ноте. Натружено фырча, покатил «КамАЗ». Яшкин грузовик дви­нулся следом.

3

     Дождь перестал лить совсем, должно быть, устал. Устала и ночь, начиная светлеть. Скоро и Яшке можно будет рассла­биться и отдохнуть: уже виден пост ГАИ, а за ним и родной поселок.

     К хозяйским высоким воротам он подъехал задним бортом, долго стучал, наверное, в доме еще спали. Собака, рванув­шаяся с лаем, затихла - признала знакомого.

     Вышла хозяйка, тетя Дана, маленькая, худенькая, в накину­той наскоро шубе.
     - Как доехал, Яша?
     - Доехал. А Иван Эдемович дома?
     - Нет, вчера уехал по делам.

     «Хорошо, - подумал Яшка, - объяснение по поводу стекла оттянется». А тетя Дана - это совсем другой человек. В дет­стве, бывало, играя с ее сыновьями, нечаянно разбивал мячом оконное стекло или опрокидывал чашку кофе на скатерть, но она не ругалась, а только приговаривала: «Не ошибается тот, кто ничего не делает», «Где пьют, там и льют» и так далее. Шустрая, энергичная и веселая, как здорово она умела петь и танцевать! Младший ее сын учился в институте, в областном городе, а старший еще десять лет назад уехал на Север за «длинным рублем», там и по сей день. Яшка хорошо запомнил ее напутствие сыну: «Из-за денег не загуби душу».

     - Яша, замерз, наверное? Может быть, чайку согреть? - Угу.
     - Все же давай сначала выгрузим, а то на мороз тянет. Да и съездить надо еще разик. Подгоняй к гаражу.

     Яшка заехал   во двор и открыл задний борт.
     - А это что? Где стекло, Яша? - ужаснулась тетя Дана.
     - Да, мелочи...
     -  Какие мелочи, Яша? Какие мелочи? Ты знаешь, сколько стоят эти мелочи? Твоя месячная зарплата, «мелочи»! - тетя Дана задыхалась, ей не хватало воздуха.
     - Да расплачусь я...
     - А куда ты денешься?!

     Яшка выгружал ящики с апельсинами, его била неуемная дрожь, но не от холода и тяжести...
     Хозяйка неотвязно следовала за ним и расплескивала ко­мандные фразы: «Бери здесь. Ставь туда. Не упади».

     Размокший картонный ящик предательски вывернулся из рук и грохнулся оземь... Тетя Дана вздрогнула. В ее глазах отразились испуг и ненависть.

     Оранжевые апельсины маленькими шаровыми молниями раскатились по мокрой земле.

     - Чтоб ты сдох! - выкрикнула хозяйка резко и сухо, будто выстрелив в упор. И стала суетливо собирать тонущие в лужах россыпи добра.

     ... Эти коварные с изумительным и неотразимым запахом апельсины, окончательно затуманили ей разум. И она, похоже, позабыла, как когда-то, провожая своих сыновей за порог в бездонно пугающую неизвестность, беззвучно и исступленно повторяла: «Спаси и сохрани...»