Мне тридцать лет Гл. 3

                3
                Если бы я  захотела описать свою жизнь, начиная со студенческих лет и кончая вот этой датой  –   3 мая 1966 года,    когда мне стукнуло тридцать лет, получился бы увесистый роман,  переполненный страстями самого разного толка. Потому что все случившееся со мной и моими близкими я принимала на полном пределе чувств. Природа отказала мне в умеренности. Я радовалась и страдала на всю катушку. В те времена не говорили о комплексах.  Они были, но не считались болезнью духа или дефектом личности. Обычную для многих неуверенность в себе стали называть комплексом неполноценности, подведя под этим понятием  солидную, но все-таки  сомнительную философско-психологическую базу.
                А страдали этим комплексом дети, которым в семье не привили чувство собственной значимости, и школа, традиционно делившая коллектив на отличников, хорошистов (ударников), троечников и двоечников. Первых часто перехваливали, вторых просто хвалили, к третьим были равнодушно-снисходительны, последних дружно презирали.  Детский коллектив по возрастной незрелости такое отношение учителей с легкостью поддерживал. Правда, к старшим классам ученики уже самораспределялись по другим качествам, так что авторитетом пользовались самые сильные или независимые. Либо рано проявившие какой-либо талант, вызывающий восхищение  у всех.   
              Но ранимая душа подростка уже успевала получить травму от недостатка уважения в самый важный период  –формирования личности, и вся дальнейшая жизнь теперь зависела от счастливого случая, который преподнесет юному человеку подарок в виде умного друга  и наставника, что и поможет вырулить на правильную дорогу.
                А пока… выпадали в осадок вот эти – неуверенные,  без сильного стержня в характере, еще не нашедшие  в себе дара божьего,  застенчивые от природы либо скромные по причине  ущербного семейного воспитания. Когда мать учит:  не высовывайся! А папа говорит: ты – дурак, лентяй, неумеха! Когда хвалить свое чадо считается непедагогичным. А тут еще школа долбит беднягу: двоечник, тебе одна дорога – в грузчики!
                Оказывается, человеку уважение окружающих гораздо важнее любви! Недаром же под парами алкоголя, освобожденный от стыда мозг человека выражает главную озабоченность личности в больном вопросе: ты меня уважаешь?
Мне родители не пророчили стать посудомойкой из-за троек по математике, дурой не считали, но скромность прививали изо всех сил, точно это было достоинство номер один. И никогда ни за что не хвалили. Все хорошее во мне считалось естественным, нормальным. Ты много читаешь? Так и мы такие же. Ты там что-то пописываешь в своем дневнике? Так и мой папа, твой дедушка то есть – имел склонность к графомании. Ты  с утра до вечера распеваешь арии из опер? Так у нас все в семье поют.
                О внешности моей, как позже оказалось, достойной любования хотя бы со стороны близких, вообще молчали. Это соседка, Любовь Федоровна могла  сказать:
                – Какие у тебя, Люсенька, красивые синие  глазки!
На что мама тут же сурово сдвигала брови в сторону соседки.
Мои комплексы расцветали и могли бы превратиться в пышный букет из колючего «будяка», если бы не окружение ровесников, от которых я все время слышала похвалу. Но главным  было другое – атмосфера неиссякаемого интереса к моей особе, которая не давала поставить на себе крест. Меня любили подружки и уважали взрослые, мне завидовали чужие девочки, потому что  я нравилась мальчикам. Интуиция на симпатию и антипатию у меня была звериная. В мое окружение недруги не попадали – я их чуяла по запаху.
                Я долго не могла определить, почему я – совсем не лидер по натуре, вне школы оказываюсь в центре притяжения  взрослых и ровесников. Почему мне несут свои секреты и просят моего участия? Почему ищут дружбы и моего внимания?
                Я легко находила общий язык со сверстниками, и мне как-то удавалось в дружеских контактах быть первой скрипкой. Я  искренне восхищалась чужими талантами или красотой, была начисто лишена завистливости. Возможно поэтому  так и не испытала на собственной шкуре,  что такое предательство.
                В общем, я страдала не от одиночества, а от чувства собственного несовершенства,  прекрасно понимая, чего мне недостает: интеллекта, хорошей памяти, силы воли, твердого характера. Мне не хватало самоуважения и здорового честолюбия. Я не придавала никакого значения своим главным достоинствам – независимому характеру, самостоятельному мышлению, неисчерпаемому интересу к людям,  умению их чувствовать.
                Я не осознавала своего главного отличия от многих – творческого начала.  Но именно оно, пока не оформленное словами,  было главным жизненным стержнем и стимулом, чтобы держаться на плаву и не утонуть в болоте отчаяния – от мысли о собственном несовершенстве.
                Бесконечная внутренняя борьба с собою не давала покоя. Она то рождала энергию жизнелюбия, то лишала  сил, и эти перепады формировали характер – для близких и родных не очень легкий. Но почему-то друзей это не отталкивало, а наоборот. Почти все они были ровесниками, а значит – тоже находились в процессе становления себя, не то что взрослые, которым были до лампочки все эти высокие материи. Они нас кормили, одевали и учили практическому уму-разуму. Им было некогда, они  работали.
                А мы, и я в том числе, в это время успевали не только страдать от несовершенства мира, но и просто влюбляться.
Я находилась в состоянии хронического увлечения или даже влюбленности в кого-нибудь. Меня привлекали талантливые, ни на кого не похожие. Или красивые. Непременно умные,  с чувством юмора, интеллигентные.  И обязательно независимые по духу, самостоятельные.
                Такие «мелочи», как доброта, терпеливость, благородство (мужское) я считала естественным приложением к уму и красоте.
Моя интуиция работала только в отношениях  с девочками-ровесницами и взрослыми людьми, с которыми сталкивала жизнь. Она не распространялась на ровесников мужского полу. С  ними я связывала только физическое влечение либо его полное отсутствие. Голос крови и  каверзные игры гормонов отшибали  природное чутье.
Когда же обнаруживалось, что объект моего увлечения  глупее меня либо мягче характером, то есть уступчив, не имеет собственного мнения, идет на поводу у моего, терпит мои капризы, тут же внешняя привлекательность  сего объекта меркла, и наступало охлаждение.
                4
Продолжение http://www.proza.ru/2015/04/05/1371