Эпизод Любовь, из моей книги Дневник Желаний

эпизод "ЛЮБОВЬ", из моей книги "Дневник Желаний"

Любовь

Две койки, большое двухстворчатое окно с выгоревшем подоконником и кактусом торчащим из зеленого горшка.  Когда мне разрешили  приподнимать спину, я видел как тень, отброшенная кактусом растянулась на подоконнике и спустя время начинала скользить. Поначалу, ее движение, было трудно заменить, бывало смотришь, высматриваешь и ничего не происходит. Но стоит отвлечься; прочитать несколько страниц или получить очередной укол, как обернувшись, я понимал, что тень переместилась. Совсем скоро, по тому как падала тень я научился  определять время. Я называл его и как правило оно совпадало минута в минуту.
 
В углу - справа от двери, появился холодильник. Отец притащил его с гаража, набив до отвала продуктами. Однажды я проснулся, а на прикроватной тумбе стоит мамин ночник с треугольным бра сиреневого цвета. Я был искреннее удивлён, ведь мама, не могла уснуть без его мерцания. Перед сном она читала сопливые романы, пролистывая страницы в сиреневом цвету, и порой, засидевшись, могла провалится в сон, и проснутся в его мерцании.

Отец со словами: "Скажи как дома", завесил окно шторой.

Когда тень на подоконнике клонилась к закату, за окном в парке зажигались фонари, я любил это время. Свет фонарей влетал в комнату просачиваясь сквозь синюю штору, и затем обволакивал ее со всех сторон - мир комнаты проваливался в бархатный песок. Это были крохотные, едва заметные искорки, схожие с теми что срывались с бенгальских огней.  То тут то там, вспыхивая, они так же быстро исчезали.

Отец говорил это пыль, - не правда - отвечал я. - Это не пыль а звёздочки, маленькие такие, крохотные огоньки с острыми иглами. Затем, когда пыль оседала, становилось совсем темно. Фонари раскалялись пылая пламенем, и я тихонечко  доставал Зенит, украдкой подбираясь к окну.

Тогда, мне еще запрещали вставать, и к тому же днем, меня все время кто-то караулил. Но вот ночью, отец растянувшись на койке напротив, сквозь крепкий храп не мог услышать моего шуршание. Тогда мне казалось, что нет силы которая могла бы его разбудить.  Даже если бы взорвалась бомба, или метеорит накренил земную ось, мой папа храпун, так бы и спал. Наверное я тоже стал храпуном, сильные гены.

Я крался сквозь храп, к подоконнику, проваливаясь в ночную жизнь. В последнее время, возле фонаря в центре аллеи, встречалась влюбленная парочка. Они стояли долго, смотрели друг дружке в глаза, без устали так словно каменные изваяния, при этом не проронив ни слова. Затем смеялись, громко, так громко, что ветер разносил их смех, эхом зажигая спящие окна. Никто им не мешал и не просил криком притихнуть. Мне казалось, что из каждого окна смотрят тысячи глаз. Сегодня у них четвертая встреча. Я ждал ее.

Вон они идут. Первый, второй, затем остановились в метре от третьего фонаря. Как жаль, что от меня далеко. Вдруг девушка вскинула руки оттолкнув парня от себя. Отступив, он сильно толкает её в ответ. Она, упала на спину, едва успев подставить руки, что бы не ударится головой. Наверное, ей было очень больно.

Он подскочил, поднимая ее на ноги, но едва выпрямившись, девушка вырвала свою руку из его руки и затем громко закричала. Он неподвижно стоял, молча принимая упреки, а она, закончив гневный монолог, повернулась спиной и быстрым шагом поторопилась к выходу из парка. Парень онемел, продолжая стоять словно греческий олимпиец. Теперь, я уже был в состоянии ее рассмотреть. Волосы взъерошены,  подбородок приподнят, пальцы сжаты в кулак, от нее веяло холодом, стальным холодом.

Вдруг, он схватившись за голову бросился ее догоняет. Подбежав, он упал на колени хватая ее за руки. Она попыталась освободить руки, но он снова и снова продолжает цепляться за них. Так длилось целую вечность. Вдруг, ее плечи опустились, руки больше не вырывались из рук, буря стихла. Штиль. Двое смотрели друг дружке в глаза, она опустилась к нему на колени. Долгий, взгляд, словно магнитом притягивал губы к губам. Вот, вот, уже кончики носа прикоснулись. Я затаив дыхание сделал очередной снимок. В тот миг я больше всего на свете, хотел проявить эти кадры. Я видел их, они застыли в памяти перед глазами. Страсть, прощение, любовь.

Губы сомкнулись, лица переплелись, между ними больше не было времени, только страсть и невидимый танец.  Без музыки, без слов, без ритма, без суеты. Ссора пошла им на пользу.  Наверно тогда, каждый открыл в себе, что не готов потерять то, без чего не возможно дышать.

Сейчас, вороша в памяти далекую ночную сцену, мне кажется, что тогда, возможно единственный раз в жизни, я увидел настоящую любовь. Да, да, именно увидел а не почувствовал.  Сколько красавиц просыпалось в мой постели. Сколько ночей пролетело без сна. Я помнил каждую, по мальчишеский делая зарубы на ремне. Тогда мне хотелось больше, чаще, быстрее, но я так ни разу и не ощутил настоящей любви. Возможно, я слишком много прочитал классики. Кружится голова, бабочки в животе, и т.д. Вот чего, чего, а бабочек точно не было.

Красотки рядами проходили сквозь жизнь, по одиночку исчезая. Все кроме одной. «Рыжая» Марина. Мы вместе учились, я на операторском она на актерском. На первом курсе, Марина меня не замечала. Возможно тогда я казался хилым батаном, а она была до неприличия красива, настолько, что сложно подступится. 

На втором курсе, наши группы объединили. В конце каждого семестра, мы снимали короткометражное кино. Своего рода, курсовая по специальности. После показа каждый получал оценки за проделанную работу. Режиссер за сюжет, постановку, драматургию, монтаж, оператор за свет и интересные ракурсы, актеры за игру и только звуковики отделывались лёгким испугом. Почему? 

Да потому что, в начале года, кто-то проник в звуковую и украл из нее микшерный пульт и еще много всякого хлама. Скандал стоял на всю столицу, оказалось, что этот пульт стоит как яйцо Фаберже в оригинале, и другого такого нет, ну или денег нет его заменить. Пульт так и не нашли, но шуму было во всех газетах. По итогу, звукорежиссеры остались без лаборатории, и целый год валяли дурака. Что оставалось нам – так это ставить кино без звука. Это был целый мир немого кино. Вначале пришлось перестроится, но совсем скоро народ привык и отсутствие звука уже никого не смущало.

Режиссеры прониклись к игре без диалогов, пытаясь построить историю исключительно на игровом действием.  Большинство работ, из тех, что мне довелось снимать, удивительным образом копировали друг друга.

Он, она, затем еще плохой он, что вмешивался разрушая идиллию. Антигерой врывался в чужую любовь - искусителем, и всегда соблазнял героиню. Ее возлюбленный вызывал обидчика на дуэль и затем они оба погибали. Подобных сценариев было не счесть. 

Разноплановые локации,  другие актеры , казалось бы разные костюмы, эпохи, время суток, но сюжет – он всегда приводил к любовному треугольнику, в котором у нее наступал «цугцванг. И какое решение бы она не приняла, неминуемо кто-то страдал.

Я был искренне удивлён, когда Ростик показал мне сценарий. В нем не было заезженных штампов, безумной любви, слез радости или горя. Он был другой, совершенно другой. «Глушь». Помню, когда перевернул крайнюю страницу, молча посмотрел на него и почувствовал как из глаз скользнули слезы. Немые слезы. 

-Зацепило? – Ростик,  гордо спросил, закинув голову и поглаживая свой колючий подбородок.

Я на всю жизнь запомнил его страницы, без действий и прописных диалогов. Герои молчали - не умолкая. Глушь – была историей о жизнь супружеской пары. Они вместе прожили жизнь, растили детей, нянчили внуков и прижавшись друг к другу смотрели в закатную даль. Он жестом, на языке немых, спросил ее: «Ты устала?» в ответ, она прижав руки к губам отправила воздушный поцелуй и за тем на том же языке пальцами добавила: «С тобой никогда» Немые реплики сопровождались титрами.

Как оператору, мне повезло с погодой. Огненный закат растянулся по безоблачному горизонту, обволакивая далекие сосны. Старик продолжил, на языке немых: «Я прочитал, что есть люди живущие без любви, ты представляешь как им одиноко?» Она на языке немых: «Ну что ты, они же об этом не знают. Вот если бы им довелось полюбить, а уже потом остаться без любви, тогда я верю, это – до безумия больно. А так - не знаешь себе и не знаешь.»

Он на языке немых: «Ты права, я помню, как вначале было трудно, а ты помнишь?»
Она на языке немых: «О да, тогда мы исписали тысячу листов, я до сих пор храню наш первый блокнот».
Он на языке немых: «Как это прекрасно» и поцеловал ее увядшие руки.

Вдруг, старик обернулся, словно что-то услышал.

Ростик, маг и чародей, умудрился на какой-то студии подставить звук. И впервые за весь показ, динамики ожил, проваливая зал, в шум ветра, травы, стрекотания сверчков. На встречу к пожилой паре, бежал мальчуган лет десяти - это был их внук. Он радостно выкрикивал:

-Бабашка, Дедушка.

Бабушка приветствуя рукой, произнесла на зыке немых: «Внучек иди ко мне ты моя радость», а дедушка, словно никогда и не был немым, неожиданно произнес в слух:

-Стасик, ты где маму с папой потерял?
-Они идут, вон там. - Ребенок жестом указал в сторону аллеи.

Марина «Рыжая» играла бабушку. Местные гримеры ее так вымазали, размазав по лицу тройной слой ужасного грима, что «Рыжая» превратилась в реальную старуху. Зрители от удивления пораззевали рты. Я такой тишины в зале, больше никогда не слышал. Закат, старики, солнце, немые разговоры, как вдруг, Дед произнес единственную реплику и зал ахнул, сливаясь в унисон. Ответ внука, уже никто не слышал. Всхлипывания а через миг овации и бурное браво.

Ростик выскочил на поклон, он кланялся отвешивая реверансы. В след за ним появилась Марина, жестом приглашая Дунина, он сыграл роль любящего деда. Тогда, это была моя пятая короткометражка, из  двенадцати, показанных жури. Уже после, за время учебы, я снял более сорока курсовых, но все они меркли в тени одной – той самой - немой «Глуши». 

После показа, мы всем курсом должны были отправится на корабль. Это была заблаговременно спланированная акция. Это Дунин все организовал. Я не принимал участия в подготовке мероприятия и если честно был этому несказанно рад. Ребята договорились с рейсовым корабликом, который ежедневно катал туристов по Днепру и закатили на нем небывалую вечеринку. Я помню, мой мастер, Игорь Петрович при первой же встречи отметил.

-Вам бы вечеринки устраивать а не кино снимать, это у вас куда лучше получается. Кстати, тебе зачет, Глушь меня зацепила, пробелы есть, но прогресс уже на лицо. Папе пивет…

Прежде чем попасть на корабль, я успел заехать домой и немного перекусить.

-Как все прошло? – поинтересовался Отец. Он как раз вернулся с очередной экспедиции, и уже четвертые сутки пытался наверстать постоянные недосыпы. 
-Зачет.
-Я тебя поздравляю.  Жаль, что не смог подъехать, меня что-то совсем размотало. Наслышан о твоих успехах, молодец сынок.
-Ничего, я тебе потом все покажу. 

Я с наслаждением уплетал мамин борщ а Райс, посапывал под окном. Он скрутился калачиком, изредка подергивая своей полинявшей лапой. Старик Райс, в последнее время совсем обленился. Он даже гулять не хотел без особого приглашения. И если его не принуждать к этому, то сам бы он никуда и не выходил. Приходилось брать на руки и нести во двор. Он сонливо топтался вынюхивая ветер, и затем, медленно подходил к вишне. Закинув лапу небрежно метил, нюхал, пытался, что то отрыть, но уже через секунду терял к этому занятию всякий интерес. Потянувшись, запрыгивал на излюбленную лавку и затем неподвижно наблюдал за двором. Сытая собачья старость.

Отец листал сценарий и время от времени выписывал на полях заметки. Дома мы были вдвоем. У отца на носу юбилей, пятьдесят лет и мама с Мишей уехали выбирать подарок. Отец всяческий пытался утаить эту дату. По правде говоря, он не любил праздновать свой день рождения и тем более дома. Так сложилось, что последние пару лет, ему доводилось встречать этот день на съёмочной площадке, и он считал это настоящей удачей.

В такие дни, он будучи полностью погруженным в процесс, принимал поздравления, особо не акцентировал внимания на торжественности момента. Когда съемочный день заканчивался, он и еще несколько закадычных друзей уединялись в фургоне гримеров,  и на скорую накрывали стол, из всего, что попадется под руку. Как правило, подрубку попадался ассистент Режиссера, Маргарита Петровна, она в привычной командной манере, из простого вечера, устраивала незабываемое пиршество.

К утру, вся съемочная группа ходила на рогах. Потом, в связи с массовым похмельем, следовал ожидаемый перенос. Желание работать было, но снимать уже некому и некого. И только не пьющий Эдуард Альбертович, он занимал должность директора производства,  мог вспомнить все до мельчайших деталей. Например, отцы основатели: решили ночью запечатлеть на пленку танец черных лебедей, и тут же Вика костюмер, в час ночи и в пьяном угаре пыталась вызвонить оперный театр. Затем все искали балерин среди друзей, и даже парочку нашли.  Тогда, никого особо не волновало, что данной сцены не было в сценарии, наоборот, все с неистовым усердием погрузились в поиски. Каждый уже считали, что без сцены балерин «кина не будет». И когда к рассвету, практический все уже было готово к съемкам, и даже прибыли четверо балерин разодетых в классические пачки, планы вдруг резко менялись.

-Попустило. Произнесла Маргарита Петровна, опрокидывая остатки шампанского и пытаясь понять куда исчез режиссер.
-Неужели.?! Подытожил Эдуард Альбертович.  – А с балеринами, что прикажете делать?
-Напоить и отпустит, дайте им денег на такси, и принесите наши искренние извинения.

Подобных историй, что молниеностно обрастали былью и разлетались восвояси по всему киношному миру у моего отца был вагон и маленькая телега. 

-Вы будете праздновать показ? - поинтересовался отце, отрываясь от сценарию.
-Да. Я только заскочил перекусить.
-В кафе?
-На прогулочном корабле.
-Ого. Совсем по взрослому. 

В этом Отце оказался прав.

Смешавшись с вечерним потоком, я устремился в душный вагон. Мне нравилось путешествовать под землей. Каждая поездка, была по своему уникальна. Нет ничего увлекательней, как не заметно наблюдать за незнакомыми людьми. Все люди разные и непредсказуемо интерестны. Я знал, что из этих случайных путников больше никого и никогда не увижу, ведь мир огромен. Но иногда, бывали исключения и мы встречались дважды. Я не запоминал их лица, просто образы, отдельные детали, одежда, прическа, обувь. Так было и в тот раз, когда я увидел ее.

Она вошла на Петровке в компании сверстников. С виду тринадцать а может быть немногим больше. В руке она держала книгу, «Мифы и легенды древней Греции». Возможно совпадение, но ее глаза показались мне знакомы. Тогда и сейчас я вспомнил свою белоснежную палату и тот день когда она впервые появилась в моей жизни.

Маленькая, крохотная с густыми, вьющимися, каштановыми волосами. В белой пижаме с большим рисунком розовой пантеры. Мой отец помог медсестре сменить белье. Я не знал, что с ней произошло, она об этом ничего не говорила. По правде, она вообще ничего не говорила, и за все время, пока мы были вместе ее никто не навестил. Для меня это было так удивительно, ведь мои родители всегда были рядом. Медсестра попросила, приглядывать за девочкой. И если она заговорит, то мне велено было нажать на тревожную кнопку.  Мой зад был как решето исколот бесконечными уколами, а девочке их никто не делал. Только однажды в самом начале, ей поставили капельницу и затем перевели на таблетки и все, на этом ее муки закончились. В глубине души, я немного ей завидовал.

-Отец, что произошло с этой девочкой?
-Не знаю сынок, но уверен, что тебе лучше об этом не думать.

Отец остался без койки, и впервые за долгое время отправился ночевать домой. К этому времени, я уже чувствовал себя здоровым, и надеялся, что скоро меня выпишут. Правда, еще было очень сложно концентрировать внимание. Бывало читая книгу, и теряю нить повествования. Мне приходилось перечитывать страницы, восстанавливая  сюжетную линию. Тогда, мой лечащий врач посоветовал читать в слух.

-Читая в слух, ты невольно дублируешь информацию, и мозг ее быстрее запоминает. 

Мой врач, был точной копией моряка Папайя. Огромные ручища и всегда подвернутые рукава. Он был круглолиц. Маленькие глазки и небольшой лоб с внушительно морщиной, что нависала поверх светлых и едва заметных бровей. Врач сильно щурился, так словно ему все время мешал дневной свет. Нос картошкой, тонкие губы и огромная выпирающая челюсть. Папай был добрый и всем своим видом вселил маленьких пациентов. Входя в палату, Папай начинал с того, что говорил: - «Кто пришёл лечить деток? А? Папай. А кому шпинат и порцию мега силы?» Жаль, что вместо шпината он назначал уколы или отправлял на дополнительные процедуры. Помню как он присел на край кровати, и как-то совсем по Папайский произнес.

-Как ты малыш? Расскажи мне. Голова еще кружится?
-Нет, что вы, я уже полностью здоров. Доктор, когда меня выпишут.
-Хороший вопрос, - откладывая записи в сторону, он немного задумался. – Давай мы с тобой о чем то договоримся. Ты поможешь мне а я помогу тебя.
-Что нужно делать? – Мне было интересно, что Папай выдумает на этот раз.
-Я знаю, что отец принес тебе книгу, где она, покажи мне?

Нащупав края книги, я вытащил ее из под подушки и протянул ему.

-Можно я возьму?
 
Он всегда спрашивал, прежде чем что либо сделать. Так словно мы были равными по годам. В его присутствии я чувствовал себя взрослее.

-О!, Легенды и мифы древней Греции, прекрасный выбор. И главное интересный.  Давай договаривается.  Ты прочитаешь эту книгу от корки до корки, и когда закончишь, мы тебе тут же выпишем.
-Я за два дня ее прочитаю.
-Ну значит через два дня и выпишем. Только у меня есть одно условие. – Он едва заметно подмигнул. – Ты обязан прочитать ее в слух.
-А я не буду мешать девочке.
-Нет, не будешь, для нее эта книга тоже полезна.

Он протянул свою огромную руку, и я молча ее пожал. Тогда, мне казалось, что все это слишком просто и быстро. Я любил читать, и при желании осилил бы книгу за пару дней, и не только легенды про Ясона, которые начал читать еще до того как попал в больницу, но и остальные главы. Как только Папай покинул палату, я тут же раскрыл книгу и приготовился читать в слух. Напротив, обхватив руками колени, неподвижно сидела моя юная соседка. Она смотрела прямо перед собой, и ее взгляд буром проваливался в белоснежную стену. В первые дни ее появления у меня были попытки ее разговорить, но она словно не слышала ничего, продолжая глазами сверлить горизонт.

-Ты не против если я буду читать в слух?

Я был уверен, что она промолчит, но а вдруг. Не услышав ответ, я стал читать. Быстро пролетели несколько страниц, но за тем, они так же стремительно исчезли, не оставив после себя ничего.  Я вновь и вновь пролистывал уже прочтенные страницы, но с каждым разом, буквы становились мельче и совсем скоро превратились в кашу. Слова замедляясь путались, к тому же меня сильно клонило в сон.

Желание - побыстрее отправится домой, потерпело полное фиаско. Я злился на себя.  «Как же ж так получается, это же так просто!»  я без устали бормотал одну и ту же фразу. «Это же так просто – читать и запоминать».  Взглянув на тень кактуса,  понял, что за пролетевшие часы смог осилить всего пять страниц. Но помню ли я их, или завтра, мне снова придётся перечитать уже прочитанное.

Проснувшись на следующий день, не дожидаясь завтрака и утреннего обхода, я снова принялся читать. Девочка с глазами зеленого цвета уже проснулась но продолжала не подвижно лежать. Я запомнил ее глаза. И сейчас, с высоты прожитых лет, могу с уверенностью сказать, что других таких глаз я больше никогда не встречал. Даже у Марины не было того огня, что излучали глаза моей юной соседки. Ни у кого.

И вот они снова передо мной. Или это не она, и книга в руках оказалось случайным совпадением. Ведь эту книгу выпускали с рекордным тиражом, и она была практический в каждом доме. Но глаза. Ее глаза. Ошибки быть не должно. Возможно….

Мне безумно хотелось подойти и спросить не лежала ли она в больнице с мальчиком который все время читал вслух? А может это и есть та самая книга? Помню, как тогда, что-то кольнуло в груди, и я в первые услышал силу стучащего сердца.  Я думал, она еще маленькая, и кто я ей, кто мы друг для друга, а может быть это была вовсе и не она. Если не спросить, так никогда и не узнаю. Два банта и смешные косички. Синяя форма, юбка и пиджак с зеленой нашивкой на плече в виде открытой книги. Уверен, она училась в модном лицее. Тогда, в обычных школах еще царил беспорядок. Ходили на занятия через раз и одевались как хотели и только лицеисты из новоиспеченных модных учебных заведений имели честь носить стильную форму.

Вдруг она засмеялась и компания подхватила ее смех. Мне было не слышно, над чем они смеются. В вагон из приоткрытого окна влетел шипящий ветер поезд затормозил. Вагон немного качнуло и за тем голос в шуршащем динамике огласил:«Льва толстого, переход на дворец спорта….» Двери открылись и ребята гуськом направились к выходу. 

И только тогда до меня дошло, что я проехал нужную станцию. Пробираясь в перед я едва успел протиснутся сквозь закрывающиеся двери. Выскочив на перрон, стал глазами искать незнакомку, но было уже поздно. Метро. Ты растворяешься в потоке, словно песочная пыль под силой прибоя и уже в следующий миг, подталкиваемый в спину идущими рядом, втискиваешься на движущуюся ленту, что уносит тебя из дна бездны наверх к выходу.

Жаль. Потерял. Я вернулся на брошенный перрон. Войдя в вагон, идущий в обратном направлении, попытался вспомнить ее глаза, зеленые глаза. Станция «Почтовая Площадь».

Покинув метро, миновал турникеты и за тем в лево по переходу, вверх по ступеням вышел к старому фуникулеру, с единственной целью - купить сигарет. Ларек с сигаретами традиционно был закрыт, но рядом с ним сидели бабульки, которые работали без смен и перерывов. У них продавалось все в неограниченом ассортименте. Помню как словил себя на мысли - неужто везде есть такие продвинутые бабульки, которые оптом закупают сигареты и за тем сами же их и продают. Это было так очевидно, тогда я даже представить не мог, что это огромный бизнес. И бабушки - это просто инструмент, дешёвая рабочая сила. Но самое интересное, что не только я но и весь мир, смотрел на этих бабулек и представлял как они оптом закупают сигареты и затем понемногу их продают. Так что бы на хлеб с маслом хватило. Никому даже в голову не могло прийти, что перед ними часть гигантской империи. Теневая бизнес корпорация, которая торгует не только сигаретами но еще очень разноплановым ассортиментом товаров и услуг. Нелегальный спирт, проституция, наркотики, бесполезный китайский ширпотреб, горячие беляши, пиратские диски, кассеты, кусачки для ногтей, ножи и фонарики и еще много, много всего, что принадлежит паре тройке людей. Эти неизвестные люди дают добро, на то, что бабушки могут сидеть напротив закрытого ларька, и эти же люди решают сколько нынче стоит любовь в час или за ночь. Мир меняется и мы вместе с ним. Сегодня из улиц уже исчезли бабульки с сигаретами, ларьки, магазинчики и даже большинство проституток покинули дороги переметнывшись в уютные покои для состоятельных мужчин.

Тогда я брел и как сейчас вспоминал о моей юной соседке из белоснежной палаты. Я чувствовал, что для меня она не просто обычный человек. Меня магнитом тянуло к этой девочке или это было что-то гораздо глубже и выше моего понимания. Закурил. Жадно втягивая дым, я молча стоял напротив перехода и без видимой цели смотрел в никуда. Я снова был там, в той палате, снова слышал ее ночные слова, в последнее время она все чаще разговаривала во сне.

-Мой папа герой а мама любимка… срывалось с ее спящих губ.

Я слушал по ночам ее шепот и тихонечко смотрел в окно, но в парке ничего более не происходило. Пленка в фотоаппарате закончилась, а у отца началось кино и он вынужден был уехать. Папу сменила Мама. Она как обычно меня перекармливала, заставляя за раз съедать целую банку наваристого бульона. К тому времени как я смог прочесть книгу, лето уже перескочило за экватор. Не знаю как у него получилось, но отец вырвался из экспедиции и только для того, что бы отвести меня домой. Отец не спешно собирал мои вещи и прикидывал стоит ли забирать холодильник или оставить на потом. Девочки не было.   

-Ну что сын, поехали домой?

Помню как мы присели на дорожку и я с грустью посмотрел на пустующую кровать.

-Сынок - это жизнь, она не справедлива.
-Девочка не умерла, ее забрали на процедуры. Папа, ты представляешь, за все время она не проронила ни слова. Что с ней случилось?
-Не знаю сын, не знаю. Главное, что ты у меня здоров.

Закурил. И Когда я брошу курить? Сколько мне еще ждать, пока Марина соизволит появится.  Все наши давно были на корабле, и если бы не пунктуальность Марины, то я тоже был бы уже с ними. Меня безумно раздражало когда люди опаздывают на встречу. И я могу смело заявить, что нет такой причины за исключением похорон, что бы заставлять кого-то ждать. Ведь внутри, у каждого, есть невидимый хронограф, который в состоянии определить примерное время, при этом не глядя на часы. Не важно, наручные, настенные или на батарейках, важно то – что они стучат внутри.

Так почему же нельзя, будучи в здравом уме, сложить в уме время которое необходимо потратить на дорогу. К примеру встреча должна состоятся в час. Что делают нормальные люди. Они смотрят на часы. На часах половина девятого. Тут же мозг кидает информацию, что даже если теоретический предположить, что в городе вспыхнут десятибалльные пробки, максимальное время в пути, составит - два часа пятнадцать минут. И не нужно обманывать себя, вы все расслышали, безошибочно назвали время - два часа и пятнадцать минут. Уверен, что у всех получилось, это же так просто выехать вовремя. На самом деле я понимаю, что мне нужно выезжать не позже чем через полтора часа, в противном случае у меня появится шанс опоздать. 

А теперь внимание! Оставшееся время я проведу как и планировал, читая газету, попивая кофе, почистив зубы, и даже успею досмотрел «Шерлока», третью серию второго сезона, и только за тем, и без чужих напоминаний, покину дом выезжая на встречу.

Та-дам, а теперь главный секрет. Представим, что мне повезло, пробок нет и все светофоры сопровождали зеленым. Эти и другие сопутствующие обстоятельства приведут к тому, что по приезду в запасе останется еще целый час. Я не стану его попусту терять. Я стану мысленного формировать образ предстоящей встречи, постараюсь представить, наполню смыслом, и все это лишь за тем, что бы приблизить исход. Тот который мне нужен. Любая встреча, не зависимо от того, с кем, когда, где и при каких обстоятельствах, неизбежно является встречей.

Вы проснулись, вышли на кухню и там встреча. За столом, в махровом халате сидит супруга. Она видит вас и предлагает кофе. Можно ли назвать эту сцену встречей?

Или вот еще пример. Прогуливаясь по парку, вы случайно увидели свою бывшую. Что это? Встреча? Согласен – это встреча, без как либо сомнений событие называется «встреча». Другой уже вопрос, случайна она или нет? Не в том суть. 

Почему мы наши ранние взгляды с женой с детьми с мамой или с братом не причисляем к понятию –«встреча». Ведь вы же никогда не говорите так:
«- Я встретил жену когда проснулся.» Получается, что вы не считаете это событие встречей. Золотое правило: там где больше одно, все что дальше называется встреча. Встреча, встреча, и еще одна другая, тысячная, миллионная. Вы же всегда вовремя появляетесь когда нужны родним? Кажется вовремя. И чем роднее человек тем пунктуальней к нему отношение. Вы же не позволите опоздать себе на утренник к сыну? Не позволяете выпить лишнего, что бы потом быть не в состоянии проснутся. Ах, вы проспали? По этому опоздали на собственный развод? Если так, то вам, терять уже точно нечего. 

Вдруг, кто-то положил ладони на мои глаза. Мысли об ожидании, опоздании и прочем в миг развеялись. Я уловил ее запах. Признаюсь, меня всегда возбуждал. Он, запах, был немного сладковат и на удивление свеж, так словно повеяло бризом. Этот запах обворожил притягивая к себе и затем связывая невидимой нитью. Почему она? Если бы я знал ответ на этот вопрос, мне было бы проще? Она заигрывала со мной, продолжая прикрывать ладонями мои глаза. До этого момента, Марина никогда со мной не заигрывала тщательно выдерживая дистанцию. Тогда я затаил дыхание прижимая ее ладони к своим глазам. 

Мы застыли на долго и молча. Целая вечность прошла, прежде чем я смог обернутся. Я знал, я чувствовал, я был уверен, что когда повернусь, могу рассмеяться прямо в лицо. Так сильно меня колотило от ее неожиданной близости.

Обернулся. Смеха не было. Когда глаза наши встретились я успел заглянуть за ее невидимый щит, неизведанный мир прятался в глубине глаз и увиденное меня поразило. Там, внутри, жила обычная девчонка, добрая, нежная, простая и весьма хрупкая как бутон цветущей сакуры. Мне показалось, что Марина прочитала мои мысли и невольно смутилась. Как то совсем робко, отводя глаза в сторону. 

-Пойдем? – голос был ровным. Так словно и не было этого взгляда.
-А ты хочешь?
-Да, пойдем.

Я был немного удивлен, тому как быстро она перевоплотилась. Исчезла маска игривости. И уже плевать, что вздохом ранее, она была другой.
 
-Мне показалось, или ты хотела меня поцеловать? – я попытался пошутить.

Марина была не готова к моему вопросу, да и понять шучу я или нет было не так уж и легко. Возможно, именно этот вопрос стал чертой не возврата. 

-Друзей можно целовать. – немного подумав и выдержав театральную паузу,  ответила  «Рыжая».
-Я друг?
-Пожалуй да. Очень хороший друг.
-Почему ты так решила? Ведь мы с тобой особо не общались.
-Так то ж была работа, там нельзя. Ты за камерой я в игре. Мне нужно быть немой старушкой, вот как ты думаешь? - Марина немного сгорбилась, перевоплощаясь в образ старушки, - о чем тогда со мной можно было говорить?
-А сейчас о чем?
-Сейчас можно обо всем, вот что ты хочешь знать обо мне. Спрашивай? Есть вопросы, которые неловко спросить? Спрашивай я отвечу.

Теперь уже и я был не готов к такому повороту. Конечно же были сотни фантазий, но ведь фантазировать никто не запрещал. О чем спросить? С чего продолжить? Или перевести разговор в другое русло, например подметить, что сегодня на удивление жаркий ветер.

-Хочешь мороженного? - Вместо всего, всего, что было в голове моей, вместо тысячи а может быть из сотни тысяч вопросов я выбрал самый нелепый. – Да, именно мороженное. Пломбир хочешь?

Почему я не спросил есть ли у нее парень или нравлюсь ли я ей, хочет ли она меня поцеловать или мы пропустим сопли и где-то, возможно прямо здесь, на лавочке займемся сексом. Стемнело, и подобное развитие было весьма актуальным.

Мороженое. Мы вместе подошли к лотку. Затем сидели на каменной ограде, и свесив ноги облизывали подтаявший пломбир. Так молча, без слов. Тогда не хотелось говорить и задавать вопросы, я был рад тому, что Марина тоже не испытывала особого рвения к поболтать.

-На вон возьми, влажные салфетки. – Она протянула мне парочку, - руки ведь липкие?

По Днепру, вальяжно скользила баржа доверну нагруженная жолтым песком. Она двигалась вместе с рекой растянувшись по течению. Кто-то на том берегу пытался зажечь фонарик желаний и совсем скоро у них это получилось. Под силой пламени трепичный фонарь взметнулся в небо скользнув по воде огненным следом. Мы молча наблюдали за ним не отрывая глаз, и когда он испарился в ночном небе мы уже не помнили зачем пришли и куда стремительно опаздывали.

-Слушай, мы опоздали? – по правде я не сильно рвался на эту вечеринку, просто нужно было принимать решение, либо идти прямо сейчас, либо все, поплыли без нас.
-Поехали ко мне.  – ответила Мариан, сухо, спокойно и без каких либо эмоций.
-Ты в этом уверена? – Скажи да, скажи да, да, да – я думал и сжимал кулаки.   
-Поцелуй меня.

Больше спрашивать я не стал. Рыжая мне нравилась, даже слишком нравилась. Она не худышка с подтянутыми и аппетитными формами. Стройная, видная, с изящными ступнями. О да. Меня возбуждают женские ступни. В начале я думал, что это какая-то фобия. Но с возрастом понял, что даже если и да, то она самая, что ни наесть безобидная. Мне нравились пышногрудые женщины, так что бы можно было схватить и потрогать, а не бессмысленно шарить по ребрам.

Для меня до сих пор остается загадкой, как можно из ребенка страдающего дистрофией раздуть культ эталона модельной внешности. Как вообще модели, в моем понимании настоящие вешалки, могут ходить по подиуму и почему мне всегда кажется, что под тяжестью грима они могут сломаться преломившись напополам. Почему на худощавых моделей всегда больно смотреть, а порой даже жалко. Так молоды и так не опытны и так доверчивы. Эти юные создания поверившие в сказу, вспышки, дорогие наряды, подиум забывают лишь об одном, что у этой сказки всегда один конец и со временем, за что не схватишься все бесплодно. Но кому-то же ведь это нравится? Такие нравятся. Костлявые, холодные и без кровные. Вот, правда интересно – как миру удается поддерживать этот странный эталон красоты на протяжении стольких лет. Правда, в последнее время немного попустило. Модели начали понемногу прибавлять недостающие килограммы. Признаюсь, лично я не знаю ни одного человека, вернее, такого нет среди моих друзей у которого бы жена выглядела как тощая вешалка. Все девчонки в теле, все красотки, кровь с молоком. Марина не просто была на все сто в моем вкусе, а сто умноженное на бесконечность.

Мы ехали в прокуренной попутке. За окнами проплывал город теплыми огнями, пронизывая воздух светящимися линиями красно белых неонов авто. Скользили над головой фонарные столбы, бросая нас то в ночь то в свет, то в жар, то в холод.Я помню как а она смотрела на меня. Глаза то в тени то в фонарном тепле. Марина прижалась ко мне и я вновь уловил неповторимый бриз ее безумного аромата страсти. 

-А что если я влюбилась? – едва слышно она прошептала мне на ухо.

А что если? Что если влюбился я, а ты просто играешь очередную роль. Это же ты у нас актриса. В этом прокуренном салоне, старенького опеля, происходило, магическое действо. Тогда, мне вдруг стало спокойно и легко. Я позволил себе прикоснутся к ее белоснежной шее, заглянул в глаза и за тем стал подсчитывать ее огненные веснушки. Я очень быстро потерял счет, но тогда мне было очень важно знать сколько у нее веснушек и это не шутка. Все чего я тогда не мог так это заглянуть в наше будущее, а если бы и заглянул, смог бы остановится? Конечно же нет. Мы были как два полюса и две половинки целого. Едва касаясь губами губ мы ловили дыхание друг друга. В горле пересохло. Помню ее гарячие губы, они с каждым вздохом жадно проваливались в меня и я почувствовал как что-то влажное, страстное, дикое, без спросу меня лизнуло. Кончики языка встретились и разминулись. Безусловно, в моей жизни это был самый незабываемый и к тому же самый продолжительный поцелуй. Мы прервали его только тогда, когда водитель попросил расчет. Я даже не спросил сколько, просто протянул деньги в надежде, что этого хватит. Денег хватило, а может быть и нет, но водитель пожелал нам удачи.

Марина была из приезжих и как все иногородние проживала в университетской общаге. Соседка по комнате Рита, по счастливой случайности была в отъезде и вся ночь принадлежала только нам. Вахтерша тетя Зина, упорно сопротивлялась, не желая пускать меня в общежитие, но после долгих уговоров и моей не забываемой фразы: «не пустите, так я в окно залезу а комната на четвертом этаже, если сорвусь, то знайте – это будет на вашей совести» смирилась и пропустила.

Мы не стали ждать пока спустится лифт, перескакивая вверх по ступеням пронеслись сразу несколько пролетов. Марина уводила за собой. Затем был длинный коридор с мерцающей лампой и недостатком света. Она едва не споткнувшись на ходу достала ключи и за тем в спешке несколько раз провернула замок. Так я впервые попал в ее обитель. 

Мы раздели друг друга не отрывая губ и затем рухнули в скрипящую кровать, с просевшими от времени пружинами.

Мы облизывали, обнюхивали, исследовали каждый миллиметр, каждый микрон желанного тела. Как вдруг, кто-то кашлянул, так словно сообщая нам о своем присутствии. Зажегся ночник и мы увидели сонную Риту.

-Ты то откуда свалилась?
-Экзамен перенесли, вот я и осталась. Я вам не сильно помешаю?

Не сильно? По твоему это не сильно? Я не думаю, что это слово способно обрисовать ситуацию полнейшего облома. И если бы тогда в комнату зашли родители Марины, я бы этому, уже не сильно удивился. Да!,Рита. Да, да, и еще раз да, ты не просто помешала, ты как слон в посудомойной лавке. Рита - Слониха, ты только что в пыль разнесла огромную витрину.

-Можно свет убрать. – из под одеяла попросила Марина.

Рита дерганула за веревочку и в комнате снова стало темно, за исключением лунного света, который проникал из-за шторы холодным столбом. Мы еще долго лежали прижимаясь друг другу. Ловили каждый вздох. Время тянулось словно густой кисель, долго и вязко. Я почувствовал как она скользнуло по животу и ее рука медленно поползла вниз. Невольно содрогнулся, не то от щекотки, не то от нежности ее  пальцев. Тогда я чувствовал как под кожей закипает кровь и бежит по распаренным венам разнося жар по всему телу. Марина нырнула с головой под одеяло. Не спешно, без суеты, то там то тут едва заметно покусывая тело.

Она проваливалась все ниже и ниже, туда где уже давно блудили ее пальцы. Поцелуй, легкий, едва ощутимый, один, другой, третий, и с каждый разом все ниже и ниже. Прикоснулась щекой, провела рукой и в ответ мое тело растянулось словно струна. Я попытался ее остановить, но как то совсем не убедительно. Она впустила меня  бережно обволакивая и раз за разом ускоряй тем и все сильнее обжигая сводила меня с ума. Все шло к тому, что я так долго не выдержу и что бы хоть как-то растянуть момент, мне пришлось ее остановить.

Рыжая потянула одеяло и накрыла меня с головой. Тогда, в темноте мы стали одним целым. Ее рука скользнула куда-то вниз и за тем едва заметно направила, обнимая своими упругими бедрами. Вдруг, словно по команде мы оба застыли. Показалось, что Рита повернулась и смотрит на нас. Выдохнули. Просто сопит, спит.

Я чувствовал как срывается ток, что иглами впивается в ее тело. Она приподнялась, и затем снова провалилась впуская в себя. На этот раз без ограничений, нежно вязко и совсем глубоко. Упругое прикосновение, а в ответ легкая дрожь. Рыжая прогнулась и за тем стала наращивать темп. Застучала монотонно кровать все сильнее ударяясь в тумбу и с каждым вздохом, удары становились громче и чаще. Меня уже не беспокоило присутствие Рити, она словно растворилась, исчезла, испарилась. Я чувствовал лишь вперед и назад и так все быстрей и быстрей до бесконечности.

Она как кошка, вонзила в меня свои острые пальцы. Я схватил ее кисти и сжал так, что они, едва не раскрошились в дребезги. Она вздрогнула, потом еще, и еще сильнее, как вдруг, меня накрыло кипящей волной. Ворвался жадно, влетел, вломился. Марина вскрикнула, по телу скользнула дрожь. Сильная дрожь. Я порывался продолжить, но она меня остановила. Марина дрожала все глубже и с неведомой сладостной болью ногтями впивалась в мою плоть. 

Это был не просто танец. Тогда, под лунным столбом я был уверен, что это и есть любовь. Самая что ни на есть настоящая, как у классиков. Да так, что один раз и на всю жизнь. Она разрешила мне остаться в себе. Обессиленная истощенная страстью, Мрина лежала на мне и я чувствовал как наши сердца стучат в унисон.

Тогда мне казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди. Стук был везде, в низу, на кончиках пальцев, в коленях, в животе но сильнее всего громыхало в висках. Тогда я до безумия хотел ее поцеловать и она снова разрешила мне растворится в кипящем поцелуе.

Сколько времени пролетело, а я все продолжаю возвращается в ту самую ночь в ту комнату в ее поцелуй. Желания были простыми и доступными как воздух. Мог ли я тогда знать, что можно очень сильно обжечься. Скорее нет чем да. Все произошло быстро, стремительно, прекрасно, удары притихли сворачивая вскипевшую кровь., Настойчиво, крепко, беззвучно бесшумно, опустился сон, закрывая веки. Занавес.

Утро.
Она лежала повернувшись спиной, без ничего, без одежды грима и фальши в своей неотразимой, пьянящей наготе. Она таяла под моими пальцами. Я знал, она уже не спит. Ночь еще кружилась в голове, волнуясь остатками бури. Но была ли это любовь, или просто безумная страсть юной плоти. Не знаю. Тогда не знал, и сейчас уже не знаю.