Золотой череп. Воронка душ. Глава 3

Глава 3



– Ну чего ты, чего! – завопил Жиль. – Совсем сдурел?

Сейбилен сморщился, внимательно посмотрел на двух балбесов, которые сидели в углу и друг друга шпыняли.

– Долго шли, – проговорил старик. – Нехорошо, господа. Нехорошо. Вы заставляете себя ждать, а в нашем деле, это непростительно.

Сейбилен вышел из-за стола и спрятал письмо с царским вензелем в шкатулку.

– К сожалению, у меня дела и сегодня я не смогу посвятить вам много времени.

Сейбилен кивнул на механический хронометр и дружелюбно улыбнулся.

– Время, мои уважаемые друзья, нынче стоит дорого.

Всебор и Жиль переглянулись.

– Но-но-но, мы старались, – заканючил Жиль. – Деньги не так-то просто достать.

Всебор с опозданием пихнул товарища в бок.

– Но-но-но! – передразнил Всебор. – Не запрягал ещё.

– Не ссорьтесь, друзья! – воскликнул Сейбилен. – Причём тут деньги? Вы не понимаете… Вы просто не понимаете, что сегодня великий день!

Старик махнул рукой и, подойдя к окну, распахнул створку.

– Посмотрите на улицу! Посмотрите, какое солнце! Сегодня. Нет, прямо сейчас, начинается другая эпоха.

Жиль закатил глаза и издал звук похожий на мычание. Но старый дипломат даже не обратил внимания. Он задумчиво смотрел вдаль и о чём-то думал. Всё это было так не похоже на Сейбилена.

– Вы обещали посвятить нас в тайны дипломатического этикета, – робко напомнил Всебор. – Может нам прийти завтра?

– Может быть, – качая головой, согласился Сейбилен. – Впервые за долгие годы я снова потребовался государю. И это неспроста.

Всебор и Жиль встали и направились к двери.

– Постойте! – неожиданно воскликнул Сейбилен. – Зубастик пусть уходит, а ты найдёныш останься.



Всебор знал Сейбилена уже лет пять. Старик часто приходил в «Приют семи братьев» и приносил еду. По законам Спумариса все сироты, обучались какому-нибудь ремеслу, как правило, за счёт казны. Многие ремесленники с охотой брали беспризорников в подмастерья. Особо смышлёных обучали грамоте и отправляли помощниками в различные конторы. Всебору повезло. Кому-то показалось, что бледный, ветром гонимый паренёк, обладает цепким умом и, значит, ему прямая дорога в нотариальную контору, какого-нибудь Ганса Грейгера или Абрахама Грида. Так и вышло. Всебор оказался помощником бухгалтера в счётной палате господина Амброзуса, а вместе с ним, туда же отправился и Жиль, которого Всебор кое в чём натаскал. Жиль давал правильные ответы, которые особыми знаками подсказывал ему Всебор. Не умея ни читать, ни писать, Жиль, так и прилип к своему приютскому товарищу. Впрочем, читать он всё же научился, и в этом была заслуга Всебора.

Умение схватывать всё на лету, помогло Всебору выучить несколько языков, и это позволило заработать первые деньги. Однажды хозяин поручил перевести торговый договор, и Всебор сделал это так лихо, что даже старина Амброзус удивился.

– «Из тебя выйдет толк, – сказал тогда хитрый делец. – Только хлебнёшь ты лиха, со своим всезнайством. Помяни мои слова».

Последнюю фразу Амброзус произнёс едва слышно, но Всебор эти слова запомнил и ждал с нетерпением когда, наконец, явится это самое «лихо».

– Подойди ближе, – позвал Сейбилен. – Хочу кое-что тебе подарить.

Всебор приблизился, с интересом уставился на кипу свитков.

– Тебе незачем больше учиться, – заметил Сейбилен. – Потому что учится больше нечему. Всё что знал я – теперь знаешь ты.

– Как же так? – воскликнул Всебор. – Разве твой опыт…

– Не перебивай, – старик извлёк из кучи свитков один и протянул его Всебору. – Я знаю. Ты мечтал об этой бумажке с самого начала. Я прочитал это в твоих глазах, когда ты с собачьей преданностью вслушивался в мои рассказы. С той же собачьей жадностью, ты «пожирал» знания, которыми я с тобой делился. Больше мне нечем делиться. А эта бумажка откроет кое-какие двери.

Дрожащими руками Всебор взял свиток и, не скрывая радости, засмеялся.

– Это рекомендательное письмо, – усмехаясь, пояснил Сейбилен. – Береги его – другого не получишь!

– Благодарю тебя господин! – Всебор учтиво склонил голову и спрятал свиток за пазухой. – Это бесценный подарок, за который я буду благодарить тебя всю жизнь.

– Какие слова, – Сейбилен улыбнулся и с сомнением покачал головой. – Кто знает, может это письмо изменит твою судьбу так, что ты проклянёшь сегодняшний день.

– Как можно?

– Жизнь не так проста, как кажется. Уж поверь старику. Когда-то и я наивно шёл навстречу неизведанному. Со свойственным молодости максимализмом проламывался через барьеры и опасности, пока в дебрях Скальбура злобные твари не переломали кости мне. Они подвесили меня на крюк, как тушу свиньи, и тогда-то я понял цену жизни. Стать жратвой – та ещё перспектива.

Старик выдержал паузу и задумчиво посмотрел на шумный город за окном.

– Мне повезло, – произнёс он. – По воле случая через Скальбур шёл эльфийский отряд. Эльфы могли проехать на версту севернее и тогда бы мне несдобровать. Но они поехали там, где нужно. Какой-то остроухий услышал мои вопли, и меня спасли. Я прожил у народа лесов год: они вылечили раны, исцелили душу, научили слышать природу. Но главное что я усвоил – это их язык. Язык, на котором говорили, задолго до того, как произнёс первое слово человек.

– Так значит тебе знаком эльфийский? – удивился Всебор. – Хотел бы его выучить и я.

– Не самый лёгкий для изучения. Верно? – заметил Сейбилен. – Три диалекта, да ещё десятка два наречий, ведь каждая эльфийская каста имеет набор слов, которыми могут пользоваться только они. Таков обычай.

– Может это знак!? – проговорил Всебор. – Сегодня я видел эльфийское посольство.

– Знак чего? – Сейбилен рассмеялся и задумчиво покачал головой. – Свою судьбу и судьбу других могут видеть только великие маги, да ещё болотные ведуны. Но после войны выжили немногие, а те, что уцелели, ушли к эльфам или скрываются в глухих лесах. Навьи охотники выслеживают несчастных по сей день и это беда для всех народов нашего мира, ибо бороться с нежитью теперь стало непросто.

– Однажды я видел нежить, – проговорил Всебор. – Точнее руку какой–то мерзкой твари…

– Я не слышал, чтобы после встречи с нежитью, кто-то возвращался в мир людей, – Сейбилен нахмурился и недоверчиво покосился на юношу. – Скорее всего, тебе повстречалось какое-то редкое существо, о котором никто не слышал.

– Я видел нежить. Я слышал этих тварей и даже чувствовал отвратный трупный запах, – Всебор упрямо посмотрел старику в глаза. – Они убили всех, кроме меня. А потом пришли кошки, большие серые кошки…

– Серебристые рыси!? – оживился Сейбилен. – Я слышал о чём-то подобном. Будто бы эти кошки спасают людей. Но они встречаются так редко, что многие просвещённые умы не верят в их существование.

– Я видел их собственными глазами, – улыбнулся Всебор. – Один задиристый тип, даже оставил мне на память этот шрам.

Всебор провёл рукой по щеке и, засунув руку за пазуху, вытащил амулет.

– А эту вещь я нашёл в снегу. Один человек подарил её какой-то женщине, но она её выбросила.

Сейбилен удивлённо протянул руку и дотронулся до мутно-зелёного прозрачного шарика на кожаном ремешке.

– Кошачий глаз? – старик судорожно сглотнул и посмотрел на Всебора. – Давненько я не встречал такой драгоценности. В лавках заморских редкостей, иногда попадаются подделки, но этот без сомнения настоящий. Оберег северных волхвов.

Сейбилен смущённо одёрнул руку и прикусил губу.

– Береги его! – добавил он. – Эта вещь непростая, она знает своего хозяина и никого кроме тебя не примет. Для другого человека, это простая стекляшка – кусочек горного хрусталя необычного цвета, а для тебя дар, который, быть может, спасёт однажды жизнь.

Старик замолчал, тяжело вздохнул и, накинув на плечи ветхий плед, самодовольно потёр руки.

– У меня хорошее настроение и я голоден как зверь, – бросил он. – Пошли на кухню. Совершим набег на закрома этого скряги Бруно.



Стараясь не шуметь, Сейбилен поковырялся в замке буфета, и когда щёлкнул бронзовый язычок, самодовольно улыбнулся.

– Бруно настоящий деспот, – шёпотом заметил старик. – Ключи от кормушки не даёт. Дрожит над каждым кусочком. Вот и приходится прибегать к различным хитростям. Сейчас он в саду, репу поливает.

Сейбилен достал с полки завёрнутый в рушник каравай, запеченный окорок и корзинку с овощами.

– Думаю, пары огурцов хватит, – заметил он. – Сколько раз хотел выгнать этого скупердяя, да боюсь не смогу справиться со своим беспокойным хозяйством.

Старик отрезал от окорока несколько ломтей, наломал каравай кусками.

– Давай! Наваливайся! Молодым нужна энергия.

Всебору повторять не пришлось. Он хорошо знал, что такое голод и также хорошо знал, как дорого в Спумарисе обходятся продукты. Ещё в приюте он научился подбирать крошки со стола и отстаивать право на остатки овсяного киселя на дне кастрюли. Ох, и валтузили же они друг друга за этот кисель. Однажды Всебору вышибли левый клык только за то, что он покусился на чужой сухарь.

– Жадность. Вот что губит человеческий род! – проговорил Сейбилен. – Мы могли бы многому научиться у эльфов, но они нас презирают. Мы источаем дурной запах, от нас так и разит жадностью и подлостью.

Старик усмехнулся и захрустел свежим огурчиком.

– Я это понял, когда жил среди них. Эльфы очень проницательны и если человек лжёт, они поймут это сразу же, ещё до того как начнут с этим человеком говорить. Им достаточно только потянуть носом.

– Тогда мне нужно держаться подальше от этих ребят, – улыбнулся Всебор. – Не могу сказать, что я постоянно вру, но иногда бывает, что иначе просто не выкрутиться.

– Безобидная ложь не так страшна, – успокоил старик. – Я говорил о другом.

Сейбилен замолчал, задумчиво пожевал кусок мяса.

– Мы проиграли войну и теперь нежить, жуткая всепожирающая навь шагает по земле, – сказал старик. – И проиграли мы ее, потому что были разобщены, каждый считал себя важнее, каждый хотел, чтобы его царство благоденствовало за счёт других. Потому, мир живых и мир мёртвых соединился в один, но так не должно быть. Люди, эльфы, народы пещер, гномы, лешаки все мы источаем жизнь, которая так ценна, но всё это может исчезнуть, если навь окончательно победит. Мы заключили с мёртвыми договор и не воюем уже пятнадцать лет, мы заперлись в своих крошечных государствах, забились глубоко в пещеры и подземелья, даже лешаки и те покинули гринберийские чащобы, чтобы спрятаться в Холдарийской тайге. Этот амулет, что на твоей шее… Сдаётся мне он достался тебе не случайно.

Всебор перестал жевать и покосился на стеклянный шарик.

– Серебристые рыси почему-то тебя спасли, – добавил Сейбилен. – Они редко помогают людям, они ходят по границе между мирами и им нет дела до наших бед.

– Я вытащил его из снега, – улыбнулся Всебор. – Он достался мне случайно.

– Может быть, – пожал плечами Сейбилен. – Может быть!

В прихожей послышались шаги, и Сейбилен насторожился. Трудно было поверить, что человек, запросто общавшийся с царскими сановниками и даже с самим государем, опасался какого-то Бруно. Старик покраснел, робко покосился на слугу и смущённо застыл.

– Как не стыдно!? – послышался голос Бруно. – Я экономлю, собираю буквально по копеечке, а вы так расточительно распоряжаетесь своими доходами.

Всебор запихнул остатки бутерброда в рот и даже успел прихватить пару кусков хлеба, прежде чем Бруно сгрёб со стола всю снедь.

– Молодость так жадна и прожорлива, – качая головой, заметил Бруно. – Впрочем, и старость в прожорливости не уступает молодости.



Всебор медленно шагал по мостовой и улыбался. Иногда он засовывал руку за пазуху и с подобострастием извлекал драгоценный свиток.

– «И что бы вы господин Амброзус, сказали сейчас? – подумал он. – Хлебнул, я по-вашему лиха?»

Мимо сновали люди: крестьяне с котомками за спиной, нищие, оборванцы с окраин, прачки с покрасневшими руками, торговки рыбой, иногда, громыхая колесами, проезжали по брусчатке облезлые кареты поиздержавшихся дворян. И Всебору хотелось поделиться со всеми этими людьми своей радостью, но разве можно объять необъятное?

– Так-так и куда это мы так навострились? – послышался знакомый голос.

Всебор встрепенулся и посмотрел в сторону говорившего. На другой стороне улицы, в тени дома стоял рослый щёголь. Костюм с иголочки, роскошные кожаные штаны, башмаки из редкостного сафьяна, шерстяной зелёный сюртук с медными пуговицами.

– Попрыгунчик! – воскликнул Всебор. – Но каким образом?

Парень криво улыбнулся и медленно перешёл улицу.

– Разве я похож на идиота? – поинтересовался он. – Деньги существуют не только для того, чтобы глотку брагой заливать, сунул несколько монет начальнику городской стражи и все дела.

– Врёшь ты всё, – отмахнулся Всебор. – Вчера вечером, у тебя не оставалось даже гнутого гроша, чтобы за кусок селёдки расплатиться, потому в драку и полез.

– По-правде, говоря, это мой папаша подсуетился, – Попрыгунчик хлопнул приятеля по спине. – А гильдейский купец, это тебе не базарный торгаш.

– Знаем, знаем! – усмехнулся Всебор. – С твоим папашей и твоими связями…

– Нет, ну только не надо завидовать, – огрызнулся Попрыгунчик. – Тут всё не так просто, как кажется. Отец желает, чтобы я занимался делом, а мне хочется другого.

Попрыгунчик задумчиво сунул руки в карманы и посмотрел куда-то вдаль.

– Чёрт! Это ж надо было так нажраться! – возмущённо зарычал он. – И вы, дружки называется, неужели не могли остановить?

– Разве тебя остановишь? – Всебор достал из кармана краюху хлеба и протянул приятелю. – Надломим?

– Ржаной? Уволь, – фыркнул купец. – Я вашу плебейскую пищу на дух не переношу.

– Дело хозяйское. Мне больше достанется!

Некоторое время они шагали молча, потом Попрыгунчик оживился и положил приятелю на плечо руку.

– Слушай! У меня возникла одна мысль, – вкрадчиво произнёс он. – После вчерашнего инцидента, папаша пообещал держать меня на коротком поводке, а ты знаешь, у меня высокие чувства, по-крайней мере к той дворянке, Розетте.

– Ну да, которая старше тебя на двадцать лет?

– Ты глупый олух! И ничего не понимаешь. У неё сундуки от монет ломятся и пара галеонов с товарами, где-то за морями болтается. Да и Розетта совсем не дурна собой. Даром что ли за ней увиваются всякие дрыщи.

– Как бы эти дрыщи, не объединились, и не намяли кое-кому бока!

– Да я их… – Попрыгунчик многозначительно погрозил деревянному столбу. – Впрочем, ты прав, есть там один тип, кулаки, что твоя голова, боюсь, моя тонкая натура не перенесёт встречи с его клешнями.

– Я начинаю понимать, к чему ты клонишь, – улыбнулся Всебор. – Хочешь, чтобы я делал ту работу, на которую тебя подвязал отец? А сам будешь таскаться за Розеттой и с такими же прощелыгами глушить винище в кабаке. Верно?

– Верно! – Попрыгунчик расплылся в ответной улыбке и остановился. – Дай-ка мне твоего хлеба.



Вечерело. Тёплый солёный бриз ласкал кожу и навевал сон. Они направлялись к городской пристани, рядом с которой с незапамятных времён располагались бесконечные склады Спумариса. Сейчас большая часть хранилищ пустовала. Сказывались последствия долгой войны, опустошение многих прибрежных государств и большие человеческие потери, отчего спрос на заморские товары был не так велик, как раньше.

– Доход поделим пополам, – заметил Попрыгунчик. – Я бы и сам поработал, но не переношу моряков, они почему-то вызывают у меня брезгливость, а ещё ненавижу качку и запах водорослей.

– А почему тебе половина? – возмутился Жиль. – Тебя тут вообще не будет…

– Потому что работа моя, – огрызнулся Попрыгунчик. – Какого лешего этот зубастый тип за нами увязался?

Молодой купец с подозрением покосился на Жиля и демонстративно отстранился.

– Он нам не нужен, только лишний рот на наш трудовой кусок.

– Зубастик мой друг, – отозвался Всебор. – Хочешь этого или нет, но Жиль будет рядом.

– Твоё право, только на большую долю не рассчитывай. Желаешь, чтобы этот тип был рядом, делись с ним своей долей.

– Договорились, – пожал плечами Всебор. – Только как быть, если твой отец задумает проверить, как его сын-весельчак выполняет свои обязанности?

– Я об этом уже думал, – отмахнулся Попрыгунчик. – По большому счёту морякам безразлично, кто заполняет журнал прихода или переводит договор. Слабое звено мой въедливый папаша. Но у него куча дел, которыми надо постоянно заниматься, что, впрочем, не исключает внезапной проверки. Поэтому ты должен делать всё быстро. Оплата сдельная и неважно, сколько ты потратил на неё времени. Быстренько перевёл и делай ноги.

– Ну, ты даёшь! – смутился Всебор. – А если я не знаю какого-нибудь языка или возникнут сложности с капитаном?

– Это уже твои проблемы, – отозвался Попрыгунчик. – Как говорится: не умеешь, не берись.