глава третья

Вернувшись в номер, я первым делом открыла свою страничку в соцсети и просмотрела сообщения. Те, что успели прийти с утра, меня не интересовали. Я пробежалась по ним вверх и отыскала переписку, которая вспыхнула неожиданно в январе. Возможно, я бы и не вспомнила о ней, не будь сегодняшней пары за столиком у входа. Внезапно восстановив в памятм детали переписки, я сначала зашла на страничку адресата и открыла его фотографию. Коренастый молодой мужчина в расстёгнутой рубашке и шортах защитного цвета стоял у белой стены на какой-то израильской улочке. Он щурился от солнца, но даже в смежённых мохнатых ресницах угадывалась таинственная зелень глаз. Курчавые волосы. Короткая борода. Тонкие пальцы рук... Странным казалось вдруг написать ему через полгода. Но ведь ничего удивительного не было в том, чтобы написать ему тогда, в январе, через двадцать лет... Я стремительно набрала сообщение. Оно долго не отправлялось, потом некоторое время зависло в статусе отправленного, но не просмотренного: " Привет, Лёнька. У меня наваждение. Помнишь, ты писал, что пару раз в год ваш оркестр даёт концерты для русских туристов в Тунисе? Ты случайно сейчас не там?" Некоторре время я перезагружала страницу в надежде получить ответ. Но Лёня молчал. В открытую балконную дверь доносился нарастающий шум улиц, какая-то современная всточная музыка, обрывки вечернего намаза с минарета, а мне так нестерпимо хотелось тишины, наполненной до краёв шипением моря. Хотелось сидеть у воды в кромешной тьме и смотреть на далёкие огни города, бесконечной лентой тянущегося вдоль побережья и внезапно пропадающего за выступом мыса. Но в темноте страшно было идти на море даже вдвоём, поэтому мы проводили вечера на пороге отеля или в номере.
   Утром, как всегда, в пять меня разбудил намаз. Вместо того, чтобы ещё подремать до рассвета, я быстро поднялась и снова вошла в соцсеть. Сердце на секунду остановилось: пришло сообщение. Он написал, что сейчас действительно в Тунисе вместе с женой, и выразил удивление, что меня вдруг это так заинтересовало. "Я видела тебя вчера возле отеля "RM" с женой. Мог это быть ты?" Ещё раз открыла фотографию и посмотрела другие, где они были вместе с женой. Сомнений быть не могло: это они. Слишком много и часто я жадно рассматривала эти снимки в январе. Оставалось только получить подтверждающий ответ, но в столь ранний час едва ли я могла получить его мгновенно.
    Со вчерашнего вечера море было неспокойным. Шумные волны тяжело падали на песок и заползали высоко на берег, оставляя на нём верёвки водорослей и осколки ракушек. Неожиданно на отполированной глади песка я увидела рефлёную ракушку, бежевую, с коричневыми полосками, и мне захотелось взять её для дочек, которые с нетерпением ожидали моего приезда в Москве. Наверное, там холодными зимними вечерами я буду вспоминать этот ласковый берег, прозрачное море, белый песок, ясный горизонт, влекущую даль, тяжкое дыхание моря... Но тогда, сидя на берегу ранним утром, я никак не могла предположить, что этот прибрежный арабский городок станет сообщником моих сокровенных воспоминаний и навсегда перевернёт мою жизнь...
     "Да, мы были там... Ты тоже здесь???" - прочитала я, как только открыла свою страничку в номере. Весь день урывками мы писали друг другу. Оказалось, Лёня с оркестром ещё неделю будут здесь. Он очень обрадовался возможности нашей внезапной встречи и обещал вечером прийти к отелю. Когда я спускалась после ужина к выходу, у меня тряслись колени. Я чувствовала себя двенадцатилетней девочкой, мечты которой внезапно решила исполнить добрая фея. Что это было? Почему это было? Как это могло быть? Я не понимала своего состояния, не могла унять внезапно накатившего восторга. Я не была влюблена и не ждала от этой встречи чего-то особенного. Воспоминания окатили меня мощной волной. Откуда-то из недр памяти какая-то неведомая буря подняла на поверхность такие потаённые чувства, что я вмиг перестала ощущать и свои тридцать пять, и материнство, и горький жизненный опыт. Напротив, казалось, мне сейчас нужна материнская поддержка. Спрятать бы лицо на груди у мамы и тихо и долго плакать безутешными девичьими слезами, выплакать всё то, что тогда и не приходило мне в голову даже рассказать ей...
     Лёня стоял в самом низу лестницы на тротуаре и, по всей видимости, нетерпеливо ожидал моего появления. Как только я вышла, он разулыбался, такие знакомые мохнатые ресницы спрятали блеск зелёных глаз. Он протянул ко мне руки, прижал меня к сердцу на одно мгновение, и в этом детском объятии вспыхнуло всё, что томилось в моей груди столько лет, будто кто-то случайно откупорил тайный шлюз моей памяти.
    - Та-а-а-анька! - протянул он счастливым голосом, выпуская меня из объятий. - Какая ты стала! Нет, я видел твои фотографии... Но вот так, живьём, ни за что не узнал бы!!!
   - Вот только не знаю, считать это за комплимент мне сегодняшней или оскорбление мне в детстве! - хохотала я в ответ.
   Лёня рассмеялся. Передо мной стоял взрослый мужчина, с проседью в курчавых валосах, с морщинками в уголках глаз, но я видела двенадцатилетнего мальчика с самыми прекрасными на свете глазами. Их будто вовсе не тронули возраст и опыт, они лучились прежней энергией неунывающей юности. И поплыли белыми парусниками воспоминания, заструилась зримая память ярче и громче настоящего, ибо нет ничего более сильного, чем несбывшееся...