Река

 Река.
                Я смотрел на бегущие воды и думал о своих годах, прожитых у реки, питавшей меня надеждами, и о том, что когда нибудь я поплыву по ней  белым корабликом.  Каждую весну мне приходилось провожать полным печалью взглядом, пущенный кем- то на  воду, выточенный из дерева парусник. И сейчас я ждал, когда он проплывет мимо меня, чтобы наполнить мою душу коротким  счастьем, радостью и фантазиями. Грузные весенние облака медленно  плыли по пронизывающей своим холодом  зеркальной глади. Я смотрел на воду и думал о том, откуда берет свое начало это великое течение. Мне не приходилось покидать свое уютное жилище,  не смотря на усиливающееся  из года в год желание,  отправится на поиски того, кто  каждую весну спускает на воду это удивительное явление, наполнявшее мою жизнь светлыми грезами.  Моя жизнь вне реки была немыслима. С детства   она кормила меня и поила.   Каждую осень перед наступлением холодов ко мне приходил Меняла.   Я ждал его  с не меньшим волнением, чем сейчас, находясь в ожидании парусника. Меняла знал все, что касалось быта, знал все секреты просолки рыбы, но лишь на один вопрос он не мог ответить,  всякий раз обещая к следующему своему визиту,  узнать больше о том, где берет свое начало река.   Все лето я заготавливал для него рыбу, просаливая ее в бочках, которые он каждую осень привозил для меня, меняя  пустые на полные. Закончив с бочками, мы садились у его телеги, и он доставал из мешков  все то, что я ему заказывал в прошлом году. Много лет назад  Меняла научил меня читать.  Это волшебное занятие украшало мое время зимой, когда река замерзала, а все вокруг заносило снегом. Короткие  зимние дни я  проводил у печки, в которой потрескивал хворост, и, потягивая лесной чай, читал о мирах, существование которых казалось мне немыслимым.  С наступлением темноты, когда буквы в книге становились еле видны,  я укрывался своим полушубком и мечтал о том, как весной выйду к воде и буду ждать, когда появится парусник.   Эта зима была особенной, вдохновившей меня на то, чтобы все-таки бросить  все то, что было дорого мне  и отправится в путь.  Я смотрел на птиц, кружащих над водой,  и думал о том, как много они могут увидеть с высоты своего полета и, уж точно, они  знали,  где находится исток реки. Весеннее солнце заигрывало с водой, ослепляя меня. Я боялся проглядеть момент, когда кораблик  будет проплывать мимо, и, не смотря на слезы, вызванные ярким светом отражающегося в воде солнца, смотрел на реку. Она  казалась продолжением неба  в проглядывающемся  разломе земли, отчего хотелось верить  в то, что парусник  является  звездным вестником. Я воображал, как много он прошел миров, и как здорово  было бы  отправится в увлекательное путешествие на его борту. Пока я мечтал, на горизонте показалась  точка, неуклонно следовавшая в мою сторону.  Это он, подумалось мне, и  душа моя наполнилась радостью.  Глядя на то, как медленно начинали проявляться его контуры, я готовился к торжественному моменту встречи с ним. Когда четко проявился корпус судна, мое сердце наполнилось тревожным чувством.    Ну и потрепала же тебя жизнь, подумалось мне, глядя на то, как его парус  свисал, касаясь своим  основанием  воды.   Глядя на  это потрепанное  суденышко, ведомое течением,   мне захотелось войти в воду для того, чтобы привести его в порядок, но река была очень холодна, а моя лодка требовала ремонта, и я горько сожалел о том, что не могу этого сделать. Тогда я просто проводил его взглядом, вспоминая, как в свою первую весну у  реки  я обнаружил прибившийся к берегу такой же парусник и помог ему, прибившемуся к берегу, подтолкнув его по течению, думая о  том, кто его смастерил.  Возможно, это  был  такой же, как и я, ребенок,  наполненный  романтическими переживаниями.   Запуская свое творение, он воображал себя капитаном, а может быть и  просто матросом, а возможно воображая себя юнгой  много лет  назад, он дал себе обещание стать капитаном и бороздить моря под парусами многоярусного судна. Так или иначе, этот кораблик  олицетворял  чью-то мечту, а его образ - символ надежды. Рассуждая с самим собой, я вдруг заметил, как это топорно выточенное из бруса маленькое суденышко  выросло в  моих глазах, в бегущий на всех парусах фрегат. Воистину это было  завораживающее зрелище. Перед моим взором предстал  весь процесс жизнеобеспечения судна,  а руководил им маленький мальчик в белом капитанском кителе, смело, без детского смущения отдавая команды  мельтешащим по палубе матросам.
                Вот он - венец, оправдывающий прожитые годы, пробегавшие как воды этой реки, которые несли маленькую надежду, запущенную кем-то далеким и неизвестным, но невероятно родным и, как мне показалось, ожидающим встречи  со своей мечтой, которая, так же как  и этот кораблик, должна была проплыть мимо него.
                Наполненный  переживаниями, я принялся за ремонт своей лодки. Для того чтобы привести ее в полный порядок нужно было время. Необходимо было растопить смолу и промазать днище, которое к концу прошлого лета начало сочится,  после чего нужно было ждать, пока  дерево впитает смолу и просохнет, на что у меня ушла неделя. Все это время я тщательно обдумывал план своего путешествия, а, когда удостоверившись в том, что лодка готова к спуску на воду,  я попрощался с домом и поплыл против тихого течения, вглядываясь вдаль,  откуда тонкой нитью начинала вырисовываться река.  Я греб и думал о кораблике и о мальчике, который, возможно, запустил его, и мне  в голову не приходило, что это могло быть много лет назад, и что я, возможно, не встречу его никогда.   
                Как-то раз Меняла рассказывал мне о том, что за порогом реки  живет  женщина, которая плетет тростниковые  дорожки и всякую  домашнюю утварь, которой был уставлен мой  дом.  Я греб, а сердце мое переполнялось тоской, когда я думал о своем доме, оценивая, насколько далеко я  от него нахожусь. Я делал это всякий раз, когда прогуливался до ивы, склонившей над водой  свои ветви.  Дальше я никогда  не ходил, не знаю  почему,  но  мне становилось не по себе  от мысли, что я могу не вернуться.
 -Как же будет без меня жить мой дом,- задавал я себе вопрос,- а Меняла? Он придет осенью и не застанет меня, радушно встречающим его.  А мой пирс, на котором я проводил вечера, погруженный в грезы, уносимые тихим течением реки.
 Все, о чем мне в это момент думалось,  являлось неделимым со мной, тем, от чего невозможно было  отказаться, как от части своей плоти. Но душу  мою влекло вдаль к истоку реки.  И это противоречие доводило меня до отчаяния.
                Вскоре  пропал из виду мой дом, а ива, казавшаяся мне огромной, выглядела не больше, чем кораблик, когда он  появлялся  на линии горизонта. Несмотря на все переживания, я окончательно принял  для себя решение дойти, по крайней мере,  до женщины, плетущей тростниковую утварь.  Я никогда не видел Женщину, и поэтому легко уговорил самого себя  на этот, как мне казалось, подвиг.  С тех самых пор, как Меняла рассказал мне о  ней,  желание  увидеть эту таинственную особу с каждым годом становилось все крепче. Я пытался вообразить Женщину со слов Менялы, рассказывавшего мне  о ее  причудах.  Самым загадочным для меня   был его рассказ о том, как она  встречала его, приходящего к ней летом.  По моим расчетам я должен был дойти до Женщины к  концу весны.
-Там, если мне повезет,- говорил я себе,- я встречу  Менялу. И нет ничего страшного в том, что я не успею заготовить для него рыбу.  Ведь Меняла в прошлый раз  не оставил бочек, а своих емкостей для заготовки у меня не было.
Солнце, которое светило мне в  спину с того момента, как я покинул свой дом, перекочевав по небу, готовилось к закату,  отчего небо приняло багряный оттенок.
 -Пройду еще не много и найду себе место для ночлега, - принял я решение. И в этот момент почувствовал усталость.
 Грести против течения весь день оказалось не так уж просто.  Достав из сумки кружку,  я напился из реки прохладной воды  и ощутил нахлынувшее чувство голода.  С собой у меня была  вяленая рыба. Оторвав небольшой  кусочек,  я принялся его медленно  пережевывать.   Рыбы должно было хватить на месяц пути. К тому времени, воды реки, как правило, прогревались,  и становилось возможным рыбачить небольшими снастями, входя в воду по пояс. Я жевал хорошо просоленный кусочек рыбы и  сожалел о том, что не смог поправить  парус у кораблика,  который неделю назад, ведомый течением реки, скрылся за горизонтом.  Причалив к берегу и устроившись поудобнее,  я смотрел на звездное небо и представлял, как с самой яркой звезды через усыпанное мерцающими звездами небо спускается маленький кораблик.  И мне даже привиделась рука ребенка, запускавшего свой парусник из самых глубин ночного неба, охватившего меня полностью так, что я ощущал себя парящим в его просторах.
 Порывы ветра покачивали мою лодку.  Сон под открытым небом оказался куда крепче, чем в доме. Потянувшись, я встал, не оглядываясь, достал кружку, зачерпнул воды и сделал пару глотков. Солнце проглядывалось сквозь облака, стремительно несущиеся по небу.  Оторвав кусочек рыбы, я отчалил от берега и погреб против течения к намеченной цели.  Боль в плечах напомнила о вчерашнем, и сразу нахлынула тоска по дому, оставленном мною, по  Меняле и о всем, что напоминало мне о моей вчерашней жизни. Порывы ветра подняли небольшую волну, ударившуюся о борт лодки, и, в этот момент, мне захотелось иметь парус, который в союзе с ветром облегчил бы мне мой путь. Я думал о парусе и о паруснике, который, возможно, прибило к берегу, и он ждал, пока кто-то подтолкнет его, а мои руки гребли, не чувствуя усталости. 
 В небе надо мной, расправив свои крылья, повисла птица. Сопротивляясь потокам ветра, она двигалась из стороны в сторону так, как это делал воздушный змей, которого я запускал в детстве с Менялой.  Да,  он любил меня,  балуя  с ранних лет. Я  хорошо помнил, как он привез меня к берегу реки  и оставил одного, пообещав приехать через год.  Помню, как я плакал, не желая оставаться один. Чувство, будто меня предали, сохранялось до тех пор, пока я не повзрослел.  С годами я понял, что Меняла сам переживал не меньше моего, оставляя меня одного у реки. Но так была устроена наша жизнь, каждый должен был осознать себя частью реки, а это возможно было, лишь пройдя годы общения с великим течением, против которого я сейчас греб,  а вереница мыслей  сменяла одна  другую, облегчая мне путь. К вечеру ветер стих. Причалив к берегу, я лежал, пережевывая соленый кусок вяленой рыбы,  и смотрел в звездное небо.  Так прошел еще один день моего пути. Через месяц  я стал реже вспоминать о своем оставленном жилище, о Меняле, обо всем, что связывало меня с моим прошлым.  Иногда я даже забывал, куда держу путь. Грести против течения стало моим естественным состоянием.  Я изучил повадки реки, которые мне не открывались за всю мою жизнь. Умело распределяя усилия при каждой смене погоды, я не затрачивал много энергии, хотя должен  признаться, эта сноровка далась мне не просто.  Я греб, и мне  не хотелось останавливаться, даже чтобы передохнуть во время ночи.  Вода в это время казалась мягче, и весла, словно, сами  выскальзывали из нее.  Безоблачное небо создавало иллюзию, что я плыву в бесконечном космосе, а утром, когда  начинала набираться зоря,  я наполнялся новыми силами. Останавливаться приходилось только во время дождя. Причаливая к берегу, я накрывал лодку чехлом, который сшил когда-то  из пропитанной воском материи,  и засыпал под ним, не думая ни о чем.  Вскоре, я начал замечать, что грести стало труднее. Мне показалось, что силы начали покидать меня, но, очень быстро,  я осознал, что течение стало усиленнее, и именно это обстоятельство усложняло мне путь.  Закончились запасы вяленой рыбы, но благо, к тому времени,  вода в реке прогрелась, и стало возможным наловить себе рыбы на неделю  пути, что значительно сокращало время, проведенное на стоянке. 
  Шел второй месяц  противостояния течению.  В один из ясных дней на корму моей лодки села чайка.  Она провела в моем обществе половину дня, а как только опустились сумерки, вспорхнула в небо и стремительно покинула поле моего зрения. К моему удивлению  следующим утром она вернулась и так же, сидя на корме, сопровождала меня  до самого вечера.  Так у меня появился загадочный попутчик, которому  я каждый день клал по рыбешке, и он с удовольствием поедал ее.  Солнце палило все ярче и ярче,  я греб, и мне не хотелось останавливаться, но усталость брала свое.  Период, когда я мог прогрести двое, а то и трое суток без остановки  прошел. Теперь мне снова приходилось  останавливаться на ночлег,  что определенно доставляло мне наслаждение,  ведь утром я мог поплавать, наловить рыбу для себя и для моего попутчика и, конечно, заварить себе лесного чаю.  Я пил чай и дышал ароматами реки и цветов, запах которых доносился с далеких полей. Мне не приходилось видеть цветы воочию, но Меняла мне о них рассказывал с трепетом в сердце, говоря, что женщина, плетущая тростниковую утварь, украшает ими свои волосы.  Представляя эту загадочную особу, покрытую благоухающими цветами, я проникался неведомым мне ранее чувством, и от этого мое желание увидеть ее поскорее  усиливалось с каждым днем. Теперь я вновь приобрел цель,  и  все мои  мысли были поглощены ею. По моим расчетам до места изгиба реки оставался один день пути.  Моих сил хватило бы  для того, чтобы преодолеть его без ночлега, но, поразмыслив немного,  я решил сделать остановку. Что- то подсказывало мне, что  я должен набраться сил.
  Ясное утро предвещало жаркий день. Не тратя время на купание и ловлю рыбы, я отчалил от берега. Чего-то не хватало,  и только к полудню я понял, что в лодке я сегодня  один. От этого мне стало грустно, но ненадолго. Неожиданно для меня, лодку понесло с такой силой, что я вынужден был прекратить грести и использовать весла лишь для управления, которое мне с трудом удавалось.  Вода мощными бурлящими потоками колебала лодку, а вокруг  нависло густое облако, в котором скрылись оба берега.  Лодку несло  и кружило с огромной скоростью так,  что начинала кружиться голова. Удар бортом обо что-то очень жесткое и большое было последним, что я успел уловить, оказавшись в бурной воде, где потерял сознание.

                ****** 

                Чайка кружила надо мной,  а я, подгоняемый нежным прикосновением ветра, плыл по реке, которая несла меня своим течением. В согласии с самим собой  я шел к неведомым мне далям.  «Вот она истина, - думалось мне.-  Плыть по течению, наслаждаясь попутным ветром в лучах весеннего солнца.  Вот оно -  единство  с рекой. Вот оно - полное доверие ей.  И не важно, куда тебя принесет. Важно, что  ты - часть реки, часть   великого течения, берущего свое начало из  ниоткуда и уходящее в вечность к звездам  через усыпанное ярким мерцанием небо,  откуда спускается маленький кораблик, дарующий грезы всем тем, кого он встречает на своем пути. Великое таинство было сокрыто в его появлении, покрывавшее нас надеждой и, возможно, я тоже шел по реке, чтобы стать чьей-то мечтой.
Легкие прикосновения к моему лбу рассеяли  мысль.  Руки мягкие, как ватные облака,  скользили по всему моему телу. Я,  словно птица, парил в ясном небе,  наслаждаясь скольжением потоков.  Завораживающий своей вкрадчивостью  голос сопровождал все переживаемое мной  очаровательным пением, пленившим мое сознание, не желавшее больше сопротивляться. Открыв глаза, я увидел лицо, опьянившее меня, глаза глубиной своей подобные небу, а также я увидел яркие цветы, которые пахли летом.  «Женщина»,- подумалось мне и захотелось встать, но сил в моем теле не оказалось.  В это момент она, приложив свою руку к моей груди, словно остановила меня.  Я, повинуясь, расслабился и просто  любовался невиданным ранее чудом.  Постепенно ко мне начало возвращаться  привычное мироощущение.  Я лежал на кровати, а в комнате пахло чем-то неописуемым, вызывавшим чувство голода, а Она ходила по комнате  в длинном одеянии, которое подчеркивало ее точеную фигуру.  В те короткие мгновения, когда Она стояла, освещенная солнечным светом, пробивавшимся через окно, ее одежда, словно легкое прозрачное облако,  окутывала нежные черты ее изгибов,  наполняя меня одурманивающим чувством.  Я вспомнил слова Менялы, говорившего мне о чувстве, которое способна вызывать женщина,  и мне  хотелось поддаться этому чувству,  погрузившись в него  без остатка. Пока  я любовался ее красотой, Она, закончив свои дела,  подошла ко мне и, присев рядом, принялась кормить меня из своих   нежных рук.  Я вкушал из них пищу, и мне хотелось, чтобы прикосновение ее пальцев к моим губам застыло на время, а ее волосы в этот момент скользили по моим щекам, наполняя нежностью, которую я не испытывал никогда.  «Вот он - смысл моего бытия», - подумалось мне в этот момент и стремление к истоку реки  показалось не оправдывающим себя. Мне хотелось жить рядом с этим чудом, наслаждаясь каждым днем своей жизни в ее обществе.  Она смотрела на меня и  улыбалась, а иногда, поддаваясь чувству,  просто звонко заливалась смехом, отчего у меня по телу бежали мурашки.
                Вечером я почувствовал себя хуже, мое тело горело. Напоив меня травяным отваром, она легла рядом и, прижавшись  ко мне крепко,  дышала в мое ухо.  Я обнял ее и прикоснулся пальцами к ее губам, которые  принялись ласкать мою руку.   Дальше, повинуясь инстинкту, я сам начал ее ласкать, хоть раньше этого не делал никогда. Прикосновение к ее телу доставляло мне неописуемое наслаждение.  Ее грудь вздымалась и касалась моих губ,  а  иногда ее  губы, скользя  по моему  телу, сплетались с моими. Это было немыслимо приятно. Вдруг, неожиданно для меня, яркое  чувство осветило всю мою плоть. Я изверг что - то  из своего полового  органа. Признаюсь честно, это в  моей жизни произошло в первый раз. Мне захотелось повторить эти ощущения, и я продолжил ее ласкать.  Мы вели себя как обезумевшие,  я проникал в нее своим органом, и ее это явно забавляло. Она скользила своей упругой грудью по мне, впиваясь губами в мою шею. К утру страсть начала утихать. Нам обоим захотелось есть. Она  встала  и ловко принялась что- то нарезать, после чего вернулась в  кровать и так же, как она это уже делала, начала кормить меня из своих  рук. За все это время мы не обмолвились ни словом, отчего полной неожиданностью было сказанное ею:
- Я - Майя, - она  сказала это так нежно, после чего залилась смехом, вызвав во мне  небольшое смущение. – А тебя  как зовут,- спросила она.
- Март, - ответил я, глядя на то, как она собирает свои волосы.
- Март, - тихо повторила она и добавила, – начало весны. В это время по реке проплывает маленький кораблик.
- Ты тоже ждешь встречи с ним?- спросил я, наполненный чувством.
- Да. Да. Конечно,- ответила она, – Это же вестник.  Меняла говорит, что течение реки приносит нам надежды, а противостояние течению - их осуществление.  Вот уже много лет я провожаю каждую весну проходящий мимо кораблик,  воображая, как, однажды, из низовья реки  явится мой мужчина. Так и вышло, кораблик унес по течению мою надежду и, вскоре, река вопреки закону общего потока принесла тебя.
 - Много лет назад Меняла рассказал мне о тебе. С тех самых пор я думал о том, что непременно должен тебя увидеть. - Пытаясь оправдать свое появление, добавил я к сказанному Майей. 
 - Мудрый Меняла, - сказала Майя и, прижавшись ко мне, продолжила. – Много лет назад, когда я еще была маленькой девочкой, он привез меня к реке и оставил одну, пообещав приехать через год. С тех пор он каждое лето посещает меня, привозит все не обходимое для жизни. Когда он привез меня к реке, мы были с ним одного возраста. С тех самых пор я повзрослела, а он остался ребенком. Мне кажется, что время не властно над ним, а мудрость его всеобъемлющая.
                Когда Майя говорила о Меняле, я вдруг  вспомнил, что он и впрямь не старел.
- И меня он оставил у реки, пообещав приехать через год. В то время я был маленьким мальчишкой таким же, как он. Но общаясь с ним раз в год, я не обращал на это внимание. Мне казалось, что я по-прежнему такой же, как и он. Только с тобой я понял, что повзрослел.   Сколько тебе весен?
- Двадцать,- ответила она.
- Выходит так, что после того, как я был оставлен им у реки, он отправился за тобой,- высказал я свою догадку, и мне стало интересно, где же находится то место, где мы жили до этого, и почему в памяти нашей не сохранилось о нем ничего. 
               
                *****

                Я проснулся, когда на улице было темно. Разобрать утро это или вечер было не возможно. Казалось, что время потеряло счет. Майи рядом не было.  Встав с кровати, я почувствовал легкое головокружение.  В доме было тепло. Подойдя к столу, я  отломил маленький кусочек лепешки и вышел на улицу. Аромат луговых цветов опьянил, окутал меня, погрузив в нежность. Вспомнилась ночь, проведенная в объятиях женщины. Ступая босыми ногами по покрытой росой траве, я подошел к реке. Майя сидела у воды и что-то напевала. Подойдя ближе, я присел рядом и обнял ее. 
 - Я всегда перед восходом выхожу к реке, - сказала она и прижалась ко мне так, что я почувствовал, как пахнет ее  кожа. Ее глаза сияли светом счастья, наполняясь легкой росой, а моя душа переживала самое яркое из того, что  мне когда-нибудь приходилось испытывать.   Мы сидели, провожая взглядом пробегающую воду, в которой начинали играть алые тона восходящего солнца. Еще немного, и солнце взошло над рекой, осветив  берег, усыпанный  пестрыми цветами невиданной красоты.
                Майя встала и потянула меня за руку. Я последовал за ней, находясь словно во сне. Мы шли вдоль цветущего берега и молчали.  Она останавливалась, чтобы сорвать цветов и, разглядывая каждый, передавала его мне.   Когда цветов стало столько, что я с трудом их нес, мы  присели на луговую траву, и она принялась плести из них гирлянды. Первая легла на мои  плечи. Ее руки нежно дотронулись до моего  лица. Затем она сплела венок и украсила им мою голову. Я смотрел на нее и восхищался каждым движением ее рук.  Последняя гирлянда оказалась очень длинной. Майя, словно чувствуя мое недоумение, сказала:
 – Ею я украшу дверь дома.
  Целый день я не сводил с нее глаз и ждал  ее прикосновения, а когда это случалось, брал ее за руки и касался  их губами.  В этот момент она замирала, и затем, медленно выдохнув, прижималась ко мне.  Вечером мы снова тонули в объятиях друг друга, и вновь я  переживал самые яркие ощущения в моей жизни.   Так, изо дня в день, я наслаждался Женщиной, и мне казалось, что я был рожден для этого. Она научила меня обрабатывать тростник, готовить из него лепешки, а я ловил рыбу, которую она готовила так, что я и вообразить себе не мог подобное. Спустя месяц совместной жизни каждый из нас занимался своим делом, складывая результат в общий ларец бытового счастья.  Мне нравилось наблюдать за тем, как Майя плетет из тростника. В этот момент ее лицо было неописуемо выразительно. Мне даже казалось, что она общается с изделиями, как с живыми, вкладывая в каждое немного себя.
                - Вот, Меняла будет удивлен, когда застанет тебя в моем доме, - сказала она как-то, когда мы готовили лепешки. Я представил себе изумленное лицо Менялы. В душе моей расцвела радость.
                - Чему ты улыбаешься?- спросила она меня.
                - Вспомнил Менялу, и мне стало радостно, - ответил я.
                - Я тоже наполняюсь радостью, когда вспоминаю его. Как-то он мне сказал, что радость - это естественное состояние реки.  Ты знаешь, когда я смотрю на реку,  мне действительно хочется улыбнуться. Улыбнувшись, я смотрю на свое отражение в реке и наполняюсь ее радостью. Так я начинаю свой день, который заканчиваю с тобой, и ты тоже вызываешь у меня улыбку,  а когда я смотрю в  твои глаза, то наполняюсь счастьем, - cказала Майя и взглянула на меня. В это момент ее голубые, как небо, глаза открылись мне течением реки, в котором я увидел маленький кораблик,   плывущий по течению и подгоняемый  ветром. Мне даже стало немного жаль, что я не продолжил свой путь к  истоку реки. Майя дала мне новую жизнь, размеренную и лишенную надежды. В ней просто не было необходимости. Я плыл по течению, довольствуясь всем, что имею, и тут я вспомнил слова мудрого Менялы:
 – Надежда, - говорил он,- это искусный воришка, который крадет настоящее, лишая нас будущего.
 А я возражал ему, говоря, что надежда - это сила течения, которая несет нас, как воды реки несут маленький кораблик из прошлого через настоящее. Так или иначе, сейчас я ощущал острую необходимость в ней, и даже начал снова задумываться о том, как погребу против течения к своей мечте. Более того, все время  пока я жил с Майей  меня мучил вопрос, где же мы все таки живем до того как Меняла  приводит нас к реке?    Нужно было раздобыть лодку. Возможно, она, причалив после  крушения к берегу, ждала своего часа.
                Каждый день после ловли рыбы так, чтобы Майя не заподозрила ничего,  я обследовал территорию в поисках того места, где  меня понесло течением, в результате чего,  я оказался здесь.   Меняла говорил, что Майя живет за поворотом реки. Нужно было всего на всего следовать по течению, и я непременно дошел  бы до того места, где река бурлила словно в котле. Проходя понемногу всю окрестность, я отмечал  для себя обследованную территорию, и следующим днем, не затрачивая время, проходил ее почти бегом, после чего напряженно вглядывался в каждый изгиб берега, заросшего травником. Поиски продолжались более двух недель. Каждый раз возвращаясь домой, я приносил рыбу, которую на время поисков прятал в снастях погруженных в  воду для того, чтобы она не потеряла свежий вид.
                Вернувшись  однажды пораньше, я подошел к  Майе и, обняв ее, прикоснулся к ее щеке губами.  Повернувшись ко мне, она спросила:
-Тебе хорошо со мной?
Не медля, я ответил:
 – Да, - и обнял ее покрепче.
 - Ты хочешь покинуть меня? - спросила она.
 - С чего ты решила? - замечая, как нарастает внутри меня волнение, ответил я вопросом на вопрос.
 - Ты ищешь свою лодку. Зачем она тебе? - настойчиво продолжала она, чем явно  обескураживала меня. Волнуясь, как в детстве перед тем как войти в холодную воду, я понял, что разоблачен, и дальше отпираться нет смысла.
- Да, - ответил я, – но не потому, что мне с тобой плохо.
- Почему тогда?
- Понимаешь, - принялся объяснять я, - когда я покидал свой дом, у меня была цель дойти до истока реки. Пока я жил с тобой, меня навязчиво мучил вопрос,  где мы живем до того, как меняла нас приводит к реке. И еще, я уже много лет хочу узнать, кто запускает маленький кораблик ранней весной.
 - Зачем тебе все это знать? - спросила Майя. - Это твои фантазии. Реальная жизнь - это то, чем ты живешь сейчас. Какое значение имеет то, где мы раньше жили? А кораблик, разве он так много значит для тебя? Ответь мне. Ты думаешь, что дойдя до истока реки, получишь нечто, способное заменить  ту реальность, которой живешь сейчас? Предположим, что это произойдет. Ты уверен, что та жизнь будет лучше, чем эта?
 - Нет, не уверен, но это - мечта, часть моей жизни, и  я должен  ее воплотить. Иначе, годы, прожитые у  реки, можно считать  унесенными течением.
 - Они и есть унесенные течением.  Настоящее - это то, что ты переживаешь, а не то,  что пережил или еще переживешь.
 - Но река имеет свой исток, и я уверен, что она имеет свой конец.
 - Река не имеет истока, она не имеет конца. Она просто  река, а ты ее идеализируешь.
 - Меняла говорил мне, что суть моей жизни - найти свое место у реки.
 - А почему ты так уверен, что, то место, где ты жил до того, как отправился в путь, не твое? Или жизнь рядом со мной не твоя?
 - Мне кажется, что когда  я найду свое место у реки, у меня не будет больше вопросов.
 - Вопросы будут всегда, их нет только у самой реки, -  сказала Майя и позвала меня за собой. Мы вышли из дому. Солнце готовилось к закату. Прогревшаяся за день земля источала аромат всего соцветия, которое носила. Я шел за Майей, и отчего-то  мне стало очень грустно. Пройдя вдоль  берега к тому месту, где она собирала тростник, мы остановились и она, показав рукой на заросший берег, сказала. – Там то, что ты  ищешь.
                Я подошел к ней, обнял за талию и увидел слезы на ее глазах. Моя душа впала в смятение. Чувствуя, что причиняю ей страдания, мне хотелось остановить жизнь, чтобы не переживать всего этого.
 - Обещай, что  вернешься, - тихо произнесла она, чем дала повод оправдать свою жестокость.
 Не зная, будет ли это или нет, я сказал:
 – Обязательно вернусь, и вновь мы будем вечерами сидеть у реки и смотреть  на облака, гадая на что они похожи.
                Достав из тростника лодку, я принялся готовить ее к предстоящему противостоянию реке. Весь процесс занял у меня меньше  недели. Лодка оказалась не поврежденной. Мне лишь понадобилось время для того, чтобы заготовить себе в дорогу еды, а Майя за это время связала мне теплую кофту и носки.  Последний вечер мы были особо близки, она не отходила от меня ни на шаг, а ночью мы наслаждались друг другом до самого восхода.
 - Как же ты будешь грести целый день, ведь ночью ты не отдыхал? - Спросила она в надежде на то, что я останусь еще на один день, но жажда пути была во мне непреодолима. Обняв ее на прощание, я спустил лодку на воду и,  глядя на то, как она утирает слезы, старался  сдержать себя от желания  вернуться, нахлынувшее через чувство сдавливающие горло.
         
                *****    

                Сгустившиеся в небе тучи  не предвещали ничего хорошего. Запахло дождем. Я шел по реке уже более восьми часов. Мысли о Майе жгли душу, а слезы, не прекращаясь, лились из моих глаз.  Расстаться  с Женщиной оказалось тяжелее, чем с домом, в котором я провел большую часть своей жизни.   Нахлынувшее чувство я уже переживал однажды. Это было, когда Меняла оставил меня у реки много лет назад. Я ненавидел себя, гребущего против течения, которое неумолимо неслось к дому той, которая стала частью меня, но обратного пути не было.  Я греб, а дождь лил, отчего приходилось отпускать весла и вычерпывать накопившуюся в лодке воду. Понимая, что остановка на отдых, непременно вызовет непреодолимое желание вернуться, я принял решение отойти как можно дальше. За время жизни с Майей мои руки отвыкли от весел и, сейчас они кровоточили. Я накинул ремни, скрепившие руки с веслами, и  через боль продолжал  свое движение вперед. Вскоре небо потемнело полностью, а дождь продолжал лить. 
                Вот почему парусник доходит до моего дома в таком потрепанном состоянии. Как же он преодолевает порог, который едва не лишил меня жизни?  Думая о кораблике, вспомнилось о видении, которое проявилось перед тем, как я пришел в сознание в доме Майи, в котором я ощущал себя парусником, идущим по течению реки. В этот момент, я чувствовал единство с рекой - это было великое счастье.  Сравнивая переживания, я понял, что они не многим отличались друг от друга: те, что я испытывал, находясь с женщиной и те, которые давали мне единство с рекой.   Но так ли они похожи? Женщину я смог оставить. Женщину мне придется оставить к концу своей жизни, который неминуем. А реку? Нет, река это что-то большее, чем временное. Только в единстве с ней я смогу осуществить свою давнюю мечту, поплыть по ней корабликом, подгоняемым попутным ветром в лучах весеннего солнца. Тогда не будет иметь значения, куда тебя принесет течение, ведь у реки нет начала и нет конца и путь по ней - это путь в бесконечность к звездному небу.
                Утешая себя, я продолжал грести, останавливаясь, чтобы вычерпать воду и, вновь одевая ремни, продолжал сопротивление. Дождь заметно поутих, а тучи в небе начали рассеиваться, принимая алый оттенок. Заря набиралась и мне захотелось причалить к берегу для того, чтобы малость перекусить и привести себя в порядок. Нужно было обработать раны на руках и немного вздремнуть. Когда я закончил все свои дела и  прилег, мне показалось, что я расстался с Майей не вчера, а много лет назад. Не смотря на это, горечь подступала к горлу, когда я вспоминал  о ней.

                *****
                Солнце слепило сквозь закрытые  глаза, открыв которые, я увидел ясное небо и вновь вспомнил  о той, что осталась ждать меня на своем берегу. На удивление я был бодр, лишь сорванные мозоли напоминали мне о пережитом ночью. Спустив лодку на воду, я поплыл, радуясь солнцу, которое светило мне в спину. «Странно, я лег на восходе, а проснулся, когда оно только поднялось над рекой», - подумалось мне, и я, недолго прибывая в догадках, сделал вывод, что  проспал день и ночь. С новыми силами, не чувствуя усталости, я тянул весла и теперь уже не с болью, а с приятным чувством благодарности вспоминая время проведенное с женщиной.  Я понимал, что эту часть моей жизни, унесло в неизвестность великое течение, которому я сейчас оказывал сопротивление,  и это тоже являлось частью реки, у которой не было ни начала ни конца.
                Еще один день пути подходил к концу. Охваченный радостью я вновь проникся тем чувством, которое посетило меня до того, как я попал к  Майе. Я греб для того, чтобы грести, сопротивлялся течению, потому что мне это нравилось, не смотря на то, что это доставляло некоторые неудобства. Наслаждаясь рекой, я перестал считать дни, проведенные в пути. В этом не было необходимости. Рано или поздно  мне все равно предстояла встреча с неизвестностью, а значит, и думать  о ней не было смысла, лишь изредка я вспоминал о своих ранних грезах, о мальчишке полном надежд, который возможно запускает кораблик по течению, думал о том, каков он - исток реки. Разыгравшаяся фантазия помогала мне забыть о том, что  я гребу и мне казалось, что именно поэтому, я сохраняю так много сил, что способен пройти по три дня без отдыха.  По тому, как река меняла свой цвет я понимал, что близится наступление осени,  часть которой я еще смогу продолжать свой путь, а дальше - зима. Вот тут, я начал задумываться над тем, как перезимовать. Идти по замерзшей реке и тащить за собой лодку казалось мне немыслимым. Я всячески отгонял от себя эти мысли, а когда от их посещения возникало паническое состояние, говорил себе: « Река о тебе позаботится». Вскоре мне пришлось  надеть кофту и носки, связанные Майей. По утрам начало подмораживать. Проламывая корку льда, я спускал лодку на воду и первый час пути уходил на то, чтобы разогреться.  Подошло время, когда мне приходилось по замерзшей части реки выталкивать лодку к середине и продолжать путь, переживая  за то, что мои весла  трещали во время подъема.  Мне приходилось чаще останавливаться  для того, чтобы попить чаю и перекусить соленой рыбы.  Я готовился к тому, чтобы  тащить лодку за собой, когда река покроется льдом полностью.  Для этого мне пришлось  проделать небольшие отверстия в носовой части и сшить ремни,  которые очень скоро прошли испытание на прочность.  Я тащил трещавшую от мороза лодку за собой, проваливаясь в еще не окрепший лёд. Промокшая одежда сохла на мне, а ноги, словно не мои, делали шаг за шагом.  Руки иногда отказывались слушаться,  болтаясь как две плети. Я знал, что должен продолжать свой путь, во что бы то ни стало. Преодолевая самого себя,  я шел, не думая ни о чём, останавливаясь лишь для того, чтобы согреться и перекусить. Вот уже прошла неделя с того момента, как река замерзла, и мне казалось, что я создан для того, чтобы тянуть за собой  лодку,  а  боль  в замерзших руках и  ногах  была подобно течению, противостоять которому, казалось, было моим призванием.
               
                Снег ложился крупными хлопьями мне на лицо. Ветер стих, но тело мое, казалось, промерзло до самого сердца. Меня окружала безжизненная белая пустошь. Сил тащить лодку не осталось, но бросить то, что было дорого мне, как часть меня, я не мог.  «Она мне еще пригодится», - говорил я в надежде, что продержусь до начала весны.  Остановившись на привал, я думал лишь о том, как мне согреться. Я никогда не испытывал подобного острого желания погреть свои руки и ноги у костра. Вокруг ни единого кустарника. Все, что  могло гореть из того, что я нес с собой,  уже  было сожжено. Я поглядывал на лодку и всячески отговаривал себя от мысли, пустить ее на дрова, но мысль становилась настолько навязчивой, что иногда мне приходилось кричать изо всех оставшихся сил: «НЕЕЕТ!!!!» Но тут же я находил массу причин, по которым я просто обязан был это сделать. И вот оно - решение пришло само собой.  Я стоял пред  выбором уснуть от холода и остановить сопротивление или согреться и продолжить  свой путь. Лодки хватило бы на всю зиму пути. В надежде, что возможно завтрашний день даст новые возможности, я начал разбирать кормовую часть.  От предвкушения тепла мои руки стали послушными, лишь пальцы не чувствовали ничего.  Я сидел у костра, сняв обувь, и пытался отогреть ступни. Долго мне это не удавалось, они, словно, были не мои, но я продолжал их растирать и, в конце концов, кровь побежала в них, отчего вызвала колики до самых колен. Пальцы рук отошли и, мне стало намного веселей.  Радуясь теплу, я достал замерзшую рыбу  и, насадив ее на нож, принялся обжаривать ее на углях. Набравшись сил, согревшись, я одел лямки и продолжил путь.
                Зимние дни  были коротким, но, не смотря на это, я не останавливался с наступлением темноты, всякий раз доводя себя до такого же состояния, как в первый раз, когда мною было принято решение использовать лодку для обогрева. Так, я надеялся, что возможно протяну до наступления тепла и сохраню лодку с минимальными повреждениями.   Я шел, а русло реки сужалось. «Возможно, я приближаюсь к ее истоку»,  -  обращая на это внимание, говорил я себе, чем придавал новые силы утомленному телу. В пути я даже начал разделять себя со своей плотью. Этому  способствовал холод,  при котором значительная часть тела становилась не послушной, как лодка во время сильного течения, что неумолимо продолжало свой бег под толщей льда, по которой я продолжал свой  путь. Иногда я прижимался к замерзшей реке, пытаясь услышать ее и, в этот момент, наступало полное умиротворение. Я чувствовал себя частью реки,  и это определенным образом придавало мне силы.
                Встав, оглянувшись по сторонам, я подошел к лодке и, попросив у неё прощение, бережно снял очередную рею и развел костер. Растирая ноги, я смотрел в ослепляющую даль и вспоминал Майю, когда до меня донеслись голоса детей. Оглянувшись по сторонам,  я увидел мальчишек, которые, стоя на берегу, звали меня к себе. То ли от счастья, то ли еще  от чего, я прослезился, не мешкая,  встал и принялся махать им руками. Дети побежали в мою сторону и, когда уже были рядом, я начал терять силы и присел. Подбежав ко мне, они принялись растирать мои ноги, руки, а затем помогли мне забраться в лодку и потащили ее за лямки к берегу.
                Лодка шустро скользила по снегу. Дети подшучивали друг над другом, задавая темп. Очень скоро появились дома, вокруг которых, звонко заливаясь смехом, водили хоровод  мальчишки и девчонки. Увидев нас, они расступились и, сопроводив взглядами до самого дома, у которого мы остановились, начали подходить ближе. Окружив нас, поддерживая меня за бока, они помогли мне пройти   в дом и положили на кровать.  Просторная  комната, в которой я находился, была наполнена светом и запахом ванили, сливающимся с ароматом  лесных ягод. У печи, ловко справляясь с кухонной утварью, задорно  помогая друг другу, готовили три девочки. Они были примерно одного возраста - двенадцати, тринадцати  весен. Красивые и пестрые платья, в которые они были одеты, завораживали своим орнаментом.  Мальчишки приносили дрова и шутили, чем явно задавали хорошего настроения и, с любопытством  взглянув на меня, выходили. Я лежал на кровати, чувствуя, как мои ноги и руки начали отходить то холода. По всем конечностям побежали колики, отчего захотелось взвыть. Присев, я принялся их растирать. Девочки посматривали на меня украдкой и перешептывались. В комнату вошли два мальчишки и, подойдя ко мне, принялись помогать мне, растирая ноги. Один из них, глядя  мне в глаза, представил себя и своего друга:
 - Меня зовут Милосердие, а его – Милость, - затем взглянув на девчонок, он продолжил, - а это наши сестры, Любовь, Забота  и Добро. Они готовят для всей деревни, кроме охотников и рыбаков.  Те едят исключительно то, что добудут. Мы все с состраданием относимся к ним, ведь они поедают нечистое. 
                Смущенный  откровением мальчишек, я вынужден был признаться в том, что сам являюсь рыбаком, но Милосердие уверил меня в том, что мое прошлое не имеет ничего общего с жизнью в деревне, и что здесь только Старший брат может решить, кем мне быть.
 - А кто он? - Спросил я у Милосердия. И оба мальчишки, переглянувшись, в один голос ответили:
 - Ты еще с ним встретишься. - Затем Милосердие продолжил, поминая мою ногу, - пока тебе нужно поправиться, познакомиться со всей деревней и решить для себя, в каком статусе ты предпочтешь остаться.
                Я не стал объяснять мальчишкам, что задерживаться в деревне  не входит в мои  планы, и решил для себя, пусть все идет по течению, вырваться из которого я всегда сумею.  Почувствовав, что мои конечности пришли в  норму, я встал и поблагодарил мальчишек. 
                - До утра ты пробудешь здесь, -  сказал мне Милость  и добавил, – наши сестры о тебе позаботятся. А сейчас, мы,  если ты не против, пригласим жителей деревни к столу.
 Мне стало интересно, как в этой, хоть и большой на вид  комнате, смогут поместиться все те, кого я видел на улице и, сразу же  сомнения рассеялись, когда меня провели в комнату, больше напоминавшую  зал для  трапез, о которых я читал в книгах о королях. Мы прошли и меня посадили за стол  рядом с троном, на верхней части спинки которого, красовалось золотое  солнце.
- Это место нашего Старшего брата, - сказал Милосердие. - Весной он спустится к нам  по реке на лодке и  созовет собрание, на котором будут присутствовать все, даже охотники с рыбаками. Обычно они сидят там, - показал он на столы, стоявшие особняком в конце зала.
Меня начал мучить вопрос, почему дети так пренебрежительно относятся к охотникам и рыбакам. Я помню, как Милосердие мне сказал, что они едят нечистое. Но что именно? Я осматривал  зал и не мог найти ответ на этот вопрос, а спросить не решался, боясь выглядеть невеждой. 
 Любовь, Забота и Добро раскладывали на столы пироги, которые только достали из печи. Пахло очень вкусно и мне показалось, что этот запах мне знаком. Он унес меня на некоторое мгновение в самые глубины моей души, откуда раздался детский смех, вызвав  сначала дрожь во всем теле, а затем радость и осознание того, что всем этим я жил однажды. Я смотрел на то, как дети занимают каждый свое место и, находился, словно во сне, в котором вернулся  туда, откуда много весен назад ушел. Лица детей сияли светом и радостью. В глазах каждого,  я находил то, что мне давала Майя, но это чувство было немного другим. Оно проявляло мудрость и умиротворение.  Улыбка не сходила с моих уст. Невиданная мне ранее прозрачность образовалась вокруг и, мир сквозь нее казался теплым и родным. Что-то подобное я испытывал, когда находился рядом с Менялой. Память об этом чувстве вела меня к моей цели и, в этот момент, мне показалось, что я, наконец, нашел то, что искал. 
                Милость и Милосердие подошли к трону и,  приняв из рук сестер ягодный пирог, положив его на стол, словно предлагали угощение, сидящему под золотым солнцем Старшему брату. Поклонившись, они вернулись, заняв свои места по обе стороны от меня. Милосердие, взглянув мне в глаза, улыбнулся и принялся объяснять ритуал, который они с братом совершили.
 - Огонь - это душа Старшего брата. В нем сестры готовят еду, которую он вкушает, прикасаясь к ней. Так он благословляет   пищу, делая ее дозволенной для нас. Каждый из присутствующих на трапезе наполняется благостью, ощутив ее аромат. 
Ты испытал благость? - Спросил Милосердие.
- Да, -  ответил я, сочтя за благость, пережитое мной сравнительно недавно, когда я уловил аромат пирогов.
-  Старший брат тебя  благословил, - улыбаясь, сказал мальчишка по имени Милость.
- Ты стал нам  братом, - услышал я голос Милосердия и глядя на то, как все принялись за пироги решил последовать их примеру.  Ароматный кусочек  наполнил меня цветущим летом. Я видел как над яркими полями, светило  улыбающееся солнце, а река брала свое начало у небесной выси, уходя за линию горизонта в голубую даль. Я смотрел на нее с чувством благодарности за годы, прожитые у ее вод, за заботу обо мне с ранних лет.  Осветленный благостным чувством, я вдруг испытал легкую обиду, вспомнив, как Милость и Милосердие отзывались о рыбаках. Мне стало жалко их, отвергнутых жителями деревни. «В чем же тогда проявляется их милосердие?» -  Задал я себе вопрос и с нахлынувшим разочарованием взглянул на двух братьев, которые пережевывали пирог и наслаждались благодатью. 
 Проснулся я рано. Встал с кровати и, заглянув в зал, в котором вчера собралась вся деревня, вышел на улицу. Синева  утреннего неба была пронизывающе холодна. В домах не горел свет. Деревня спала. Мне захотелось осмотреться, не привлекая к себе внимания. Пожимая от холода плечами, я пошел вдоль домов к реке. Когда я был уже у берега, небо  набиралось зарей. Вспоминая с тоской весь пройденный путь, мне стало не по себе от того,  что я больше не смогу пережить всего этого, даже если мне предстоит повторить  все заново. Река унесла своим течением все то, что я переживал, сопротивляясь ей. Глядя на то, как  все заснеженное побережье начинало играть в алом зареве, я вернулся в деревню, где меня встретил мальчишка, которого я не видел вчера за столом. Он улыбнулся мне, но это была не улыбка счастья, в его глазах я прочел великую тоску. Мне захотелось заговорить с ним, но меня остановил голос Милости. Я оглянулся, чтобы поприветствовать его  и  потерял из виду взволновавшего мою душу мальчика.
 - Кто это  был?- Спросил я у  Милости.
 - Рыбак, - услышал я тихий ответ,  и мое сердце готово было разорваться  от переизбытка чувств. Повернувшись в сторону Милости, я вошел в дом и, с тех пор меня не покидал взгляд этого мальчишки, словно застыв передо мной, наполняя меня тревогой.  Сестры накрывали на стол. Вскоре вся деревня буквально вбежала в зал и, вновь меня наполнило вчерашнее чувство, но сейчас оно отдавало горечью переживаний за отверженных рыбаков. «Как же так?» - Спрашивал я себя. Ведь они такие же дети. В их сердцах таится неизмеримое чувство любви, которую некому оценить.   Наполненные благостью жители деревни ели ягодный пирог, а мои глаза наполнились слезами, отчего я отвернулся и тихо, так чтобы никто не видел, утер свои глаза.
                После трапезы мы вышли на улицу, и все дети разбрелись каждый по своим делам. Милость и Милосердие водили меня по деревне, знакомя с каждым, кто попадался нам на пути. Пройдя по деревушке, мы вошли в дом, который словно сказочный терем, был украшен плетением из тростниковой ленты. В доме нас встретили две милые сестры, которых братья представили мне как мастериц, плетущих кухонную утварь. Нахлынувшее чувство вызвало в памяти уже далекий образ Майи, которая возможно ждала моего возвращения. Сестры мастерицы наполнили меня теплом воспоминаний, отчего мне даже стало их немного жалко. Я представлял себе, как эти маленькие беззащитные создания  могут оказаться оставленными у реки и мне хотелось, во что бы то ни стало предупредить их о том, что их, возможно, ожидает, но братья позвали меня и я, прибывая в смятении, вышел за ними.  Мы шли, заходя то в один дом, то в  другой и везде я встречал  детей, занятых  своим ремеслом.  Так незаметно прошел день, и к вечеру вновь вся деревня собралась в зале у трона, а сестры Любовь, Забота и Добро поднесли Милости и Милосердию пирог, предназначенный Старшему брату.  Снова благодать, вуалью покрыла всех собравшихся и вновь мною овладела горечь, содрогнувшая мое сердце, а слезы  побежали из глаз, которые мне приходилось прятать от двух братьев, сидящих по обе стороны от меня.
               

                Я лежал и не мог уснуть, вспоминая свои годы, прожитые  у реки. Перед глазами пробегали воды, несущие отражающиеся облака. Птица, застывшая в небе, как тот змей, которого я запускал с Менялой в детстве, словно звала меня в путь. Погруженный в воспоминания я потерял четкую грань между тем, где была моя фантазия, а где реальность. Лишь звуки реки напоминали мне о том, что у меня есть цель. Я шел к ней, сопротивляясь течению, которое норовило сбить меня с ног, цепляясь руками за камни, омываемые бурлящим потоком. Пронизывающий холод вновь сковывал мою плоть, но высоко в небе, как надежда, ярко светило солнце. Поднимаясь все  выше и выше по  течению, я осознавал что приближаюсь к своей цели и, когда передо мной открылась  гладь, а течение остановилось, взгляд столкнулся с смотрящим в мои глаза Менялой. Переполняясь  радостью, я бросился в его объятия так, как  сделал бы это много лет назад, когда он  оставил меня у реки, а я ждал его всем сердцем. Меняла обнял меня  крепко и повел по руслу реки в небесную высь, где усадив на облако, спросил, хочу ли я отправиться по течению реки маленьким корабликом, даря надежду всем, кто меня провожает взглядом.
                Ничего не говоря, я, просто улыбнувшись, кивнул в знак согласия, и в это же мгновение почувствовал, как меня согревает весенние солнце, а ветерок, подгоняя, раздувает мой парус. Меня несло по течению  реки и, казалось, что высшего  счастья быть не может. Река нежным прикосновением вела меня по своим водам, а я смотрел на то, как дети, собравшиеся на берегу, машут мне руками. Птица зависла надо мной, вызвав радость единства с окружающим. Проходя через цветущие берега, я увидел Майю, сидевшую и ждавшую моего появления. Увидев меня, она встала и проводила  взглядом свою надежду. Подхваченный порывом ветра, я легко преодолел порог реки и шел на полном ходу,  задирая свою носовую часть.  Вдруг, что- то остановило движение, и я понял, что меня прибило к берегу. Выбраться к основному потоку самостоятельно я не мог. Стоя у кромки берега, я увидел того самого мальчишку рыбака, который встретился мне утром ранним в деревне и тронул своим взглядом мое сердце до самой глубины чувств. Мальчишка подошел ко мне и подтолкнул к большой  воде . Подхваченный течением я вновь устремился вдаль по реке, которая восходила к звездному небу, взмыв в которое, я оказался среди небесных светил . Проходя мимо звезд, я думал о тех, кто, возможно, провожает сейчас меня взглядом  и в этот момент в их душах, загорается надежда.