Из детства

Из детства…

Недавно прочла «Вино из одуванчиков» Р.Брэдбери. Удивительная книга. Я невольно поймала себя на мысли: а что я могу рассказать о своём детстве, типичном детстве советского ребёнка, из каких значимых, очень значимых мелочей оно состояло, помню ли я их, каков запах моего детства, и почему на склоне лет многие так часто обращают свою память в те солнечные дни?
Итак, всё по порядку.
Средняя Азия. Станция Луговая. Бесконечные пески, потом цветущая степь. Верблюды, тушканчики, змеи. Поезд едет бесконечно долго. Выглядываю в окно и вижу барханы и половину поезда, он извивается, как змея. Наша квартирка. Балкон, под ним палисадник. На окне сидит мой камышовый кот Пушина. Папа его принёс его совсем крошечным. Кот вырос, улицу боялся, но бесконечно любил играть со мной и купаться. Ванной у нас не было. Мыли меня в ведре или в тазу. Пушина плескался вместе с моими оловянными солдатиками. На рыбалку ходили пешком, выстраиваясь по старшинству: папа, мама, я и кот. Пушина плавал и таскал на берег лягушек. Озеро потрясающе красиво переливалось под лучами солнца, посреди лодка с рыбаком, такая тишина, и камыши. Частая картинка детских снов.
Помню, как орала, приходя в садик и долго не могла успокоиться, стояла у забора и вопила: « Мама, маши`» или «папа, маши`». Родители уходили и долго махали мне рукой. Я любила, когда отец забирал меня из садика пораньше. Дома мы ложились нос к носу и спали. Папка жарил мне картошку и варил « цыганский суп». Он его так называл, потому что часто делали мы это на улице, на костре. Самый вкусный суп.
Ещё отец катал меня на  качелях в виде перевёрнутого бутоном вверх колокольчика. В них мы и прятались.
Помню, как была напугана появлением незнакомца, подъехавшего сзади дома на белой машине. Он приставал к нам с расспросами, но мы, будучи  послушными в тот период детьми и предупреждёнными нашими родителями об опасных незнакомцах, ворующих детей. Мы с ним не разговаривали, зато известили всех взрослых, что появился бандит. Этот мужик как-то появился во дворе, мы его узнали, подняли шум, он ушёл. Мерзкая физиономия.
У меня есть подружка Алёнка. Я мало что о нас помню.
Потом заграница. Ирак. Пакуем вещи, ищем Пушину. Он всё понял, спрятался в коробке. Мы отдали его друзьям, но потом они писали, что наш кот исчез, не прижился. До сих пор живём с чувством вины. Да вот взять его с собой мы не могли. А вот отправилась я в чужую страну  со своей куклой. Коробку с игрушками мы отдали, но с Роковатым я ни за что не хотела расстаться. В Москве нам с мамой делали прививки. Меня укололи под лопатку. Больно.
Самолёт. Какая-то острая пища. Ааэропорт, таможенный досмотр. Арабы перебирали женские вещи тщательнее всего, доставали трусики, трясли, смеялись и что-то лопотали по-своему. Я помню смущённую улыбку одной женщины, стоявшей напротив нас. Почему это въелось в мою память?
Вот мы в гостинице Багдада. Внизу многочисленные домишки, наседающие друг на друга, плоские крыши, арабчата и мужчины в платьях. Мы гуляем по ночному городу. Смотрим на фонтан. Там Али-Баба и сорок кувшинов. Вода переливается из одного в другой. А вот на витрине скелет. Ужас!
 В пекарне покупаем хлеб. Он такой горячий и вкусный, и пекут его у тебя на глазах.
Где бы мы не появлялись , арабы всегда трепали меня за щёку. Ну, что это такое?
Мне купили немецкую куклу. Очень дорогую. Она стала Катей. Позже её длинные белые локоны превратились в мочалку.
 Впервые вижу двухэтажный автобус. Почему-то мы зашли в него, поднялись наверх и потом никуда не поехали.  Рядом с гостиницей сквер. Отец разговаривает с арабом. Он тоже военный. Его жена интеллигентно  одета: юбка, блузка, не так, как арабки, которых я везде видела, все в чёрных абаях. Я с кем-то бегаю, играем в догонялки. Арабка подходит ко мне и что-то говорит. Я не понимаю. Бегу к маме. Отец переводит: «Нельзя отходить далеко, там деревья, темно, могут украсть». Почему взрослые могут быть плохими, почему могут украсть? Почему есть бандиты?
Переезжаем к месту папиной работы. Шоссе блестящее, ровное, широкое. Я сижу впереди, пейзаж необычный. Скалистые горы,  иногда наверху видны столбы с проволокой, солдаты с оружием; папа показывает стаю шакалов, они цепочкой бегут по горам, а вот и пальмы.
 Ночь. Мы на месте. Русское поселение. Кругом зелень, ночной аромат каких-то цветов, бесподобный аромат и цветы такие красивые!…И вдруг - собака, огромная, злая  несётся на нас, отец её отгоняет. На лай выходит кто-то из русских: «Катя, нельзя!».
Катя охраняла наше поселение. Ни один араб не мог близко ночью подойти к нашим окнам. Арабы говорили: «Надо же, выросла среди арабов, а ненавидит нас». Детей  она просто обожала.
Но потом Катьки не стало, отравили или застрелили - я не помню. Но эта грусть была позже. А пока… Арык, черепашка,  принесённая домой плавать в ванной, потом выпущенная на волю, и я, оступившаяся и нырнувшая в грязную воду, отец вовремя  успел схватить за капюшон. Мальчик Ванька. Он был старше всех и противный. Я не понимала его издёвок. Как-то пришла домой и начала есть стиральный порошок. Ванька сказал, что смогу пускать мыльные пузыри. Мама долго мне мыла рот. Потом Ванька заставил меня сунуть палец в какой-то патрон на стене. Меня ударило током, несильно, но ощущение было не из приятных.
Каждый день нам привозили советские фильмы. Но каждый день мы требовали «Волшебную лампу Аладдина». Взрослым было всё равно. Женщины общались, вязали шали из мохера, а мужчины где-то под покровом ночи воровали брёвна и построили довольно быстро настоящую русскую баню. У всех была ванная с горячей водой. Но раз в неделю мы все были в бане.
По выходным для детей устраивали праздники, было так весело! Стихи, эстафеты, конкурсы и бассейн. Там я и научилась плавать. Вернее папа научил. Из пенопласта  и синего ситца мне сварганили жилет, он держал меня на воде, и я не боялась глубины.
Наши дома утопали среди цветов, лимонов, гранатов, финиковых пальм и инжира. Дети ели инжир. Я нет. Родители не знали, что это. Зато по сбору шампиньонов я  была первой. Грибы росли на глазах, вылезая  из-под земли.
 Однажды мы нашли таблетки, разбросанные повсюду. Взрослые увидели нас, сидящих под кустом. Строгий мужчина сказал: « Всем быстро домой и вымыть хорошенько руки». Мама рассказывала, что я ей призналась в съеденной одной таблетке. А вот я не помню этого.
 У нас появилась кошка Сильва. Многоцветная, очень красивая, но какая-то не такая, как Пушина, чужая что ли.
Однажды мы с мамой чуть ли не до смерти загоняли кота Базуна. Она его ненавидела. А я бестолковая веселилась, гоняя его от дерева к дереву. Он повис головой вниз. Мы решили, что он умер. А утром Базун гулял по территории, но уже не так нагло.
Раз в неделю нас возили на рынок. Шум, гам, вонь, лужи, ходим по рядам, что-то покупаем. Напротив лавки с коврами, украшениями, тканями. Мама что-то покупает. И вот оно мороженое, двухцветное, розовое с белым. Незабываемый вкус! Признаться честно, с той поры один раз мне встретилось нечто подобное, но не то! И ещё жвачка «Рекс» и «Тутти Фрутти».
Иногда ночью я не могла долго уснуть. Почему-то становилось страшно. Я думала: «Вдруг я умру?» Жуть какая. Я шла к родителям, прижималась к ним. Становилось спокойнее, я засыпала.
А ещё часто снился сон, будто я падаю вниз, качусь, как с горки, а внизу темнота, пропасть. Остановиться не можешь, а кричать не выходит. Просыпаюсь в слезах и к родителям под бок.
У меня частые носовые кровотечения.
Нестерпимая жара, марево вдали, мы трясёмся автобусом в город к русским врачам. Мне назначают какие-то шипучие таблетки. Это самое вкусное лекарство. Их бросаешь в воду, они шипят, вода становится оранжевой, сладкой, как лимонад.
Ура, рыбалка. Вода в Тигре и Евфрате мутная, грязная, но детей на берегу не удержишь. Мы плещемся, потом разламываем глину на берегу, в ней много рачков.
Вот я с отцом играю в бадминтон, во рту конфета, бегу за воланчиком, падаю и - губа разорвана. Мама в шоке. Мы в госпитале. Мне накладывают швы. Я ору. Араб в белом халате гладит меня по руке. Я злобно смотрю на него. Швы мне мама снимала сама.
Однажды я своими воплями достала рабочих, убирающих на территории нашего поселения. Сижу на качелях и  истошно воплю, нет, я пела, просто очень громко: «Карло Голубь у меня на корабле!» Один араб покрутил пальцем у виска. Ну, и ладно, попою` ещё.
Нашими соседями была арабская семья. У них не было детей. Он лётчик. Я его обожала, всегда бежала ему навстречу, когда он шёл с работы. Он брал меня на руки, чем-то угощал. А мама с его женой обменивались рецептами блюд, да и едой тоже. Как они находили общий язык, не понимаю.
Потом случилась беда. Тогда я не понимала, что это беда. Мама умирала от желудочного кровотечения. Рядом был госпиталь только для мужчин-арабов. Отец как-то сумел договориться, чтобы маму там спасали, был несколько дней с нею, а я под присмотром наших друзей. Потом мы пошли к маме. Она лежала на кровати, я её поцеловала, и мне захотелось гулять. Я так и не поняла, что с ней. По дороге домой папа показывал мне хамелеонов, они и вправду меняли цвет.
Нам с мамой надо уезжать. Мы летим самолётом в Москву. Папа остался в Ираке. Это потом мне сказали, что нас спешно эвакуировали, потому что началась война. Папа был там. Смутно помню, как он рассказывал о бомбёжках, о том, как русские рыли окоп под нашим любимым лимоном и там пересиживали обстрелы, как плыл по Средиземному морю и видел акул.
Москва. Её я помню и зимней и летней. Зимой во дворе у двоюродного деда Вани катались на горке, лепили снеговиков. Но опасные люди были и здесь. Парень, в меховой шапке с густыми усами каждый день появлялся на площадке, пытался играть с нами, хотя его никто не звал. Я лепила из снега торт. Он подбежал, натыкал в него спичек и сказал, что это свечи. Я  растоптала свой шедевр, увидела папу и показала ему похитителя детей. Усатый парень увидел, как я тычу в него пальцем и ушёл. Фуух! Хорошо, что я всё рассказываю родителям.
 А напротив площадки была милиция. Мы видели, как преступник в наручниках толкнул милиционера и начал убегать. Толстый милиционер его догнал, сбил с ног, а перед этим был выстрел. Ура! Бандит пойман.
Мы все смотрели фильм «Следствие ведут знатоки». Многие из нас мечтали стать милиционерами и ловить преступников.
Баба Шура брала меня с собой на работу. Она дежурила в Доме актёра. Там жили Райкин, Сличенко, Збруев и ещё много знаменитостей. Мне их показывали. Сличенко как-то потрепал меня по щеке и сказал: «Здравствуй, красавица!» Ну, и что?! Люди как люди. Ничего необычного в них тогда я не видела. Зачем мне их показывали? Мне вообще не очень-то хотелось туда ходить. Дома были пластинки с Бременскими музыкантами, стеклянный шар, в котором шёл снег, и коллекция железных ёжиков. Мне нравилось быть в комнате одной, петь и играть с ёжиками и смотреть, как в шаре идёт снег.
Оказывается, у меня есть двоюродный брат Генка. Меня отправили  к нему на выходные. Мы долго катались с горки на санках. А потом пришли домой, закрылись в ванной. С нами случилась беда, мы оба наделали в штаны. Бедная Генкина мама, ей пришлось нас отмывать и всё стирать. А летом на даче у  Генки было весело. Нас только и успевали выгонять с чердака. Нам нравилось путешествовать. Мы играли в следопытов, ходили по дачному посёлку, заглядывали под каждый куст, рассматривали каждую травинку. Это был целый мир, удивительный мир.
Когда вернулся папа, мы гуляли по Москве, пили фанту, покупали мне значки с Олимпийским Мишкой, а мама водила меня в цирк, она еле взяла билеты. Мы хохотали от номера с бревном в исполнении  Никулина. Потом зоопарк, такой огромный. Обезьянка трясла клетку. Я прилипла к вольеру и никуда больше не хотела идти. Потом увидела стеклянные ящики со змеями. Какая гадость!!! А вот парк, качели. Я обожала качели. А вот и Чёртово колесо. Как весело смотреть вниз и махать маме рукой! Тётя с дядей вышли из кабинки, изрядно вспотев, и почему-то не улыбались больше.
Москва-это, конечно же, метро. В метро очень здорово. В метро свой необычный запах. Его не спутаешь ни с чем. Мне нравился эскалатор, но было страшно проходить через турникеты. Я боялась не успеть.
 Вот мы мчим электричкой на какую-то станцию, поезд вырывается наружу, мы мчим быстрее автобусов и машин, а потом опять пропадаем под землёй.
Люблю кино. Смотрим с мамой фильм «Малыш и Карлсон, который живёт на крыше» со С. Мишулиным в главной роли. Но интереснее всего мультики перед фильмом. Они идут долго.
« Ну, погоди», «Летучий корабль» всегда желанны и смотреть их можно бесконечно.
А вечером - «Спокойной ночи, малыши». Пропустить нельзя. Как же я не поздороваюсь с Филей?! Он самый любимый.
          Москва, Москва, Москва….
Поезда. Я очень люблю поезда. Стук колёс, верхняя полка, мелькающие за окном деревья, особенно берёзовые рощи, луга, реки, озёра, люди, радующиеся, отдыхающие, работающие, куда-то спешащие, и огни, много разных огней, особенно голубых, и запах, исходящий от  рельс, поездов, и вокзальный запах, от которого сейчас меня выворачивает наизнанку, а тогда…такой пьянящий, зовущий к приключениям. И сахар в упаковочке с изображением поезда. Мне нравилось, как на столе гремит стакан с недопитым чаем, и даже запах курицы и яиц не раздражал. Лежу на верхней полке,  пою песни (особенно мне нравилась та, которую мама пела: «Стою на полустаночке в цветастом полушалочке, а мимо пролетают поезда….» -и ещё одна: «На дальней станции сойду…»); отец рассказывает о Родине, показывает за окном просторы, небо с низкими облаками, рыбаков, любуемся вместе пейзажами. Папа  всегда был  тонко чувствующим природу, красоту видел в малом, почти незаметном.
 Вот и вокзал. Мы в Рославле, муторно ждём автобус, который отвезёт нас к бабушке в деревню. Меня немного тошнит, как-то зябко, ехать я устала. И вот бабушкин дом, она во дворе кормит кур  или возится в огороде. Мы издали кричим, бабушка плачет, радуется. Сын приехал, младший, а значит самый любимый. Дом старый, бревенчатый, с русской печью, окна резные, сенцы и кошка, серая кошка, которая появлялась внезапно Бог весть откуда, когда постучишь по столу. Она обожала варёные куриные яйца, и бабушка её звала, стуча по столу яйцом. А котёнок  её, наречённый чертёнком за цвет шерсти и откровенное хулиганство, не давал нам с отцом спать, из-под одеяла не высунешь руку и ногу, царапался, а отца слушал, лежал рядом относительно смирно, пока папа ему бакенбарды делал. Папка всегда любил котов, всегда…
Так вот утро приезда. Это подарки бабушке и её подругам, которые обязательно нагрянут, ведь уже все знают, что мы приехали. Это уборка в доме. Я  что-то  пыталась делать, мыть полы, во всяком случае, но  в основном в саду ела кислые несозревшие ягоды клубники и крыжовника. Это суп из только что бегавшей по двору курицы, вкусные лепёшки и берёзовый сок. Потом по воду к кринице. Водой зубы выламывало, и ведро казалось таким тяжёлым, но запах и вкус ключевой воды до сих пор помню. Отец колет дрова, тянутся сельчане, взрослые тары-бары, выпивка, конечно. Я сижу на лавочке, пока интересно, но скучновато. И вот девочка-Алёнка, она в кофте и колготках, хотя лето. Бедная, болит мочевой пузырь. Мы гуляем по деревне, она часто приходит. А в один из дней я её отвергла, не пошла играть. Ждала другую девочку, даже не помню имени, бабушка звала её Пупозей, склоняла фамилию «ентих обжир». Та пришла, слопала клубнику на нашем огороде, нечестно играла, подглядывала, когда ножницами срезали вкусняшки, подвешенные на нитке. Бабуля сурово так спросила: «Накормила Пупозю?» Я дура - не поняла её сарказма. А вот Алёнка с тех пор, кажется, не приходила. Обиделась.
Больше времени я проводила с папкой. Он приучал меня к рыбалке. Я  таскалась с ним везде, то по магазинам, то на рыбалку, то в лес, отец показывал грибы, я объедалась в черничнике. Помню незабудки по берегам Ипути, все в росе, и кувшинки, жёлтые-жёлтые и их аромат, Мы смолим лодку, потом плывём к острову, там будем рыбачить. А потом папа  сварит уху, пожарит картошку с грибами, я наемся лепёшек, и буду ждать от бабушки деревенские байки. Много она их знала. Да и байки ли это были?
Моя бабушка обладала необычным даром лечить людей. Она слыла знахаркой. Многие к ней обращались, она знала, кому может помочь, кому нет, и никогда не брала ни с кого денег. Её сестра отхаживала людей от укуса змеи, а баба Варя не могла.
К бабушке мы приезжали в разное время,  чаще, конечно, летом.
В лесу папа делал зарубки на берёзе, мы ставили ведро для сока, потом собирали берёзовые почки. Когда я болела, мне давали из них настойку.
Однажды я услышала шипение, довольно громкое, а стояла и смотрела вверх, на макушки деревьев, там такие великаны были, и солнце так здорово пронизывало эту крону. Я пела. Шипение, взгляд в строну. Змея, огромная! Или у страха глаза велики?! Бегу к отцу, ору-у-у-у. Папка нашёл палку, и судьба змеи была решена. Зачем мы её? Несправедливо. Она ведь хозяйка в лесу, я незваный гость, стоящий на пути, предупреждённый, но она внушающий ужас враг.
 В лесу мне нравилось. Мы бродили часами, отец каждую тропинку знал, и я до сих пор ощущаю что-то, что трудно описать словами. Запах листвы, цветов, грибов, речки, солнца. Детство - это всегда много солнца. Дождь не замечаешь, просто ждёшь, когда он закончится, чтобы вновь выбежать на улицу, допоздна гулять, причём самой. Одиночества не бывает в детстве. Всё, что тебя окружает - живое, ты разговариваешь со всем, что видишь. И всё тебе отвечает. Мир полон жизни, и ты часть этого доброго огромного солнечного мира.
А потом вдруг похороны в деревне. Дождь. Все хмурые, о ком-то говорят. Я никуда не иду почему-то. Вижу разбросанные по дороге еловые ветви. Мне не разрешают их собирать. Говорят, покойнику путь устилали. Кто такой покойник? Как это? Зачем?
 А вот я у бабушки зимой. Снега много, мороз сильный, мы едем в мамину деревню на тракторе. Мне холодно. Куда меня везут? Тракторист пьян, мы чуть не упали в реку. Дальше идём пешком через лес. Темень страшная. Метёт.  Отец с палкой впереди. Идём долго. Наконец, выглянула луна, послышался лай собак, я чувствую дымок. Как я люблю этот запах дыма из печей!  На улице морозно, смеркается, краски заката, дым струйкой поднимается к небу. В домах загорается свет. Хочется вдохнуть глубоко-глубоко, а потом идти в тепло, пить чай.
  Вот  мы  и в хате. Баба Лиза, мачеха моей мамы, рада нам, плачет, обнимает, не знает, как угодить. А утром я уже хожу по полю, проваливаясь по пояс в снег. Знакомлюсь с  Алёнкой ( сколько ж их этих Алёнок?). Она в валенках на голую ногу, у неё нет  колготок, идёт со мной к проруби. Нам же запретили туда ходить. А почему мы должны провалиться? Мы пошли пробовать крепость льда, потом ушли гулять. А когда вернулись, меня отец секанул пару раз ремнём. Мама плакала, баба Лиза выла. Вся деревня баграми искала нас в проруби. Следы наши почему-то остались только там. Вот и сижу я дома. Обиженная, отруганная, наказанная.
Я становлюсь старше. В одно лето знакомлюсь с двоюродным братом, влюбляюсь в него, и верю, что моего мужа будут звать Александр. Мы всюду вместе с ним и Русланом, его закадычным дружком. Валяемся в стогу сена, купаемся до посинения в речке, дразним пиявок, наступаем на них тихонько и ждём: присосётся или нет, баламутим воду и ловим руками вьюнов, бегаем от гусей, а ещё  трогаем черепа животных, они разбросаны за забором мясокомбината. Руслан нам машет рукой, мы бежим к нему. В речке лежит дохлая кошка, раздутая. Мы тычем в неё палками, черви, маленькие и белые, вываливаются из неё, вода их уносит. Нам весело. Непонятно, что такое смерть.
А вот мы с Сашкой в кино. Смотрим «Пограничный пёс Алый». Я в конце фильма плачу. Сашка меня обнимает. Мы идём домой. Почти полночь, но на улице  светло, нас не ищут, так, слегка журят. С грязными ногами лезем на печь. Слушаем байки. Какой день будет завтра? Куда побежим за счастьем? Утром Сашка сидит на крыльце и вычёсывает гребнем вшей. Я сижу рядом, смотрю, что такое вши. Правда дома мама месяц боролась за чистоту моей головы. Экзекуции были ежедневными. Голова в тазу с хлорофосом, керосином, вычёсывание, и прочие неприятные вещи. Мама ворчит. Я не понимаю, откуда у меня эти букашки.
Украина. Я и двоюродные сёстры. Хозяйство. Гусей и уток гоняем на реку, кормим цыплят, поливаем огород. Воруем в колхозных садах вишню (взрослые варят кисель, варенье, закручивают компот), люцерну на полях, сматываемся от сторожей. До боли в животе едим смолу с деревьев. Лезем в чужие огороды за огурцами и помидорами. Из репейника, исколов пальцы, лепим мишек. Встречаем вечером корову. Я пробую её подоить. Она так странно на меня смотрит и бьёт копытом по ведру. Молоко вкуснющее. Сейчас бы никогда не выпила кружку парного. Здорово было пасти коров, правда, всегда приходилось очень рано вставать. А ещё рано вставали и ехали на грузовике с Ольгиными одноклассниками помогать колхозникам. В основном занимались прополкой. Я старалась, хоть и не всегда всё получалось.
Ходим к соседям смотреть нутрий. Как они их едят?
С нетерпением ждала, когда сёстры на великах поедут на ставок (озеро). Я купаюсь. Они старше меня, хихикают с пацанами. Мне обидно.
Я ссорюсь часто с Ольгой. Забираюсь на чердак, достаю баян и часами его растягиваю. Это знак взрослым: мы в контрах. Потом читаю сказки народов Африки. Книжка старая, с интересными картинками. Вечером Ольга сдаётся, мы кормим собаку Чарлика травой, доим его (он наша корова, бедный пёсик!), готовим кушать из песка и идём в центр в кино или просто гулять. При этом забываем закрыть дверь в туалет во дворе, и туда проваливаются цыплята. Нам опять попадёт. Говорю нам, хотя ругали Ольгу, я же гость.
Ой, как нам нравилось помогать Ольгиной бабушке мазать хату. Мы собирали конский помёт, бабушка в корыте замешивала его с водой и чем-то ещё, а мы босые танцевали в корытах, как Челенетано  в легендарном фильме. У бабы Мани была летняя мазанка. Всё было выбелено, вымыто. В ней сушились травы, пахло дурманяще. С Ольгой мы тоже собирали травы и развешивали их в летней кухне. Как там благоухало!  Вообще все дома в посёлке напоминали мне «Вечера на хуторе…» Ну, и как в любой деревне были свои ведьмы, знахари, сплетницы и прочие, прочие…
 Мы нарядились крестоносцами, ( зря только пачкали простыни, рисуя на них кресты), под покровом ночи забрались во двор напротив и пугали старуху, носились как оголтелые, стучали в окна, швыряли в них песком. А наутро старуха жаловалась Ольгиной маме, но мы стойко держались: «Это не мы, мы больше не будем». Ольге досталось лозиной по «сраце», дядя Вова, её папа, назвал нас мандолинами, и мы вновь с ней  поссорились.
 У Ольги была подружка Катька, жила рядом, и девчонки уже говорили о мальчишках, убегали от меня, точнее на великах уезжали, я не могла их догнать, я не понимала, как мешалась им, как хвостик за ними бегая. Они терпели меня, чтоб по «сраце» не получить. А потом вдруг им становилось скучно по одной, и они находили меня. Мы играли в жмурки и прятки, пугали ночами людей, натягивая нитки через дорогу. Это были ловушки для хулиганов. Нечего шляться по нашей дороге.
Дядя Вова часто возил нас на мотоцикле с коляской. Едет по делам и нас с собой берёт. Укроет брезентом и мчит по пыльным степным дорогам. В глазах песок, голова в песке, во рту песок. Как здорово! Ещё он нас катал на тракторе и сажал в комбайн.
В летней кухне было много мух. Когда я была одна, я гонялась за ними с хлопушкой. Любила забираться в сарай и засовывать руки в мешки с зерном и мукой.
Ночью мы услышали страшный шум. В курятнике брат гонялся за огромной крысой, она передушила всех цыплят, спасся только один. Крыса и правда была огромная.
Умерших птиц мы торжественно хоронили, рыли ямку, устилали её травой, закапывали, ставили из палочек крестик и возлагали цветы.
Как-то баба Маня взяла нас на кладбище. Мы с Ольгой ходили между могил, смотрели на памятники, нам становилось жутко, казалось, что все с портретов смотрят на нас.
Неподалёку жили цыгане. Ольга рассказывала мне про них всякие ужасы. Мы их боялись, прятались от них, когда видели, но не забывали быть сыщиками и устраивать за ними слежку.
Однажды Ольга науськала меня подразнить дядьку, ехавшего на мотоцикле, показать ему дулю. Конечно, я показала …и не одну. Ольга прыгнула в реку, я пряталась под мостом, а мужик гнался за нами, угрожал, вот ненормальный. В штаны мы наложили здорово. Потом хохотали и шли слушать поезда и собирать на рельсах стеклянные шарики, нам даже солдаты из поезда выбрасывали их.
Вот и опять поезда…Ну, что ж в них такого притягательного было? Что так ежедневно тянуло нас к полотну. Почему?
Сестра Людмила выходит замуж. Мама берёт отпуск, мы едем на свадьбу. Мама такая красивая, новое платье, причёска.  В купе красивый армянин начинает клеиться к маме. Проводник Акоп, старый и  беззубый, не спускает с нас глаз, мама одна в купе не остаётся, нас оберегают. Пол метут несколько раз в день, от чая уже тошнит. Акоп противно меня целует. 
Вот мы в Лозовой. Прощаемся с Акопом и его дочкой и мчим на свадьбу.  Свадьба удалась. Всё было интересно, необычно, в основном гости праздновали во дворе невесты. Лимонад такой вкусный был, а главное гильца. Впервые видела ветви, обвитые сладким тестом. Я украла туфельку невесты. Хитрюга Ольга выменяла её на деньги. Потом мы танцуем. Я не помню, когда уснула. А утром ряжеными возили в телеге родителей. Веселье продолжалось.
 Оно никогда не заканчивалось. Потому что всегда светило солнце, и всегда было лето. И был олимпийский мишка и духи «Шехерезада».
Краснодар. Живём в съёмной комнате в частном доме, очень тесно, всё чужое, суровая баба Галя, хозяйка. По утрам обхожу с кульком владения, собираю фрукты. Запах утра особенный, пахнет сливами, розами, солнцем. Его много, оно всюду. Днём голышом плещемся с Наташкой, внучкой бабки-хозяйки, в тазах, смотрим на кроликов и таскаем щенков. Они интересные, особенно белый Тарзан. Старый пёс Буян прячется от нас в будке - достали, кот Мурик не даётся в руки. За домом наша нычка. Там кухня и железная посуда. Моя любимая кукла, которую я звала Роковатый, большой мягкий пупс, стал Наташкиной игрушкой. Как я могла с ним расстаться?!
Распускается полуденный жар. А ещё мне нравились петушиные гребни и ирисы.
Хозяйка меня довела, орала за то, что мама на их гараже в противнях сушила пастилу. Вечером поздно я ждала родителей на остановке со скальпелем в руке. Это защита от бандитов. Маме меня жалко и смешно смотреть на то, что у меня в руках.
Как-то она послала меня купить варенец. Идём вместе с бабкой. В магазине я забываю название этого пития и по близкой цене покупаю бутылку «Лучистого». Продавщица удивлённо спрашивает у бабки: «Вы знаете эту девочку, она с Вами?». С радостью бегу домой, задание выполнено. Размахиваю бутылкой вина, взрослые соседские пацаны хохочут, глядя на меня. А дома - скандал. Сделала подарок папе. А варенец так был нужен маме для её больного желудка. Странное название – «варенец».
Иду к подружке. Её мама расписывает матрёшек и другие деревянные игрушки. Мне у неё нравилось. Ведь есть ещё и велик, иногда она мне разрешает покататься, но я не умею. И если честно, не умею ездить на велике до сих пор.
Я хожу по камням босиком. Мне больно, я терплю. Я редко плачу от боли. Нельзя, я не нытик.
Зимой на полигоне катаемся с папой на санках. Там есть горка, летим, как ветер. Я снимаю варежки и прилипаю руками к санкам. Ой, как больно. Пальцы несколько дней болят.
У всех детей есть потайное место. Там ты хозяин, тебя никто не тревожит, и найти тебя трудно. Там особенный мир, он только твой. Моя нычка была на черешне за гаражом. Отсюда хорошо был виден двор соседей и проулок. Отсюда весело пугать прохожих, дразнить их, дёргая за ниточку кошелёк. Здесь я читаю и пою. Ведь правда, всем детям нравится петь?
А ещё рядом с домом был орех, мы висели на его ветке. Это была традиция. Повисим и дальше обходим владения. Надо успеть в луже рассмотреть головастиков. Чтобы быть красивыми, натирали губы шелковицей и зелёными грецкими орехами.
 Я любила, когда приезжала наша родня. Такое веселье, а главное - гуляешь подольше. Всем не до тебя.
Отец рыбачил везде. Вот мы трясёмся автобусом, потом долго идём полями, лесополосами, огородами и подходим к каналу. Удочки заброшены. Отец, как всегда, удачлив. Мне тоже порой везёт. Но предпочитаю ловить лягушек на удочку и раскручивать их в воздухе. Папа снимает их с крючка, и я больше не балуюсь. Идём домой кукурузным полем. Домой возвращаемся с хорошим уловом: рыба, кукуруза, колхозные помидоры, лук. А сторож нас не заметил!!!
Вот я у отца на работе. Он такой красивый. В форме, подтянут, марширует вместе с солдатами. Я гуляю по территории части, он показывает мне истребители.
Меня взяли на огород. Он рядом со взлётным полем. Страшный гул самолётов, взлетающих каждые пять минут. Жарко, трудно поливать проросшие овощи, потом собирать жуков с картошки, зато есть свои дыньки и арбузики. Они маленькие, но свои и пахнут вкусно.
Часто мама брала меня к себе на работу. По дороге меня тошнило. Однажды это случилось в автобусе, потом на улице, потом мне зажало дверями руку. Не любила я ездить автобусами, в них пахло выхлопными газами, зимой было холодно и грязно, а летом всё было в пыли. То ли дело поезда!!!! У мамы на работе я ставила на пустых бланках печати, чем то ещё ей помогала.
 Я упросила маму записать меня на фортепьяно. Она водит меня на занятия. Инструмента нет, клавиши нарисованы на ватмане. По воскресеньям у тёти Наташи (она музыкант) я пытаюсь заниматься на пианино, купаюсь в ванной, но больше играю с её сыном Игорем. Мы подружились ещё в Ираке. Там погиб его отец-лётчик. Игорь собирает модели самолётов и мечтает стать лётчиком (мечта сбылась!). Фортепьяно пришлось бросить. Занятия должны быть регулярными.
Я видела у Игоря дома кораллы и рыбу-ёж. Я никогда не видела море. 
Вот мы с ребятами Игорева двора лазаем по теплотрассе, я отрываю от трубы кусок стекловаты. Игра не в радость, руки пекут, блестят, я жалуюсь маме, долго их мою. Мы едем домой.
Ещё по воскресеньям мы ездили в общественную баню. Долго  сидели в очереди, там так мерзко пахло, и кругом валялась сбритая с пяток кожа и клоки волос. Меня мама быстро мыла, сушила, и я ждала родителей на улице.
Я плохая. Я обидела папу. После бани он купил бутылку «Жигулёвского». Ну, я же, как мама, командир. Я ругаю отца и бью по дну бутылки. Бедные папины зубы. Он дал мне пощёчину. Да ещё и виноватым остался, я маме нажаловалась.
 Как же я безумно любила отца и как же позволяла себе его обижать, да и маму тоже. Однажды я так на неё разозлилась за то, что она меня ругала за грязь в тетради и назвала её дурой. Как стыдно сейчас!!!
Я впервые вижу море. Мы так долго едем автобусом в Инал. Перевал. Мама боится, зачем-то закрывает мне глаза, а я впервые вижу такие горы, я впервые на перевале, я хочу увидеть море.
Вот наша база, домики расположены на горе. Нас так долго оформляли, комендант был злюка. Он всем читал нотации, ругал заранее, устанавливал какие-то правила, когда можно в душ, на кухню, когда телевизор включит.
Я море сегодня увижу?               
Подъём крутой. Вот наш фанерный домик. Мама в первую очередь наводит порядок (я увижу море?), кормит меня ( когда пойдём на море?), собирает вещи на пляж. Ура! Мчусь вниз, спрашиваем дорогу к морю, у меня в горле пересыхает от радости. МОРЕЕЕЕЕЕ!!! Необычный запах чувствуется издалека, запах моря. Вот оно, такое огромное, синее, за ним солнечный диск, я бегу в воду. Мама боится за меня. Она не умеет плавать и только мочит ноги, а я плыву далеко. Она кричит, возвращает меня назад. Ладно, я доплыву до буйка позже. Ой! Бьюсь ногами о подводные камни. Этим Инал и славен. Он хорош для ныряльщиков, но тогда и  в течение нескольких лет подряд лучшего места в мире просто не могло быть!!!! И тогда на всю жизнь я полюбила море. На берегу я мечтала о том, что буду жить на море. Я была уверена, что на море не бывает холодно, что солнце всегда будет озарять его поверхность, а я ещё буду плавать на корабле. Я вспоминала прочитанные книги и мечтала.
 Вечером на соседней базе (она была красивее нашей) устраивали дискотеки, а перед ними конкурсы, а ещё мы ходили в летний кинотеатр на индийские фильмы.
Один раз на море по соседству отдыхала тётя Наташа с Игорем. Игорь увидел меня на берегу, подбежал, он был весь чёрный, с хвостом из водорослей. Был праздник Нептуна, и все мальчишки были черти, а девочки русалки. Не помню почему, но я не участвовала. Потом был шторм. Очень сильный. И на берег выбросило дельфинёнка. Он погиб. Я долго переживала. Зато после шторма можно было найти много интересного: камешки, ракушки. Я мечтала о большой розовой ракушке, которую нашли быстрее меня. Я ловила маленьких крабиков и клала их под домиком, чтобы краб не протух (так мне сказали взрослые). Муравьи делали своё дело.
 Засыпала я под песни Антонова и Макаревича, звучавшие с соседних баз: «Море, море…», «Я пью до дна…»
Через день мы уезжаем. Брожу по берегу и мечтаю выловить огромного краба. Хочу привезти подарок папе. Ко мне подошёл мужчина и подарил фиолетового, махрового краба. Он был таким красивым! Положу его под домик, чтобы не протух.
Мы едем на экскурсию на водопады. Мама боится отпустить меня с группой отдыхающих дальше по лестнице вверх. Мы ждём всех на берегу странной мелкой очень холодной речки. Нас пугают, говоря, что на днях из серпентария выпустили змей. Естественно мне нельзя отходить от автобуса. А в лесу так интересно, и второй водопад, наверное, тоже интересный.
День отъезда. Вещи собраны, бельё сдано коменданту, я лезу под домик за крабом. Он протух! Муравьи ничего не сделали! Краб был ужасного грязно коричневого цвета. Я кладу его в пакет. Мама настаивает, чтобы я его выбросила. Но это же папин подарок! Я же не могу вернуться без подарка, а потом это же кусочек моря! В автобусе жара и давка. Девушка-вьетнамка засыпает у меня на плече. По всему автобусу распространяется зловоние. Это мой подарок.
 Дома нас ждёт папа и вкусный ужин. Он меня обнимает, говорит, что я солёная и  пахну морем, а я ему дарю краба! Папа счастлив! Потом краб плавает в ванной, он же должен плавать, хоть и протух. Мама не выдерживает, и подарок отправляется в мусоропровод. Но я не расстроилась, у меня есть ракушки, камешки и ещё крабики, воняющие не меньше выброшенного. Я делюсь впечатлениями.
Потом мы ездили на море с папой, плавали в шторм, натирались глиной, играли в волейбол, бегали по утрам. С ним было так весело и надёжно. Правда мама нас всегда рано загоняла спать. Зачем папа её слушает?
А ещё мы брали на море попугая Ромку. Он появился, когда нам дали квартиру.  Мы ставили клетку на берегу, Ромку обдавало брызгами. По утрам он славно щебетал в унисон птичьему гаму. Он прожил у нас 11 лет. Славный был парень. С ним неразрывно связано моё детство. Ромка мог говорить. Подражал он голосу отца, но словам и фразам мы учили его все. Схватывал он всё, как говорят, на лету. Ромка с нами ел, спал днём, в клетку заходил так, зёрнами побаловаться, на ночь или обидевшись. Я дразнила его гитарой. Он её боялся. Ромке прострочили швейной машинкой лапку, он упал в ведро с известью, часто наступали ему на лапки, он ходил по полу и любил бегать наперегонки, я намазала ему под крыльями йодом, зачем-то лечила. Он сидел, тяжело дышал, расставив крылья и мне в руки уже не давался. Помню, как мы его кормили из пипетки и грели шеечку, когда его скрутило, и голова вывернулась набок. Спасли. А когда появилась собака, Ромка сидел в клетке, ему внимания почти не уделяли. Умер он у меня на руках. Правда я была уже взрослой.
Итак, мы получили квартиру. Вот радости-то. У меня своя отдельная комната. Я стою на балконе и смотрю вниз, голова кружится, но это ничего. Мебели нет. Спим на полу. Папа сколотил ящики для посуды на кухню, потихоньку обживаемся. Соседи попались ужасные. Муж с женой ссорятся всегда ночами. Мы не можем спать. Однажды она прибежала с окровавленной рукой, мама оказывала ей первую помощь, и мы вызывали скорую. Женщина забрызгала нам всю кухню и коридор. Потом в их квартиру приехали другие соседи. Мирные. У них сын Серёга моего возраста. Мы не дружим, но пару раз встречали вместе Новый год в пижамах. Взрывали хлопушки и среди конфетти искали фигурки животных, смотрели салют и пили детское шампанское.
О Новом Годе можно говорить бесконечно. На ёлку я вешала все игрушки, что были, и всю мишуру. Игрушки были живые, и каждый год их ждали новые и новые приключения. На руку Деду Морозу я вешала фонарик, рядом на ветке должны висеть птичка и собачка, и домик. Только так и никак иначе! Я украшала потолок дождём, бросая его в мокрой вате вверх. Я вырезала снежинки и клеила их на окна, или расписывала окна зубной пастой. Самое приятное-готовиться к празднику. Мы стояли в очереди за мандаринами, покупали конфеты, накрывали на стол. А я возле окна ждала снег. Как я его ждала!!! И чтобы непременно шёл большими хлопьями, шёл, шёл, и чтобы без ветра, а потом выйти на улицу, ловить снежинки, идти по аллее, и чтобы деревья все в снегу, и чтобы ёлки были и фонари горели. Но почему-то снег шёл редко. И праздник какой-то сразу был не такой.
К нам часто приезжает Игорь с мамой. Со взрослыми мы играем в лото. Лучшая настольная игра. Папа научил меня играть в шахматы и нарды. Так, по-дилетантски, и всё же!
Во дворе я знакомлюсь с детьми, но все очень отличаются от друзей прежнего района, не очень дружелюбные, задаваки какие-то.
 Мне не разрешали далеко уходить. Однажды я ослушалась и пошла играть на пустырь. Там ещё собирались злые мальчишки, настоящие живодёры. Они мучали собак и кошек. Мы находили трупы истерзанных животных. Жаловались взрослым. Но эти  гады гуляли спокойно по району.  Но на пустыре играть было интереснее, чем во дворе. Так вот я на пустыре заигралась. Мама меня уже искала. Нашла и лозиной гнала домой. Как мне было не по себе, когда она кричала на весь двор. До сих пор вижу суровые лица бабок, сидящих на лавочке.
 А однажды девочка из соседнего подъезда (мы будем потом учиться вместе и станем подругами) обозвала мою маму коровой, за то что она зацепила случайно ногой её велик, лежащий на тротуаре. Взрыв эмоций меня переполнил. Я обозвала её, отшвырнула ногой велосипед и с чувством полного презрения к этой особе пошла домой.
Рядом с домом озеро Карасун. Папа сам соорудил резиновую лодку, мы плавали с ним и рыбачили. В озере лежал самолёт. Мальчишки доплывали до него и ныряли. Купаться в Карасуне было не очень приятно. От него тянуло тиной, и дно было скользким и колючим.
Меня вывозили на водоёмы в парки. Поездка с одного конца города на другой утомляла, но это же приключение. И друг Игорь с мамой будет, и качели, и мороженое, и сахарная вата. А в другие дни зоопарк и цирк, кукольный театр.
 Я не любила выезжать осенью и зимой с родителями на рынки или ходить на ярмарки. Я мёрзла. Сыро, мерзко, дождливо, размытый, перемешанный с песком снег, которого было мало. Тоскливо, скучно, не солнечнооооо. Одно развлечение-тир. Мама стреляет классно.
У нас в городе Лунапарк из Чехословакии. Ой, как красиво, ой, какие карусели! Сколько огней!!! А вот американские горки! Я хочу на них покататься, но мама меня не пускает, выбирает что-то безопасное. А сколько аттракционов! Какие тиры! А жвачка «Педро»! Моя иракская давно выжевана, а наша апельсиновая не надувается и не пахнет.
Я училась в четырёх школах. Интереснее было в началке. Мы прыгали по партам, а мама грозила в окно, на переменах выбегали на улицу играть в цепочки, причём всем классом, прыгали на скакалках, 200 раз без отдыха!!!  Виталька мне нравился. Я называла его Д`артаньяном, а он меня Миледи. А мне хотелось быть Констанцией. Однажды зимой он намылил меня до царапин куском льда.
 Я любила ходить в школу, мне было интересно. Хотя, когда я её закончила, то совсем не скучала по ней.
В школе мы  дрались. Один мальчик ударил меня по мягкому месту ногой, очень больно ударил, я не плакала, но сидеть не могла. А с другим мальчиком, уже в другой школе, подралась на уроке, а потом продолжили войну в коридоре, он ногой дал мне в ухо. Потом с девчонками долго за ним гонялись по району, часа три. Вот это кроссовая подготовка, но так и не догнали. А ещё одному в день самоуправления подставила подножку, подрались, и я попёрлась к нему домой вызывать родителей в школу. У его мамы была истерика, а отец так ухмыльнулся, глядя на сопли своего детины. В следующем году мы уже дружили, и он показывал нам фотку из порножурнала (его папа из загранки привозил).
А вот сбор макулатуры и соревнования между классами. Мы на мебельной фабрике воруем картон. Прячемся в бумажной куче. Нам всем нравится Лёха. В полной темноте пытаемся его потрогать. Вот его рука. А вот чья-то. Вот блин. Потом просим бумагу в маленьком кафе на районе. На столе тарелка с конфетами «Каракум». И мы ушли с бумагой и конфетами. Почему-то они были вкуснее купленных и лежащих дома. Просто не часто покупали «Каракум», он стоил дорого. Зато шоколадная плитка «Пальма» была всегда, а мама с работы приносила «Птичье молоко», и  всегда конфеты  так быстро заканчивались!
На год раньше придурки-мальчишки хотели меня привязать с Сашкой к ёлке. Они нас дразнили женихом и невестой. Я убежала. Но это была трагедия. Мне даже страшно было ходить в школу.
Потом был классный час к 23 февраля. Училка попросила отца прийти к нам и что-нибудь рассказать. Папа  рассказывал нам о Маресьеве. Я так внимательно его слушала. Я гордилась. Вот какой у меня папа!
 На 8 Марта мы подарили учителю духи, купив их на всю собранную мелочь в карманах, и нашли их потом в ведре. Как мы обиделись!!! Потом была неприятная ссора с одноклассницей, разборки. Я всегда была правдорубкой и терпеть не могла врушек и сплетников. Правда, и самой врать не раз приходилось. Но тогда эта Танька была неправа. Класс меня поддержал.
Потом смотр строя и песни, мы маршируем, поём. На нас пилотки, парадная форма, эмблемы. Мы молодцы! 
Последние уроки физкультуры. Я записалась на волейбол и перешла в пятый, заново сформированный класс. Детство закончилось.
Фотография на память.


2015г.