Какие люди в Г!
- Фильм с Ричардом Гиром, – доверительно поведала трубка. – Ты понравился режиссёру. Приезжай в туфлях и рубахе.
- И всё?! – удивился я.
- И всё! – ответили мне.
- Прощай! - сказал я супруге. – Еду в Голливуд!
- Хорошо, - спокойно ответила она, - только половички сперва вытруси.
- Какие ещё половички?! Ты что не слышишь, я в Голливуд еду!
Ну и дальше - про туфли, рубаху, и про «всё».
- Это что, постельная сцена? – насторожилась жена. - А кто снимается?
- Ричард Гир!
- У тебя постельная сцена с Ричардом Гиром?!!!
И мы разругались.
Я кричал ей про зависть, с жаром расписывая достоинства Ричарда. А она всё напоминала мне о его возрасте.
- Понятно! - разорялся я. - Сама - не гам и другому - не дам?! А ну-ка, быстро неси мне мои туфли!
- Надень хотя бы пиджак.
- Нет! Режиссёр сказал – нет!
- А носки?
- Нет!!!
И я ушёл, хлопнув дверью.
- Жди «Оскара»! – крикнул я ей на прощанье.
***
А на съёмочной площадке меня встретил помреж.
- Туфли с собой? – сухо поинтересовался он.
- И туфли, и рубаха, – кивнул я, и тут же был направлен в мужскую гримёрку.
- Ого! – присвистнул я при виде раздевающихся мужиков. – Да тут, как я погляжу, целая батальная постельная сцена!
Мужчины переглянулись.
- Туфли с собой? – спросила меня костюмерша.
- И туфли, и рубаха, – кивнул я.
- Нет, рубаха не понадобится. Галстук завязывать умеете?
А Гир-то, понял я, с причудами.
- Ну, в общем-то, - бормочу, - когда-то умел...
- Отлично. Вот вам галстук.
Когда же я вышел из гримёрки, костюмерша ойкнула.
- Туфли лишние, да? – смущённо проговорил я.
И она закатила глаза.
- Какой у вас размер?!
- А вот это уже, - говорю, - очень личное!
Словом, пока меня обмеряли, я всё оправдывался: «Но он так сказал. Таким я ему понравился».
А костюмерша вздыхала: «Господи, какое счастье, что сегодня последний съёмочный день!».
В итоге, костюма моего размера не нашлось. И костюмерша, обмеряя меня, беспрестанно ворчала:
- Как вы, вообще, так живёте? Брюки - сорок шестой. Пиджак - пятьдесят четвёртый... Может, из вас генерала сделать? – задумчиво проговорила она, и тут же крикнула кому-то: - У нас русский генерал пришёл?!
- Пгишёл, пгишёл... - картаво ответил ей мужичок с ярко семитским профилем. – Я - гусский генегал!
- В таком случаи, я могу быть маршалом! – сказал я, на что костюмерша вздохнула:
- Да к чертям! Сами пусть разбираются.
И облачила меня в чёрные брюки – пятидесятого, и синий пиджак - пятьдесят восьмого размера.
- Ничего, – оценив собственное творение, проговорила она. - Поставим вас боком!
- А вот Ричард Гир – заметил я слегка обиженно, - обещал мне другую позу.
***
Ну а потом нас предъявили режиссёру.
- Так, - сказал режиссер, указывая на статиста с испитым лицом. - Вы у нас будете министром русской культуры!.. Вы, – указал он на толстяка с одышкой, - министром нефтяной промышленности... Это - наш картавый генерал. А это... – и тут его указующий перст замер на мне. - Простите, а кто пригласил это?!
- Вы, – подсказал режиссёру помощник. – Говорит, он вам понравился.
- Да?.. Ну, хорошо. Поставьте это возле торшера. И-и, скажите, пусть насупится.
- Насупься! – приказал мне помощник.
Я насупился.
- Крепче! – попросил режиссёр.
Я подчинился.
- Пусть не хмурится, а супится! Он что, не понимает разницы?
- Ты что, не понимаешь разницы?! – процедил помощник.
- Понимаю, – соврал я.
- Тогда супься, а не хмурься!
И я скривил рожу ещё сильнее.
- Что он делает?! – вскочил режиссёр. - Я же просил – супиться! На простом еврейском языке попросил его – супиться!
- Я суплюсь.
- Ты тужишься, а не супишься! Скажите ему, чтоб он супился!
- Супься! - просверлил меня глазами помреж.
И я насупился.
- Отлично! Пусть запомнит это лицом.
- Запомни лицом! – гаркнул мне помощник, и установил меня боком возле торшера.
Из образа я уже не выходил.
***
Сцена коктейльной вечеринка в доме американского посла снималась в Иерусалимском музее.
По команде «стэнд бай!» статисты замирали. По команде «экшен» - оживали, и в зал втекали официантки со стюардами, а в глотки статистов - закуски с вином.
Во все глотки, кроме моей. Потому что я супились.
- Только не капните на ковёр! – умоляюще шипел помреж. – Ему триста лет! И помните, когда входит главный герой, все беседы переходят на пантомиму!
Пантомима, впрочем, обжорству не мешала. С каждым дублем выпивка с закуской всё таяли, а лица мимов всё розовели.
«Где же Гир? – сглатывая слюну, мысленно вопрошал я. – Когда уже, наконец, выведут Гира и меня, наконец, накормят?!».
Однако дубли не прекращались. «Стенд бай!» сменялся «экшеном!». «Экшен!» - «катом!». Так что - мимы не успевали прожёвывать, а я - сглатывать.
Гир воображался мне избавителем.
«Вот он придёт, - мечтательно думал я, - вот увидит, как я суплюсь, и заберёт меня, вместе с закусками, в Голливуд!».
***
А встретились мы с ним случайно. У писсуара.
Седой, галантный, в строгом дорогом костюме, он улыбнулся мне своей широкой голливудской улыбкой, и я обмер.
- Ричард?!
- Найс ту мит ю, - пожал он мне вымытую руку своей невымытой.
- Ай ем ту! - растерялся я. - То есть - ми!
- Анд, хау а ю? – вежливо поинтересовался он.
- Насинг! Ай эм, как, ай эм!
И он, похлопав меня по плечу, произнёс: «Гуд, гуд!». После чего галантно удалился.
***
- А я Гира видел! – поделился я с безмолвным торшером, и съёмки продолжились.
Осветители создали вечер. Режиссёр новую сцену. И мой торшер заменили бюстом.
- Господи, когда же всё это кончится?! - вздымаясь, поминутно вздыхал бюст, добавляя со стоном: - На этих каблуках я уже ног не чувствую!
- А я Гира видел! – шепотом поделился я с бюстом.
- В Голливуде?
- В туалете!
- Так, тишина на площадке! – зашипел на нас помощник.
А потом мне позвонила жена.
- Ты почему не вытрусил половички, а, звезда?! – спросила она. - Или мне Ричарда об этом попросить?!
- Ещё слово... - прошипел я в ответ, - и Оскара ты не получишь!
А бюст рядом простонал:
- О-ой, не могу больше видеть эту еду!
- Может, поменяемся, - предложил я бюсту. – Вы, пока, посупьтесь, а я хоть пожру!
- Отставить! – перехватил, протянутую мне тарелку, вездесущий помреж. - Декорации не едят!
И вернул тарелку обратно бюсту.
- Вы ешьте – приказным тоном сказал он, – но непринуждённо... А ты супься!
И после очередного дубля бюст замутило. Он начал вздыматься всё чаще и выше, и на меня пахнуло жареными баклажанами и канапе с севрюгой!
- А-а-а, - простонал я, - дышите в мою сторону!
И услышал:
- Какие же вы, мужики, все животные! Не видите, мне же плохо!..
- Да я просто голоден...
- И это ваше оправдание? Господи-и-и...
- «Экшен!» – вдруг выкрикнул режиссёр, и бюст механически зажевал. А по команде «Кат!» - вырвал.
- Ковёр!!! – ахнул помощник. – Триста лет!!!
А к следующему дублю, рухнувший бюст заменили желудком министра нефтяной промышленности.
Этот, слава богу, трескал за троих!
- Эх, сейчас бы водочки... - облизывая сальные губы, мечтательно приговаривал министр. – И горяченького... А-то от этой севрюжки с вином у меня завтра такая изжога разыграется…
- А я, зато Гира видел! – зло процедил я свозь зубы. - И он мне даже «хау а ю» сказал, и по плечу – «Гуд, гуд!» - сделал.
- Так его тут все видели, – смачно жуя, отозвался нефтяной министр. – Нечего сказать, похож.
- Что значит, похож?!
- Так это же Джейсон, директор здешнего музея. А вы что – не знали?
- А Ричард где?! – помутился я взором.
- Где-где, в Америке.
И тут брови мне окончательно отказали. Я больше не мог их супить. И даже дышать не мог.
- Всё! - неожиданно выкрикнул режиссёр. - Всем спасибо! Отличная работа!
И я, опустившись на трёхсотлетний, заблёванный ковёр, дрожащими пальцами набрал жену.
- Оскара не будет... - плаксиво проговорил я в трубку. - Прости за половички...
Свидетельство о публикации №215040300752