Противоположность

  Палыч неторопливо прохаживался по привокзальной площади. До отправления пересадочного поезда оставался приличный, но привычный, - лучше раньше, чем впопыхах, - запас времени.
  Двое суток, проведённых в гостях у друга, оставили приятные ощущения и.. противный ком в горле, от выпитых, чрезмерных, рюмок спиртного, что он позволял себе только в особо торжественных случаях.
  Но встреча была долгожданной и радостной. Гера наконец-то ушёл в запас, а вернувшись на родину, обживал новую квартиру в центре большого города, вдоволь помотавшись по гарнизонным коммуналкам и загранкомандировкам, и дослужившись до высшего офицерского звания. Он, педант по жизни, сохранил все погоны - от вылинявших, от времени, первых суворовских, курсантских, и до нынешних. Их, и не только, и обмывали, как полагается, ведь больше двадцати лет не виделись! Но сохранённая, в письмах и редких переписках по интернету, дружба, дороже даже той - периодически ноющей «награды», хранимой Палычем в стенке сердечной сумки.
  И лишь благодаря верному другу, и напарнику, остался в живых, который, сам с ранением, когда-то вытащил его из под огня противника и, по случайному везению в сложившейся ситуации: вовремя подоспевшим подмоге, и медикам - успевшим оказать первую помощь, и не позволившим захлебнуться кровавой пеной.

 
  Палыч же, так и остался разжалованным, и ушедшим в запас, капитаном. Но нисколько не жалел, даже сегодня, о том случае, когда заехал в «бубен» много о себе возомнившему штабному маёришке, посмевшему обозвать его неудачником:
« И всё из за Маринки - первой, нашей с Геркой, любовью. Она предпочла третьего - штабного, перспективного офицера, под отцовским-генеральским крылом.
  За что и поплатилась самым дорогим - жизнью своей, и вынашиваемого ребёнка. Вседозволенность и слепая ревность мужа ворвались в семейные отношения и, как результат - пьяные дебоши, рукоприкладство, преждевременные-трагические потуги разродиться... Но это дело уже давно ушедших дней и возвращаться в те события смысла нет. » - подумал уже немолодой человек.

   Пытаясь погасить не утихающий похмельный пожар, мужчина направился к близстоящему киоску, за минералкой. Неожиданно кто-то несмело тронул предплечье и тихонько произнёс:
 - Здравия желаю, товарищ капитан.
  Оглянувшись, Палыч увидел прыщавого, прилично одетого человека с измождённым лицом. Вид у него был такой, словно он долго бежал и запыхался. Лишь по свистящему дыханию и болезненной бледности на лице, бывший капитан понял, что перед ним астматик.
 - Простите, но я вас не узнаю. - сказал Палыч и подумал: « Чёт-ты попутал, старичок. Выглядишь, как старая-протухшая селедка. Да и возраст непонятный... »
 - А может вспомните? - продолжал незнакомец; - Я, бывший рядовой, Рейхманн - единственный этнический немец в вашей роте. -  задыхаясь и прихрамывая при ходьбе, надрывался незнакомец.
 - А чё хромаешь? Протез, что-ль? -  окинув взглядом нескладную фигуру и отличающийся туфель правой ноги подошедшего, добавил Палыч.
 - Да длинная история! В двух словах не рассказать. - не отставая, взахлёб говорил нежданный собеседник.
 
  Невольно остановившись и призадумавшись, перед глазами Палыча всплыл туманный образ молодого, довольно рослого, но невзрачного солдатика, непонятным образом попавшего в престижные войска:
 - Меня никто-никуда не подгоняет. Если время вам позволяет, можем пообщаться. Только минералочки прихвачу, и присядем где нибудь. По моему, что-то вспоминается. - сказал Палыч, протягивая купюру в окошко ларька и забирая бутылку «нарзана», и сдачу.
 - Вот и ладненько, мой поезд тоже не скоро. Тут пересадка и домой. Хватит! Наелся гостеприимства на исторической родине! Думал, что немец, а там указали на двери.. к трапу самолёта. - с обидой в голосе сказал, как вспомнил бывший ротный, Иван.

  Расположившись на скамейке в привокзальном, тенистом сквере, Палыч откупорил минералку и с наслаждением отпил половину содержимого посудины. Закручивая пробку, вспомнилось и Ч.П., связанное с этим «перцем». А Рейхманн, брызнув в рот какую-то суспензию и, словно исповедуясь, начал рассказ о дальнейшей своей судьбе после ареста.

 
*****
 
 
  Но всё по порядку. Вернувшись после ранения в Союз, Палыча - несогласного и оспаривающего заключение медкомиссии, назначили ротным в учебный Центр. С очередным призывом появился и молодой, нескладного телосложения: с кем не бывает, паренёк. Ещё до принятия Присяги, стирая каблуки на плацу, он, как выяснилось потом, втихаря начал принимать какие-то порошки и постоянно жаловаться на боли в сердце.
  В поисках поддержки, а может и хвалясь своей глупостью и недальновидностью, поделился своим замыслом с соседом по койкам, мол:  « Мне шлют препараты, вызывающие шумы в сердце и я, во что бы-то не стало, скоро добьюсь досрочного увольнения! » Тот послал его по известному адресу, но «стучать» не стал, лишь презрительно ухмыльнулся.
  Может задумка и сработала бы, но Рейхманн, вопреки здравому смыслу, сохранял всю свою корреспонденцию.
 
  Вскоре в роту прибыл и молодой лейтенант, проявивший неуёмную тягу к порядку в расположении роты. Надоевший своими придирками и осмотрами постелей и тумбочек, моментально получил, от солдат, кличку «Шнырь». Месяц за месяцем, в свободное от занятий время, он упорно рылся во всём, что попадалось на глаза. Наконец болезненное стремление к повышению по службе, направило взгляд искателя.. на письма, которые хранились в тумбочках. И добравшись до злосчастной переписки Рейхманна, где открытым текстом родственники напутствовали на скорую встречу, и в подробностях указывали дозировки применения, периодически меняющихся, растёртых в порошок, препаратов, служака уже мысленно представляя на своих погонах три звёздочки, и без промедления доложил по форме. Но, не удержавшись от соблазна, переступил инстанции. За «форму» получил благодарность, а за инициативу «бежать впереди паровоза» - первое служебное несоответствие. На этом страсть к внешнему лоску безвозвратно улетучилась, но кликуха прилипла надолго.

  Без особого энтузиазма слушая банальные излияния души бывшего штрафника, в душе Палыча разгорался огонёк неприязни и равнодушия к случайному собеседнику. По службе, и в  жизни, ему приходилось встречаться со многими этническими национальностями. Но никогда не приходилось сталкиваться с аналогичными и прочими безумными поступками, которые ломают всю оставшуюся жизнь не только таким, как  сосед по скамейке.

  Не обращая внимания на это, Иван рассказывал, какие унижения пришлось испытать в.. и после освобождения из штрафного батальона. Как потом его направили в хоз-взвод некой воинской части. Как после скорого увольнения, вернувшись на родину, не застал в живых матери, сердце которой не выдержало осознания ошибки и неправильного воспитания сына, в неполной семье, и помощи в непредсказуемом порыве.

  Брызнув в рот суспензию, Рейхманн зажёг сигарету... Ветерок посылал едкий дым на Палыча и тот, не переносивший табачного дыма, пересел на подветренную сторону скамейки. А Иван, словно глухарь на току, продолжал:
 - Я не выдержал и запил. Вскоре, из-за запоев, потерял хорошую работу, куда устроили близкие. Перед своим отъездом за границу, родственники помогли остановиться и устроили на новую работу. Отучившись на курсах стропальщиков, вроде начал осваиваться в П.М.К., но и там надолго не задержался. Опять сорвавшись, в хмельном угаре, попал под сорвавшуюся, с крюка подъёмного крана, плиту перекрытия, и потерял ногу. Ну а раз по пьянке, оставили без пособия по инвалидности. Оказавшись не у дел, запил ещё сильнее. Но беда не ходит одна. Начались приступы астмы...

  Торопливую тираду, сопровождаемую посвистывающим дыханием собеседника, неожиданно прервала стайка стройотрядовцев. Присев, кто на скамейку, кто на брошенные рядом рюкзаки, они принялись весело и громко что-то обсуждать. Затем зазвучала гитара и скверик заполнился мелодией песни. Мысли Палыча перекинулись на молодёжь. А расстроенный Рейхманн, потерянным взглядом, уставился поверх их голов. В этой ситуации, его излияния потеряли и так небольшой вес.
  « Вот оно - будущее нашей необъятной, многонациональной страны! » - подумал старый вояка, и на сердце потеплело.

  Но увидев растерянное лицо собеседника, предложил пересесть подальше от, пышущих здоровьем и беззаботной радостью, молодых людей.
  Перебравшись в уголок, где потише, немного подумав и взглянув на часы, перешёл к заключительному монологу после услышанного:
 - Дааа, Ваня... - задумчиво произнёс Палыч;
 - Твоя жизнь изначально сложилась неправильно Из тебя мог получиться Воин. Пусть даже и через испытания тела. Зато Дух укрепился бы! Жаль мне тебя. А испытывать жалость посторонних к себе — последнее дело, для мужика. Надо жить по принципу: « Где родился, там и пригодился. » Ты хоть детям своим это внуши! Авось и они, эту простую истину, поймут. И виновных не ищи на стороне. Всё в нас самих!  А если есть обида.., вини только себя, своих близких и здесь, и там - откуда тебе указали от ворот поворот. Твои далёкие предки, может и не по своей воле, но осели здесь, на землях Руси. Тут и покоятся. И имя, наше, наверно не напрасно тебе подарили. Вот бы из чего исходить. И первый вопрос, который ты обязан задать себе - каким образом твои далёкие пращуры оказались на славянских землях, и почему укоренились здесь? Наверно на что-то надеялись и понимали неприемлемость возвращения к историческим корням. Да и, в годы Второй Мировой, не сбежали. Учились, мы с тобой, по одним и тем же учебникам, а история государства нашего так и осталась неосвоенной тобой.
 
 - Нету у меня никого! - словно прокричал Рейхманн;
 -  Родителей давно похоронил, а семьёй так и не обзавёлся. Кому я такой нужен? Да и след из прошлого, когда по наущению родственников согласился, сначала на видимость службы, а потом на попытку откосить от армии, уже не стереть...

 
  *****

  Палыч вскинул руку.. и опять мельком взглянул на часы. Скоро посадка на поезд, а успокоить собеседника-то и нечем. Рассказать же ему про Геру, унаследовавшего фамилию - Эрдман*: так всё равно не поймёт(!), да и поздно уже.
  Взглянув на поникшего, заблудшего в бредовых идеях, человека, опять проникся жалостью к несостоявшейся, пустой судьбе, когда-то проскочившей мимо запутавшегося в своих мыслях и поступках - солдата и гражданина.
  Но озвучивать не стал. Молча пожал руку случайно подвернувшегося сослуживца и твёрдой, уверенной походкой, не обращая внимания на ноющие после гулянки раны, направился к перрону. Лицо сияло светлой улыбкой, ведь за плечами остались весёлые, смешливые студенты. А дома его ждала огромная семья и пусть немного, но преданных и верных друзей. Ради этого стоит жить, неустанно трудиться на благо близким и Родине, которым никогда не изменял, а так же всегда помнил, и помнить будет слова Воинской Присяги - раз и навсегда впитанные, как с молоком матери.



P.S. Эдуард Эрдман* - Один из многих примеров истории. Дословно: " В августе 1941 года под Рогачёвом геройски погиб командир окружённой врагом разведгруппы лейтенант Э. Эрдман. Оставшись единственным живым в подвергшейся обстрелу группе, он имитировал сдачу в плен: выйдя к немцам с белой тряпкой на палке, громко крикнул по-немецки: «Не стреляйте, я немец!». Когда его окружили германские солдаты, он взорвал гранатой себя вместе с ними. "

Картинка - инет.