Развенчанный миф

Однажды поздней осенью мне довелось побывать в утиных угодьях возле станции Кзыл-Там с группой товарищей, среди которых были: Володя Яхонтов, Дамир Боголюбов, Вагис Шайфутдинов и Женя Красюк. Погода с утра выдалась тихой и ясной, а в полдень совсем по-летнему пригревало солнце. Сойдя с поезда, нагруженные рюкзаками, ружьями и лодками, мы бодро направились в сторону Кара-Узяка. После часа ходьбы чуть заметная тропа привела нас к стогу камыша, за которым открылся вид на обширное озеро. Над водой тут и там виднелись стайки уток, и мы решили устроить здесь привал. Пообедав и немного отдохнув, накачали лодки и отправились на разведку новых для нас угодий. Обходя озеро, я облюбовал небольшой, густо поросший камышом мыс и устроил на нём скрадок. Затем расставил на воде чучела и стал терпеливо дожидаться вечера.

Следя за обстановкой на озере, вскоре стал замечать, что дичи на нём становится всё больше: с северной стороны сюда подлетали всё новые и новые стаи, суля удачную охоту на зорьке. Однако ожидания мои не оправдались: с наступлением сумерек улетать с большой воды в кормовые угодья утки в этот раз явно не собирались. Вместо этого они большими стаями непрерывно кружилась над озером, не подлетая при этом близко к берегу, и никак не реагировала на своих резиновых «собратьев». В результате, просидев в скрадке до полной темноты, я так и не сделал ни единого выстрела. Как, впрочем, и мои друзья. С появлением на небе звёзд, основательно продрогнув и будучи в полном недоумении, я направился к привалу, при этом – в расчёте вернуться утром – не стал собирать чучела.

   Разумеется, все были разочарованы результатами такой «охоты», к тому же к вечеру сильно похолодало. Но, следуя поговорке «утро вечера мудренее», мы не теряли бодрости духа, а фляжка спирта к ужину и вовсе подняла настроение.  Моих друзей волновал теперь лишь один вопрос: как скоротать наступившую ночь, чтобы не околеть от стужи? И беспокоиться было отчего: температура воздуха явно приближалась к нулю – изо рта при дыхании начал исходить пар. В отличие от друзей, у меня был спальный мешок, поэтому этот вопрос не беспокоил. А те, посовещавшись, нашли оригинальный выход из положения, и  Яхонтов, обращаясь ко мне, предложил:
– Давай на вершине стога выроем яму поглубже. Мы в неё уложимся штабелями, а ты нас завалишь камышом и ляжешь сверху. И с усмешкой добавил: – Глядишь, до утра и дотянем.
– А жалоб не будет?– пошутил я и, получив утвердительный ответ, поставил условие: – Если ночью кого-то приспичит по нужде, то чур меня не тревожить!
   Ультиматум был безоговорочно принят, и все дружно принялись за дело. Вскоре «братская могила» на верху стога, как метко назвал яму Дамир, была вырыта, и друзья, плотно прижавшись друг к другу,  улеглись на дне. Я же заложил яму метровым слоем камыша и, забравшись в спальный мешок, устроился сверху.  Так, лёжа в два яруса, изредка обмениваясь шутками по поводу «выхлопных газов», мы провели эту долгую осеннюю ночь.  Мне приходилось в детстве с отцом ночевать в стогу сена, и чувствовал там себя весьма комфортно. Но камыш далеко не сено, и этой ночью друзьям пришлось изрядно помёрзнуть. Но в итоге, слава богу, никто не простудился. Тем не менее, в желании отогреться у костра, они попросились «на волю» задолго до рассвета, поэтому поневоле пришлось вставать и мне.
 
  Основательно отогревшись и позавтракав, ещё затемно все разбрелись по своим местам. Добравшись до скрадка, я бросил  взгляд на  маячившие во мраке чучела, и вид одного из них вызвал у меня недоумение: вместо того, чтобы, как другие, «плавать» по воде, оно торчало вертикально, напоминая ныряющую за кормом живую утку. Я решительно терялся в догадках: «Что бы это могло означать?».  А затем, машинально пересчитав чучела, и вовсе был сбит с толку: одного из них не хватало. «Что за чертовщина? – ломал я голову, находясь в полном недоумении,– Не могло же оно ни с того, ни с сего ночью утонуть?"
 
  Между тем, забрезжил рассвет, и в воздухе появились первые утки, и одна, среагировав на чучела, слёту спикировала к ним. Но, вместо того, чтобы присоединиться к стайке, она стремительно, как по скользкому льду, покатилась к камышам, при этом ещё и вращаясь. Я был настолько ошарашен этой картиной, что даже не успел произвести выстрел. И лишь после того, как утка исчезла из вида, до меня дошло: за одну ночь озеро было сковано льдом! Стало понятно, отчего накануне с вечера пролётная дичь – в предчувствии непогоды – кружась над озером, так и не полетела на кормёжку. Сегодня утиных стай уже не было видно, и лишь кое-где пролетали одиночки: вся птица в своей массе улетела дальше на юг. Когда рассвело, утка совсем исчезла, и надежда на удачную охоту угасла. Я хотел было собрать чучела, чтобы вернуться к стогу, но лёд оказался такой толщины, что по нему нельзя было ни пройти, ни проплыть, взламывая, на лодке. И мне не оставалось ничего иного, как дожидаться, когда пригреет солнце, и лёд подтает. Теперь загадка с «ныряющим» чучелом раскрылась: оно попросту вмёрзло в лёд. Но кто его мог поставить торчком, и куда исчезло второе, оставалось тайной.

   Вынужденная задержка неожиданно обернулась для меня удачей. На чучела налетела-таки одна запоздалая стая, и дуплетом удалось выбить из неё пару крякв.  При этом одна из них замертво упала на лёд, а вторая, оказавшись подранком, протянула далеко в камыши. Я полез туда на её поиски и вскоре нашёл: рана оказалась серьёзной. Чтобы не ломиться, возвращаясь к скрадку, через камыш, я вышел озеру и двигаясь вдоль берега, совершенно неожиданно наткнулся на своё пропавшее чучело! Тщательное обследование показало, что на его шее отчётливо видны следы острых лисьих зубов. И мне явственно представилась разыгравшаяся ночью «драма». К вмёрзшим в лёд чучелам подкралась лиса. Схватив за шею одно из них и вырвав изо льда, она побежала с ним к берегу в намерении поужинать в укромном месте. Причём её не смутил даже волочившийся за ней на шнурке прикреплённый к чучелу груз. И только пронеся добычу около ста метров, она поняла, что дала маху. Но голод – не тётка, и, выплюнув изо рта резину, она вернулась к чучелам /возможно, это была другая лиса/ и схватила второе. Однако к тому времени лёд окреп, и выдергивая из него чучело, кумушка раскусила подвох и, оставив его торчащим во льду, ретировалась восвояси.
    
  О подобном случае позже мне поведал Володя Пономарев, охотившийся в районе Каракеткена. У него в точно такой же ситуации пропали ночью все до единого чучела, что едва не привело к конфликту с соседом, который располагался с вечера на противоположном берегу озера. Не зная, на что и подумать, мой друг решил, что тот их наглым образом спёр, и по окончании утренней зари, отправился выяснять с незнакомцем отношения. Тот, однако, отверг напрочь столь нелепое обвинение и – для подтверждения своего алиби – посоветовал Владимиру проверить дно озера, где стояли чучела, на наличие следов «вора». Вернувшись к стоянке, мой друг так и сделал, при этом обнаружил на дне возле бывших чучел многочисленные лисьи следы. Поиски чучел в прилегающих окрестностях ничего не дали, и Владимиру, по возвращении с охоты, пришлось обзаводиться ими заново.

Приведенные эпизоды начисто развенчивают миф о лисе как о чрезвычайно умном и даже хитром звере, каковым он представляется в русских народных сказках.