Эванджелина

Генри Уодсворт Лонгфелло.
Сказка  Aкадии
Прелюдия

    Это был лес изначальный. Болиголовы и сосны роптали,
  Мох с бородой,  в полумраке нечётком, зелень одежой,
  Будто бы  поле друидов,  грустными крики  пророков,
  Гарпии заиндевелых волос, с бородой, что на грудь опирались.

  Громкий в  скалистых пещерах, с  гласом глубин океанских
  Говор,  в акцентах безутешный ответный вой из лесу.
  Это был лес первобытный; но где теперь сердце под ним -
  Прыгнуло ланью, услышав  охотника  голос?

  Где крыши деревни, подворья  хозяев акадских , -
  Мужчины, чья жизнь протекала рекой, что водою из леса,
  Находятся в почве земной, но с образом неба сошедши?
  И уходить с этих мест -
не последнее дело, и навсегда неизбежность!

  Пылью рассеянны, листьями,  взрывами красок октябрьских,
  Пользуясь ими,  кружатся  в полёте, и выпадают дальше oт океана.
  И ничего, кроме традиций не остаётся в красивой деревне Гранд-Пре.

    Вы, кто уверовали в любовь, что надеется, и переносит, и терпит,
  Вы, которые уверовали в красоту и в силу преданности женщины,
  Свиток в скорбной традиции так же в лесу пели сосны ;
  Песни в Повести о любви в той Aкадии, в доме счастливом.
*
Часть первая.
1

На землях Шотландии Новой, Бассейна пролива Минаса,
  Одинок, отдалённый, и всё же, раскинут посёлок Гран-Пре,
  В долине обильной весьма. Обширно луга простирались к востоку,
  Предоставлены тем же названием пастбища,  выпасу  живности там,без числа.

  Плотины, что фермеров руки  поднимали трудом непрерывным,
  Закрыли потоки бурлящие; но в установленных шлюзах порой
  С приветом до моря стремились, блуждая по ровным лугам.

  Запад и юг там были полями льна, садами и кукурузными полосами
  Двигаясь  дальше и не огороженные по равнине; далеко продвигаясь на север,
  Бломидон  на подъёме там, склоны лесные, и сверху как горы
  Морские туманы разбили палатки свои, с могучей Атлантики
  Смотрели в Долину  Счастливую, никогда  к ним с позиции не доходя.

  Там, посреди этих ферм и полей разлёгся аккадский посёлок.

  Сильно построены здания были, со структурами дуба и цвета каштанового,
  Подобных тому, крестьяне Нормандии знали при королевстве Генрихов.
  Покрыты соломою были крыши, со слуховыми окнами; щипцовым проектом,
  С подвалом и погребом ниже,  защитный,  штрихованный лыком дверной проём.

    Там спокойными вечерами лета, когда ярко закат
  Освещал  деревенскую улицу и позолоченные лопасти на дымоходах,
  Матроны и девы сидели в белоснежных головных уборах и в киртле
  Алом и синем и зелёным, с прялками, прядущими золотой
  Лён для сплетничающих ткацких станков, чьи шумные челноки в дверях
  Смешивали их звук с шумом колёс и песнями дев.
  Торжественно вниз по улице проходил приходской священник и дети
  Сделавшие паузу в их играх, целуют руку, которую он протянул, чтобы
благословить их.
  Преподобный шёл он среди них; и поднимались матроны и девы,
  Приветствуя его медленный подход со словами, радушно встречая. 
Вернулись работники с поля домой и ясное солнышко село,
  Вниз, к отдыху собственному своему и сумерки преобладали.

Вскоре от колокольни Ангелы тихо  звенели, мягко касались крыш
  Колонки бледно-синего дыма, как облака возрастания ладана,
  Поднимались со ста очагов, домов мира и удовлетворенности.

  Таким образом, жили вместе любящие, эти простые акадские фермеры —
  В любви к Богу и к человеку. Подобно же были, свободны они от страха,
  Правящему тиранией и завистью, недостатком республик.

  Ни  замков не было к их дверям, ни баров к их окнам;
  Но жилье их было открыто как ясен день и сердца владельцев;
  Самый богатый там бедным был; и в изобилии жил самый бедный.
*

PART THE FIRST.

I

    IN the Acadian land, on the shores of the Basin of Minas,
  Distant, secluded, still, the little village of Grand-Pre
  Lay in the fruitful valley. Vast meadows stretched to the eastward,
  Giving the village its name, and pasture to flocks without number.
  Dikes, that the hands of the farmers had raised with labor incessant,
  Shut out the turbulent tides; but at stated seasons the flood-gates
  Opened, and welcomed the sea to wander at will o'er the meadows.
  West and south there were fields of flax, and orchards and cornfields
  Spreading afar and unfenced o'er the plain; and away to the northward
  Blomidon rose, and the forests old, and aloft on the mountains
  Sea-fogs pitched their tents, and mists from the mighty Atlantic
  Looked on the happy valley, but ne'er from their station descended.
  There, in the midst of its farms, reposed the Acadian village.
  Strongly built were the houses, with frames of oak and of chestnut,
  Such as the peasants of Normandy built in the reign of the Henries.
  Thatched were the roofs, with dormer-windows; and gables projecting
  Over the basement below protected and shaded the door-way.
  There in the tranquil evenings of summer, when brightly the sunset
  Lighted the village street, and gilded the vanes on the chimneys,
  Matrons and maidens sat in snow-white caps and in kirtles
 
Scarlet and blue and green, with distaffs spinning the golden
  Flax for the gossiping looms, whose noisy shuttles within doors
  Mingled their sound with the whir of the wheels and the songs of the maidens.
  Solemnly down the street came the parish priest, and the children
  Paused in their play to kiss the hand he extended to bless them.
  Reverend walked he among them; and up rose matrons and maidens,
  Hailing his slow approach with words of affectionate welcome.
**
  Then came the laborers home from the field, and serenely the sun sank
  Down to his rest, and twilight prevailed. Anon from the belfry
  Softly the Angelus sounded, and over the roofs of the village
  Columns of pale blue smoke, like clouds of incense ascending,
  Rose from a hundred hearths, the homes of peace and contentment.

  Thus dwelt together in love these simple Acadian farmers,—
  Dwelt in the love of God and of man. Alike were they free from
  Fear, that reigns with the tyrant, and envy, the vice of republics.

  Neither locks had they to their doors, nor bars to their windows;
  But their dwellings were open as day and the hearts of the owners;
  There the richest was poor, and the poorest lived in abundance.