52 из 62. Чёрная перчатка

           Пионерский горн дал сигнал «Отбой!» Мальчики долго толкались, кричали, смеялись, и вот свет потушили. Диса, Карась и Мохич, сидя в постелях, спорили, кто сильней:  уралмашевские, визовские или «с Лунки». И каждый из них хвастался своим «королём» Свердловска.
           — Наш Мосол вашу Лунку один забьёт!
           — Ну? А не Кастет ли гонял визовских, как щенков?!
           — Кастет гонял? Заливай да меру знай. Боров с Уралмаша — король Свердловска! Все районы под ним!
           Палата вынужденно слушала их перепалку и ждала, когда же они перейдут к ужасам. Дело в том, что свердловские артистично рассказывали страшные истории. Эти рассказы, в отряде знали наизусть, но готовы были слушать опять. И тогда кто-нибудь говорил, теряя терпение:
           — Диса, историю про лунатиков?
           — Расскажи, Диса.
           — Горло болит, Мохича просите. «Чёрная перчатка». Его «коронка».
           Услышав это, Мохич накрывался одеялом и громко храпел.  Но ребята шумели:
           — Мохич, «Чёрную перчатку».
           — Мохич, миленький.
           — Всё равно не спишь, не притворяйся.
           Мохич был обречён. Он поднимался на подушку и, передразнивая вожатого Марата, спрашивал басом:
           — Все отлили?
           — Все! — хором отвечали сокоешники.
           — Я-то, погодите! — раздавался торопливый голос, и в ведро, стоявшее у выхода, со звоном ударяла струя. С некоторых пор, на ночь ставили ведро, чтобы не бегать в туалет на территорию. Мохич, выждав минуту, начал:
           — В одном городе жил чёрный человек.
           — Погоди, погоди! Секундочку — крикнул Лёшка, не успев надвинуть одеяло по самые глаза.
           Мохич не любил, когда его перебивали, и потому он поставил свою пластинку с самого начала:
           — В одном городе жил чёрный-пречёрный человек…
История его заключалась в том, что в одном чёрном доме жил чёрный человек. У него была злая жена. Она скандалила со всеми соседями, и, когда она пропала, то мало кто печалился. Некоторые даже обрадовались, но радовались они рано. На третью ночь после исчезновения жены объявилась в чёрном доме — чёрная рука! Она была почему-то левая и была в чёрной перчатке по локоть. Каждую ночь она душила по одному соседу. И каждое утро под дверью, за которой жил чёрный-пречёрный человек, обнаруживали труп с багровыми пятнами на шее. Тяжкое подозрение пало на чёрного человека…
— И вот в окно двадцать шестой квартиры лезет длинная рука в чёрной-пречёрной перчатке… — Мохич замолчал, чтобы проглотить сладострастную слюну. Было тихо, как на кладбище.
           Вдруг что-то стукнуло по крыше, а потом прошуршало под окнами. «Ах!» — в голос вскрикнуло несколько человек, и все нырнули головой под одеяло. Панцирные сетки дрожали мелко, и тихонько звенели. Опять что-то стукнуло по крыше, а потом пробежало под окнами. «Мамочка!» — закричал кто-то.
           Лёшка дышал через щёлку в одеяле, в которое он завернулся целиком. «Вот она. Смертушка моя. Пришла», — думал он в полном мраке своего укрытия, не дыша и не шевелясь. Все ждали, когда в окно полезет «чёрная рука». Лёшка изрядно вспотел.
           И тут кто-то сказал весело:
           — Пацаны, это шишки!
           Кровати ожили, из-под одеял выставились головы. Ну, точно, сосновые шишки! И как можно было забыть, что они живут под сосной, и шишки падают и днём, и ночью!
           — Мохич, давай дальше.
           — Спать хочу. Вчера же рассказывал.
           — Мохич, ну самый конец…
           — … У чёрного человека разобрали пол, и нашли скелет в женском платье. Одной руки не было. Левой! И чёрного-пречёрного человека забрали в милицию.
После истории было страшно спать. Казалось, что "чёрная рука" непременно явится этой ночью и будет искать своё тело.
          Среди ночи проснулись от страшного крика:
          — А-а-а-а!
          Включили свет. Нарушителем тишины был самый маленький в отряде мальчик — Стрекозин. Он стоял на коленках на полу и кричал, выпучив глаза и держась руками за горло. Одеяло его было тоже на полу.
          — Ты чо, Стрекозин, одик чо ли?! — прикрикнул на него Мохич.
          Безумным взглядом ответил ему Стрекозин . Но кричать перестал. Вся палата ждала объяснений.
          — Чёрная... — еле выдавил он из себя, — перчатка.
          И когда он отнял руки от горла, то пролетел шёпот ужаса: на шее видны были красные пятна.
          — Чёрная перчатка. Чёрная перчатка, — передавали друг другу мальчики, ныряя под одеяло. Остаток ночи спали при свете.