Мать

Шла осень 1929 года. Сезонные работы, связанные с осенней путиной в низовье Волги, заканчивались. Самый распространенный на северном Каспии транспорт,- парусный флот,- вставал на зимний прикол: на Каспийском море наступал сезон штормов.
Теперь до самой весны основными исполнителями грузовых перевозок между Астраханью и ближайшими к ней городами и поселками будут гужевые обозы. С одним из таких обозов, уходящих на юг, на Северный Кавказ, ехала из Астрахани на поиски более или менее постоянной работы семнадцатилетняя Тоня.
Счастливое детство младшей дочери в большой и дружной семье Бельских (между прочим, потомков тех самых Бельских, которые претендовали после смерти Ивана Грозного на российский престол), перед самой Октябрьской революцией прервала и как-то враз изменила неожиданная и ранняя смерть отца- Петра Борисовича.                Послереволюционные потрясения лишили семью основного источника существования,- небольшого магазина смешанной торговли в селе Увары Камызякского района Астраханской губернии.
Ушли в самостоятельную жизнь и навсегда исчезли в круговерти событий старшие сестры и брат Борис, тяжело заболела и умерла мать.
До шестого класса гимназии Тоне еще удавалось учиться, «кочуя» по семьям проживавших в Астрахани дальних родственников и знакомых. Со временем и этой возможности не стало: содержать лишнего человека, даже ребенка, в середине двадцатых годов прошлого столетия редко кто мог себе позволить.
Потом было два года совмещения работы в сезон путины и учебы в осенне- зимний период.
И вот теперь вместе с попутчицей Верой (они познакомились и подружились на последней работе) Тоня ехала на Северный Кавказ, в прикаспийскую степь, где, по слухам, организовывалась новая отрасль сельскохозяйственной деятельности горных республик Кавказа,- отгонное животноводство.
Осталась позади относительно густонаселенная, перерезанная многочисленными протоками приволжская степь. Местность постепенно менялась: растительности становилось все меньше и меньше, поселки, населенные, в основном, калмыками, попадались все реже и реже. Ночевки у костра, вне населенного пункта, уже стали обычным явлением. Наматывалась на тележные колеса бесконечная степь, пронизывал, несмотря на все попытки укутаться потеплее, холодный осенний ветер и не давала покоя одна и та же мысль: «Что там, впереди?».
После Лагани, где был двухдневный отдых с баней, обозные, бывалый народ, начали подбадривать девчонок: -«Ничего, больше половины пути, считай, позади! Вот приедем в Черный Рынок,- отдохнем! А, может, и работу там себе найдете!?». Таинственный Черный Рынок представлялся началом какого-то сказочного края, где сбываются все мечты.                Меж тем началась полоса полупустыни, и обозу пришлось несколько раз преодолевать песчаные переметы дороги. Уже не верилось, что это вообще когда-нибудь кончится.
Потом была ночевка в лощине, где и ветер был потише, и топлива для костра (в основном, сухого камыша) побольше. А когда нашлись переносные маты из того же камыша, из которых не только выстелили вокруг костра подобие постелей, но и соорудили загородку от ветра, то эта сравнительно удобная ночевка вообще была воспринята, как предзнаменование удачи.
Поутру оказалось, что это вовсе не лощина, а русло полностью пересохшей реки со смешным названием Кума. Как пояснили обозные, Кума, берущая свое начало в горах западнее Минеральных Вод, является становым хребтом всей системы орошения земель южного и восточного Ставрополья и настолько интенсивно разбирается на эти цели в своем среднем течении, что в низовьях уже перестает существовать как река. Но камыш, основной корм для местного скота и основное топливо для редких путников, в низовьях Кумы все же растет: выручает накапливающаяся в низинах дождевая вода (в этой местности дожди практически идут всю зиму вместо снега), да недалекое Каспийское море: при восточном ветре в русло реки заходит так называемая нагонная волна.
На исходе вторых суток после памятной ночевки уже темнеющий  горизонт вдруг превратился из ровной в ломаную линию: -"Черный Рынок!»,- выдохнули обозные.
А еще через  час, уже в полной темноте, обоз въезжал на рыночную площадь довольно большого поселка.  Еще через час девушки   определились на постой.
После такой желанной бани, во время чаепития, добрая бабушка Марюхина, приютившая девчонок, рассказала все местные новости, главной из которых был набор работников в только что открывшееся почтовое отделение и организуемое в селе Управление отгонными пастбищами Минсельхоза Грузии.
Наступивший день все решил: Тоня, как более грамотная (как- никак шесть полных классов гимназии!) была зачислена письмоводителем в Управление отгонных пастбищ. Вера устроилась на почту. Так начался у девушек новый, «чернорынковский» период их жизни.
Прошло несколько месяцев. Окончился сезон дождей. Пролетела короткая весна. Девчонки пообвыклись на новом месте. Вера съехала на другую квартиру,- за ней уже вовсю ухаживал местный парень Миша Дюков, тоже работник почтового отделения, и они собирались пожениться. Тоня осталась жить у бабушки Марюхиной одна.
Управление отгонных пастбищ занимало половину большого частного дома в самом центре села. Вторая половина дома вначале показалась Тоне нежилой,- на дверях всегда замок, около дворовых построек тоже никого не видно.                Огромный, слегка хромающий на левую ногу мужчина, возник на пути девушки внезапно и, как показалось миниатюрной (всего 156 сантиметров роста!) Тоне, перекрыл собой полдвора. Посмотреть вверх, на лицо незнакомца, девушка не решилась, поэтому сосредоточила свое внимание на его ногах, вернее ботинках: такого большого размера Тоня еще не видела.
Меж тем хозяин дома (девушка поняла, что это именно он) уже задавал вопросы и она, оказывается, на них отвечала. Кто такая, откуда приехала, где остановилась, живы ли родители?
Басовитый голос и доброжелательная манера разговора сделали свое дело,- девушка оправилась от смущения и держалась вполне уверенно. Вот правда, поднять голову и заглянуть в лицо говорившему в этот раз так и не смогла.
Вторая встреча не заставила себя долго ждать. Тоня держалась намного увереннее, чем при первой встрече, и даже рассмотрела  собеседника. Светлый шатен с рыжинкой, волосы уложены на прямой прибор, внимательные серо- голубые глаза с прищуром, чуть скуловатое сухое лицо, прямой, с легкой горбинкой нос, небольшие усы. В общем, симпатичный мужчина в возрасте за сорок.
Следующей встречи девушка уже ждала: Василий Андреевич (она уже знала имя- отчество хозяина) чем-то неуловимо напоминал ее родителей. А вот его предложение, как он выразился, «войти хозяйкой в дом», ее ошеломило. Что она лепетала в ответ, она и сама потом вспомнить не могла.
Запомнился только финал этого разговора: -«Если надумаешь,- ключ здесь!». Громадный ботинок легко сдвинул лежащий у входной двери здоровенный камень. Там действительно лежал ключ.
За вечерним чаем Тоня поделилась своей новостью с бабушкой Марюхиной. -«Ты, девка, даже не сомневайся!»,- ответствовала добрая женщина. -«Как сыр в масле будешь кататься, горя не знать. Соглашайся и иди».
Доводы относительно разницы в возрасте (все же двадцать пять лет?!) были отвергнуты, как несущественные. -«Он здоровый!»,- сказала бабушка Марюхина. -«Он всегда был здоровый, Васька-то!».
Тут же в краткой форме была рассказана биография претендента: местный, из зажиточных (прадед, дед и отец занимались извозом), один из немногих, закончивший местную церковно-приходскую школу с отличием, в юношеском возрасте «прославился» как местный хулиган, вольнодумец и безбожник.
Родители умерли еще до революции. Имеет обширные связи, как в близлежащих, так и дальних ногайских и калмыцких аулах.
С началом революционных преобразований много работал по внедрению в жизнь села новых хозяйственных и общественных отношений.
В период отступления с Северного Кавказа красных разыскивался белой контрразведкой, как активно сотрудничавший с новой властью, но был укрыт местным населением. Правда, это не помешало банде «зеленых» в феврале девятнадцатого года захватить- таки Василия Андреевича прямо в родительском доме, но ему удалось бежать. На память об этом событии остались простреленная нога и, как следствие, хромота.
Дважды вступал в брак, но семьи распались, в том числе и по причине «бродячей» жизни: несколько лет провел на восстановлении предприятий рыбопереработки в Прикаспии.
В прошлом году по болезни вышел на пенсию и вернулся в родное село.
Тоня терялась в раздумьях. С одной стороны, ее согласие сразу меняло весь нынешний образ жизни: свой дом, достаток, положение, свое место в иерархии многочисленных родственников мужа и так далее.
С другой стороны,- ведь всего восемнадцать лет, а тут из полутора десятков племянников и племянниц мужа только четверо моложе ее. Остальные, как минимум, ровесники.
И, наконец, самое главное,- муж, который по возрасту годится в отцы. Она все вспоминала родителей (они были практически ровесниками), их отношение друг к другу, к детям, родственникам.
Папа,- мягкий, немного не от мира сего, регент церковного хора местной церкви. Домашними делами почти не занимался, всем заправляла энергичная мама. Одного жесткого человека в доме было вполне достаточно.
 А тут, во-первых, раннее сиротство наложило свой отпечаток на характер самой Тони: она уже привыкла  сама отвечать за свои поступки.
Во- вторых, лидерские качества Василия Андреевича, подкрепленные жизненным опытом, видны невооруженным глазом.
Как сложится семья из двух таких людей?
Шли дни, потом недели,- сомнения все одолевали. К тому же Василий Андреевич куда-то уехал.
В один из дней проходящей по двору Тоне попался на глаза знакомый камень: -«Интересно, ключ под ним лежит или нет?». Ключ лежал на месте.
-«А если попробовать открыть замок?». И это получилось.
А дальше все было просто: девушка открыла входную дверь, вошла в дом и осмотрелась.
-«Ничего, вполне прилично, только бы убрать немного».
Тряпка и ведро с водой нашлись за дверью, в сенцах.
Остальное,- дело привычное: надо только поднять повыше и заправить (чтобы не замочить) подол платья и,- вперед!
Тоня так увлеклась уборкой, что и не слышала, как кто-то открыл входную дверь.
-«Надумала?!,- пророкотал знакомый бас.
Девушка вздрогнула, на секунду увидела себя со стороны,- раскрасневшуюся, с подоткнутым подолом и виновато повела рукой, как бы желая сказать: -«Вот, мол, решила убрать немного!».
Да так ничего и не сказала.
Огромная ладонь легко и мягко коснулась ее плеча:-«И молодец, что решила. Будь хозяйкой».
Она проживет в этом доме ровно полвека, из них восемнадцать лет в замужестве и тридцать два года - вдовой, родит трех девочек и всех их похоронит одну за другой в младенческом возрасте (в Прикаспии в тридцатых годах прошлого века бушевали детские инфекции). А вот два ее мальчика выживут и один из них станет профессиональным военным, полковником, а второй,- известным журналистом, и придет время, когда она будет стоять на виду у всего села рядом с двумя рослыми мужчинами, своими взрослыми сыновьями, и люди будут говорить ей: -«Какая ты счастливая, Тося!».
Всю жизнь она будет жить надеждой, что кто-то из их семьи уцелел, живет в Астрахани, и надо просто поехать туда и найти их. И когда она туда вместе с семьей младшего сына все же переедет, то все оставшиеся ей полтора года жизни будет ходить на знаменитые астраханские базары и вглядываться в лица с тайной надеждой увидеть родные черты.
Близкие знали об этой ее «тайне», по- доброму подшучивали над ней, а она, вернувшись из очередного «похода» на рынок, сетовала на то, что народ стал не такой, какой раньше жил в Астрахани: много хмурых и злых лиц.
Она близко сойдется с соседками по кварталу и улице, и многие из них оценят ее деликатность в жестких очередях начала восьмидесятых.
А когда она умрет, и ее будут нести на Трусовское кладбище, то на вопрос «кого хоронят», прохожие будут отвечать друг другу:-«Эта та маленькая женщина, которая живет в угловом доме».
Уже после смерти Антонины Петровны в семье брата произойдут события, некоторые из которых будет иметь прямо- таки мистический оттенок.
Во- первых, сын Павлик (к тому времени корреспондент "Строительной газеты- органа ЦК КПСС) получит квартиру рядом с остановкой трамвая «Улица Софьи Перовской», и это будет трамвайный маршрут, которым в двадцатых годах прошлого века ездила в центр города, в гимназию, из тогдашнего пригорода Астрахани с дивным названием «Казачий Бугор» юная Тоня.                Во-вторых, недалеко от астраханского кремля Павлик отыщет здание той самой гимназии (в нем сейчас размещается одна из средних школ города).
А когда неожиданно и преждевременно умрет сам Павлик, то городские власти устроят его поминки в здании ПТУ, расположенного как раз в микрорайоне Казачий.               
Как говорится, «все вернулось на круги своя», но уже без нее.

P.S. Прошли годы, но мистические моменты вокруг семьи Павлика продолжают проявлять себя и сегодня. Так например, не успел выросший в самостоятельного мужчину Андрей, внук Антонины Петровны, приобрести на окраине города земельный участок, чтобы возвести на нем "собственное" жилище, как оказалось, что упомянутый трамвайный маршрут, на котором сто лет назад две зимы ездила в гимназию Тоня Бельская, заканчивался чуть ли не рядом.               
Может, она тогда и жила где-то неподалеку?
2005 год
(Последняя редакция-январь 2018 года)