Обычный откровенный человек

Порой происходящее возле нас создаёт впечатление, что ты живёшь в каком то романе Фёдора Достоевского. Ты можешь не верить в реальность происходящего, но оно действительно происходит, доказывая, что в твоём мире может быть всё, что «твоим» он тебе только кажется.

Однажды народный умелец, режущий из дерева бочоночки, фляги и ложки, Саша Захаров, задумал издать книгу о народных умельцах Молдовы, и попросил меня сделать по несколько фотографий их работ, и фотопортреты их самих. Так я познакомился с одним странным человеком с не менее странной фамилией Пердус. В действительности его фамилия была Педус. Но об этом я узнал случайно и недавно. Поэтому, постольку его все так называли, я полагал, что он Пердус и есть.

Идя к нему, я знал от Захарова, что он «нехороший человек» лет семидесяти. Что у него есть жена, с которой он постоянно ругается. Но возмущало всех то, что он откровенно, даже с гордостью, рассказывал всем своим знакомым, что приводит в свою мастерскую молодых девиц, и спит с ними. Естественно, для него это удовольствие не было бесплатным.

Мастерскую этого Пердуса я нашёл довольно легко – две большие грязные, захламленные  комнаты, находящиеся в полуподвале. В одной из них, под старым молдавским ковром, висящем на пыльной стене, было нечто среднее между топчаном и кроватью, покрытое таким же старым, мятым покрывалом.

– Ага! – подумал я. – Так вот где наша молодёжь тяжким сексуальным трудом добывает себе деньги на карманные расходы! 
   
Пердус оказался самым заурядным мужичком среднего роста. Говорил он тихо, но увлечённо чем то своим, немножко заискивая. Было в нём что то жалкое, но с готовностью обидеться. Он не был толстым, но не был и субтильным. Много суетился. От меня ему очень нужен был снимок, на котором он в переднике молотком среднего размера выковывает на наковальне металлическую розу. Роза была выкована раньше. Их, даже, было несколько. Выбрав наиболее удачную, он только раскалил её в муфельной печи добела – так, чтобы она начала светиться.
 
Снимки я раздавал в парке имени Пушкина на праздновании дня нацменьшинств. На скамеечках парка мастера искусств всевозможных наций разложили свои творения, цветные фотографии и альбомы. Все представители нацменьшинств с удовольствием пили компаниями свои спиртные напитки за процветание своих, оказавшихся в Молдове в меньшинстве, наций, закусывая почему то порезанным на куски тортом. Всё было бесплатным. Выпить можно было и с русскими, и с украинцами, и даже с грузинами, но я, как всегда, пил с этническими поляками. Мои снимки Пердусу очень понравились. Особенно его фотопортрет – кующего на наковальне розу. Он попросил у меня и негативы, и тут же стал объяснять, что ему этот снимок нужен для могильной плиты.

– Понимаешь, моя жена меня не уважает. Я купил себе место на кладбище. Жена такая, она, ведь, деньги пожалеет и на место, и на могильную плиту. А я не хочу так.  Я договорился, мне сделают очень хорошую могильную плиту. Мне только снимок нужен был. Этот пойдёт. Здесь я нормально получился.

Он заплатил и за снимки, и за негативы.  А через несколько дней  позвонил мне по телефону.

– Понимаешь, не знаю, как это случилось. На празднике тогда я слишком много выпил. И был такой пьяный, что потерял и снимки, и негативы. Всюду искал. Пропали. Если можно, пересними то, что тогда снимали. Я заплачу. Это можно сделать не откладывая?

Я объяснял, что сейчас занят, что постараюсь, как только появится время. Но, это надо начинать новую плёнку, а значит, придётся долго ждать. Да и большого желания идти к нему опять у меня не было.

Я благополучно забыл о его просьбе. А он ещё раз звонил. Я обещал. А через несколько месяцев до меня дошла весть, что мои снимки нашлись, что могильная плита Пердуса готова, и установлена на кладбище, и что он приглашает всех своих знакомых в Поминальный день придти на его могилку, и выпить с ним. Я ещё не видел эту могильную плиту, но сходить посмотреть очень хочется. Ещё Пердус рассказывал всем по секрету, что возле могильной плиты он закопал бутылку очень качественной водки и записку с благодарностью гробокопателям от покойника. Потом он посмотрел фильм «Хиромант» и очень расстроился. Линия жизни оказалась у него такой длинной, что, похоже, он лет 15 ещё протянет. А что за это время будет с водкой?

Этот человек всегда удивлял меня своей откровенностью. Несколько месяцев он держал в напряжении своих знакомых, посвящая их при встрече в свои новые сексуальные переживания. За 600 лей (1500 российских рублей) он купил бэушную надувную резиновую женщину. Говорил о ней он всегда ласково, с нежностью, как, например, хозяйка говорит о своём любимом пёсике:

– А я моей «девочке» купил колготочки. Новые, в сеточку, и трусики с кружавчиками, и лифчик гипюровый. И духи к женскому дню. А какую красивую причёсочку я ей сделал, и помадой губки накрасил.

Пердус очень серьёзно рассказывал всем, как он одевает ей эти трусики и лифчик, и как, потом снимает их, чтобы воспользоваться ею по назначению. Но поскольку она была не новая, этой бэушной «девочки» ему хватило только на семь с половиной совокуплений. Точнее, на восьмом совокуплении она лопнула. Он очень сокрушался по этому поводу. Говорил, что всё это из за того, что она бэушная, что прежний её владелец слишком усердно ею пользовался, не берёг её.
 
А недавно Саша Захаров, купив большую голову толстолобика, приглашал всех своих знакомых народных мастеров на свой день рождения. Поскольку его кулинарных способностей хватило лишь на то, чтобы на столе была водка, он просил всех приходить с жёнами, надеясь, что те сделают из его головы толстолобика уху. И ещё чего нибудь там поесть.

Пердус, весь возбуждённый, заявил, что на день рождения Захарова он придёт со своей новой девушкой. Он только недавно с ней познакомился и ещё не мог говорить о ней без восторга.

– Да что там говорить! Когда мы с ней к тебе придём, ты сам увидишь, какая это девушка! Я пока ещё с нею не спал, но обязательно пересплю. Может даже сегодня я её и трахну.

Действительно, когда сияющий счастьем Пердус, гордо подвалил к Захарову со своей новой девушкой, гости Захарова на какое то время потеряли дар речи. Её ягодицы и бёдра туго обтягивали голубые джинсы с модными дырками на коленках. Под коротенькой, не закрывающей пупок, маечкой, свободно болтались, висевшие без бюстгальтера сиськи. Верхняя граница её джинсов была значительно ниже пупка, оголяя для всеобщего обозрения дряблую, сморщенную кожу живота. Но самое большое впечатление на всех произвело, так контрастирующее с юношескими дырками на коленях и оголённым пупком, лицо этой девушки. Сквозь толстый слой декоративной косметики проглядывало, щедро намазанное краской, измождённое лицо пятидесятилетней женщины. Не меньшим контрастом постаревшему лицу была и её предподростковая причёска. Цветными ленточками её длинные прямые волосы были собраны по бокам, у висков, в два конские хвостика.
 
– Таня! – представилась она каким то неестественно звонким голосом. – А я, тоже. Работаю архитектором – добавила она в порядке знакомства.

На следующий день Пердус позвонил мне.

– Ты можешь передать Захарову, что этого подонка я больше знать не желаю, и выхожу из Союза народных мастеров?

– А в чём дело?

– Жена знала, что я на дне рождения у Захарова, и утром она ему позвонила. Что случилось? Муж пошёл к нему на день рождения и пропал. Так этот подонок Захаров не мог ей чего нибудь наврать, и начал её успокаивать – сказал, что со мной всё в порядке, что я был у него с девушкой, и вечером повёл её к себе в мастерскую трахать. Ну, и что ты думаешь – она успокоилась? Отнюдь. Из за этого подонка Захарова она опять устраивает мне дикий скандал. 

Я положил трубку, а на другом конце провода ещё долго жалобно ругался Пердус, судорожно впившись пальцами в трубку глухого к его бедам телефона.