Все в памяти... Гл. 48. Все о том же и далее...

                Харьков...
 
   Разбудил  меня  громкий  щелчок  открываемого  замка.  Дверь  резко  уплыла  в  сторону.   У  меня  в  купе  горел  ночник, -  Володя   предупредил,   чтобы   не  выключала, - поэтому  я  даже  не  успела  испугаться:  в  проеме  двери  увидела  лицо  проводницы.
 
-  Спи,  спи… - проговорила  она  и  захлопнула  дверь.
   
   Утром,  когда  я  уже  собрала  постель,  она  зашла  ко  мне  с  чаем.
   
-  Ты   ночью  ничего…?  Не  слыхала? -   спросила.

-  А  что  было?  Нет,  не  слышала.
 
-  ЧП  у  нас  было! И  я  за  тебя  испугалась! Дверь  открыла,  вижу:  смотришь  на  меня,  значит – жива!
 
-  Да  что  было-то?
   
-  Помнишь, я  тебе  говорила, что  в  десятом  купе  пьют? Там  молодые  сидели,  парни  с  девками?  Я  просила  их  не  пить,  нельзя  в  поезде!

-  И  что?

-  Так,  оказывается,  они  только  познакомились, сначала  сели  одни, -  парень  с  девкой,  -  студенты,  а  к  ним   потом  подсели   другие,  попросили   меня:  скучно,  мол,  и  все  такое…   А  это    наши  друзья…
 
   И  рассказала…  Вторая  пара  взяли постели,  билеты у  них были до  Харькова.  Она  пару  раз  заходила  к  ним  в  купе,  просила  больше  не  пить.  Студенты  уже  уснули,  а  эти  все  еще  сидели. Перед  Харьковом,  не  доезжая  несколько  станций,  вдруг  пришли  к  ней  с  постелями  и  сказали,  что  выйдут   раньше,  на   полустанке, -  проведают  родню,  что  живет  рядом,  в  деревне, -  просили  открыть  вагон. Она, простота  деревенская,  так  и  сделала,  открыла  им  дверь  вагона  и   даже  сказала  «спасибо»  на  их:
   
-  Счастливого  пути!

   И,  когда  уже  запирала  дверь,  вдруг  услышала  крик.  Бросилась  в  вагон  и споткнулась:  на  полу  у  двери  моего  купе  лежал   студент,  без  сознания.  Над  ним застыла проводница  из соседнего  вагона,- шла к подруге  посумерничать.  Она-то  и  закричала.
   
   Вызвали  начальника  поезда, нашли  врача, парень  пришел  в себя,  рассказал,  что   проснулся  и   увидел,  как  те  двое  шарили  по   их   сумкам,  схватили  шубу  его  подруги  и  пошли  на  выход.  Он  бросился  за  ними,  но  получил  в  лицо  струю  из  газового  баллончика...   И  все  это  было  под  моей  дверью! Вот,  спала-то как!

-  А  я  как  раз  была  в  тамбуре,  подходили  к  полустанку! Я,  как  услыхала   про   баллончик,   сразу   вспомнила   про  тебя!   Ты   ж  тут   рядом!  Рванула  дверь...  Слава  Богу!  Живая...


   Харьков  выглядел  серым, мрачным, застывшим:  мороз  тоже  был под  тридцать.  Грязный  снег  лежал  островками  в  газонах,  на  пустующих  детских  площадках.  В  переполненном  вагоне  метро, прижатая  к  двери,  доехала до  нужной  станции  и   буквально  выпала  на   перрон  под  напором  толпы, когда  дверь  открылась.
 
   Легко  нашла  проходную  завода, где, надеялась,  уже  готов  и  ожидает  меня  прибор,  за  которым  я  и  явилась  сюда.

   Но… Как  всегда: «Подождите,  завтра  все  будет  готово, приходите  с  утра».  Хорошо,  хоть  гостиницу  искать  не  надо, - в  заводском  общежитии  уже  ждала  меня  комната. А  пока  можно  осмотреться, пройтись  по  городу, правда,  погода  не    располагала  к  прогулкам.  Решила   пройти   до   какого-нибудь  почтового  отделения, - позвонить  домой.
 
   Шла  по  пустым  улицам, - холодно,  резкий  ветер, пыль. Поплотнее  укуталась  шарфом  (вот  когда  пригодились  его  метры!),  до  бровей  натянула  берет.

-  Не  подскажете,  где  здесь  почта  поблизости?

   Поднимаю  из-под  берета  (и  шарфа) глаза. Передо  мной  стоит  мужчина,  лет  сорока,  в  приличном  костюме,  поверх  которого   надета   грязная   и   рваная  фуфайка, -  явно,  не   по-росту,-  на   шее  то  ли  тряпка,  то   ли   грязное  полотенце,  на  голове  старая  кепка  со  сломанным  козырьком,   и  на  ногах…  стоптанные  домашние  тапочки,  обыкновенные  войлочные   шлепанцы…
 
-  Я  как  раз  сама  иду  туда, - стараюсь  скрыть  свое  удивление  (подумаешь,  встретила  в  Харькове  бомжа!), - пойдемте,  мне  говорили, здесь,  за  углом.
 
   Шагаем  молча.  Он  шлепает  рядом.  И  вдруг:
 
-  Ненавижу  этот  Харьков! –   говорит  со  злостью  в  голосе.
   
-  Что  так?  Чем  же  он  плох?
 
-  Бандитский  город!  И  Москва  тоже!
   
-  И  Москва  вам  не  угодила?  Чем  же?  Вы  сами-то откуда?

-  Я?  Я  из  Красноярска.  Тут  в  командировке…
 
   О  Господи!  Как  я  сразу  не  догадалась?  Наш  брат,  командированный!  Я  уже  почти  знала, что  произошло (вспомнились Володины  наставления  в  поезде).
   
-  Обокрали,  что  ли? – спросила. – Клофелин?

-  Ага.  А  вы  откуда  знаете? – насторожился  он.

-  Да  уж,  знаю…  У  вас  куда  командировка  здесь?

   И  он  называет  завод,  откуда  я  только  что  вышла.
   
-  Так  вот  он,  рядом.  Пойдемте,  я  провожу  вас. Там  хоть  обогреетесь,  да  и  позвонить  там  можно.   Я  сама   в  командировке  на  этом  заводе.   А  вы  почти  земляк:  я  из  Барнаула.
 
   По  дороге  рассказал  свою  историю.
 
-  У  них  там  своя  мафия.  Мне  кассирша  в  Москве  сразу  дала  билет,  как  только  я  показал   командировочное  удостоверение. Теперь  я  понимаю,  почему.  Она  и  подсадила  ко  мне  в  купе  этих...  грузинчиков...   А  они...  такие  хорошие  ребята!  Коньяк,  то,  се...  И  потом  легли  все  спать…  А  я  слышу  во  сне:  кто-то  штаны  мои  растегивает  и  трусы  снимает…   Открываю  глаза, -  а  сам  шевельнуться   не  могу,  как  свинцом  весь  налит,  -  и  вижу,  как  один  из  них  достает  мою  сумку  с  верхней  полки,   а   другой  отстегивает   от  трусов   мешок   полиэтиленовый:   там   у   меня   три   миллиона   рублей   были!   Вся  предоплата!   Теперь  я   припоминаю,  как   он,  будто   нечаянно,  открыл  дверь  туалета,  когда  я  был  там... И увидел, гад,  мешок с  деньгами!Отстегивает,  и  мне  в  глаза   смотрит... Поставил  мне  на  живот эти  тапки, сверху  перчатки  положил  мои,  кожаные…  Не  мерзни, - сказал… Забрал  ботинки,  пальто,  шарф…  шапку...  Все  новое!…  И  ушел!  Так  спокойно,  по- хозяйски...  Хорошо,  хоть  пиджак  оставил,  он  со  мной  рядом  висел. Наверное,  не  нужен  он  был  ему… Одеты-то они  оба  были, как  джентльмены! В пиджаке и  сохранились  паспорт,  билет  и  удостоверение  командировочное…  А  то  доказывай   потом!…  Это  уже  после  проводницы  меня  приодели…

-  А  в  милиции  вы  были?
 
-  А  как  же!  Сразу,  на  вокзале.  Там  и  определили,  что  клофелин…  Анализ  взяли,  в  чувство  привели… Сказали, что  еще  счастливо  отделался,  при  такой  дозе  мог  вообще…

   Словом, история, как  по учебнику  для  школы  милиции, - подумала  я.  Умница  Володя,  все  излагал  в  точности,  как    оно  и  произошло.   Слава  Богу,  не  со  мной…
 
   Вечером  того  же  дня  я  встретила  своего  нового  знакомого  в  общежитии.
Он   шел   с   чайником  по  коридору  и  уже  даже   что-то  мурлыкал  себе  под  нос.  Увидел  меня,  разулыбался.   На  заводе  вошли  в  его  положение,  одели  поприличнее,  собрали  денег.  Предоплату  пока  простили...

    Утром  все  было  готово.  Я  с  контейнером  (почти  восемь  килограммов)  в  полдень  уже  сидела  в  купе  скорого  поезда  на  Москву.
 
    Откуда  только  силы  брались  на  все эти «путешествия»! Как  на  передовой:  мобилизовался  весь  организм…
 
     В  Москве  встретилась  с  сослуживцем,  отбывающим  домой,  в  Барнаул,  и  отправила  с  ним  оба  своих  груза:  обо   всем   договорено  было  еще  ранее.  Груз  на  заводе  ждали… А  сама  взяла билет  на  самолет до Барнаула,  отметила  командировку  по  дате  вылета  и  отправилась  снова  в  Новомиргород,  к  маме, -  у  меня    было  времени  еще  почти  две  недели.

   Пролетели  они  быстро. Прощание с  мамой было  очень  тяжелым. Я  уже  писала  об  этом.  Она  не  понимала,  почему  я  не   забираю  ее  с  собой.  А  я  не  могла  сказать:  мама,  я  не  довезу  тебя…   Почти  каждый  вечер  говорила  с  Андреем  по  телефону. Он  все  понимал.  Сказал, что  в   дороге  можно  ожидать всего. Все-таки:   сутки  в  поезде  до  Москвы,  там  переезды,  пересадки,  и  самое  главное – перелет  (взлет  и  посадка)…   И  как  я  справлюсь  одна,  уже  не  говоря  о  деньгах? ...   Мама  еле  передвигалась...   Словом,  оставила  ее  на  попечение  брата,  невестки  и  внучек,  которых  она  вырастила.
 
   И,  как  говорится, дома  и  стены  помогают. При  их  заботе  и  помощи  мама  прожила  еще  четыре  года, до восьмидесяти  семи… И  голова  у нее  была  ясная,  читала  книги,  писала  мне  хорошие  письма,  ходила  с  палочкой,  от  дома  не  отходила...

     В   тот  раз, на   обратном  пути  из  Новомиргорода  в  Москву, побывала  у  Иры,  моей  подруги  детства  и  юности,  в  Смеле.  Я   ехала  с  пересадкой  на  станции  Шевченко,  там   надо  было  ожидать   московский  поезд   почти  четыре  часа.    Ира  знала,  когда  я  буду  на  станции:  мы  с  ней  встречались  в  Златополе,   были  у  бабы  Лены, (моей  свекрови),    ходили   на  кладбище  к  могилам  ее  родителей   и   моей  бабушки.  Проведали нашу  первую  учительницу,  Фаину  Васильевну, -  застали  ее  в  слезах:  украли  пенсию…  Не  долго  думая,  я  достала  все,  что  было  у  меня  в  тот  момент  в  карманах   и   положила  на  стол.  (Ну,  не  могу  я   видеть,   как   плачут   дети  и  старики!)  Ирка  последовала  моему  примеру…
 
    Так  вот,  Ира  устроила  незабываемую встречу: когда я сошла с  пригородного  поезда  на  станции  Шевченко,  на  перроне  уже  ждала  меня  на  машине  Надя  Базилевич  с  сыном.
   
     Как  хорошо  мы  посидели!..  Ира  с  Толиком,  ее  мужем,  накрыли, по  тем  временам,  сказочный  стол. А  мы  все   вспоминали  и  вспоминали,  и  не  могли  наговориться. Толик  снимал  все  на  камеру  и тут же показывал  нам  нас  самих  по  телевизору. Я  смотрела и  не  узнавала  себя  в сильно похудевшей,  (правда,  помолодевшей!),  женщине  с  усталыми  и  печальными  глазами...
   
     В  Москве,  у  сестры,  опять  не  спали  ночь,  проговорили  до  утра.  А  дома,  в  Барнауле,  ждали  дети,  работа,  квартира  с  «хозяйством» -  Зошкой и  Муськой,  кошкой  -  мы   с  Глебом  подобрали  ее   полузамерзшим   котенком  в  подъезде,   незадолго  до  того,  как  случилась  трагедия.  За  животными  все  время,  что  я  была  в  поездке,  присматривала  Света  Неволина.
 
   А   на  работе   получила   выговор   от  шефа   за   то,   что  так   долго    отсутствовала,  хотя  сам  подписал  командировку. (Вот  надо  же  было  все же хоть  как-то  испортить  мне  и  без  того  поганое  настроение!)
 
   А на  душе,  и правда,  было  плохо. Ничего  не хотелось. Как говорит  Андрей:   -  давил  "депрессняк".  Надо  было  выплывать  из  этого омута. «Будем  веселить  сами  себя», - подумала  я. И  начала  с…   себя.  Пересмотрела  свой  гардероб.  Времени  свободного  было  достаточно, - перешивала,  шила, вязала.  Докладывали, -  пошли  разговоры:  "Кулиничка  как  одеваться  стала!"... 

   А  я  взялась  и  за  квартиру,   многое  в   ней  требовало  срочной   замены  и  ремонта.  Последние  годы  я  только  чуть «подшаманивала»:  помою,  подкрашу,  подклею…   Нехватало  денег,  да  и   желания  не  было.   На   поминках  друзья  Виктора   наперебой   предлагали  свою  помощь,  по  любому  вопросу.   И  тут  я  столкнулась с  тем,  что  называется  изменением  статуса: ведь  я  уже  не  была  замужней  женщиной,  я  стала  вдовой…   И  очень  быстро  до  меня  дошло,  что  сердобольные   «помощники»   за  свои  услуги,  весьма  недвусмысленно,  ожидали  от  меня  определенной    благодарности.   И  первого,   установившего   у  меня  новую   газовую   плиту,  послала...   далеко,  очень,  вместе  с  его  плитой.  Правда,  плита  осталась,   а  сам  благодетель  на  некоторое  время  исчез,  но  вскоре  появился  с…  извинениями  и  новыми  предложениями. И  всем    «друзьям»  хотелось  меня  утешить!  И  всем  был  один  ответ:  отвали!

   Но были  и  те,  кто предлагал  свою  помощь искренне. В то время  начальником  жилищного  отдела завода  был  Василенко  Александр,  Саша.  Я  знала  его  еще  симпатичным  молодым  специалистом,  мастером  теплосетей, (он  пришел  к  нам  в  начале  семидесятых).  Как  и  все  мастера  нашего  цеха,  часто  бывал  у  нас  в  отделе   и   задерживался  в  моем  «закутке»,  рассказывая  всяческие  байки:   «Михална!  Вот  у  меня  дядька  живет  в  Нью- Йорке (!)…  Вот  там  живут!…  А  про  Сахарова  слышала?… Читала  ГУЛАГ?…»  Когда он  уходил, Наталья  спрашивала:
 
-  И  что  вы  там  все  шепчетесь  в  углу?    И  что  они  все   идут  в  твой  закуток? -  (Это  про  мастеров). – О  чем  вы  там  все  говорите?
   
   А  мы  все  знали  друг друга  с молодых  лет. И пошептаться  было  интересно, обо  всем:  о  семье,  о  работе,  о  начальстве.   Посмеяться  над   анекдотом,  поговорить  о  новостях  "из-за  бугра"...   Были  уверены,  что  дальше  моего  закутка  ничто  не  выйдет,  вся   «секретная»  информация  осядет  здесь...
 
   Так   вот,   Саша,  теперь  уже  Александр  Анатольевич,  прислал  рабочих  и  те  за   один  день   сменили  в  моей  квартире   плоские,  откровенно  говоря,  дерьмовые  радиаторы,  на  настоящие,  чугунные.  И  уже  позже,  когда  я  ушла  с  работы  (Глеб  пошел  в  первый  класс),  после  того,  как  в  мою  квартиру  ломились  воры  (хотя  и  воровать  там  ценного,  кроме  Зошки,  было  нечего),  по   первой   моей  просьбе  те  же  рабочие   установили  металлическую  дверь:  распорядился   Александр.  И  все  это  просто  за – «спасибо»!
 
    Всем  этим  была  занята  моя  голова  и  руки.  А  душа?  Там  было  пусто…  И  я  вспомнила,  какое  у  меня  было  желание…  писать,  когда   еще  был  жив  П.К.,  когда   он   рассказывал   о  своей  жизни, -  и   я  представляла,   как  напишу   (для  себя!) об  упрямом  мальчике,  ушедшем  из  дому, о  его  юности…  И  решила:  попробую…    Зацепило…  Теперь  долгими  зимними  вечерами  я  сидела  на  кухне  за  столом  и  вспоминала, -  себя  в  детстве,  маму,  бабушку…  Тихо  играло  радио.  У  моих  ног  двумя  теплыми  комочками  устраивались  Зошка  и      Муська.  Было  хорошо,  уютно  и  тепло… внутри  и  снаружи…