Репка

В маленьком городке Козельск, таком маленьком, что даже сам маркшейдер Соломон Израилевич не вставил бы его в свою любимую геологоразведовательную карту, а Соломон Израилевич, да будет вам известно, родился в этом самом Козельске, и даже сломал там свою левую ногу, но никто об этом так и не узнал, потому что Соломон Израилевич хромал почти незаметно. Так в этом самом Козельске живёт сын Соломона Израилевича Изя, которого родила ему простая русская женщина, которая очень любила маркшейдеров, а Соломон Израилевич был не просто маркшейдером. Он был таким уважаемым маркшейдером, что по субботам он мог не работать. И да, действительно, в субботу он обычно ходил к простой русской женщине смотреть, как она работает. Боже, как она его любила! Она его так любила, что забывала при этом про своего русского мужа, от которого она должна была рожать детей, но который так часто любил выпивать, что делать детей этой женщине ему просто не хватало времени. Этот русский мужчина дал Изе свою фамилию и отчество, но постепенно пропил всё остальное. И однажды, разгорячившись от свой белой горячки, тот русский мужчина благополучно помер. Мама Изи делала поминки своему русскому мужу, но неудачно. Под его диванчиком она нашла бутыль с прозрачной жидкостью, и думала это муж прячет от неё самогонку. Так что своего мужа она похоронила хорошо, но после поминок тоже померла. И ещё несколько соседей, которые старались выпить побольше бесплатной самогонки, померли. А Соломон Израилевич имел больное сердце. И это горе так испортило ему жизнь, что он тоже помер. Так Изя случайно стал самым старым в своей семье, и должен теперь думать первый о том, что ему кушать, и что будут кушать в его семье.
 
 С ним живёт его жена Сара – это очень образованная  женщина. Она очень любит читать, и всегда читает газеты, в которые продавцы заворачивают то, что она покупает покушать. Ещё она читала краткий курс ВКП(б) в Артиллерийском училище Козельска, пока не стала пенсионеркой по инвалидности – курсанты так любили Сару, что всегда, когда видели её, салютовали ей из всех свободных орудий, и испортили ей слух. Она родила Изе дочку Дебору. Дочь выросла, и стала просто красавицей, «папиной куколкой», но  русская мама Изи сделала таки Деборе генетическую гадость. Она передала ей через Изю один свой маленький ген, тот самый ген любви к маркшейдерам. Дебора могла бы быть женой ребе, её изящную ручку просил у Изи лучший мастер Козельска ремонтировать часы, вдовец Беня Канцельсон. Но она родила свою дочку Фаню от командированного в Козельск маркшейдера Зямы Головатого. Зачем, скажите, Изе такая радость от её материнства, так и это ещё не всё. Дебора уехала с этим маркшейдером в столицу Еврейской области Биробиджан искать золото сионистов. А Фаню бросила в Козельске помогать по хозяйству Саре и Изе. Изя любил свою внучку Фаню, и часто хотел сделать ей радость, читая Тору. Но всегда только искал её, потому что найти эту Тору у него не получалось.

– Изя, зачем ты ищешь Тору так часто, разве это иголка? – спрашивала его Сара, готовя свои любимые голубцы из морской капусты. – Разве Тора не может иметь вес, чтобы я не положила её на банку с немножко муки, чтобы её не мог кушать этот наглый Мышь?   

«Секьюрити» в семье Изи был пёс Жучка. Его морда всегда была одета в чёрную вязаную маску с узенькими прорезями для глаз. Пользоваться из-за этого своими 42 мя зубами ему было не с руки, и потому он держал пистолетом свой хвост. Когда он был голодным, он становился страшно злой и гавкал на всех, кто ему попадался на пути, даже на дедушку Изю. А поскольку кризис с продовольствием в семье был перманентным, исхудавший Жучка, прогуливаясь по двору, лаял непрерывно, бросая  на прохожих, сквозь прорези в маске, свои злобно-тоскливые взгляды. Его папа, известный всему Козельску Розеншнауцер, у которого папа тоже был Розеншнауцер, и мама была Розеншнауцер, и дедушка с бабушкой были Розеншнауцеры, имел неосторожность сделать щенка любопытной сучке из семейства Ротвеллеров. И поэтому по паспорту он Жучка Ротвеллер. Жучка это его имя, которое он получил за то, что ещё в щенках ел кашу из солдатского котелка самого маршала Жукова, который тот обронил, когда спешил делать победу над Гитлером. 

Ночным сторожем в доме Изи был мышегуб и мыш;лог, персидский кот на пенсии, Лёвчик. Пенсия у него была очень маленькая, но ему разрешали кушать пойманных им мышей. Когда-то он был таким авторитетным мышегубом, котом в законе, что в марте все кошки собирались возле Изиного дома на фестиваль, и громко кричали:

– Лёвчик, мы тебя любим!

И хотя все их котята, увидев Лёвчика, мяукали православное «отче наш», скорее всего, перс Лёвчик был ортодоксальным исламистом – он любил хорошо покушать, не ел свинину, правда, ему её и не давали, не пил спиртное по той же причине, не любил евреев, особенно еврейку Сару, которая его ругала, когда он воровал у неё кошерное покушать, любил делать себе чистоту языком, был многоженцем, и любил ловить кайф. Когда он делал Саре мелкие гадости, Сара огорчалась, кричала на него «ах ты антисемитская морда, террорист пархатый!» и пила валерьянку прямо из маленькой бутылочки. А Лёвчик  сидел рядом с ней, нюхал, и ловил кайф.

Когда Лёвчик постарел, он уже не мог любить много кошек сразу. Может это для кого-то и горе, но никого ещё импотенции не сделала худее. А Лёвчик таки похудел, потому, что он стал ещё и плохо видеть по ночам. И поэтому стал хуже питаться. И этим он сделал мышам большое удовольствие безнаказанно кушать Изино продовольствие. Их происки сделали Изе бессонницу, и он всю ночь спрашивал жену свою Сару:

– И как бедному сыну уважаемого маркшейдера Соломона Изралиевича и простой русской женщины накормить столько ртов?

Ночью Сара имела желание спать, но она имела и что сказать мужу. Вы знаете, Изе таки повезло жениться правильно. Когда маркшейдер Соломон Израилевич давал ему в жёны Сару, он сказал:

– Сара мудрая женщина. Если ты возьмёшь Сару женой, даже плохая жизнь не будет делать тебе головную боль.

– Изя, ты думаешь, но не так, – сказала ему Сара. – Я вижу, твоё желание кидать в землю много пшеницы на зерно. Но зёрна пшеницы такие маленькие и их много, разве ж ты на всех их положишь свой глаз? Почему ты должен делать удовольствие этой наглой Мыши, которая живёт в земле, его жене и их серым детям, и делать им сытость? Ты посади овощ, который Мышь кушать не любит, и пусть этот овощ будет один, но такой большой, чтобы мы могли его видеть, и иметь себе сытость целый год.

– Сара, ты так красиво можешь сказать, тебе надо быть пророк, но я не знаю какой овощ ты имеешь в своём виду.

– Изя, ты же по фамилии русский человек, у тебя даже отчество Петрович, и оно, я думаю, не от твоего папы Соломона Израилевича. Так ты, как русский человек, должен знать старую русскую сказку про самый крупный и сытный русский овощ – репку.

– Сара, я не понимаю как тебя понимать. Если я с тобой и Фаней буду целый год есть одну русскую репку, это будет большая экономия, но это будет местный Освенцим. И на кладбище могут спросить: «Так покажите нам пальцем, что мы имеем сегодня хоронить?».

– Изя, я думаю ты не сын покойного Соломона Израилевича. Соломон Израилевич сказал бы тут: «Ша, заграница нам поможет. Все русские овощи растут ещё и в Америке, но там они в сто раз крупнее». А Соломон Израилевич сделал тебе наследство – тот небольшой огородик, на котором ты посадишь свою русскую репку из Америки. И пусть она там тебе растёт, пока ей не станет тесно.

Вы знаете, Изе надо таки сказать своё спасибо Соломону Израилевичу ещё раз. Потому как в Америке живёт его друг, русский эмигрант и диссидент Сеня Шмайсер. Так он, чтобы сделать приятное своему покойному другу Соломону, послал Изе по почте своё американское семя  русской репки. И заколотил Изя в своей деревянной избушке резную дверь в туалет, и стали все, кого кормил Изя, ходить по несколько раз в день на их маленький огородик и удобрять его. И не открывал Изя дверь в туалет до тех пор, пока на их огородике не выросла репка такой большой, что если бы Изя был колхозник, так он уже был бы Герой Труда, и ездил бы бесплатно в городском трамвае куда хотел, и брал бы любой товар в любом магазинчике Козельска без очереди. И потом продавал бы его, но уже дороже. И, если бы Изя был колхозник, он не пожалел бы маленький листик бумаги, и написал бы председателю колхоза заявление, чтобы просить у него колхозный трактор подвозить этот овощ с огорода в свою кладовку. Но, может, это и хорошо, что Изя не колхозник, где бы он нашёл председателя колхоза, который не антисемит? Потому теперь и нет колхозов. И сегодня мы имеем только русских фермеров, которые не любят помочь друг другу. А кто может такое сказать, что он видел еврея, которому некому помочь?

Так вот, когда репка стала уже большой и вкусной, Изя увидел, что ему никак не вытащить её в свою кладовку. И он спрашивает Сару:

– Сара, я сделал твоё желание, и посадил русскую репку на нашем огороде. Но овощ уже стал такой большой, что тащить его в нашу кладовку я не имею никакой возможности. Если твои папа и мама родили тебя мудрой женщиной, так скажи, что я могу делать в этом случае? 

– Изя, ты меня удивляешь. Я всегда уважала твоего папу Соломона Израилевича, но вижу, что он сделал большую глупость, когда родил тебя. Я могу  сделать «вырванные годы» тебе, но репка имеет большой корень, и она не будет вырываться, если я буду брать её в мои руки. Изя, почему бы тебе не сколотить семейную бригаду по уборке урожая, сделать из членов семьи механизм по извлечения из почвы репы, а не стоять тут, и плакать как гимназистка после первой внебрачной ночи? Делай договор с твоей внучкой Фаней, нашим кобельчиком Жучкой, этой скотиной Лёвчиком и той наглой Мышью, которая живёт у нас без спросу, и ты увидишь таки свой сытный овощ в нашей кладовке.

Фаня учила писать буквы. Она очень хотела выйти замуж, а для этого ей надо было уметь расписываться. Буквы получались кривыми, и Фаня не знала – возьмут ли её в жёны, пока она будет так коряво расписываться.

– Фаня, несчастная дочь этой паршивки Деборы. Этой Деборы, которая бросила своих папу и маму в Козельске, и думает в своём Биробиджане только о маркшейдере Зяме Головатом, и не видит, что её дочь в Козельске хочет хорошо кушать, чтобы быть красивой и толстой, и выйти замуж за солидного человека, который будет её любить, и прогуливать по субботам в скверике имени Карла Каутского в родном Козельске, а не увезёт её в неизвестный евреям Биробиджан.

– Дедушка Изя! Что вы желаете иметь от бедной Фани, никогда не знавшей ласки от матери и отцовского ремня? Дедушка Изя хочет таки почитать мне Тору?

– Дедушка Изя хочет сделать Фане сытую жизнь зимой, чтобы она не путала свою фотографию с флюорографией, чтобы она стала толстой как куколка, и нравилась самым уважаемым женихам Козельска. Если Фаня поможет дедушке Изе вырвать с корнем русскую репку на нашем огороде, и спрятать её от биндюжников в нашей кладовке, бабушка зимой будет делать Фане цимис.

– Правда, дедушка? Где эта противная русская репка? Я сейчас покажу ей «кузькину мать», я вырву её с корнем!

– Ша, Фаня! У тебя крепкие кости, но худые мускулы. А этот овощ даст себя вырвать только, если мы все возьмём его в оборот. Нам надо взять помощь от Жучки, Лёвчика и серой Мыши. 

– Как «сделай помощь», так Жучка есть во внимании Изи, а как дать Жучке косточек от курочки, так Изя слепой на верного пса! Персидский исламист Лёвчик такой толстый и без аппетита кушать мышек, которые кушают на всё своё желание наше продовольствие. Я, Жучка Ротвеллер, сын известного всему Козельску Розеншнауцера, я в этом голодном доме имею быть офицером безопасности! Но мышей я ловить не буду. Я ел из одного котелка с самим маршалом Жуковым! 

– Жучка, ты не знаешь, как я тебя уважаю? Когда придёт твой последний час, я пойду к начальнику Москвы Лужкову просить разрешение посадить возле кремлёвской стены дерево. Я выкопаю там яму и тайно похороню в ней тебя. А сверху, для маскировки, посажу дерево. Представь себе, ты будешь похоронен у кремлёвской стены, вместе с вождями самой КПСС! А когда это дерево вырастет, на его стволе перочинным ножиком я вырежу эпитафию:

Была у Изи в Козельске собака,
и он эту псину как сына любил...

– Загробная жизнь волнует только египтян, исламистов и партийную элиту КПСС. Можешь похоронить возле мавзолея исламиста Лёвчика. Его уже давно пора похоронить.

– Жучка, злобное зубастое животное, ты не имеешь понимания, что Изя хочет, чтобы зимой твою морду грела не только чёрная вязаная шапочка, но и котелочек пареной репы. И я хотел бы видеть тебя с нами, когда мы будем вырывать с корнем эту жирную русскую репку, и тащить её в нашу кладовку. Но, если ты такой умный и не сделаешь нам в этом помощь, зимой я буду немножко экономить. И сделаю тебе «сокращение штатов» на улицу.

– Может для этого надо будет вцепиться зубами в чьи-то штаны? Так я сделаю тебе это удовольствие.

– Тебе надо будет дёргать юбку Фани.

– Я могу сдёрнуть юбку и с Фани, но не надо делать меня извращенцем. За мной бегают лучшие сучки Козельска, а потому к женщинам у меня нет никакого интереса.

– Ша, Жучка. Изя не пограничник. С ним всегда можно договориться. Фаня наденет свои брезентовые брюки и фуфайку, в которых она была партизанка на войне. Когда в этих штанах и фуфайке она пугала немцев, партизаны имели время немножко отдохнуть от войны.

А в это время на Фаниной фуфайке под осенним солнцем лениво дремал, замышляя очередную гадость против Сары, персидский кот Лёвчик. Он слышал все переговоры по репке и думал, что ему на зиму этой репки, пожалуй, хватит. Может немножко останется ещё и Изе. А Сара, толстая еврейка, ей зимой худеть надо.

– Лёвчик, я имею для тебя маленький гешефт, – позвал его Изя. 

– Маленький мне мало, – отмурлыкался Лёвчик.
 
– Лёвчик, я понимаю – русскому еврею с исламистом в хоре петь не получится, хотя ты и не араб. Лёвчик, я твой спонсор, а ты, мерзавец, делаешь Саре свои гадости. Сара сказала, что она лучше уедет в Израиль, что ей лучше жить с арабами и их терактами, чем с тобой.

– Пусть едет.

– Но с Сарой уеду и я. И кто же тогда подаст тебе пресловутый «стакан воды», когда ты станешь больной и будешь шептать «Пить, пить...»?

– А, что, без Лёвчика обеспечить мне, ну и частично себе, зимнюю сытость у вас нет возможности?

– Можно и рискнуть, но я не хочу, чтобы Лёвчик зимой стал дохлой кошкой от голода, только потому, что у русской репки такой крепкий корень.

– Ну, если надо вцепиться когтями в хвост этого маньяка в чёрном наморднике, так я согласен. Даже без репки.

– Лёвчик, но нас может не хватить. Надо иметь в запасе ещё и силу хотя бы одной Мыши.

Под старенькой софой слышится писк крупной серой Мыши.

– А мне к вашей зиме нет никакого крупного интереса. Мышь самое умное животное, зимой она спит.

Раздражённый Лёвчик показывает свои зубы.

– Может какая-то мышь и спит зимой, но ты зимой спать не будешь!

– Это почему?

– Потому, что пенсия у меня маленькая, а кушать хочется с-с-ссильно.

– Изя, ты прав – котов надо питать репкой. Потому, как Мышь имеет в своём теле вредный для них холестерин. Он будет делать коту склероз. Изя, я в бригаде. Одень очки, и смотри на меня своим глазом – я уже грызу корешок репке. И делаю это почти безвозмездно!

Изя вцепился в листья репки, и начал её таскать так, как его русский папа когда-то таскал за волосы его русскую маму. Так его мама была не такая упрямая. Наверное, у этой репки был украинский характер. И Изя понял, что тут ему нужна женщина.

– Сара, ты уже есть такая старая, что не видишь, что твоему мужу хуже всех? Эта сволочь репка тащит меня на тот свет, что под землёй, а моя жена стирает мои носки, которые, может быть, я и не доживу одеть.

Сару не надо упрашивать долго. Она прижалась к спине мужа и обняла его под грудь. И это пробудило у неё воспоминания.

– Изя, мои объятия тебе напоминают случай из жизни?

– Напоминают. Но я тогда набил ему морду.

– Фаня, девочка, иди где зад у бабушки, и возьми в свои руки мне грудь!

– Хорошо, бабушка Сара! А кто возьмёт в свои крепкие руки мою грудь неопытной девушки?

– Я буду брать в зубы, но не твою грудь, а через брюки твои худые ноги, потому как твои брезентовые брюки прилипают к твоим ногам!

– Жучка, ты грубое жестокое животное!

– Ты права, но я дал обет Изе тащить из земли его репку в компании его семейной бригады.

– Но как я потом выйду замуж с ногами, которые уже были в чьих-то зубах?

– Фаня, ты уже не видишь толщину своих брезентовых брюк? Когда ты была партизанка, и немецкий снайпер хотел лишить тебя невинности, так он не смог пробить эти брюки даже своей пулей!

– Бабушка Сара, вы всегда умеете успокоить девушку, ещё не потерявшую свою невинность. Но, пусть Жучка лучше тянет меня за зад фуфайки, так мои эрогенные зоны будут целее.

– Лёвчик, бурлаки уже одели лямки, а ты всё ещё спишь! Ты обещал мне тянуть пса за хвост, а тянешь резину!

– И чего шумит тут бригада изголодавшихся вегетарианцев? Уже навалерьянилась? Эта очередь, случайно, не в мавзолей вождя мирового пролетариата закапывать? Кто крайний?

– Не  закапывать, а откапывать. Но мы не едим вождей, нам надо изъять из земли наше продовольствие. Лёвчик, быстрее чисть зубы и бери меня за хвост.

– А ты когда-нибудь мыл свой хвост?

– Лёвчик, ты раздражаешь во мне мои безусловные рефлексы. Позовите сюда академика Павлова. Я хочу, чтобы он посмотрел, как я буду выделять слюну, когда возьму Лёвчика в свои зубы!

– А может лучше дедушку Фрейда? Чтобы он спросил, зачем твой хвост виляет перед моим носом? Как я должен понимать эти телодвижения?
Но тут вмешивается дедушка Изя:

– Я здесь тянуть репку из земли, или слушать ваш конферанс? Лёвчик, ты будешь тянуть Жучку за хвост, или я отдам тебя в хорошие руки Герасима, который утопил Муму, и теперь скучает? Взялись! Потянули! Почему же я не имею никакой результат? Мышь, может ты не туда грызёшь?

– Я грызу, но немножко. Вкус этой репки испортил мне аппетит. Я уже не имею желания её грызть.

– Тогда вылезай из земли и тяни кота за хвост!

– Изя, я тебя уважаю, но Лёвчик исламист. А у исламистов мозгов хватает только на то, чтобы взорваться в метро. Я боюсь и хочу иметь твои гарантии моей безопасности.

– Проклятый Мышь! Я могу позвать сюда всех евреев Козельска, и вырвать этот овощ с корнем, но тогда я буду должен угощать этой репкой их, и не буду иметь себе запас для зимы. Так лучше я выпишу Лёвчику на тебя лицензию, и пусть он открывает себе сезон охоты на мышей. Когда он тебя накушается, его лапы станут сильнее, и все мы таки вытащим эту репку.

– Изя, ты не демагог, но умеешь нравиться человеку словами. Я не женщина, но ты меня уговорил.

Однако последней, кого уговорили слова Изи, был не Мышь. Сказочный русский овощ, репка, тоже имела уши. И потому слова сына маркшейдера Соломона Израилевича Изи уговорили и её. Когда Изя дёрнул репку за ботву ещё раз, она сама вылезла из почвы и покатилась в его кладовку.

Если вам повезёт гулять зимой в Козельске, и в скверике имени Карла Каутского  вы увидите парочку красивых толстых евреев, так вам не надо долго думать кто там. Вы скажите им «Здравствуйте дедушка Изя, здравствуйте бабушка Сара!», чтобы увидеть, как вы были правы.