Мама, папа, я

1.

Тома, брыкаясь, просыпается: папа щекочет ей пятки.
- Доброе утро! – улыбается он, когда дочь встаёт на кровати, чтобы обнять его за шею.
Он уже одет: как всегда важный, в костюме и очках. Надел Томин любимый галстук, зелёный в чёрную полосочку.
- Доброе утро! – Тома обнимает отца, прижимаясь лбом к гладко выбритой щеке. Его ладонь ложится ей на спину, и Тома понимает: сейчас будут покатушки! Обхватив отца покрепче, она поджимает ноги, и он, придерживая её, наклоняется, чтобы спустить Тому на пол. Но она, поджав ноги ещё сильнее, говорит:
- Не-а.
Тогда папа сам несёт на себе Тому в ванную.

2.

Умывшись и почистив зубы, девочка бежит на кухню: пахнет блинчиками, значит, откроют черничное варенье! Она заприметила его в холодильнике с вечера и уже проглотила все слюни. Да, вот оно, банка стоит в центре стола, а немного тёмного варенья лежит в трёх соусниках: для мамы, для папы и для Томы. Мама разливает чай, и она грустная?
Тома садится за стол и решает не поверить своим глазам. Но когда мама садится на своё место, девочка ясно видит: она правда грустная. Тома переводит озадаченный взгляд на папу, но он такой же весёлый: сев, берт первый блин, заворачивает и макает в свой соусник.
Наверное, он ещё ничего не знает. Сейчас мама ему всё расскажет. Тома ждёт.
- Ты чего не кушаешь? – спрашивает мама будто бы весёлым голосом, и Тома в надежде взглядывает в её лицо: опять грустное. Как она так говорит, с грустным лицом?
- Маам, что случилось?
- Где? – удивлённо спрашивает мама.
- Том, - говорит папа ласково, - ешь.
Тома чувствует себя и глупенькой, и обманутой: то ли родители дурачат её, то ли она выдумала, что маме плохо. Медленно и задумчиво девочка берёт блин, раскладывает на тарелке и густо намазывает вареньем. Вкус черники вновь поднимает ей настроение, и она поднимает глаза, надеясь увидеть мамину улыбку – пусть она тоже обрадуется от варенья, а? – но мама уже допила чай и, обойдя Тому, целует её в макушку и уходит из комнаты. Тома смотрит на блюдо с блинами: много. Мама мало съела. Что-то тут не так.
- Пап, почему мама грустная? – спрашивает девочка, облизывая черничные губы.
- Что-то расстроилась, - отвечает папа и делает глоток чаю. Он уже много съел блинов.
- Ты её успокоишь?
- Обязательно успокою, - кивает папа с таким видом, как будто ему и не интересно совсем, что с мамой.
Сбитая с толку, Тома вдруг чувствует, как черничная радость проваливается куда-то вниз, а глаза так щиплет, будто мама лука нарезала.
- Эй, ну вы чего-о! – Тома хочет крикнуть это возмущённо, а получается тихо и жалобно.
Улыбка, наконец-то, слезает с папиного лица, и из-за неё показывается человек, которому можно верить. Человек этот гладит её по волосам и говорит:
- Ч-ч-ч! Только не реви. Допивай чай, обувайся, и я тебе всё расскажу по дороге.
- Обещаешь? – Тома крепко берёт в руки чашку и замирает, пристально глядя на отца.
- Не то что обещаю. Точно скажу, - заверяет папа.
- Если обещаешь, то покажи пальцем на кончик носа и скоси к нему глаза, - приказывает Тома.
Папа повинуется с самым серьёзным видом. Тома не может удержаться от смешка и, прижав чашку ко рту, в несколько быстрых глотков допивает чай.

3.

Обуваясь, Тома ждёт, что мама вот-вот придёт целовать их с папой и говорить «Пока». Навострив уши, девочка завязывает шнурки: сейчас скрипнет кровать, застучат тапочки, откроется дверь спальни… Эй, ну где?
Папина ладонь стискивает Томины пальцы: он всегда так сильно берёт. Но как уйти, если нет прощания?
- Пока, Том! – глухо доносится из спальни.
- Пока, мам! – кричит Тома, и они с папой выходят из квартиры: дверь закрывается, отделяя их от мамы как железной стеной. Томе страшно.
- Па-а-ап, - она бежит по лестнице за руку с отцом, едва поспевая, и её голос словно прыгает по ступенькам вниз вместе с ней, - мама с тобой не попрощалась, почему?
Папа открывает дверь подъезда: в глаза бьёт несправедливо радостный свет. Птицы чирикают, царапая уши своей радостью. Они должны молчать.
- Она на меня дуется, - беззаботно говорит папа.
Тома не верит своим ушам.
- Так это ты обидел маму? – тихо и недоверчиво спрашивает она.
- Нет. Она на меня обиделась, - поправляет папа.
- Ну! – девочка не видит разницы.
- Ну, – папа видит.
- Как ты её обидел? Ты обещал рассказать.
Они идут мимо парка, деревья мелькают сбоку одно за другим, а между ними появляется и исчезает солнце.
Папа рассказывает.
- Смотри, Том. Ты же знаешь, что подоконники в нашем доме должны быть чистыми. И твоя мама это тоже знает. Мы договорились об этом десять лет назад! И вчера ей стукнуло в голову обидеться за это на меня. Ей необходимо иногда на меня обижаться. Скучно без этого жить, понимаешь?
Тома слушает настороженно, пытаясь понять, насколько серьёзен папа. Вид у папы серьёзный, а слова странные какие-то.
- Зачем обижаться просто так? – спрашивает девочка.
- Это ты уже у мамы спроси, - отвечает отец.
Делается ужасно жалко, что спросить у мамы уже нельзя.
- А что мама хотела положить на подоконник? – интересуется Тома.
- Неважно. Что-то. На подоконниках не должно быть ничего. Я думал, это все уже усвоили.
Папа, кажется, немного сердится. Томе делается боязно. Когда он не весёлый, с ним шутить нельзя.
Томин папа – дизайнер. Весь дома устроен так, как ему хочется: мало мебели, много пустоты, всё красиво, строго. Уронишь на пол игрушку, и сразу хочется её убрать – совсем она там не смотрится.
Девочка привыкла к этому с младенчества. Мама рассказывала ей, что когда-то Тома пачкала мебель, рвала книги и разбрасывала игрушки, но сама Тома ничего этого вспомнить уже не могла. Она брала с отца пример, слушалась его, трогала и переставляла только то, что он разрешал, пока на её семилетие, без малого два года назад, не случилось чудо. В день рожденья они с мамой пошли к бабушке в домик с двориком, где за круглым столом под вишней можно было собрать сколько угодно подружек и друзей, дурачиться и играть. Все дни рожденья Томы праздновались там. Папа в этот раз на праздник не пошёл, сказал, что занят, но обещал девочке грандиозный подарок. И он не обманул!
Тома хорошо помнит, как они с мамой, разуваясь, заметили, что дверь в гостиную закрыта. Как папа, когда девочка умылась, взял её за руку и подвёл к двери, открыл её – а внутри пустота. Только лампочка вверху осталась. И как папа сказал:
- Смотри, Тома. Теперь это твоя комната. С днём рожденья.
Тома спросила его:
- А как здесь будет? А что здесь будет?
А папа ей ответил:
- Это я должен спросить у тебя. Ты должна придумать, где ты будешь спать. На кровати? На диване? В гамаке? Как они будут выглядеть? Где ты будешь учить уроки, когда пойдёшь в школу? Мы посмотрим каталоги обоев, мебели, ламп. Это твоя комната, и здесь будет всё как ты хочешь.
Вот уж чудо из чудес! По правде сказать, чёрно-бело-коричневая полупустая гостиная Томе никогда не нравилась. В папиных журналах девочка дольше всего любовалась страницами, где всё было синее в клеточку или в цветочек. Теперь Тома уже знает, что это называется «стиль Прованс».
С тех пор в доме появилось исключение из правил. Весь дом был такой, как хочет папа, а одна комната – как хочет Тома. И только сегодня девочка поняла, что не было ни одной комнаты, где всё как хочет мама.
Они уже около школы. Выйдя из своих мыслей, Тома спрашивает:
- Пап, а почему у нас в доме нет комнаты, где всё так, как хочет мама?
- …что? – папа тоже был в своих мыслях.
- Почему у нас нет комнаты, где всё как мама хочет?
Папино лицо, успевшее стать безмятежным, опять хмурится.
- А как я, по-твоему, буду жить в таких комнатах? В твоей я не живу, а остальные у нас общие.
- У тебя есть кабинет, - напоминает Тома.
- Всё, малыш, я бегу на работу.
Папа вручает Томе портфель, целует дочь в макушку и уходит быстрым шагом, красивый, целеустремлённый, всезнающий и совсем, наверное, не любящий маму.

4.

Сегодня у Томы одни четвёрки. Ответы не даются ей, но учителя не хотят в это верить – она же отличница и хорошая девочка! – и ставят четвёрки вместо двоек и троек. Тома рада, что так получается, но ей стыдно, и она понимает, что такая удача не может длиться долго. Надо поскорее решить проблему, чтобы снова хотелось думать об уроках, а не о маме с папой.
Выйдя из здания школы, Тома видит на крыльце маму: красивую и добрую, светящуюся на майском солнышке. Она уже не такая расстроенная на вид, но как будто бы немного уставшая. Мама улыбается Томе, говорит: «Привет», – и они идут домой, взявшись за руки.
Тома боится напомнить маме об обиде, но ей кажется, что это надо сделать. Вдруг они с папой и за ужином не будут разговаривать? Тогда жить станет совсем невозможно.
- Как у тебя в школе? – спрашивает мама.
- У меня четвёрки, - просто заявляет Тома, - потому что вы с папой поссорились.
Мама взглядывает на Тому, и её лицо делается опять расстроенным.
- Зачем же он тебе рассказал? – говорит она и качает головой. – Какой глупый у тебя папа…
- И хорошо, что рассказал! – восклицает Тома. – А то я бы так голову ломала, что были бы тройки или двойки.
Мама идёт задумчивая, а потом вдруг поднимает Тому, такую большую и тяжёлую, в воздух, и целует в нос.
- Прости нас, - говорит она, поставив дочку снова на тротуар. – Мы с папой оба глупые, и поссорились из-за глупости. Мы больше не будем.
- Надеюсь, - тихо говорит Тома, и очень хочет, чтобы ужин наступил как можно быстрее. Ей не терпится увидеть, как всё встанет на свои места.
- Бедный мой ребёнок, - вздыхает мама.
- Не грусти, мама, - просит Тома. – Я не бедный. А что ты хотела положить на подоконник?
- Он тебе не сказал? – удивляется мама. – Я хотела живой цветок. Хотя бы кактус. Я всегда так любила живые цветы и мечтала, чтобы у меня весь дом был в живых цветах… Но замуж за твоего папу я мечтала ещё больше.
Тома, навострив уши, во все глаза смотрит на маму, надеясь услышать историю любви.
- Я думала, мы сможем договориться, - вздыхает мама.
На этом история любви заканчивается. До дома остаётся совсем чуть-чуть, и Тома вдруг понимает, что не хочет заходить в этот дом, пока там не появится хотя бы один живой цветочек для мамы.
- Так пойдём скорей купим цветок! – Тома в нетерпении дёргает маму за руку, но не знает, куда начать её тащить – где можно тут купить цветочек?
Мама останавливается и в недоумении смотрит на Тому.
- Что ты? Хочешь, чтобы папа выгнал нас обеих к бабушке?
Но Тома, впервые за долгое время, весело смеётся.
- Мы поставим его в моей комнате! И папа совсем не такой злой! Пошли-и!

5.

Пока мама разувается в коридоре, Тома бежит скорей в своё маленькое Томино царство, чтобы сбросить с подоконника лежанку из пледов и спрятать с маминых глаз. Конечно, было здорово там лежать, но теперь это всё неважно – здесь поселится цветок!
Пледы Тома запихивает под кровать, задумывая потом вытащить их оттуда и аккуратно сложить в шкаф. Мама не должна знать, что из-за неё дочка чем-то жертвует, а то ещё передумает и отнесёт цветок обратно.
Приоткрытая дверь открывается шире: мама аккуратно вносит большой горшок с роскошным свисающим в разные стороны растением. Это декабрист, мамин любимый цветок.
- Тут бардак был, я убрала, - говорит Тома, проводя ладошкой по подоконнику.
- Умница, - говорит мама, устанавливая нового зелёного друга, следя, чтобы горшок не прищемил свисающие листья, длинные, твёрдые, и все какие-то поделенные на части.
Декабрист очень хорошо смотрится на Томином окошке, под занавесками в цветочек. Несколько минут мать и дочь, обнявшись, смотрят на эту красоту и ничего не говорят. Потом девочка протягивает руку и пожимает цветку зелёную лапу:
- Я Тома. А ты декабрист.
Потом, подняв голову, девочка заявляет маме:
- Я буду бояться его в темноте, - и, испугавшись, что это смутит маму, добавляет: – а потом привыкну.

6.

Папа приходит к ужину, и Тома с радостью смотрит, как родители обнимаются и обмениваются чмоками в дверях. Они как будто бы и забыли, что ссорились.
- Па, а у нас теперь живёт декабрист, - говорит Тома, когда мама, забрав у папы чемодан, уносит его в папин кабинет.
Брови папы взлетают вверх.
- Это кто такой? – не понимает он.
- Декабрист, цветок. Я маме разрешила у меня в комнате поставить.
Папа осуждающе смотрит за Томину спину и качает головой.
- Что ж ты ребёнка притесняешь? – говорит он, и тут Тома подбегает к нему и хватает за уши: он как раз нагнулся, чтобы пододвинуть к себе тапочки.
- Хватит на маму! – негромко, но отчаянно восклицает Тома, уперевшись лбом в его лоб. – Я сама ей разрешила! Я сама это придумала!
Мама за Томиной спиной, кажется, смеётся. И папино лицо, исподлобья глядящее на негодующую Тому, тоже вдруг смеётся. Девочка выпускает его уши и оглядывается на маму. Это правда мама сейчас смеялась! Вон какая стоит улыбающаяся.
Сильные папины руки обнимают дочь и прижимают к себе.
- Я достаточно наказан за мамину обиду, - говорит он весело. – Жестоко и беспощадно оттаскан за уши.
- И боднут лбом! – добавляет Тома, обнимая отца. Он снова никого не ругает и всех любит – правильный папа.
- Я уже помыла руки и сейчас всё съем, - шутливо угрожает мама, проходя мимо них на кухню.
Папа ловко ловит её за пояс халата и, потянув к себе, присоединяет к обнимашкам.
- Ура-а! – глухо вопит Тома, оказавшись зажатой между папиной рубашкой и маминым халатом. – Никто больше не ссорится-а-а!
И, вывернувшись, с топотом несётся в ванную, чтобы скорей помыть руки и начать ужинать в дружном семейном кругу.