Теремок

Когда часовых дел мастер Беня Канцельсон одевал своё пенсне, чтобы посмотреть на вас, вся Жмеринка  прятала глаза и боялась кого-нибудь обмануть. И только когда Беня, вставив в глаз монокль, искал в часах мелкую поломку, Жмеринка снова становилась Жмеринкой. Это потому, что Беня был такой умный, так всё умел понимать, что даже имел несчастье овдоветь и не так, чтобы рано, но и не так, чтобы очень поздно. Но даже сам Беня Канцельсон не умел понимать японскую глупость. Зачем они всегда воевали с Россией? В девятьсот пятом они воевали с Россией, в смысле хотели ей сделать большую гадость. В первую мировую они воевали с Россией, в смысле вместе с Россией хотели пустить немцам немножко крови. Во вторую мировую они снова воевали с Россией, в смысле хотели сделать её чуть меньше. За это Россия взяла себе на память у них четыре маленьких острова. А могла взять и побольше, но устала воевать с Гитлером, и хотела там отдохнуть. Теперь японцы знают как делать часы, которые не ломаются, но не знают как взять эти острова назад. «Если так сорить островами, – говорят они России, – то можно вообще остаться без островов. А нас уже много, лодок на всех не хватит». О, если бы японцы понимали Беню, как Беню понимают в Жмеринке, он бы им присоветовал:

— Не надо Россию просить отдать острова. Из-за этого она их полюбит сильней и не отдаст. Разве у японцев отсохнут руки сделать немножко больше саке? Вы будете дарить русским четыре ящика саке, а они вам подарят четыре острова. И ещё от себя дадут вам по бутылке водки на каждый остров обмыть его. Россия – щедрая душа. Что ей эти острова? В России очень много чего лежит просто так, и никто это не имеет. Я вам расскажу случай про теремок. Красивый как сказка. Но ему не повезло – его построили в русской деревне, которую потом бросили полежать.

Если вы имеете слёзы и храните их на чёрный день, так можете считать, что этот день уже здесь. В маленьком городке Козолуп жила еврейская девочка сиротка Фаня Норушко. Зачем её родители были такие любопытные? Они очень хотели посмотреть как немцы относятся к евреям в Освенциме. Там был очень хороший крематорий, но они его посмотрели не с той стороны, и сделали Фаню сироткой.
 
Когда Фаня немножко выросла, она стала убирать пыль в большой Козолупской библиотеке. За это ей платили маленькую зарплату, но Фаня не ругалась, потому, что она была романтичной девушкой. Протирая книги тряпкой, она их тайком  читала. Особенно она любила протирать французские романы про любовь, и стихи. А Иосифа Бродского так Фаня любила до дырки в голове. Каждую ночь она читала его стихи, лёжа в постели. А кому читала, не помнит, но он ей сделал ребёнка. И когда наша дева Фаня родила мальчика, она нашла ему только имя – Мойше Норушко. А на отчество она так никого на примете и не имела. Cделать на её маленькую зарплату изобилие в доме можно, но если ты имеешь на это способность. Так если бы Фаня имела эту способность, она бы имела и зарплату побольше. Но, на счастье маме, мальчик был тихим, и кушать хотел только по ночам. Фаня говорила ему «мой мышонок», и понемножку меняла книги из библиотеки на гречку и мисочку манки. Её акцию «книги в обмен на продовольствие» могла бы поддержать своей резолюцией ООН, но козолупский судья Хрякченко имел особое мнение. Он послал Фаню на Колыму мыть золото для советской власти, а маленький Моше сделался беспризорник потому, что судья очень любил делать детей, а его дети хотели иметь свою квартирку. И он присудил дать козолупскую квартиру Фани своей внебрачной дочери Венерочке, а Моше сказал иди в Детский дом, но не сказал какой дом для Моше сегодня будет детский.

Моше пошёл в российскую столицу искать правду, но по дороге ему попалась брошенная русская деревня Рублёвка, а один домик в ней так был очень красивый. Подойдя к нему, он спросил:

— Я Моше Норушко, сын Фани из Козолупа. Моя мама на Колыме моет золото для советской власти, а я не имею даже комнаты в коммуналке, чтобы ночью спать и иметь счастливое детство. А мой папа должен быть такой секретный шпион, что я не знаю его имя сказать ему посмотри, что ты наделал бедной Фане. А кто имеет счастье жить в этом домике, в этом сказочном теремке? Я слышу молчание. Это потому, что кто-то меня не уважает, или потому, что кто-то здесь нет?

Моше зашёл в домик и смотрел его так, как если бы у него когда-нибудь были деньги, и он хотел его купить, но в домике никого не было.

— Зачем мне искать правду в столице, если я буду иметь свой теремок здесь, в этой тихой, заброшенной Рублёвке? – подумал Моше, и остался жить в этом домике.

Разумеется, в этой брошенной советской властью российской Рублёвке не было сельсовета для прописки и регистрации, так и у Моше не было правильных документов с отчеством. Зато в этой деревне было много брошенных огородов и пожарный щит с красной лопатой, топором и ломом. Через неделю у Моше уже были куча дров делать огонь, и ящик овощей кушать, если будет аппетит. Моше стал весёлый и толстый, но тут в этой заброшенной деревне появился Сеня Зайцман.
 
Сеня Зайцман был бывший спортсмен, лёгкий атлет, чемпион по бегу на среднюю дистанцию. Когда-то его носили на руках, но с возрастом он стал бегать не так быстро, и его попросили потренировать биатлонистов. Сначала ему хорошо платили и биатлонисты, когда стреляли, всегда промахивались. Потом, когда он стал ещё старше, они стали промахиваться реже. Федерация спорта сказала такой тренер нам не нужен. Его невеста Инга Зайонц полюбила Тита Собольева за его дорогую шубу. Тит был ещё молодой и перспективный, и она ушла к нему кушать чёрную икру и купаться в его джакузи. Тогда Сеня Зайцман захотел учить юриспруденцию в университете, но был такой тупой, что не нашёл что сказать на вступительном экзамене. Федерация спорта дала ему маленькую пенсию, но ее хватало только на очень дешёвую водку, а на всё остальное не хватало.  А Сеня так не хотел, потому, что он был очень гордый. Когда Сеня ещё был спортсмен, он имел привычку пить шампанское из бутылки. Поэтому он начал пропивать свои золотые медали, а когда они кончились, начал пропивать и свою квартиру. А, ведь, тётя Сара предупреждала, что он дойдёт туда, куда он таки дошёл! Постепенно Сеня Зайцман привык бродить по стране и спать под разными кустиками, но однажды он увидел наш теремок.

— Я Сеня Зайцман, лёгкий атлет, чемпион бегать на среднюю дистанцию когда был ещё молодой. Сейчас я ищу кому я нужен, чтобы я не спал уже под кустиком, а успешно лечился от алкоголизма. Я уважаю мех, которым покрыт Тит Собольев, но я хочу чтобы моя невеста Инга Зайонц любила меня, и стирала носки мне, а не этому олигарху. Так кто имеет жить в таком роскошном тереме, или я возьму его себе под мою юрисдикцию?

— Я уже имею юрисдикцию народного судьи Хрякченко, который послал мою бедную маму Фаню на Колыму мыть золото, чтобы КПСС имела свой кусочек удовольствия. Я, Моше Норушко, имею нужду в отчестве, но я не страдаю иметь ещё одну юрисдикцию от бывшего спортсмена Зайцмана.

— О, так я имею счастье видеть Моше Норушко из Козолупа! Если в этом теремке я найду себе жилплощадь, я разделю твоё одиночество со своим, и к нашему диетическому ужину ты будешь иметь ещё и парочку еврейских анекдотов от меня. Моше, что ты улыбаешься мне прямо в рот? Покажи мне дворец двух холостяков изнутри!

Сеня Зайцман получил от своей мамы, Голды Зайцман, энергию экскаватора. Он вырыл возле терема красивый погреб, и заполнил его носителями витаминов. Вы спросите, а куда смотрела его мама, когда её сын спал под кустиком, пусть даже он и издавал там приятный запах советского шампанского? Так его мама пишет сейчас учебник для женщин «Как надо рожать чемпионов мира по спорту», и она не имеет времени смотреть под кустики, не спит ли там её сын.

Теперь вы знаете, что Моше Норушко и Сеня Зайцман имели счастье жить в красивом тереме, и никому при этом не платить коммунальную плату. Они имели овощи покушать и дрова делать огонь в доме. Но им не хватало женщины. И она появилась в их заброшенной деревеньке. Её звали Алиса Лисьева. Она продала в заложники исламским террористам за сто тысяч долларов еврейского нелегала Колю Бока. Они думали, что это европейский миллионер, и его папа даст им миллион. Теперь эти турецкие подданные ищут свои деньги назад, и открыли «охоту на лис». Алиса Лисьева хотела сделать пластическую операцию, но испугалась, что операция случайно испортит ей красоту, и решила, что лучше уж спрятаться в лесу. А в лесу она увидела чудный теремок. Из его трубы шёл дым её отечества. «Здесь исламским террористам не добраться до моего прекрасного тела» – подумала Алиса и постучала в теремок.

—  Я Алиса Лисьева, прекрасная незнакомка вам. Я ищу приюта прятаться от назойливых поклонников. Где живёт тут русский богатырь, который спасёт бедную красивую девушку в своих объятиях?

— А я Моше Норушко, сын Фани Норушко, которая любила читать стихи на свою голову, и теперь моет золото на Колыме. Я имел свою квартирку в самом Козолупе, но судья Хрякченко сделал мне протекцию, и теперь я живу в этом, брошенном неизвестными русскими богатырями, теремке.

— А я Сеня Зайцман, бывший спортсмен, чемпион нашего мира бегать на среднюю дистанцию. Когда я был молодой и сильный, меня любили моя родина и фотомодель Инга Зайонц. Сегодня моя родина меня уже не любит, и Инга Зайонц уже ласкает мех на спине Тита Собольева. Я пропил свои золотые медали и элитную квартиру в центре Козолупа, и теперь страдаю в этом прекрасном теремке без красивой женщины.

— Я вижу Сеня, ты совсем отупел от счастья, которое пришло к тебе на моих красивых ножках. Если допинги и анаболики, которые делали тебя чемпионом, не сделали тебя ещё и импотентом, сегодня твои ноги бегуна могут сделать наслаждение своей гражданской жене Алисочке. А что сегодня будет кушать крёстная мать беспризорника Моше Норушко? Где та курочка, которую я буду готовить нам на шабат?

Теперь жизнь в теремке стала ещё лучше, жить стало веселей. И советская власть ещё не знала, что кто-то не платит ей налоги, но спит, тем не менее, спокойно. К несчастью счастье имеет свойство напоминать мёд. А на мёд слетаются мухи. Хотя эти насекомые не имеют зрение его видеть, так они его чувствуют! Я не скажу на санинспектора Ицхака Волчармана, что он муха, но он имеет чувство куда идти делать свою проверку. И он таки зашёл в брошенную русскую деревушку, и подошёл к теремку.

— Я имею быть санитар леса Ицхак Волчарман. Я делаю утилизацию слабых съедобных животных, которые имеют несчастье заболеть птичьим гриппом, коровьим бешенством, атипичной пневмонией, СПИДом и другими венерическими заболеваниями. Сделаем наш лес чище и здоровее! Так кто имеет наглость жить в этом прекрасном тереме?

— Я Моше Норушко, сын Фани Норушко, которая имеет заслугу перед советской властью мыть для неё золото на Колыме, потому, что народный судья Хрякченко дал ей на это срок. Я был козолупский беспризорник, но сейчас моя крёстная мать Алиса Лисьева делает мне опеку. Мои финансовые убеждения сделали меня вегетарианцем, но если товарищ Волчарман научит меня кушать мясо, я буду звать его «папа».

— Ба, какой красивый мужчина одетый во всё волчье! Какой пронзительный хищный взгляд! Какие зубы без малейшего намёка на кариес! Теперь я понимаю что хотела сказать моя бедная мама Даздраперма Бездетная, когда говорила мне, бедной красивой девушке Алисе Лисьевой: «Алиса, все мы когда-нибудь окажемся в руках санитара». Ицхак, что вы будете делать со мной сегодня ночью? Вы имеете желание продлить свою командировку в наш теремок?

— Я Сеня Зайцман, я имел золотую медаль, которую уже пропил, но её делали для чемпиона по бегу. И я могу сначала врезать лапой, а потом бежать, и никто не будет уметь меня догнать. Я не уважаю взгляды исламистов на женщин, но не до такой же степени, чтобы менять их многожёнство на наш гарем из одной гражданской жены на двоих!

— Сеня, что ты понимаешь в любви!? Любая женщина, даже замужняя, имеет право на личную жизнь. «Приятно» много не бывает.

— Алиса, я не хотел бы быть сейчас твоей мамой, чтобы иметь стресс видеть какая ты сволочь! Моше, куда я опять потерял наш пожарный топор!?

— Сеня, ты заставляешь меня видеть перед собой симптом коровьего бешенства на почве ревности. Если ты съедобный, я должен тебя скушать, как требует от меня Устав, а в тереме сделать дезинфекцию хлоркой. Сеня, разве ты будешь зверь? Разве ты хочешь, чтобы твоя гражданская жена и её крёстный сын дышали хлоркой? Почему ты не хочешь думать, что если я буду тебя кушать, Алиса будет таки иметь два гражданских мужа, но один в одном. Так пусть она их и имеет, но лучше ты будешь сбоку!

  — Я уже имел счастье на чемпионате Бессарабии делить моё первое место с Додиком Спринтманом. Но первое место это не совсем жена. Это же будет половой коммунизм! Из меня делают человека новой сексуальной формации. Я понимаю правила нашего соревнования, но я так могу дойти и до сублимации!

— Сеня, что, тебе уже не нравится в нашей коммунистической коммуналке? Ты же имеешь светлое будущее человечества не выходя из дому. Не носи в избу мусор перестройки и контрреволюции. Я не хочу видеть в нашем доме картину Репина «Сеня Зайцман убивающий пожарным топором своего коллегу по семье и браку Ицхака Волчармана».

Сеня Зайцман был вспыльчив, но покладист. И санитар леса Волчерман поселился таки в этом теремке, и ходил отсюда на работу, и приносил в теремок мясо. А Сеня Зайцман делал из лесных ягод самогонку. В печке горели дрова. Вечером все пили чай из трав и рассказывали еврейские анекдоты. Всем было весело, тепло и сытно. Никто не боялся зимы, которая, если бы она уважала календарь, уже могла бы к ним и придти. Но сначала к ним пришёл председатель колхоза «Кровь пролетариата», на землях которого строили теремок, чтобы потом его бросить, Лев Медведюга. Он не имел интереса работать зимой, и хотел хорошо поспать, но его преданная жена Нужда Беспросветная сказала ему обойти земли колхоза, поискать что-нибудь потерявшееся. Мысль жены он не уважал, но когда подошёл посмотреть брошенный теремок, из него таки шёл приятный запах.

— Я Лев Абрамович Медведюга, всеми уважаемый председатель колхоза «Кровь пролетариата». Моя Нужда Беспросветная просила меня посмотреть наши земли, и что я вижу? Какая-то сволочь нагло имеет мою недвижимость! Страна уважает моё мужество бросить эту деревню и даёт мне за это орден «Мужества», а кто-то не желает бросить теремок и имеет в мой мёд свою чайную ложечку дёгтя. И кто же здесь имеет теперь жить?

— Я Моше Норушко, сын героической Фани Норушко, которая моет золото советской власти на трудно доступных участках Колымы. Я имею юридическое решение народного судьи Хрякченко жить в доме, который надо называть «детский», потому, что я не имею  человека, которому я могу сказать «Папа, купи мне немножко сухариков».

— Так кому там не спится в ночь глухую? Какой претендент не даёт покоя чемпиону мира Сене Зайцману? Один претендент имеет претендовать с кем Сене Зайцману спать, другой будет претендовать где Сене Зайцману спать. Моше, так где я уже найду наш пожарный топор? Есть возможность иметь всю русскую зиму с мясом на пельмени.

— Сеня, я удивляюсь, но твоя кровь чистый керосин! Ты не уважаешь свою страну, если хочешь испортить ей показатель продолжительности жизни. А нам по нему уже наступает на пятки Зимбабве! Лёва Медведюга, послушай меня, санитара леса Ицхака Волчармана. Зима кому-то намекает ложиться спать. Мы имеем в теремке для тебя тёплую каморку отдохнуть от трудового лета и сделать натуральную липосакцию, пользуясь естественным лечебным голоданием. 

— Санитар Волчарман, я уважаю вас как медика, но не могу принять ваше предложение. Моя преданная жена, Нужда Беспросветная, ждёт меня дома. Моя жестокость будет делать ей бессонницу, недопустимую в зимний период.

— Так кто это здесь предпочитает красавице Алисе Лисьевой свою Нужду Беспросветную? Товарищ Лёва Меведюга, ваши заплывшие жиром глазки уже  ослепли видеть красоту женского тела? Мы уже совсем забыли Сочи? Лев Абрамович, а кто обещал мне бросить свою косолапую жену, и сделать счастье бедной красавице Алисе? Зачем Алисе такое счастье жить в глухой русской Рублёвке, и иметь два ревнивых мужа, которые имеют её без регистрации? Зачем твоя Алиса имеет ходить в наружный туалет, который не имеет биде и джакузи?

Председателя Медведюга, интеллект которого состоял из нескольких безусловных рефлексов в сумерках засыпающего от приближения холодов мозга, неудержимо влекло в теремок, в его тепло, к многообещающей Алисе. Вытянув вперёд свои могучие лапы, он шагнул, наступая на грабли, к Алисе.

— Алиса, твой Боливар троих не вынесет, – догадался вслух Сеня Зайцман.
Но было поздно. В Медведюге заклокотало привычное сказать.

— Нарушаем паспортный режим? Где документы, гражданство, регистрация, ордер на вселение в занимаемую жилплощадь, справку об отсутствии задолженности по квартплате и коммунальным платежам? Что застыли как холодец на холоде? Отсутствие документов ведёт к принудительному выселению и штрафу в сто минимальных зарплат в доход государства! Где налоговая декларация и страховой полис? Заплати налог, и спи спокойно, хоть пока снег не растаял!

— Ба, да я в шоке! «Над равниной Среднерусской Лёва Троцкий, буревестник». Может тебе ещё справку об отсутствии судимости у родственников за границей предъявить в деревянной рамочке? Что председатель Медведюга хочет извлечь из моих широких штанин? Моше, чтоб я тебе уже надоел, но кто мне скажет, где я должен найти этот наш пожарный топор?

— Сеня, кипишь ты красиво, но грызня с начальником, когда далеко твоя стая, затея пустая. Может лучше поднести Медведюге стаканчик клофелина для настроения? Я имею на всё свой нюх. Но я, как санитар, могу понимать любого, только взяв у него анализ кала.

— Ицхак, чтоб я вышла замуж за сантехника, который будет любить свою работу, но сейчас вы с Сеней сдадите на анализ полные штаны вашего диетического кала!

— Алиса, держи твою сексуальную бомбу на предохранителе. Ты позволяешь себе плевать твоей моральной неустойчивостью нам, в образцовую коллективную семью!

— Я посмотрю на вашу коллективную семью когда я выйду замуж налево.
Хорошо, что Лев Медведюга имел на себе штаны, чтобы не было так заметно, что сексуальное возбуждение уже сделало в нём своё чёрное дело, и он уже не мог себя остановить. Но он был немножко воспитанный человек, и не хотел вернуть супружеский долг Алисе Лисьевой на глазах у двух её незаконных мужей и несовершеннолетнего якобы крёстного сына. Зачем такой пример коммунист Медведюга будет делать ребёнку? Но, если он приведёт Алису в свой дом, Нужда Беспросветная может его не так понимать и испортит себе настроение. Остаётся одно – делать самому одиночество с Алисой в этом теремке. 

— Моше, ты плюёшь на наш народный суд! Судья Хрякченко будет иметь инфаркт, если увидит своего Норушко в Рублёвке! Он не туда имел ввиду тебя послать. Но я имею для тебя предложение. Колхоз «Кровь пролетариата» пошлёт тебя в суворовское училище. Ты станешь офицер и будешь всегда иметь своё оружие ходить на охоту. А это верный кусочек мяса на твоём столе. Ты напишешь рапорт и поедешь работать службой на Колыме, чтобы охранять там свою мать пока ей дали срок, чтобы она там хорошо кушала и никто насильно не сделал тебе братика. Моше, на Колыме тебя ждёт твоя мама, а ты как дурак уже пол часа ищешь пожарный топор сексуальному лузеру Зайцману. Беги быстрей ногами на дорогу в «Кровь пролетариата»!

— А куда смотрит санитар леса Ицхак Волчарман? Его друзья грызутся в конкурсе кто сделает ещё раз мамой его красавицу жену Лизу Легавую пока он тут тупо стоит в очереди за Сеней Зайцманом, чтобы делать свой супружеский долг их совместной жене Алисе Лисьевой. Лиза Легавая может и хотела бы, чтобы этого ребёнка ей сделал её законный муж санитар Ицхак Волчарман, но он вернётся к ней как раз чтобы, как медик, принять роды и дать ребёнку хотя бы своё отчество. Ицхак, откуда у еврейского санитара такие английские манеры убегать, не сказав всем доброй ночи? 

— Какой красивый теремок нашёл себе полежать спортсмен Сеня Зайцман! А где он посмотрит свой электрический телевизор, чтобы узнать две новости – плохую и хорошую? Сеня, твоя невеста, модель, Инга Зайонц так уже вышла замуж за банкира Тита Собольева. Если тебе такая новость чем-то не нравится, то как ты посмотришь на то, что Тита Собольева подстрелил киллер из Сибири? И теперь Инга Зайонц вдова чтобы иметь миллионы наследства, и ждать кто её утешит. Если Сеня Зайцман умеет быть первым в мире убежать, может он будет и первым, если хочет прибежать?

— Какая ночь, а мы одни в огромном доме! Теперь, Алиса, мы можем поработать и с документами. Мои инстинкты кладут меня на лопатки спать, но ты возбуждаешь во мне так много других инстинктов. Я сейчас буду вулкан перед извержением, а ты моя Помпея!

— Лёва, зачем так торопиться с Везувием? Мы одни не только в этом теремке, но и во всей этой заброшенной Рублёвке. А где комплименты бедной девушке скромными, но дорогими подарками? Женщина любит ушами и кошельком. Чем председатель колхоза будет возбуждать меня сегодня? «Кровью пролетариата»? Или поделится доходами, которые он с неё берёт?

Если кто думает, что сейчас Медведюга покажет Алисе что-нибудь из Камасутры, но с энергией слона в посудной лавке, так он торопится не на тот поезд. В наружную дверь теремка кто-то постучал.

  — Простите великодушно, но я, кажется, опоздала. Я Лушка Квакушкина. Мои предки дворяне. Они имели крепостных. Деревню Квакушкино. Рядом с деревней Кукушкино, которую имели предки великого Ленина. Мой дедушка работал в государственной Думе депутатом. Его друг был Пуришкевич. Но это его не спасло. В революцию мы всё потеряли. А потом и дедушку потеряли. Тогда бабушка пошла в большевики. Но не на долго. Бабушку мы тоже потеряли. Бабушку очень любил Лёва Троцкий. И об этом все знали. И поэтому бабушку сразу расстреляли. Но она таки успела до этого родить от Троцкого папу, который выжил, потому, что бабушка его потеряла, но уже в другом смысле. Вместе с запиской она потеряла его на Казанском вокзале. Но не на том вокзале, который в Казани, а на том, который Казанский, но в Москве. Его там сразу нашли цыгане, но папа был очень любопытный, и они его тоже потеряли. Потому, что была суббота, и папа зашёл в синагогу посмотреть как поют «Хава нагилу» и «Тум балалайку». Там он, Ким Квакушкин, если верить бабушкиной записке, нашёл себя и своё счастье, потому, что в синагоге он встретил мою маму. Он был очень умным мальчиком, сам ходил в школу и стал врачом. Но его сильное любопытство сделало его прозектором. Боже, если бы вы знали как его любила моя мама! Она всегда приходила к нему на работу. Так прямо там он ей меня и сделал. Лушкой они меня назвали в честь папиной мамы. Когда она его потеряла, он был таким маленьким, что не помнил как её зовут, но ему сказали, что такую маму могли назвать только Лушкой. А вот моя мама была очень религиозной женщиной, она сделала мне любовь к Торе. И теперь я как последняя бурлачка волоку свой крест миссионера. Я хожу по домам и предлагаю вам религиозную литературу. Извините, Бог вас любит! Если у вас есть деньги, вы должны  купить замечательную книгу «Чудо обрезания». Хотите, я расскажу вам, если меня пустят в этот дом немножко пожить, как это прекрасно, когда вам делают обрезание?

— Да, мадам Кукушкина, вы точно опоздали.

— Я девица, извините, Квакушкина. Если вы не хотите купить «Чудо обрезания», я могу предложить вам альбом «Радуйся бесконечно с тантрическим сексом». Метод, признаюсь вам, несколько утомителен, зато можно не предохраняться.
 
— Радоваться бесконечно я люблю, заскакивай. И предохраняться не будем. Если все будут предохраняться, то кто же тогда будет платить налоги?
 
— Лёва, ты хочешь изменить мне раньше, чем я изменю с тобой Сене и Ицхаку? И с кем? C этой квакающей торговкой? Ты имеешь сексуальную фантазию извращенца! Если каждый русский медведюга сделает себе дом-ферму со стадом жён, где же взять столько женщин, чтобы на всех хватило? Это же будет мировая война за женщин, даже старых, бесплодных и с кривыми ногами! Мужчина будет петухом, и прольётся кровь не только пролетариата! Я не буду сидеть в очереди, пока твой бесконечный тантрический секс тебе надоест. Я ухожу бегом в гости к твоей Нужде Беспросветной сказать, чтобы сегодня она на тебя не рассчитывала!

—  В  этом лесу сплошные еловые шишки под ногой, но почему тут нет ни одного Шишкина, который сейчас напишет рекламный пейзаж «Зеленоглазая Лушка Квакушкина, демонстрирует председателю колхоза «Кровь пролетариата», коммунисту Льву Абрамовичу Медведюге, тантрический секс»?

— Прошу прощения Лев Абрамович, но сегодня художник Шишкин нам не понадобится. Сегодня Лушка Квакушкина может вам демонстрировать только рекламу прокладок «Молпет». Вы имеете видеть истинно религиозную женщину, которая идёт работать миссионером даже в свои критические дни. Если вы имеете недельку потерпеть, я буду делать вам потом такой тантрический секс, что вы в два раза похудеете. А сейчас суньте руки в свои штаны, чтобы достать деньги купить этот прекрасный альбом «Радуйся бесконечно с тантрическим сексом».

— Какую недельку! Через недельку я буду бесконечно спать, радуясь пока весна не зазвенит мне в уши своими ручьями: «Вставай Медведюга голодный! Проспался скотина лохматая?».

Вы не думаете, что мужcкая потенция похожа на волосы на мужской голове? То есть, они или есть, или когда-то были. Если они «когда-то были», то этот мужчина такой жалкий как наркоман, физически зависимый от аптеки, которой он готов за дозу «Виагры» продать свои старую и новую родины. Зато сексуально возбуждённый мужчина у которого «они есть», и их слишком много, напоминает пьяного и голодного одновременно. Как голодный он думает уже конец света, что он умрёт без этого. А как пьяный он теряет разум и ничего не понимает. И его отупевшая энергия делает его гранатой у которой выпадает чека, и он может взорваться, но когда он ещё не знает сам.

А у председателя Медведюги было всё. И все кровьпролетарские девушки сначала знакомились с потенцией коммуниста Медведюги, а уже потом выходили на работу или замуж. Медведюга не привык ни в чём себе отказывать. В нём скапливалась энергия как воды весной в пруду, плотину которого делали в конце месяца алкоголики, которые спешили выпить. Энергии в коммунисте Медведюге было уже очень много. Она клокотала. И плотина начала трещать по швам.

— Какие деньги, урродина! Литературой спекулируешь!? Веру на распродажу вынесла!? Распропроституировались! Нацию выродили! Держава коррупцией ржавеет. А мы в бюджете государства дырки дырявим и разворовываем!? Агроиндустрию за евродоллары продали! Отечество пропили! Страну prosrali окорочками американскими! Для тебя этот теремок русская пьянь рубила!? Расбуржуажопилась!? Жить здесь захотела!? Нихрена а а а!!!

И Медведюга руками и ногами сделал из теремка поломанный конструктор. После такой работы он немножко успокоился, и усталый, сонный, но довольный пошёл по дорогам России к своей верной Нужде Беспросветной. Дрыхнуть до весны.