Семейная история

(Письмо внукам, написанное в 2012 году)

Сегодня утром мне позвонила из Израиля дочка. Папочка, сказала она, ты можешь мне помочь. Твоя младшая внучка пришла из школы и попросила рассказать историю семьи, про мам и пап, про дедушек и бабушек, кто они были и как жили. К своему стыду, сказала дочка, я ничего ей не смогла рассказать. Я поймала себя на мысли, что сама не знаю, кто были родители моих родителей, мои бабушки и дедушки, как они жили, да и о Вас я знаю далеко не все. Папуля, напряги свою память, тебе ведь через пару недель исполнится только восемьдесят лет! Ты еще в полной памяти. Напиши для Эстель, пожалуйста, обо всем, что вспомнишь. Это будет интересно и ей и мне, и Жене (моему брату) и нашим старшим детям, твоим внукам Данечке и Валерии. Пиши, мы ждем. 

*  *  *

Дорогие мои внуки, дорогая маленькая Эстель. Немедленно сажусь и пишу обо всем, что помню и знаю о нашей семье. Начну с твоих прадедушек и прабабушек с моей стороны. А потом мы вместе с бабулей постараемся вспомнить и об истории ее семьи, и я обязательно обо всем напишу.

Итак, начинаю.

Мои родители родились в царской России, в еврейских семьях, которые жили в маленьких украинских городах в «черте оседлости». Что это такое, тебе, конечно, не известно, и слава богу. В царской России евреи не имели права жить, где им захочется. Часть юго-западной территории России, в основном в Украине, Белоруссии, Молдавии и Прибалтике была определена, как «черта оседлости», и там, в маленьких городках было разрешено селиться евреям.

Дело в том, малыш, что евреи в России исторически не являлись коренным населением. Многие сотни лет они были лишены своей Родины, где ты живешь сегодня, и скитались по миру. Я надеюсь, что тебе об этом рассказывали в школе. Еврейское рассеяние из исторической Родины имело два направления, на восток и на запад. Посмотри на карту. Древние римляне, захватив территорию сегодняшнего Израиля, вывезли в рабство многие тысячи евреев, как значительно позже из Африки вывозили рабов в Америку. Многие, спасаясь от гибели, уходили сами и селились в странах Средиземноморья как на африканском, так и на европейском побережье. Большое количество евреев вынуждено или добровольно поселилось в древней римской империи, в основном в Италии и Испании. Это, так называемые сегодня евреи-ашкинази.

Другая часть евреев двигалась на восток и северо-восток от Израиля. Они оседали в Ираке, Иране, странах Средней Азии, на Кавказе. Эту часть евреев, как и тех, кто осели на африканском континенте, принято называть сефардами. Однако, и те и другие, и ашкинази и сефарды, исповедывали иудаизм с некоторыми различиями. Из Италии и Испании в силу естественного расселения и спасаясь от преследований, евреи ашкинази продвигались на север, северо-запад и северо-восток Европы. С первых веков нашей эры евреи появились в северной части римской империи на территории современной Германии, Польши, Франции, Австрии, а потом продвигались далее на запад, в Англию, и на восток, в страны Балтии и в Россию. Я полагаю, что именно такой путь проделали наши с тобой далекие предки, так как мне известно, что они уже в 19-м века жили на Украине, входившей в те годы в состав России. Они жили там в «черте оседлости»: родители моего отца в г.Полтава, а родители моей мамы в г.Чернигове. К сожалению, я не застал их в живых и никогда не знал своих бабушек и дедушек. Кое-что я знаю о них со слов родителей.

Мой дед со стороны отца, Пейса (Петр) Донской, был портным. Русские, украинские, немецкие и польские имена и фамилии евреи, жившие на Украине, получали исторически от своих предков, живших в этих странах. а также в силу разных общественно-исторических причин. Так и жил в Полтаве портной еврей Пейса с чисто русской фамилией Донской. Его жену, мою бабушку звали Ева. Мне известно, что она рано умерла, и у деда было вторая жена, от которой родился еще один сын, Аркадий, скорее Абрам. У моего отца было две старшие сестры Хася и Фаня. Их обоих я помню. Хася была одинокой и не имела детей. Фаня вышла замуж и у нее было два сына, Юзик и Борис, и дочка Мара Поляковы. У Аркадия детей не было. Мой дед, твой прапрадед, умер в начале 30-х годов прошлого века, так, что я его живым не видел.

Мой отец, твой прадед, Яков, скорее Янкель, носивший в быту имя Яков Петрович Донской, в детстве помогал своему отцу, обметывал петли (посмотри на петли на своей одежде, они обшиты нитками, когда-то это делалось вручную), пришивал пуговицы и делал другую несложную портновскую работу. Он очень хотел учиться. Но евреи не могли посещать обычную школу-гимназию. Им это было запрещено. Поэтому отец самостоятельно подготовился и сдал экзамены за курс гимназии экстерно, т.е. заочно.

 Мой отец родился в позапрошлом веке в 1897 году. Поэтому, когда началась Первая мировая война (в 1914 году), его, в 1915 году, призвали в русскую армию.  В армии он познакомился с социал-демократами, которые выступали против царизма и за равноправие всех народов, и вступил в РСДРП – Российская социал-демократическая рабочая партия. После революции 1917 года его, как члена партии направили на службу Черниговский губернский комитет РСДРП. В Чернигове он и познакомился со своей будущей женой Идой, моей мамой, бабушкой твоей мамы и твоей прабабушкой.

Моя мама Ида родилась в 1900 г. в еврейской семье в г.Чернигов. Её отец
Илия Новосельский, мой другой дед, тоже был портным – обычное ремесло евреев в дореволюционной России.

У мамы была большая многодетная семья. Ее маму, мою бабушку, звали Ева. Она родила семь детей, моя мама была младшей из них. Бабушка Ева умерла от страшной болезни, черная оспа, сразу после рождения мамы. Дед после ее смерти женился вторично и от второго брака родилось еще две девочки, для которых моя мама стала нянькой. Двое старших братьев мамы утонули в юношеском возрасте в реке Десна (подробности мне не известны). Третьего брата Шепшеля (Соломона) я знал. У меня до сих пор сохранилась его скрипка, которую он мне подарил. У него было трое детей: Лазик, Броня и Ева. Лазик, лейтенант-артеллирист, окончил военное училище и погиб в боях в Финляндии в 1939 году. Броню и Еву я хорошо знал. Броня была женой директора Днепропетровского музыкального училища, пианиста Михаила Обермана, у них был сын Феликс. Ева жила в Москве и имела сына Мишу.

Из маминых сестер я знал старшую Гиту, и младших Раю и Ксению. О семье Раи я ничего на знаю, а у Ксении было два сына, Сталик и Люсик. Обрати внимание на имя Сталик. Так называли в те годы детей в честь «вождя народов» Иосифа Сталина.

Особенные отношения были у меня с мужем Ксении, Григорием Альтманом. Он до войны работал в Черниговском обкоме партии и во время войны был армейским политработником. Прошел Сталинградскую битву и погиб на Украине в 1943 году в боях под г.Запорожье в чине подполковника. Во время войны я постоянно писал ему письма на фронт, и он всегда находил время ответить мне. Его письма с фронта были для меня большим событием. Еще одна старшая сестра мамы жила после войны в г.Тбилиси и у нее была дочка. Их имен я не помню. У Гиты было две дочки, Ева и Броня. Ева жила в Киеве, Броня в Днепропетровске. У Евы был один сын. Дети Брони, Ира и Юра, живут в настоящее время в Израиле. Броня и ее муж Самуил Гончаров эмигрировали из бывшего СССР в начале 90-х годов прошлого века и оба умерли и похоронены в Израиле.

В 1921 году мои родители поженились и в 1922 году  у них родилась дочь, Майя – моя старшая сестра, которой уже тоже нет в живых. Ее дети - мои племянники Лека и Таня Забродские. Лека живет под Санкт-Петербургом в г. Ломоносов, (бывш. Ораниенбург), Таня с семьей в Днепропетровске. Старший сын Леки, Дима, окончил Ленинградский университет, математик, в настоящее время живет в Израиле. Младший сын Леки, Максим живет с отцом. У Димы в Израиле родились две дочки. У Тани тоже две дочки, фамилия которых Грушко, по отцу, он украинец.

Моя мама, как и отец, экстерном (заочно) окончила гимназию. Подготовиться к экзаменам за курс гимназии ей помогли дети известного украинского писателя Коцюбинского, которые жили в г.Чернигове.

В 1919 году мама поехала в Киев, где поступила в медицинский институт. Но учиться в нем в годы революции и петлюровщины (были такие украинские националисты), не смогла. Оставив учебу, она вернулась в г.Чернигов, где и познакомилась со своим будущим мужем.

В 1923 (или 1924) году отца, как троцкиста, исключили из партии. Троцкистами в СССР называли членов партии, которые поддерживали Троцкого, одного из виднейших руководителей революции в России, организатора Красной Армии, соперника и противника курса, который проводил И.Сталин. После этого они переехали в г. Днепропетровск, где жил мамин старший брат Шепшель - Соломон.

Я родился в 1932 году. Начало 30-х годов на Украине известны из истории, как годы голодомора (когда люди умирали от голода). Мама после переезда в Днепропетровск окончила краткосрочные курсы воспитателей и работала в детском саду до пенсии. Отец после переезда в Днепропетровск первые годы работал на металлургическом заводе им. Петровского, затем перешел (причин я не знаю) в областную контору Заготзерно. В 1937 году его, как бывшего троцкиста, арестовали, и ему, мелкому служащему, было предъявлено обвинение в организации голода на Украине. Вместе с отцом было арестовано все руководство этой организации.

Мне было только 5 лет, но я до сих пор не забыл ночь ареста отца, шмон (обыск) в нашем доме и годы, когда отец находился в Днепропетровской тюрьме до суда. Мама носила ему передачи, спрятав в полые куриные косточки микроскопические записки. В дни суда, его судил военный трибунал, мы стояли у здания суда с мамой и ждали, может что-нибудь станет нам известно. По закону отцу полагался защитник, но он отказался от его услуг и защищал себя сам, если только в те годы и в тех условиях это было возможно. Я помню из семейных рассказов, что отец не признал себя виновным, и не знаю каким чудом его дело вернули на доследование, в то время, как других участников этого процесса осудили на длительные сроки лагерей. Доследование затянулось, и после прихода в НКВД нового народного комиссара (так тогда называли министров) Лаврентия Берия, был «момент смягчения», когда частично те, кто еще не был осужден, были неожиданно выпущены на свободу.

В 1940 году отец пришел домой, измученный, разбитый морально и физически, безнадежно больной после всех допросов и пыток в тюрьме. Это спасло нашу семью от традиционного в те годы звания – «Семья врагов народа». Со мной он никогда не обсуждал, что же было в тюрьме на самом деле. Он был настолько болен, что его даже не призвали в армию во время войны, дали инвалидность и оставили доживать. Он пытался работать, но сил уже не было. 

До школы, в которую я пошел в 1940 году, когда мне исполнилось 8 лет, я посещал детский сад, в котором работала мама. В последней группе детсада, ее называли «нулевкой», наша воспитательница, Анастасия Львовна, научила нас писать, читать и считать. Поэтому мы пришли в школу отлично подготовленными.

В июне 1941 году началась война. Несмотря на плохое состояние здоровья,отца призвали в специальную группу, которой было поручено обеспечить вывоз из города ценного оборудования и цветных металлов. Работа в такой группе приравнивалась к военной службе. Единственно, что еще успел сделать отец, отправить нас в товарном вагоне из города. 13-го августа 1941 года мы с мамой уехали из г. Днепропетровска, а 24 августа 1941 года наш город был оккупирован немецко-фашистскими войсками. Отец оставался в городе до последнего дня и ушел из него вместе с войсками, простудился, заболел и попал в госпиталь.

Наш эшалон, который по дороге несколько раз бомбили, прибыл в Орджоникидзевский край (был такой раньше) и нас высадили на станции у села Солдато-Александровское (это недалеко от г.Буденовск), где нам поручили собирать урожай бахчевых культур. Мне исполнилось 9 лет, и я ежедневно работал с мамой на бахче, помогая убирать арбузы и дыни. Где отец и что с ним мы не знали.

Моя сестра Майя перед войной окончила первый курс Института иностранных языков. Узнав, что в г.Пятигорске есть такой же институт, она поехала туда и ее приняли продолжать учебу. Майя узнала, что в Пятигорск перебазировали Днепропетровский фармацевтический институт и там набирают людей для работы во вновь организован-ном при этом институте производстве запалов (взрывателей) для бутылок с горючей смесью (теперь такую смесь называют «Коктейль Молотова»). Маму приняли туда на работу и, поскольку это производство работало на оборону, нам разрешили переехать в г.Пятигорск.

По дороге на одной из станций мы услышали голос отца, который ходил по перрону и звал нас по именам. Он только вышел из госпиталя после воспаления легких, и был еще очень слаб. Мы забрали его с собой и больного привезли в Пятигорск, где мы сняли маленькую комнатку в частном доме напротив дома музея М.Ю. Лермонтова (существует до настоящего времени) у подножья горы Машук. У нас не было даже кухни, для приготовления пищи, и мама готовила ее во дворе «на кирпичиках». Мне было 9 лет, как и тебе Эстинька сейчас, но у меня были серьезные обязанности: я должен был ежедневно собирать хворост (сухие веточки) на горе Машук, они служили нам топливом, а после школы пойти в столовую, где работникам военного производства по талонам выдавали обеды, и принести эту еду домой. После тюрьмы отец был серьезно болен, и все семейные заботы до смерти отца несла на себе мама, твоя прабабушка.

В Пятигорске я учился во втором классе. Нашу школу от дома-музея Лермонтова отделял забор. Во дворе этого дома для нас школьников были вырыты щели-окопы, в которых мы  должны были прятаться при налетах авиации. Так мы жили до августа 1942 года, пока к городу не подошли немецкие войска. Мы понимали, что не должны оставаться, нам уже было известно, что все евреи после захвата городов фашистами были обречены на уничтожение. Уехать поездом уже было нельзя, так как узловая железнодорожная станция в г. Минеральные Воды была разрушена при налетах авиации, и мы ушли пешком.

За два месяца (посмотри на карту) мы проделали путь из Пятигорска до Астрахани. Этот город находиться там, где река Волга впадает в Каспийское море. Оттуда мы смогли поехать дальше по железной дороге.

После нашего пешего «перехода» поездка на открытой железнодорожной платформе показалась нам чудом. С пересадками в городах Чкалов (Ориенбург) и Свердловск (Екатеринбург) мы доехали до г.Тюмень и оттуда пароходом по рекам Тура и Тобол доплыли до г.Тобольск - историческую столицу Сибири, вотчину атамана Ермака, завоевавшего Сибирь для России.

В Тобольске находилось Днепропетровское музыкальное училище, директором которого был М.Оберман, муж маминой племянницы Брони, а которой я уже упоминал ранее. Они приютили нас на первое время, а потом мы сняли маленькую комнату в подвале какого-то дома. Мама устроилась работать в речное училище, а я вновь пошел в школу. Меня приняли в третий класс, несмотря на то, что первые два месяца учебного года я пропустил.

Зима 1942-1943 года было холодной, даже для Сибири. Температура опускалась до минус 45-50 градусов. Как мы выжили, рассказать и понять невозможно, ведь у нас практически не было никакой теплой одежды, и нечего было кушать. Турнепс (кормовая свекла) был лакомством, обчистки от картофеля не выбрасывались, их мыли и из них делали «оладушки», а я ходил в школу замотанный каким-то платком. Но мы были счастливы, ведь именно в эту зиму была одержана самая важная победа в войне, под Сталинградом, а затем летом 1943 года и в битве под Курском. В октябре 1943 года был освобожден Днепропетровск, и, пережив еще одну зиму в Сибири, летом 1944 года мы возвратились домой. В мае 1945 года мы там праздновали Победу.

Послевоенные годы были очень трудными. Мама возвратилась на свою работу в детский садик. Под ее руководством пленные немцы отстроили новое здание этого детсадика и в нем мама проработала до пенсии.

В 1950 году я окончил с золотой медалью (была такая награда для тех, кто отлично учился) и поступил в Днепропетровский металлургический институт. В школьные годы я одновременно продолжал учебу в детской музыкальной школе, а потом в Днепропетровском музыкальном училище.

Одновременно увлекся спортом. Вначале играл довольно успешно в футбол, и в 1948 году даже был включен в состав сборной юношеской команды г. Днепропетровска. Потом, после успешного выступления на городских и областных соревнованиях школьников по легкой атлетике, переключился на занятия этим видом спорта. В 1948 году за отличную учебу и общественную работу получил награду – поездку в юношеский альпинисткий лагерь на Кавказ. В 1949 году впервые выступал в составе сборной команды спортобщества «Металлург» на крупном соревновании - Всесоюзном первенстве профсоюзов СССР по легкой атлетике, а в 1950 году выиграл первенство на областных соревнованиях в беге на 100 и 200 метров и выступал на молодежном первенстве Украины, где занял индивидуальное 4-ое место в беге на 100 метров и был серебрянным призером в эстафетном беге. С тех пор до окончания института в 1955 году принимал участие во многих республиканских и Всесоюзных соревнованиях по легкой атлетике в составе сборных команд г.Днепропетровска, студентческих команд Украины и спортобщества «Наука». Все годы учебы играл в студентческих эстрадных оркестрах в институте и в Днепропетровском Дворце студентов.

В 1955 году окончил с отличием институт и поехал на работу в г. Никополь на Никопольский Южтрубный завод. На этом заводе я работал в трубопрокатном цехе №2 в должностях мастера на прокатном стане, начальника отделения отделки труб, начальника смены. В Никополе я познакомился с Аллочкой Березиной, твоей бабушкой, которая тогда еще, в 1955 году, училась в 10 классе школы.

Мне очень трудно описать историю семьи бабушки. Как-то так получается, что бабушка не много знает о корнях своих родителей. Думаю, что это объясняется тем, что детские годы бабули пришлись на очень трудные годы войны, родилась бабушка перед войной в марте 1939 года.

Ее папа, Ханан (в дальнейшем, в быту его звали Леонид) Абрамович Березин, родился в 1914 году, в год начала первой мировой войны, в небольшом местечке под Днепропетровском в многодетной семье парикмахера (вот еще одна специальность, которой могли заниматься евреи в царской России). У него было две сестры (Люба и Оля) и два брата (Гриша и Давид). У Любы было 5 детей (Мина, Диана, Зира, Доля и Валерий). В настоящее время Валерий с семьей живет  США. У Оли было трое детей (Лина, Валерий и Доля). У Гриши было двое детей, один из которых Абрам живет в настоящее время в Израиле. У Давида детей не было. Всего у бабули было 10 двоюродных сестер и братьев (кузенов и кузин).

Детство и юность бабулиного папы, еще одного твоего прадеда, совпали с годами революции и первых лет советской власти в России. Он выучился играть на кларнете и  стал профессиональным музыкантом. Во первый год войны он был на фронте, потом был контужен и лежал в госпитале в г.Краматорске, где его нашла жена, бабулина мама. В дальнейшем, в годы  войны семья бабули жила на Урале в г. Первоуральск, а после окончания войны возвратилась в г.Днепропетровск, а потом переехала в г.Никополь. Умер твой прадед, Аллочкин папа, и похоронен в г. Днепропетровске в 1975 году.

Мама Аллочки, Валентина Александровна Минковская, родилась в 1919 году в г.Николаев на Украине. Она очень рано осталась одна. Ее отца арестовали в 1937 году (как тогда говорили – репрессировали), а мама умерла намного раньше. Отец Аллочкиной мамы после смерти жены женился вторично, и в этом браке в 1932 году родилась дочка Таня, сводная сестра бабулиной мамы. После ареста отца бабулиной мамы, была арестована и его жена, Марья Михайловна, а Таню отдали в детский дом, такой приют для детей, у которых не было родителей. Мама Аллы, твоя прабабушка, забрала Таню из детдома, хотя ей самой было только 18 лет. Сейчас Таня живет в г.Днепропетровске. Ее муж Виктор Остапенко математик, доктор наук, профессор. Он умер в этом году от инсульта. У них две дочки. Мы попрежнему поддерживаем с ними связи через Интернете и по Скайпу. Марья Михайловна, как мы ее звали - баба Мура, была очень хорошим человеком. Она помогала нам, когда у нас родился Женя, и всегда помнила, что сделала бабулина мама для ее дочери Тани.

Мама Аллы умерла очень рано, в 1964 году, ей было всего 44 года. У неё была двоюродная сестра, Наташа Чинкель, которая живет в Берлине, и два двоюродных брата: Вадим Перельман – живет в Потсдаме, в прошлом доктор медицинских наук, профессор, и Алик –живет в г.Москва. У мамы есть родная сестра Таня, которая живет в настоящее время в Израиле, в г. Маолот. У Тани есть дочка Лена и внук Ариэль. Ну, вот, коротко о наших известных и малоизвестных родственниках, а теперь вернемся к истории нашей с бабулей семьи.

Я уже писал, что познакомились мы с бабулей в 1955 году в г. Никополь. Нас познакомил ее папа, который руководил эстрадным оркестром в заводском клубе. Аллочка была еще школьницей, училась в 10 классе школы, после окончания которой с золотой медалью уехала продолжать учебу в г.Днепропетровск, где она поступила в музыкальное училище. Время от времени, во время каникул Алла приезжала в Никополь к родителям, где мы могли видеться.

В 1959 году я возвратился в г. Днепропетровск, где был принят на работу в трубопрокатный отдел украинского инстиута Укргипромез. Там в Днепре, так в обиходе называли Днепропетровск, мы как бы заново встретились с Аллой и стали регулярно встречаться. Я познакомил Аллу со своими школьными и институтскими друзьями, и она, незаметно, стала постоянным членом моей старой юношеской компании. После совместной встречи нового 1960 года, я сделал Алле предложение стать моей женой, и 20 февраля 1960 года мы поженились. В нашем семейном альбоме хранятся фотокарточки этой новогодней встречи и нашей скромной свадьбы. Когда ты приедешь к нам в Берлин, я тебе их покажу.

Квартиры у нас не было, и мы сняли на Калининском спуске (так называлась эта улица) возле стадиона «Локомотив»  малепусенькую комнатку, вдвое меньшую, чем та, в которой ты живешь сегодня, с удобствами (туалетом) во дворе. Алла еще училась на последнем курсе музыкального училища, которое она в том же 1960 году закончила. За деньги, которые я собрал за время работы на заводе, мы купили пианино для Аллы и оплатили квартиру на год вперед. В этой комнатушке в 1961 году родился наш сын Женя. Комнатка была так мала, что коляска с Женей стояла у нас практически под столом, другого места не было. Вероятность получить в те годы собственную квартиру была минимальной. И я принял предложение одного из моих коллег по прежней работе на Южнотрубном  заводе переехать на работу в г.Челябинск на Урал во вновь организуемый там Уральский научно-исследовательский трубный институт. С письмом об этом из Челябинска я пришел к директору Укргипромеза, Марку Борисовичу Розенштраху, который пообещал мне дать квартиру в Днепропетровске. Мы остались и вскоре получили нашу первую двухкомнатную квартиру на проспекте Гагарина. Это было большое счастье. Тогда мы еще не знали, что неподалеку от Челябинска случилась большая авария на атомном реакторе, и вся местность получила радиоактивное заражение, в результате которого было облучено и погибло много людей. 

Алла после окончания училища поступила на работу, вначале в училище кульпросветработников, а потом в детскую музыкальную школу №2. Я продолжал работать в институте Укргипромез. Моей работе по проектированию трубных цехов во многом способствовал практический опыт, полученный мною во время работы на заводе. Такого опыта не было у других работников трубопрокатного отдела. Это, плюс личная старательность помогли мне очень быстро по меркам проектного института пройти путь от инженера-конструктора до главного конструктора трубопрокатного отдела, которым я стал уже в 1965 году.

В 1967 году меня первый раз пригласили на работу в Центральный Гипромез, головной проектный институт черной металлургии СССР, который находился в г. Москва. Но тот же Марк Борисович Розенштрах, я уже упоминал его имя, добился отмены этого приглашения, заявив мне, что ему я «нужен здесь», то есть в Укргипромезе. И тогда Аллочка сказала, что раз мы не едем в Москву «хочу, чтобы у нас была дочка». И в 1969 году, Эстинька, у нас родилась доченька, твоя мамочка Оля.

В это время мы оба продолжали учебу: Алла заочно в г. Луганске в Педагогическом институте на музыкально-педагогическом факультете, а я в заочной аспирантуре в Москве во Всесоюзном заочном машиностроительном институте. Нам было нелегко все совмещать, но мы были молоды, любили друг друга и наших маленьких детей, Женю (он учился в школе) и Олю, которую Женя называл не иначе как «наш ребенок».

Оля на первых годах жизни очень болела. У нее был врожденный подвивих тазобедренного сустава, но мы с этим заболеванием справились, и у Олечки с ножкой теперь все в порядке. Одновременно у нее обнаружили интерсоциальное воспаление легких, что вызывало часто высокую температуру, которая в свою очередь приводила к так называемым «младенческим судорогам». Они бывают у детей при недостатке кальция в их организме. Наверно сказалось то, что во время беременности Алла ела через чур много конфет и мало овощей. У Аллы в 1970 году были госэкзамены в институте, а я должен был закончить свою кандидатскую диссертацию. Когда бабуля поехала в Луганск на госэкзамены, я остался один с двумя маленьким детками, Жене было 8 лет, а Олечке 1 год. Было трудно, но нам все было ни по чем. Алла благополучно сдала госэкзамены, а я окончил свою диссертацию, которую вскоре и защитил.

Теперь в нашей семье было четверо, и в 1973 году я получил новую трехкомнатную квартиру на улице Замистковая (это по-украински, что значит «за мостом»). Жить стало лучше, жить стало веселей. В 1975 году я вторично получил приглашение переехать на работу в Москву в Центральный Гипромез. М.Б. Розенштрах в это время уже работал в Министерстве в Москве, и мне в Укргипромезе никто переходу на работу в Центральный Гипромез не препятствовал. В феврале-марте 1976 года мы переехали в Москву.

Надо сказать, что в эти годы переезд, прописка и получение квартиры в Москве для любых специалистов, находилось в компетенции Общего отдела ЦК КПСС. Тем более для евреев. Мне, конечно, не все точно известно, но как я полагаю, к этому времени мое досье в этом органе и в КГБ, откуда этот орган постоянно получал информацию, было более чем полным и достаточно убедительным. Командировки заграницу, особенно в капстраны, были под полным контролем этих органов.

После одной из таких командировок мне приходилось докладывать об ее результатах на самом высоком уровне в стране, в том числе на уровне Заместителя Председателя Совета Министров СССР. Выводы по моему докладу были позитивными. В Укргипромезе мне постоянно поручалось выполнение работ, носивших особый характер, и по этой причине, находившихся под контролем органов госбезопасности. Это производство металлопродукции для атомных электростанций, космической и авиационной техники, атомных военных судов (подводных лодок) и ледокольного флота. Вероятно, и исполнители этих работ и их роль в выполнении этих важных заданий находились под особым контролем спецорганов. Во всяком случае, Общий Отдел ЦК дал добро на мой переезд в Москву.

В новом институте я довольно быстро прошел путь от главного конструктора трубного отдела до заместителя главного инженера (в 1981 году), а в 1985 году меня утвердили в должности заместителя директора института. Одновременно, меня пригласили читать в должности профессора курс лекций по организации проектирования промышленных предприятий на Высших инженерных курсах Госстроя СССР, который впоследствии был преобразован в факультет повышения квалификации руководящих кадров при Московском инженерно-строительном институте (МИСИ) имени В.Куйбышева..

В период работы в Москве меня ввели в состав секции по проектированию научно-технического Совета Госстроя СССР, в состав научно-технического совета Института экономики Академии наук СССР (по секции инвестиционных процессов), а также назначили Председателем Координационного Совета Министерства черной металлургии СССР по внедрению вычислительной техники в проектных институтах отрасли, я был награжден орденом «Дружба Народов», и в это же время получил звание Лауреата Премии Совета Министров СССР за работу, которая  была выполнена еще в Украинском Гипромезе (проект цеха по производству спецтруб (ТВЭЛы) для атомных электростанций). Побывал во многих странах мира в служебных командировках: в Восточной и Западной Германии, Англии, Италии, Австрии, Индии, Бразилии, Болгарии, Чехословакии.

Дополнительно к своему профессиональному образованию металлурга и многолетнему опыту работу проектировщика в 1987 году в г.Вене (Австрия) в Восточно-Европейском филиале американской фирмы «Хьюлетт-Паккард» прошел обучение и подготовку по использованию вычислительной техники для автоматизации проектирования и получил диплом менеджера вычислительных систем, а после обучения на курсах федерации предпринимателей Италии в г.Генуя в 1988 году получил диплом менеджера по организации и управлению «совместными предприятиями».

Пишу об этом, чтобы мои внуки знали, что при большой работе даже в тех условиях, в которых жили евреи в СССР, можно было добиться признания и производственного роста. Вы должны это знать и должны помнить, что как бы не было трудно, труд и работа помогут Вам добиться успехов в жизни. 

Аллочка все эти годы продолжала в Москве свою музыкально-педагогическую работу в детской хоровой музыкальной школе «Весна» и в педагогическом училище. В этой же хоровой школе училась Оленька. Из этой школы Оленька и еще четыре девочки принимали участие в спектакле «Мамуре» Академического Малого театра СССР. Женя после окончания школы поступил и окончил Московский институт стали и сплавов, а потом работал научным сотрудников в лаборатории непрерывной разливки стали в Центральном научно-исследовательском институте черной металлургии им. Бардина. Оля после окончания школы поступила в МГУ (Московский Университет) на факультет журналистики. Она мечтала стать журналистом, и ее некоторые первые статьи были опубликованы в центральной прессе (газета «Комсомольская правда» и журнал «Юность»). Мы с бабулей храним их до сих пор. Приедете , посмотрите.

Я думаю, что дальше, ты, Оленька сама все сможешь рассказать детям. Может быть я когда-нибудь продолжу свой рассказ, но это будет уже другая история. В заключение, о чем я хотел сегодня еще рассказать Вам, что последние годы жизни моя мама, ваша прабабушка Ида, прожила у нас в Москве, где скончалась в возрасте 92 года. Похоронена она в Москве.

СЕМЕЙНАЯ ИСТОРИЯ
(Краткая семейная сага - продолжение)

В начале этой части моего рассказа несколько слов о себе. Это необходимо, чтобы Вы, дорогие мои внуки, меня правильно поняли.

Мое детство и юность прошли в стране, которая строила новое, отличное от капитализма, общество с другой политической, экономической и социальной основой. Можно сегодня критиковать это общество и тех, кто руководил его созданием и развитием, но из истории нельзя исключить попытку реализовать построение общества всеобщего равенства, которое будоражило мозги многих фантастов, начиная с конца ХVII века.

В 1946 году на волне всеобщего патриотизма, вызванного победой в войне, я вступил в комсомол (Союз коммунистической молодежи), и искренне верил в возможность построения такого общества. В условиях СССР продвижение по службе часто зависило от того, являешься ли ты членом КПСС (коммунистической партии СССР) или нет. Но для меня эти два положения совпадали и не входили в противоречие. Для проверки памяти сообщу Вам номер моего первого комсомольского билета, № 27507722, который я помню через 66 лет прожитых со времени его получения.

Несмотря на политику откровенного антисемитизма в СССР в послевоенные годы и до смерти И.Сталина в 1953 году, мне казалось, что это позорное явление является издержкой прошлого (царской России и войны) и что оно «пройдет», как болезнь, что все мы «выздоровеем». К сожалению, этого не случилось.

В 1953 году я вступил в партию (КПСС) и состоял в ней 37 лет, то есть до 1990 года. За эти годы жизнь внесла серьезные коррективы в мое представление о вере, честности и справедливости общества в СССР.

Выдвинув в 1986 году тезис о перестройке и построении социализма с человеческим лицом, М.Горбачев вдохнул надежду на изменение сложившегося в стране положения. И у меня, признаюсь, тоже. Многочисленные контакты со спецалистами ведущих промышленных стран мира убедили меня в ошибочности принятой в СССР плановой организации в этой работе и в необходимости поиска новых решений, основанных на прямых связях участников инвестиционного процесса. Мною была подготовлена и опубликована в центральной печати («Рабочая газета» - орган ЦК КПСС) статья, с критикой существующего положения и предложениями по этому вопросу. Одновременно с изданием этой статьи мне была предоставлена возможность выступить с докладом в промышленном отделе ЦК КПСС, была организована встреча с руководителями Госснаба СССР, который возглавлял Заместитель Председателя Совета Министров СССР Л. Воронин, и проведено обсуждение этой проблемы в отделе проектно-изыскательских работ Госплана СССР. Реакция была потрясающей. В промышленном отделе ЦК мне в издевательской форме было сказано: «Правильно думаете, т. Донской,что ж Вам и карты в руки, действуйте !?». Можно было подумать, что один человек в условиях народного хозяйства гигантской страны в состоянии изменить сложившееся десятилетиями положение по организации промышленного строительства.

В Госснабе СССР участники совещания у Л.Воронина полушутя, полусерьезно предложили мне сесть на их место и обеспечить снабжение строек материалами и оборудованием. В отделе проектно-изыскательских работ Госплана СССР, где меня хорошо знали, по-дружески посоветовали не покушаться на плановую систему народного хозяйства СССР и прекратить агитацию за внедрение капиталистических методов хозяйствования. Я понял, что в стране никто не хочет изменений и ничего изменить не удастся.

В течение 15 лет моей работы в Москве я постоянно и настойчиво добивался совершенствования в проектировании, видя в качестве инструментария современную вычислительную технику и методы оптимизации проектых решений, чему была посвящена моя диссертационная работа. Моими усилиями во всех проектных институтах отрасли были созданы вычислительные центры, а для Центрального Гипромеза был закуплен по импорту современный вычислительный комплекс на основе оборудования американской фирмы «Хьюлетт Паккард».

И вот оценка. Один из руководителей партии, кандидат в члены Президиума ЦК КПСС, первый секретарь Московского горкома КПСС Б.Ельцин, будущий первый президент России, в присутствии ряда министров и руководителей Госплана и Госстроя СССР, заслушав мой доклад, искренне удивился, и под хохот присутствовавших подхалимов, спросив меня:  «Так это что, у Вас теперь есть большая логарифмическая линейка?». Дальше этого у бывшего прораба фантазии и понимания не хватило. Я понял, что дальнейшие попытки, что-либо изменить в условиях СССР лишены смысла. И у меня опустились руки.

А в это время подоспели и семейные проблемы. Наша дочка, будучи студенткой четвертого курса факультета журналистики МГУ, вышла замуж и в январе в Москве в Центральном Доме геникологии и материнства (Дом матери и ребенка) родила сына, нашего первого внука Данечку.

После родов выяснилось, что в роддоме наша дочь «приобрела» стафилококковую инфекцию, и через два месяца после родов с общим заражением крови, с температурой 41 градус в критическом состоянии оказалась в больнице им. Боткина. Там мне сказали, что лекарств, необдимых для лечения у них нет, выдали их список и предложили для спасения дочки искать лекарства самому. Неимоверными усилиями удалось это сделать с  помощью одного из коллег, жена которого работала в аптеке поликлиники космонавтов. Через полтора месяца дочку выписали из больницы, после чего, придя домой, она заявила, что жить в этой стране больше не хочет. Оказывается эти планы они с мужем, программистом по профессии, вынашивали давно. Как сегодня часто говорят: я был в шоке. В это время, в мае 1990 года нам стало извесно, что в ГДР начали прием евреев из Советского Союза. Воспользовавшись гостевым приглашением от Наташи Чинкель, двоюродной тетки моей жены, живущей в ГДР, где она жила после выхода замуж за гражданина ГДР, работавшего а СЭВе, Ольга с шестимесячным ребенком и ее муж в августе 1990 года улетели в Берлин и приняли там решение в СССР не возвращаться. Такое же решение месяцем позже принял и сын, которого мы упросили съездить в Берлин и уговорить Ольгу вернуться. Мы остались в Москве сами, будучи в полной уверенности, что как только отъезд детей станет известен в соответствующих органах, я буду снят с занимаемой должности и уволен.  Такие примеры были нам известны. Мне шел 59 год. Оставался 1 год до пенсии.

В декабре 1990 года мы с женой сразу же после моего возвращения из очередной командировки в Индию, вылетели в Берлин и там приняли решение остаться в Германии вместе с детьми на постоянное жительство.

С большим риском мы с Аллой в конце января прилетели в Москву, завершили все свои текущие дела на работе и вновь возвратились в Берлин. В феврале 1991 года, я успел съездить в мою последнюю зарубежную командировку в Италию, и откуда звонил Ольге в Берлин, чтобы узнать, как у них обстоят дела. Из Москвы вести откровенный разговор по телефону я  опасался.

Наше временное возвращение в Москву было дерзкой аферой. В наших паспортах уже стояла отметка о предоставлении нам права на жительство в Германии, которую никто не заметил, ни в ОВИРе при оформлении очередной выездной визы, ни при пересечении границы. Это было явным признаком конца тоталитарной системы всеобщего контроля и недоверия. Мы «перешли Рубикон» и остались в положении беженцев в Германии, а для нашей бывшей родины стали невозвращенцами. В стране начался распад. Через полгода, 19 августа 1991 года, как известно, состоялся путч, организованный людьми, не желавших перемен в стране, который практически лишил М. Горбачева реальной власти, а в конце этого же года прекратил свое существование Советский союз, мгновенно распавшийся на 13 независимых государств.

Очевидно в подсознании, интуитивно, я ощущал приближение этой катастрофы, что и позволило мне принять решение об эмиграции. С этого момента и начинается новая история нашей семьи.

Первое наше решение – учить немецкий язык. Жить в стране, не имея элементарных знаний языка этой страны, было бы немыслимо. Восемь месяцев мы по очереди посещали школу, деля сутки поровну между учебой и помощью детям. У сына тоже был маленький ребенок - наша внучка Лерочка родилась в мае 1990 года. Благодаря учебе мы стали получать деньги на адаптацию и на условиях социальной помощи прожили только пару месяцев. В феврале 1992 года наше обучение закончилось.

Надо было искать работу, все надо было начинать в жизни заново. Моей жене удалось получить рабочее место преподавателя музыкальной школы, и в моем представлении, она совершила подвиг, рискнув пойти на преподавательскую работу на немецком языке. В музыкальной школе берлинского района Хелерсдорф-Марцан Алла проработала 12 лет, снискав уважение коллег, родителей и любовь у детей. По сути, она смогла еще на 12 лет продлить свою профессиональную деятельность. Ей не пришлось переквалифицироваться. Только в 65 лет, в 2004 году Алла по возрасту ушла на пенсию.

У меня все было много сложнее. Кому нужен был в Германии человек предпенсионного возраста с плохим знанием языка. В условиях Германии люди в таком возрасте, потеряв работу, как правило оказываются в положении безработных. Попытки установить контакты с немецкими фирмами, знавшими меня по предыдущей работе в Москве, результата не дали. В первой половине 90-х годов в связи с развалом СССР, потребность в торговле с Западом была практически сведена к нулю. Как мне сообщали коллеги из немецких фирм, они были вынуждены сократить до минимума, а кое-где полностью закрыть отделы, ранее работавшие на поставку оборудования предприятиям бывшего СССР.

Надо было менять профессию. Тот, кто прошел через это, знает, что это
такое в возрасте 60 лет. Я получил предложение от директора школы, где мы учили немецкий язык, госпожи Фридляндер, пойти на беседу в Еврейское культурное общество, где мне предложили работу по опеке и поддержке еврейских иммигрантов из бывшего СССР. Точное название этой должности гласило: советник и наставник. Я дал согласие и в течение трех лет с 1992 по 1994 вел эту непростую и новую для меня работу. Практически мне прищлось заниматься социальными проблемами еврей-ской иммиграции в Германии.

В этот же период в Германии родилась русскоязычная пресса, и я получил предложение от главного редактора газеты «ЕвропаЦентр» Ю. Зарубина подготовить ряд статей по этой проблеме. Так я стал внештатным корреспондентом газеты и  в 1994 году был принят в члены «Союза иностранных журналистов Германии». У меня проснулся интерес к новой для меня журналистской и, одновременно, литературной деятельности. Я стал писать не только статьи в газету, но пробовать свои силы в сочинении стихов и прозы. Из инженера-проектировщика, металлурга, сделав крутой поворот, я пришел в литературу. За эти годы мною написаны и изданы три книги: «За чертой» (повесть и стихи) и два томика стихов «Год за годом, I и II». Четыре раза за эти годы мои стихи были напечатаны в издающемся в Германии литературном альманахе «Запятая» (русский язык за рубежом), около 130 стихов к 2012 году были опубликованы в Интернете на моей странице на российском сервере «Стихи.ру». Продолжая вести общественную работу, я в течение четырех лет был членом собрания представителей Еврейской Общины Берлина, в том числе два года входил в Правление Общины.

Дети стали взрослыми. Наши связи с детьми за эти годы не ослабели. У дочки Олечки во втором браке родилась доченька, наша младшая внучка Эстель. Дочь переехала жить в Израиль. Мы регулярно, пару раз в году, бываем у нее в гостях. Иногда и она приезжает к нам. Наш старший внук Даниэль 8 лет проучился в немецкой гимназии в Берлине, затем после переезда дочери в Израиль, окончил там гимназию. В настоящее время он учиться в Лондоне в школе искусств. Вторая внучка, дочь сына, Валерия, в этом году закончила институт, получила степень бакалавра в области менеджемента и экономики и продолжает свое образование в Вене в Австрии с целью получения степени магистра в этой же области. Младшая внучка – школьница.

Сын, Евгений, после окончания Гете-института, где он изучал немецкий язык, четыре  года проработал на металлургическом заводе ЭКО-Сталь в г. Айзенхюттенштадт, а потом начал работать в области поставок оборудования для установок непрерывной разливки стали, в основном, на металлургические заводы России, Украины и в другие страны Восточной Европы.

Олечка в Берлине продолжила образование, хотя ей тоже пришлось менять специальность. Здраво рассудив, что работать журналистом на не родном языке проблематично, Оля окончила берлинский Университет им. Гумбольта по основной специальности «Славистика» и по окочанию его получила ученую степень магистра. Не могу не вспомнить, что по приезду в Германию Оле не признали 4 курса факультета журналистики МГУ, и она должна была начать учебу с первого курса. Немцы подошли к этой проблеме формально. Сложив 10 лет учебы в средней школе и 4 года в Московском университете, они получили в сумме 14 лет, которые приравняли 13 годам обучения в немецкой гимназии, то есть к абитуру. Пришлось подчиниться.

Все это уже история, все это уже в прошлом. Мне в этом году исполнилось 81 год, Аллочке 74 года. Мы продолжаем жить и считаем нашей обязанностью помогать нашим детям и внукам.
 
Такова в сжатом изложении наша семейная история. Продолжить ее Ваша, дорогие внуки, задача и Ваша обязанность. Может быть не все, что я написал во второй части нашей семейной истории Вам сегодня будет понятно, но я надеюсь, что такое время придет и Вам будет это интересно прочитать. А мы будем ждать правнуков. Надеемся, что дождемся.

Целую крепко. Ваш Дед