Моня Петушко и зёрна бобовые
Если вы знаете такой памятник «Писающий мальчик», так этот мальчик писает всю свою жизнь, но молча. Он писает днём и ночью, и не может потерпеть даже когда к нему подходят симпатичные неписающие девочки. Я не скажу вам, что Моня Петушко так много писает, но он всю свою жизнь так болтает. И этим он делает большие неприятности не только гражданам Козолупа, но и себе. Вы ещё не знаете какой большой бабник был его папа Соломон. Он сначала говорил женщинам много комплиментов, а потом делал им оргазм. А чтобы воспитывать своего Моню, так он не имел даже немножко времени. Слава Богу, сейчас Соломон уже импотент, и время воспитывать Моню он имеет. Так Моня уже вырос и стал законченный разгильдяй. Если ваша жена Песя будет варить на плите суп из зёрен бобовых, вы же, как воспитанный человек, не будете хватать эти зёрна из кипятка, и глотать их пока она смотрит не на вас, а в трюмо? А Моня Петушко делал именно так. Но надо понимать трюмо – Песя увидела в нём все эти Монины гадости.
— Моня, гад, ты не там такой нетерпеливый! Зачем ты кушаешь недоваренные зёрна бобовых из кипятка? Они имеют слишком большой размер для твоей глотки. Зачем так торопиться делать меня вдовой?
Моня Петушко начал торопиться говорить Песе много своих слов, и подавился недоваренными бобами, которые он уже успел положить в свой рот. При этом он сразу сделался некрасивым, и этим досмерти испугал Песю. Ещё Моня сделал в уши Песи такую тишину, которую она уже давно забыла слышать. Пусть тишина ей чем-то и понравилась, но она не хотела продавать свои телевизор и холодильник, чтобы купить Моне красивый полированный гроб. Нет, Моне может будет и приятно лежать в красивом гробу, но как же Песя тогда узнает кто убил Хаима Кагановича в теледетективе, который она уже смотрит?
— Аллё! Это «скорая помощь»? Я туда попала?
— Поздравляем, вам удалось дозвониться в «скорую помощь». Сестра медицины Лиза Легавая выслушает вас, если вы не будете морочить мне голову.
— Аллё, «скорая помощь», мой муж такая сволочь!
— Мой муж, санитар леса Ицхак Волчарман, сволочь ещё та, но я же не звоню из-за этого себе в «скорую помощь»! Если вы имеете немножко времени слушать, я вам расскажу как этот гад может забыть свою жену, которая всегда на шабат готовит ему голубцы, ради этой международной проститутки Алисы, которую хотели убить террористы так долго, что их таки успели убить самих.
— Лиза, как женщина я тебя понимаю, но так я могу и забыть, зачем я хотела звонить в твою «скорую помощь». Если ты знаешь моего мужа Моню Петушко, так этот гад хватал из кипятка недоваренные зёрна боба и хотел их кушать без тарелки. Ты не поверишь, но он ещё имел наглость доказывать мне, что он прав! Так он при этом подавился и имеет желание помереть! Но разве я имею сегодня столько денег, чтобы сделать ему шикарные похороны?
— И сколько денег ты хочешь попросить у меня на шикарные похороны твоего Мони?
— Я хочу попросить твою «скорую помощь» приехать ко мне в квартиру и сделать этому гаду здоровье. Он же своим видом действует мне на нервы!
— Песя, я не хочу тебя обидеть, но «скорая помощь» сегодня тебе не поможет.
— И как тебя понимать?
— Наши автомобили стоят потому, что они имеют бензин, но не имеют масло. Муниципия Козолупа имеет такой маленький лимит на масло для нашей «скорой помощи», что до конца месяца его уже не будет. А если ты торопишься, ты можешь пойти на заправку, и взять у них бутылочку масла для нашего автомобиля. Мы приедем к вам, и я сделаю здоровье твоему Моне.
Посреди бензозаправки в толстых огнеупорных шортах и в таком же галстуке стоял, широко расставив свои толстые ноги, её хозяин Додик Керосинберг. Он наблюдал свою пожарную безопасность.
— О, Песя! Ты пришла сказать мне, что твой Моня гад, и твоё сердце рвётся на мелкие кусочки до сих пор видеть во мне холостяка?
— Додик, ты где то прав. Моня таки гад и делает мне заботу спасать его. Но я не буду нюхать у тебя каждый день бензин и керосин, чтобы делаться токсикоманкой.
— Ты не хочешь сделать сексуальную поддержку отечественному бизнесмену, который каждый день нюхает бензин, чтобы моторы Козолупа имели счастье работать как часы? Так зачем тогда я вижу тебя здесь?
— Додик, ты сейчас нефтяной магнат и правительство, может быть, даёт тебе молоко за вредность работы. А когда ты учился в школе, так ты списывал у меня контрольные по физике и химии. Если ты уже не такая неблагодарная скотина, которой ты был всю свою жизнь, ты должен дать мне бутылку масла для автомобиля.
— Песя, ты уже не имеешь чего налить себе в сковородку, чтобы жарить у курочки яйца?
— Дурак ты Додик! Я имею отнести бутылку масла в «скорую помощь», чтобы она приехала ко мне на квартиру спасать моего дурака Моню, который хватал зёрна бобовых из кипятка и когда кушал их, говорил, что он прав. Так он был не прав, и подавился. Теперь он лежит такой некрасивый и полудохлый в квартире, пока я слушаю твой флирт.
— Песя, ты слабость моего сердца, но я не могу дать тебе бутылку масла.
Прокурор города Цукерман Кац арестовал себе ключ склада моих товаров, потому, что я не имею справку уплаты налогов. Налоги я заплатил, но справку уплаты засосало в карбюратор и она сгорела в цилиндре мотора внутреннего сгорания. Если Цукерман Кац даст мой ключ назад, я дам тебе бутылочку отличного масла для автомобиля за счёт заведения.
Когда старой церкви, что в центре Козолупа, сделали обрезание крестов, а попов переодели в фуфайки, чтобы им было не так холодно пилить деревья зимой в Сибири, органы, которые их туда послали в своих вагонах, с надёжной охраной и скудным диетическим питанием, чтобы помещение церкви не пустовало, заняли его под прокуратуру. Прокуратор Козолупа Лаврентий Цукерман Кац постепенно заставил козолупчан уважать себя как местного Бога, и лучше выдумать не смог. А козолупчанок, особенно молоденьких, Цукерман Кац предпочитал любить эротически, потому, что платонически их любить ему не позволяла должность. Целый день он сидел в своём кабинете с дубовой мебелью, одетый в темно-голубой форменный костюм с крупными блестящими звёздами на плечах, читал документальные детективы, и думал, на столько позволяли ему его интеллектуальные возможности. Внезапно в кабинет вошла Песя Петушко, которую он уже любил несколько лет назад, когда она была ещё девушка. Прокуратору Козолупа Лаврентию Цукерману Кацу не хотелось деградировать в своё недавнее сексуальное прошлое, и он флегматично посмотрел на неё взглядом, полным нерастраченной тоски:
— Песя, почему ты здесь, а не дома?
— Мой муж, Моня Петушко кидал себе в рот недоваренные зёрна боба, болтая что так надо, и подавился.
— Жа а ль. Он нарушил планы Партии. Мы хотели его к октябрьским праздникам за антисоветскую агитацию и пропаганду расстрелять.
— Так это вы ещё успеете. Если его спасёт «скорая помощь», которая не имеет бутылки масла для их автомобиля. Эту бутылку имеет Додик Керосинберг, но он её им не даёт.
— Вот и хорошо. Значит к октябрьским праздникам мы расстреляем Додика Керосинберга.
— Лавруша, да чтоб ты был здоровый после того, как тебе сделают террористический акт, или заказное убийство! А может лучше ты дашь Додику ключ от склада его товаров, который ты же сам арестовал, он его откроет и даст масло в «скорую помощь». А «скорая помощь» приедет ко мне на квартиру, и сделает этого дурака Моню опять здоровым!
— Песя, если ты мудрая женщина, так ты должна понимать, что я Бог, но только в масштабе Козолупа. Я не могу сердить Богов, которые сидят выше меня, тем, что я имею какого-то Керосинберга, который не имеет справки, что он уплатил налоги. Пойди в налоговую полицию, и принеси мне справку на Додика Керосинберга, что он не налоговый преступник, и я сниму арест с его склада товаров, и дам тебе этот паршивый ключ.
Когда в Козолупе козолупчане так стали жить лучше, так стали жить веселее, что у многих просто «крыша поехала», психиатры перестали справляться со своей работой. В старой, стоявшей ещё с дореволюционных времён, психиатрической клинике на всех психически заболевших не хватало мест, даже когда койки поставили во всех коридорах, в ванной, и в туалете. Тогда ВКП(б) была вынуждена сделать козолупчанам подарок – она построила новую огромную психиатрическую клинику имени Владимира Ильича Ленина. А здание старой психбольницы, которое все по-прежнему звали «дурдом», заняли Налоговая инспекция и Налоговая полиция.
— Простите, это бывший дурдом, который сейчас надо называть Налоговая полиция? Не этот, а следующий? Спасибо. Какой красивый домик! С ума можно сойти, чтобы в него попасть.
— Я сюда попала? Это ваш дом – дурдом?
— Наш дом – был дурдом, а сейчас он стал Налоговая полиция. Я Шура Шавкина, а вы пришли сделать донос на гада, который не хочет нам платить налоги?
— Нет, я Песя Петушко...
— Шура, у тебя нетерпение речи. Если бы ты раньше спешила медленней, твои бы дети успели обзавестись отцами. Я Маня Моськина, вы хотите спать спокойно, если будете платить нам налоги?
— Нет, мой муж Моня Петушко такая сволочь!
— И этот кобель туда же! Жены ему мало. Да чтоб он подавился!
— Так он это и сделал. Этот гад заглатывал зёрна бобовых из кипятка, и они застряли в его глотке, потому, что Моня болтун и его рот никогда не закрывается. Сейчас он собирается помирать, если он ещё не успел это сделать. Но если Моня помрёт, его же похороны меня совсем разорят. «Скорая помощь» может сделать ему здоровье, но она не имеет бутылки масла, чтобы на машине приехать к нам на квартиру. Бутылку масла может дать им Додик Керосинберг, но его склад арестовал прокурор Цукерман Кац потому, что сейчас Додик не имеет справку, что он заплатил налог. Вы эту справку ему уже дали, но её засосало в карбюратор, и она сгорела в моторе внутреннего сгорания. Чтоб я стала вдова уже сейчас, но прокурор Цукерман Кац ждёт сегодня эту справку ещё раз. Если он её увидит, Додик получит ключ от своего склада.
— Твой Моня просто Эврипид. Он сделал тебе трагедию помнить этот день до самой смерти, чтоб ты никогда её не дождалась! Но если ты забыла погасить огонь, и твои зёрна бобовые стоят на плите до сих пор, так эта трагедия может плохо кончиться. Может ты сбегаешь домой, посмотреть как догорает твой дом?
— Шавкина, почему ты такая жестокая? Не понимаю, как такие жестокосердные люди могут работать в нашей налоговой службе. Ты никогда не вспомнишь про гуманизм. Да, Песя, мы не имеем права дать тебе дубликатную копию справки Керосинберга потому, что ты не Додик Керосинберг, и даже ещё не его жена. Но если бы даже этот Керосинберг и пришёл за справкой сам, мы бы её не дали и ему, потому, что он её уже получил, и расписался, что больше за ней не придёт. Но наш шеф Влад Зиновьевич Самдурак имеет право делать то, что мы не имеем права. Бери бумагу и пиши подробное заявление на имя Самдурака, и если он поставит на твоё заявление резолюцию «Выдать», я тебе сегодня эту справку сделаю. Я не гарантирую, что твой Моня доживёт до этой счастливой минуты, но ты будешь видеть, что Манька Моськина на гуманизм не плюёт.
Песя Петушко послушно взяла у Мани Моськиной ручку и казённый лист бумаги, и начала писать:
Начальнику Налоговой службы Козолупа
Владу Зиновьевичу Самдураку
Песи Петушко, которая может скоро
будет вдова пока ещё живого Мони Петушко
ЗАЯВЛЕНИЕ.
Товарищ В.З. Самдурак, я замужняя женщина Песя Петушко не хотела никого обидеть тем, что поставила на огонь казанок с водой и кинула туда пару горстей зёрен бобовых, которые только начали кипеть, когда в дом вернулся мой муж Моня Петушко, и увидев, сволочь такая, что я смотрю не на казанок, а в трюмо, стал набивать себе глотку зёрнами бобовых, вытаскивая их горстями из кипятка. Когда он увидел, что я вижу на какую гадость он способен, Моня развёл демагогию с бобами в глотке и подавился. Увидев сильное желание Мони испортить мне настроение своей смертью, я позвонила в «скорую помощь», чтобы наша передовая медицина приехала к нам домой спасать этого гада. Может я это делаю и зря, но если Моня помрёт, его похороны сделают мне образцово-показательную бедность на весь Козолуп. А зачем мне это надо? Но сестра медицины Лиза Легавая сказала мне, что «скорая помощь» не имеет бутылки масла для их автомобиля, чтобы приехать к нам, и вернуть здоровье этому дураку. Мой друг с детства Додик Керосинберг имеет на своём складе такую бутылку масла, и может дать мне её из благодарности за то, что я всегда давала ему в школе списывать контрольные по физике и химии, но прокурор Козолупа Лаврентий Цукерман Кац арестовал его склад, потому, что Додик не может показать ему справку Налогового управления, что он заплатил налоги. Такую справку он уже имел в наличии, но её засосало в карбюратор двигателя внутреннего сгорания, и она там сгорела. Я уже давно вижу, что эта сволочь, мой муж Моня Петушко, разгильдяй и дурак, но вы же товарищ Самдурак, не хотите сами чтобы умер ваш налогоплательщик? Пусть он ещё немножко поплатит вам налоги. Прошу вас скажите своей стерве Маньке Моськиной, чтобы она сделала дубликатную копию справки, что Додик Керосинберг уже заплатил ей налоги, мне в руки для предъявления прокурору Цукерману Кацу. Как мне сказали, это будет проявлением вашего гуманизма в наших налоговых органах. Товарищ Самдурак, я, Песя Петушко ещё раз прошу Вас оказать мне помощь в спасении гражданина Мони Петушко, и не пожалеть чернила написать резолюцию «Выдать согласно поданного заявления. Самдурак» на это заявление.
Законная супруга помирающего от собственной глупости Мони Петушко,
гражданка Песя Петушко, собственноручно.
Схватив заявление, Песя Петушко побежала на второй этаж, спрашивая по дороге всех проходящих мимо мужчин:
— Простите, вы случайно не Самдурак? Нет? Жаль.
Опросив так человек пять, она таки, по их подсказке, попала в кабинет Влада Зиновьевича Самдурака.
— Долго я ещё буду бегать по этому дурдому? Где здесь этот Самдурак!?
— Это я. Давайте, что там у вас? – тихо сказал маленький невзрачный человечек в красивом импортном костюме с длинным красным галстуком.
Песя протянула своё заявление, прочитав которое, он сразу же подписал. Увидев на заявлении желанное «Выдать немедленно», Песе стало легче на душе, и ей захотелось сказать Владу Самдураку что-нибудь очень приятное.
— И как с такой фамилией вы учились в школе?
— А в школе у меня была фамилия Занюхин, меня из-за неё все обижали, – тихо ответил начальник Налогового управления Козолупа. – Но потом, когда на рынке я встретил продавщицу селёдки Соню Самдурак, я понял, что я должен жениться на ней, и взять её фамилию. Это был драматический роман, мне пришлось съесть не один килограмм селёдки, пока я её уговорил. Теперь, когда при знакомстве мне называют свою фамилию, я членораздельно называю свою. В школе старшие школьники забирали из моих карманов все копеечки, что там были, а сейчас они сами приносят мне сотни тысяч своих рублей, и умоляют, чтобы я их взял. Как поживает твой муж, как его здоровье?
— Моня? Неверное лежит дома, мечтая о полированном гробе, пока забота о здоровье этого гада давит на тонкие женские плечи Песи.
Моня действительно лежал на своём диванчике, с бессильным желанием хоть что-нибудь сказать. Он уже даже собрался немножко отдохнуть от жизни в клинической смерти, но для этого ему надо было ещё попасть в какую-нибудь клинику. Но в это время с ветерком и завыванием сирены к его дому подъехала «скорая помощь». Из неё выскочила перепуганная Песя Петушко и побежала домой посмотреть – погасила ли она огонь под казанком с бобами? В ослепительно белом халате, грациозной походкой балерины в квартиру за ней вошла сестра медицины, красавица Лиза Легавая. Длинным тонким пинцетом она вытащила из глотки Мони Петушко недоваренные зёрна бобовых, и специальным дезодоратором продезодорировала ему глотку аэрозольным облачком ароматизированного спирта. И все снова услышали так надоевший всем голос этого болтуна, Мони Петушко:
— Вы только посмотрите на эту женщину! Её муж лежит уже одной ногой в гробу, а она целый день где-то гуляет по Козолупу!
Свидетельство о публикации №215040502354