Ритуал

Рассказ

Тихоней Юрка не был. Он считал себя отважным и смелым, более храбрым, чем, скажем, какой-нибудь книжный лев или киношный тигр. По крайней мере, его хороший знакомый – Лёша Попов был несравненно трусливее и неповоротливее. Лёша и дружил только с девчонками, а если вдруг попадал в мальчишечью ватагу, то непременно убегал домой весь в слезах.
С Юркой редко бывало такое. Он любил побегать, попрыгать с сарая или обрыва, полазить по деревьям, побродить по огородам, по степи и лесам. Прыгал с сарая даже с парашютом, найденным отцом во время сенокоса, – настоящим, от осветительного снаряда. Больше всего он любил что-нибудь захватывающее дух, новое, необычное. Иногда сильно хулиганил, донимал соседей стуком картошки в окно по вечерам или костры разводил не к месту и времени. Убегая от взрослых часто слышал: «Безотцовщина! Бандит!». И после слов таких горько ему было, ведь действительно отец уехал куда-то и года три в семью не наведывался.
Юрка имел немало знакомых и друзей, и хотя дружба иногда клонилась то к одному товарищу, то к другому, о нём можно было сказать – коллективист. Однако иногда Юрке нравилось побродить в одиночестве по диковатым окрестностям. В таких путешествиях было много новизны, неожиданности. Что именно он встречал на своих тропках, в своих блужданиях, о чём думал – известно, в основном, ему.
На первый взгляд наш посёлок невелик и невзрачен. Он и действительно почти ничем не примечателен. Посёлок, как посёлок, - центр, клуб, магазин, несколько улиц, одноэтажные дома, много зелени, пыли и песка. Редкие прохожие на улицах, а еще  кошки, собаки, куры, гуси, утки. Самое главное и приятное - рядом с посёлком бежала, торопилась куда-то красивая речка Самарка, и над головою в поле - небо от горизонта до горизонта.
По большому счёту, точно - лицо у нашего поселения невыразительное, среднее, что ли. Местным это лицо поднадоело, его и разглядывать некогда, ведь они почти всегда заняты работой… А может, это только верхогляду, как я бывающему тут наездами, так кажется? Поговори с земляками об этом – услышишь побасёнки старые, истории из минувших войн, смешные былинки и небылицы, чудные старые названия нынешних улиц, оврагов и озёр, не менее чудные прозвища односельчан. Сразу другим станет это лицо – особым, простым и хитроватым одновременно. И Юрка был тем маленьким интересом, без которого посёлок был бы скучнее.
Помню… Солнце забиралось в зенит, когда я, выспавшись, пошёл в магазин за хлебом и сигаретами. Тропинка к магазину вела через молоденькую лесопосадку и небольшую поляну, а потом пересекала грейдерную дорогу. Я вышел из леска и впереди увидел своего соседа Юрку. Он не просто шёл, он вскидывал воображаемую винтовку и бил врага, который позорно драпал от наступающих и прятался в высоченной слегка дымящейся пыльцой полыни. Громогласное «ура» подсказало мне, что победа была на стороне «наших», то есть Юрки. Он приседал, временами плашмя падал в траву и стрелял, стрелял, добивая врага, посмевшего напасть на нашу русскую землю.
У грейдера рос широкий седоватый куст джиды, который шумел в добрую сотню воробьиных голосов и слегка шевелил отяжелевшими ветками. Воробьи облепили их, как плоды ранетки в урожайное лето. Юрка, конечно же, не мог спокойно пройти мимо такого скопления «противника» - он схватил гранату, то бишь  булыжник по своим силёнкам, и запустил в куст.
Воробьёв словно ветром смахнуло с куста. Но… один не взлетел, а опрокинулся, на мгновение повис на ветке, зацепившись тонкой лапкой, и всё-таки упал на землю. Юрка заметил, подбежал и взял его в руки.
Головёнка у воробышка болталась, как на ниточке, а перья неохотно, но отдавали своё тепло.
Бой кончился.
Юрка раненых не добивал, а превращался в доктора и лечил их. Но тут медицинская помощь была не нужна. Юрка оглянулся в замешательстве и, заметив меня, хотел привычно исчезнуть, но узнал соседа и остался на месте.
- Вот, жидрика убил, - сказал он и протянул мне воробья в ладошке.
Я посмотрел. Да, птичка была безнадёжна.
- Ай, Юрка, как же ты мог?! – спросил я.
- Да я… Я и не хотел вовсе, - забубнил в ответ Юрка, как всегда в подобных случаях.
- Не хорошо. Ну, ладно. За это ты, брат, должен рассчитаться.
- Рассчитаться. А как?
- Сделаешь к зиме кормушку, а к весне – три скворечника. Понял? А не сделаешь – на тебя птичий царь рассердится. Заклюёт тебя однажды…
- Надо не скворечники, а воробушники. А я их не умею делать. Да и кормушку не делал ни разу – сказал Юрка, усердно растирая облупленный нос.
- Ну и что? Научишься. Я помогу.
- И кормушку?
- И кормушку…
- Хорошо!
Юра просветлел, получив предварительное отпущение греха, и пошёл своей дорогой, осторожно придерживая воробья под майкой.
Недавно мы говорили об этой истории с мамой Юры, и она вспомнила тот день.
…Юрка принёс воробья домой. Выкопал аккуратную ямку у крыльца под клёном, выложил её цветными стёклышками и, положив убитого в картонную коробку, опустил на дно. Засыпал… Делал Юрка всё это медленно и постепенно стал очень грустным. Лицо его сморщилось, исказилось, по щекам скатились крупные слезинки. Дрожащим голосом он с торжественностью сказал: «Прощай, дорогой товарищ!». Хотел сказать что-то ещё, но слов нужных не нашёл. Потом сделал из кленовых веточек подобие креста и обозначил могилку. А затем положил на бугорок свежие одуванчики. И долго-долго молчал.
Мама Юры увидела это случайно, в приоткрытое кухонное окно, и не помешала сыну закончить ритуал. А спустя несколько дней опять увидела, как сын отрыл воробья, рассмотрел его, и снова засыпал землицей…
Кстати, Юра за последние годы очень изменился - сейчас чуть ли не на две головы выше своей мамы. По всему – удалой парень вырос. Во дворе у него самодельный турник, рядом с порогом гантели и гири. Был я у него недавно в комнате, и что меня там особенно поразило, так это обилие книг, журналов и различных технических устройств и предметов. Мы вспоминали наших общих добрых знакомых, пили чай с клубничным вареньем. И говорили-говорили…
Перед окном, на клёне, покачивалась старенькая кормушка, ближе к вершинке располагался добротный скворечник, в котором то и дело чирикали воробьи. Между прочим, по углам дома ещё два скворечника были видны издалека и, в общем-то, служили приметой Юркиного жилища.
Юра хорошо запомнил, как мы с ним мастерили птичьи домики и кормушку, а случай с воробьём вроде не помнил вовсе, а я об этом и не напоминал.