Тридцать лет спустя

Мне позвонил сын:
- Папа, у меня для тебя сюрприз. Включи компьютер, войди в интернет, включи режим поиска и введи свое имя и фамилию на немецком языке.
С удивлением читаю на мониторе:
Donskoi Leonid. «Ultrasonic Non-DestruktiveTest Device for Wolding
Beats-Patent». Publication Date 07/07/1982.
Это означает, что в 1982 году был опубликован европейский патент на изобретение «Способ неразрушающего контроля сварных швов». Среди авторов патента мое имя и даже мой московский домашний адрес: Аргуновская 12, Москва.

О существовании этого патента у меня не было никаких сведений. Много лет назад меня заставили забыть все, что было с ним связано. Вспоминаю, что у моего близкого друга Юргена есть приятель Дитер, патентовед, работающий в настоящее время в Гётингене, и прошу его помочь мне найти следы патента, выданного почти тридцать лет тому назад, если это еще возможно.

Через пару дней получаю от Дитера копию европейского патента на изобретение. Из материалов патента следует, что в 1979 году от коллектива из пяти соавторов в европейское патентное ведомство была подана заявка на это изобретение, а в 1982 году выдан патент. И в памяти отчетливо всплывают события тех лет.

Наш ответ Аденауеру

Мои сверстники наверняка помнят, что те годы в советской прессе публиковались статьи о том, как мы ответили господинуАденауэру, который запретил поставку в СССР сварных труб большого диаметра для строительства магистральных газопроводов из Сибири в Западную Европу. В прессе гордо сообщалось, что мы сами в состоянии изготовить такие трубы на наших заводах, и хочет того Аденауер или нет, войдем с ними в Европу.

Срочно на трубных заводах Урала и Украины , в Челябинске, Харцызске и Новомосковске, было организовано производство сварных газопроводных труб, для чего были запроектированы и введены в эксплуатацию специальные трубосварочные станы. На-ка, господин Аденауэр, выкуси, и знай наших. Дело оставалось за малым, необходимо было обеспечить надежность сварных швов. Для этого нужны специальные приборы для неразрушающего контроля качества сварки. В СССР таких приборов те годы не было. Всесоюзное внешнеторговое объединение «Тяжпромэкспорт» Министерства внешней торговли получает правительственное задание закупить такие приборы за границей.

Уже в те годы было понятно важное экономическое и политическое значение энергетических проблем, хотя цены на нефть в сравнении с сегодняшним днем были смехотворно низкими. «Черт в деталях», говорят специалисты в Германии. Разрыв трубопровода на трассе не только техническая, но и серьезная экологическая катастрофа. Необходимо в максимальной степени исключить  их вероятность.

На запрос Минвнешторга откликнулись ряд фирм той же Германии. Бизнес есть бизнес. Как и сегодня, когда речь идет о технической помощи Ирану в освоении производства ядерного оружия, политические запреты не исключают поставки комплектующего оборудования для этих целей из разных стран мира, в том числе из России и Германии.

В «Тяжпромэкспорте» создана группа специалистов для ведения технических переговоров. В нее вошли представители Гипромеза, осуществляющие проектирование трубных заводов, и специалисты Всесоюзного научно-исследовательского трубного института, ведущие работы в области неразрушающего контроля труб. В эту группу включили меня, в те годы главного конструктора трубного отдела Центрального Гипромеза.

Переговоры

1978 год. Москва. Гостиница «Украина». В одном из номеров гостиницы уже несколько дней идут переговоры. В числе фирм, предложения которых отвечают нашим требованиям, западно-германская фирма «Ибема».
Тщательное изучение предложений показало, что предлагаемые приборы не обеспечивают контроля качества сварки на концах труб. При потере контакта датчиков с трубой, контроль прекращается. Нас это не устраивает. Представитель фирмы господин  Реме разводит руками. Он считает, что ни одна фирма в мире приборов с лучшими параметрами поставить не сможет.

Ухожу домой, но как часто это бывает, проблема не выходит из головы. Ночью рисую возможные схемы расположения датчиков и наконец приходит решение. На следующий день кладу на стол новую схему контроля и объясняю принцип ее работы.

Первая реакция фирмачей - лучше наших приборов нет и быть не может. Листок с предложенной мною схемой бесцеремонно смят и демонстративно выброшен в корзину. Но на следующий день все меняется. Утром с удивлением вижу, что смятый вчера листок разглажен и наклеен на чистый лист бумаги. Мне приносят извинения и сообщают, что проработка схемы подтверждает целесообразность предложения и что с использованием этой идеи контроль качества сварки по всей длине трубы будет обеспечен. Одновременно, учитывая отсутствие известных аналогов, предлагается совместно запатентовать новый спрособ в европейском патентном ведомстве.

Проявляя корректность к коллегам, предлагаю всех участников переговоров включить в авторский коллектив. Мотивирую это их активным участием в обсуждении проблемы. Предложение принимается. Представитель «Тяжпромэкспорта» предлагает оформить материалы заявки на получение патента через Минвнешторг. Опытный аппаратчик, он понимал, что таким образом Минвнешторг получит возможность контролировать и изымать значительную часть вознаграждения соавторов изобретения при продаже приборов в любую страну мира.

Фирма «Ибема» получает заверение о заключении с ней контракта на поставку оборудования и, со своей стороны, гарантирует обеспечение финансовой поддержки патента. Переговоры закончены.

Патентование и наказание

Проходит пару недель. Меня приглашают в нотариальную контору №1 г. Москвы, которой Минвнешторг поручил собрать и заверить все сведения о соавторах изобретения с советской стороны. В нотариальной конторе сообщаю требуемые для оформления заявки на патентование анкетные данные, в том числе домашний адрес.
Проходит еще пару месяцев. Однажды утром нахожу в почтовом ящике письмо из Европейского патентного центра, в котором сообщается, что заявка фирмы «Ибема» на патентование изобретения с моим авторским участием получена и принята к рассмотрению.

Только после этого меня охватило беспокойство. Письмо из капстраны на домашний адрес специалиста, имеющего допуск к секретной работе, явный криминал, нарушение установленных в СССР правил. То, что письмо дошло, само по себе чудо, его, очевидно, попросту просмотрели при перлюстрации зарубежной корреспонденции. Информация о получении письма из Голландии на домашний адрес специалиста, имеющего допуск к работам с грифом «Совершенно секретно», пошла по инстанциям.  Реакция  последовала незамедлительно.

Я не был новичком. Допуск к работам по секретной тематике был у меня давно, с середины шестидесятых годов, когда мне было поручено проектирование нового в отечественной металлургии  производства  труб, предназначенных для изготовления тепловыделяющих элементов (ТВЭЛ) атомных электростанций, а также проектирование производства труб из сплавов титана для атомных подводных лодок и ледокольного флота с атомными двигателями. Эти работы в те годы были настолько строго засекречены, что даже премия Совета Министров СССР за разработку проектов не была опубликована в открытой печати и была вручена мне на закрытом заседании в Большом Кремлевском Дворце.

Меня вызывают в Министерство черной металлургии. Начальник первого отдела министерства, курирующего режимные вопросы, в прошлом полковник госбезопасности, требует немедленного ответа на ряд вопросов.
Беседа напоминает допрос:

- Как получилось, что ваш домашний адрес оказался известным за рубежом?
- По какому праву вы вступили в несанкционированную в установленном порядке переписку с иностранцами?
- Что вы еще сообщили или передали иностранным специалистам, кроме домашнего адреса?

Стараюсь спокойно, насколько это возможно в такой ситуации, объяснить, что все сведения обо мне были переданы за границу не мною, а «Тяжпромэкспортом» и что спрашивать за допущенные нарушения действующего порядка надо не с меня, а с ответственных лиц из этой внешнеторговой организации.

Кажется можно передохнуть. Экс-полковник хватается за телефон и звонит, требуя немедленной проверки моих слов. Еще через двадцать минут ответный звонок и меня отпускают, предварительно предупредив, чтобы я навсегда забыл и о патенте и о состоявшейся беседе. Через неделю мне вручают для ознакомления приказ по Минчермету о вынесении мне взыскания за допущенные нарушения. Коллеги говорят, что я дешево отделался.

В 1988 году, будучи заместителем директора Центрального Гипромеза, я был включен в состав делегации Министерства черной металлургии СССР для командирования на международную выставку «Метек - 88», которая проводилась в Дюссельдорфе (ФРГ). Возглавлять делегацию, в состав которой входили представители заводов, научно-исследовательских и проектно-конструкторских организаций, поручили тому самому начальнику первого отдела министерства. Он вспомнил о событиях десятилетней давности и «ласково» пошутил:

- Ну, как я тебя тогда вздрючил? То то. Цени мое доверие.

А «ценить» было, что. При обмене чеков, выданных нам в Москве, на валюту, наш руководитель извлек пачку банкнот разных валют, которую нисколько не стесняясь нас, обменял на западногерманские марки.

Заключение

Передо мною лежит копия европейского патента, выданного в 1982 году и акцептированного в США и Японии. Его действие поддерживалось до 1999 года. Ни одна фирма не будет тратить средства на поддержку патента, если его применение не приносит дивиденты. Это означает, что в период с 1982 года до 1999 года патент применялся и приносил выгоду фирме, а также авторам изобретения: со стороны фирмы - господину Реме, а со стороны остальных соавторов - Министерству внешней торговли. Сам факт получения вознаграждения от советских соавторов изобретения был скрыт.

Не исключено, что эти средства после 1991 года оказались аккумулированными на счетах «Газпрома» или других «газовых» олигархов современной России и стали для них частью стартового капитала. В начале 90-х годов прошлого столетия при развале СССР это было возможно.

Эта история могла бы стать прототипом сюжета современного детектива. Надо было бы лишь дополнить этот сюжет физическим устранением соавторов патента и бегством одного из них за границу, именами олигархов и их покровителей из правительственных кругов или органов госбезопасности. Надо было бы только не забыть указать, как это пишут в современных детективах, что «вся эта история полностью придумана автором, а совпадение имен и событий случайно».