Девственница

Я была девственницей до 25 лет, до Нового года 1979.

В ресторане в Архангельске, куда мы компанией институтской раз в неделю ездили поесть мяса, встретила моя коллега по нашей архитектурной мастерской свою подругу из Петрозаводска, финку, Маритту, которая тут была с компанией финских спецов. Она была при них переводчиком.

Моментально мы с Маритткой нашли общий язык. Та же острота, те же интересы, юмор, общие книги, фильмы, стихи, кругозор!
 
Мне налили виски, дали закурить Кэмэл - а я никогда не курила и не пила ничего выше шампанского. Я просто свалилась под стол.

Ехать, где я жила, на Лесозаводе, за 15 километров, в дикую стужу, было бессмысленно. Мариттка взяла меня к себе, в люкс гостиницы "Двина". Мы очутились в одной кровати и стали спать в обнимку, согревая друг друга тощими телами. Обе неприкаянные.

В Новый год-то это и случилось. С фином, Эйно, которого она мне подкатила.
Надо мной в институте посмеивались. Красивая, а никак. И не верили. А когда мне, даже если бы и захотела? Днем работа, вечером я халтурила уборщицей в нашем же институте. Там же и ночевать оставалась, спала прямо на своем столе, не ехать же на Лесозавод за 15 км в кошмарное общежитие. З/п - 115 руб., сапоги зимние - 120-130. А без них на Севере никак.

Вот Мариттка меня и развратила. Она меня научила финскому, мы с ней очень красиво и ладно пели финские песни,
коньяк пили, она меня познакомила со своими подопечными, финскими спецами. Они делали линию лесообработки в цехе на лесозаводе.

И надо же такому случиться: на меня очень запали двое: Эйно и Пааво. Потом Пааво отпал. Мне, честно, никто не нравился.
Мы с Эйно, Паавой, Арно и Маритткой ездили по Двине. К месту моей прошлой работы, в Холмогоры. Фины восхищались архангельскими красотами, были в восторге от  катера на подводных крыльях. Тогда это были первые в мире катера. Впечатление, особенно когда стоишь на корме!
 
Эйно был старше меня на 15 лет. Девки в институте стыдили меня за девственность. Они даже заставили меня купить сорочку для первой ночи.

Я, воспитанная своей пуританской матерью, с принципом "умри, но не отдавай поцелуя без любви!", напилась с Маритткой коньяку у неё в люксе, чтоб не страшно,  и отдалась первому в своей жизни мужчине, почему-то фину, который пас меня полгода. В той самой черной комбинации на тонких бретельках, купленной под нажимом девчонок из моей архитектурной мастерской.

Эта сука, Эйно, наградил меня, девственницу, нехорошей болезнью и сделал мне ребенка! Вот ведь: у кого-то сорок раз по разу, тут - ни разу сорок раз - и сразу.

Это всё дошло до меня слишком поздно, опыта не было, в физиологии я не разбиралась. А этот Эйно мне после той ночи стал омерзителен. Он потом меня настойчиво и безуспешно искал, когда я уже была в Карелии.

Аборт уже нельзя было делать - 4 месяца. Сказала - повешусь. Сделали наживую.

Очнулась я на вторые сутки в деревянной дореволюционной гинекологии, где меня отливали холодной водой.  Всё было сделано. Потом меня вылечили. Стала я мужененавистницей надолго. Мужчин к себе на пушечный выстрел не подпускала.

В институте вынесли мне вердикт. Записали в трудовую 33-ю статью, пункт 4: прогулы. Собрали собрание. Все осуждали. Потом они мне, осуждамсы,  покаянное письмо прислали. 
В Петрозаводск уже, через полгода. Вынудили их. Ну-ну. Вынуди-ка  меня. Против совести.
Этот в очереди на квартиру стоял, эта - в садик, этому - на сессию отпуск, этому - должность обещана, этой - по родам и просто...

Предатели. Я это длинное письмо обратно отправила. Лиде Курицыной, моей НАСТОЯЩЕЙ подруге, вытащившей меня из петли и не сдавшей, пришлось уволиться. Но она, специалист с большой буквы, нашла работу в другом проектном институте. Я это ценю и никогда не забуду.
 
Меня нигде на работу не брали. Даже уборщицей. Жить было не на что.  Мой брат продал свои магнитофоны и ударную установку.

Мама моя пробила все-таки все инстанции, подключила "Известия", там корреспондент Чайковская вмешалась, этих воров, директора института из партии поперли, а его любовницу, кадровичку, маленькую такую, коротконогую, уволили.
Я же их поймала на воровстве, когда мы строили базу отдыха института. Машины со стройматериалами отправляются на базу, мы с ребятами приезжаем строить - нет материалов. А где? На директорской дачке.

Мне статью переписали. Но она, как гвоздь, сидит в моей трудовой книжке, и эта кадровая братия, которую я ненавижу, вцепляется в нее каждый раз!
 
Я умерла 11 ноября 1979 года. Остановилось сердце. В Архангельской областной больнице его завели. Как больно они меня оживляли! Как не хотелось мне возвращаться в эту кошмарную действительность! Опять бороться и доказывать.

Я уже летала над косогорами и рекой. Бабы шли в платках, дети бегали, листья нежно-зеленые, излучина реки в ярких бликах, воздух прозрачный. И звон колокольный. Счастье и покой. Эта картина стоит перед глазами и по сей день.

Бабушка моя сказала мне: рано, милая...



Потом, потом....