Hola Norte

- Что такое “Hola Norte”, Дональд?
- “Hola” - “Hello”, - разъяснял Дональд, - “Norte” - “North”.
Дональд преподавал когда-то английский язык испанцам. Он умел говорить просто и коротко. Поэтому мне было легко с ним общаться. Я плохо владел английским.
С утра мы ходили на экскурсию в “Skipton Castle” и погуляли со слепой собакой его матери, потом мы пообедали у него дома в Харогейте. А теперь мы уже ехали в Йорк на какой-то испанский митинг, и по дороге должны были заехать за некой Пилой, она недавно из Мадрида.
- “Hola Norte” - это журнал,- продолжал Дональд,- я помогаю издавать его, пишу статьи.
- Понятно,- ответил я.
Занятный парень, этот Дональд Джордж Фрейзер. На вид, чопорный, скучный консерватор. А девушка его – Балбинда – индианка, друзья – испанцы, да и в общении он совсем не скучный. Мы с ним познакомились два года назад, во время моего первого пребывания в Йоркшире. Тогда он мне показывал Харогейт.
- А вот и Пила! – воскликнул вдруг Дональд.
Он остановил машину и девушка, сидевшая в придорожном кафе, поднялась с места и, улыбаясь, двинулась к нам.
- Привет, Пила! Знакомься, это Дари, он из Тор…, откуда ты Дари?
- Из Туркменистана. Дарий, - я протянул руку.
- Торк-мен-истан, да!?
- Да.
- Это бывший Советский Союз, - пояснил Дональд.
- О-о! Camaradа! Russia!? – воскликнула Пила.
- Нет, camaradа, не Россия. Каспийское море, Иран, Афганистан… - я нарисовал в воздухе подобие карты, - … Туркменистан.
- Ира-ан!?
- Да, я – фарс, мой прадед из Ирана, - гордо ответил я.
- Ok! Я Пилар из Мадрида.
- Пилар! – воскликнул я. А Дональд: “Пила, Пила”!
- Si, amigo, Pilar de Madrilagnia! – прохрипела она.
- Ok! Поехали! – сказал Дональд.
По дороге в Йорк Пилар пыталась завести разговор, но ее испанский акцент и мой жесткий русский акцент никак не могли сойтись. Сначала Дональд помогал нам, потом и он устал посредничать. Они стали говорить о своем, и я уснул. Иногда сквозь сон я видел то какую-нибудь старую крепость или часовню, то ветряные станции. А во сне я видел дом.
Проснувшись, я увидел нечто необычное. Посреди площади, среди современных зданий и автостоянок, возвышаясь на холме, стояла округлая полуразвалившаяся башня. Мы приехали в Йорк.
- Что это, Дональд? – спросил я.
- Башня, - по-моему, он сам не знал ее историю, - Это старый город. Он был центром науки в свое время. Пила, как ты думаешь? Мы сначала сходим в паб, потом в церковь, и вечером встретимся с друзьями в кафе.
- Ok, Дональд.
- Ты как думаешь, Дари?
- Да, я хочу ”Guinness”! А зачем в церковь? – спросил я.
- Тебе понравится. Это очень красивый храм.
- Ok, но сначала - паб.
- Я знаю красивое место!
Мы то поднимались, то спускались по узким мощеным улочкам. Я снимал на фотокамеру старые дома, Дональд все время становился в кадр. Он рассказывал Пилар о нашем походе в ”Skipton Castle” и о предстоящем митинге.
- Вот в этом кафе мы встретимся вечером, - сказал он.
Я постарался запомнить место. Мы свернули за угол, и пошли вниз по улице. Это была, как мне показалось, одна из самых старых улиц Йорка. Ее камни должны были помнить цокот лошадиных копыт и топот старинных башмаков. Верхние этажи домов свисали над нами. Старые дома, облицованные деревянной реей, на некоторых округлые окна. Будто какие-то великаны играли на их стенах в «крестики-нолики». Улица спускалась к набережной. Здесь уже были следы последних десятилетий. Дома из бетона, неоновые вывески на кафе и пабах.
- Здесь, - сказал Дональд, - Вы садитесь, заказывайте, я скоро буду.
- Что будешь пить, Пилар? – спросил я.
Она ответила что-то, я не понял.
- Пойдем в бар, скажешь сама.
Пилар заказала безалкогольное пиво с лаймом, бр-р-р, не помню названия, я пил свой любимый “Guinness”. Мы сели за столик у самой воды. Столики стояли так тесно, что казалось, река прижимала их к витрине. Я вытащил из кармана сигареты “Прима” и “Наша марка”. Предложил на выбор Пилар. Она, поблагодарив, достала из сумочки свои “Marlboro” и закурила. Я оставил “Приму” и, прикурив, задумался, почему сигареты с хорошим табаком выпускают в дешевой упаковке. У нас считается непристойным курить “Приму”.  Наверное, потому, что они без фильтра, или из-за их происхождения. Со времен Советского Союза нас учили любить все не наше, завозное.
- Чем ты занимаешься? – спросила Пилар и погасила окурок.
- Я – художник, график-дизайнер. Я приехал по приглашению, в “Craven College”, это в Скиптоне. Я делаю там свои инсталляции и работаю со студентами.
- Тебе нравится?
- Да!
- Ты долго еще будешь в Англии?
- Завтра я поеду в колледж сказать всем «Good bye!», а в пятницу домой к жене.
- Ты женат?
- Да мы ждем ребенка, - ответил я переполненный гордостью.
- Это прекрасно!
- А ты работаешь здесь? – спросил я.
- Я учусь в Харогейте, и надеюсь найти работу. Я в Англии уже две недели.
Я снова закурил.
- Можно мне попробовать твои сигареты? – наконец решилась Пилар.
- Да, конечно!
- Это туркменские сигареты?
- Нет, это самые русские сигареты. Такие сигареты курили “camaradas”, - ответил я, и мы рассмеялись.
- Вы хорошо общаетесь! – восклицая, подошел Дональд.
- “Guinness” делает свое дело!
- Oh, tobacco! - воскликнула Пилар.
- Еще “Guinness”, Дари? – спросил Дональд.
- Да, я принесу. Что будешь пить ты?
- Каппучино.
- Я принесу.
Я расплатился за пиво и кофе и вернулся к столику. Дональд говорил с Пилар по-испански, и я снова удалился в размышления. Как приятно было думать, сидя у реки в этот солнечный день. Пить темное и думать о светлом. О доме, о жене, о будущем ребенке.
- Дари, пойдем? – голос Дональда вернул меня. Прошло около получаса. Пиво я уже допил, и мы снова пошли по улочкам вверх и вверх. Может быть, мы даже шли вниз, но выпитое заставляло думать, что мы снова и снова идем вверх и вверх. Мы вышли к церкви.
- Это вторая по величине во всей Англии, - пояснил Дональд.
- Я вижу, - сказал я, и как завороженный двинулся вперед, - Туда можно войти?
- Да, конечно.
- Твою м… - я чуть было не сдержался.
Средневековый зодчий знал свое дело. Он должен был быть еще и хорошим психологом. Грандиозное строение. Здесь не трудно было объяснить прихожанам, что такое “Страшный суд”. Останься я здесь на ночь, уж штаны-то мои точно ждал бы страшный суд.
Я достал фотокамеру. Снимал фрагментами все, что попадало в объектив. И когда сфотографировал подвешенный над алтарем деревянный крест с накинутой плащаницей, подошел смотритель и попросил освободить храм. Я решил, что проблема в камере, но оказалось, что время для туристов закончилось. Я выключил камеру.
- Тебе понравилось? – спросил Дональд, когда мы вышли из храма.
- Да! – ответил я, вдыхая воздух.
- Ok, нам пора на митинг. Хочешь посмотреть еще кое-что?
- Да!
Он показал на средневековый план города, отлитый из бронзы. Макет стоял на постаменте напротив входа в храм.
- Он отлит на прошлый миллениум, - сказал Дональд.
- Да, я вижу, здесь написано. Дональд, я хочу сфотографировать вас с Пилар на фоне храма.
Мне пришлось пройти почти квартал, чтобы снять строение во всю высоту. К сожалению, от Дональда и Пилар остались только два цветных пятнышка.
Пройдя еще несколько узких улочек, мы подошли к кафе.
- Дари, если тебе будет неинтересно, ты можешь прогуляться по городу. У тебя будет два часа.
- Я сегодня уже нагулялся, - и уже через полчаса, - Дональд, я пойду, погуляю.
Митинг оказался собранием из десяти – двенадцати человек. Я неправильно понял английское слово “meeting”. Там были, в основном, англичане, немного говорившие на испанском. Только Пилар и некий “macho” с Кубы были испанцами. Да еще молодой парень, похожий на туркмена, подошел чуть позже. Это был студент из Чили.
В общем, все, кто приходил, бросали приветствие: “Hola!”, а я отвечал: “Я не говорю по-испански. Я говорю по-английски, но очень слабо. Говорите со мной как с ребенком”.
Все это мне надоело, мне стало скучно. И после того, как и Дональд заговорил со мной по-испански, я пошел гулять. Я зашел в соседний паб, выпил “Guinness” и вышел в незнакомый мне мир. Хотя, английскую речь этого незнакомого мира я уже воспринимал как родную.
Невольно вспомнилось: “Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек”. По-моему, Толстой это сказал.

Дарий.
15 января 2009 г.