***

                О  з в ё з д а х

 
      Лет пять или больше тому случилась мне встреча с «обыкновенным  самос-
тоятельным и порядочным человеком», как он сам о себе вскольз заметил. Боль-
ше всего он ценит именно самостоятельность в каждом, наполняя это слово всё более ёмким смыслом. Высокая честность, порядочность «вручается Творцом каждому при его рождении и если какой-то негодяй их растерял – пускай лучше не встречается со мной!» Наверное, это был единственный закон, которому он
подчинялся безоговорочно всеми уголками своей широкой и открытой всем ветрам души. Меня же приятно удивила в нём черта изначальной убеждённости его в том, что этот « самостоятельный и честный» человек может разрешить любую ситуацию, найти достойное применение себе, с негодованием и яростью бросаться на низменное, а потому и отвратительное как в помыслах так и в поступках. Казалось, что любые недостатки и слабости только украшают такого человека. Чистота в помыслах, смелость, отвага делают, вероятно, любую жизнь прекрасной и вокруг такого пламенного сердца не могут произрастать никакие сорняки. Слушайте его рассказ.

        Суровое это было время. Суровое! Но и радостное, даже весёлое, - когда мы на полном ходу приближались к моей заветной мечте: с гордостью, расправив грудь, войти в мой родной Чернигов. Родом я хоть и не из Чернигова, а с небольшого городка в его окрестностях  но само слово «Чернигов», столь известное в своей бурной и не простой истории в средние века, предполагало к тому, что выходец из этого города должен быть смелым в делах ратных, высоко порядочным, честным и бескорыстным. И когда меня окликали: « Гвардии рядовой Павел Черниговский!», - я не возражал. Тем более, что многочисленным друзьям моим это доставляло удовольствие. Почему же не предоставить людям минутной радости.

        Уже более полугода наши армии были в непрерывном наступлении. То ужасное время отступлений и унижения, кажется, закончилось и наши сердца
всё более наполнялись радостью.

         Большое дело, скажу я вам, бодрость душевная, неизъяснимой силой наполняющая огромные массы людей. Кажется эту радость, разлившуюся вокруг
можно потрогать на ощупь. Ведь внутри каждого, вы слышите,-  каждого! - нет
преград. Не было дня, чтобы противник чувствовал себя в покое. И вот передо
мной Чернигов. Друзья мои! Как билось моё сердце  от одной мысли, что я сам буду освободителем, одним из многих конечно, этого великого города ещё от одних сумасбродов в его истории. Должен сказать, что я не питал ненависти к противнику. В основном это были тоже смелые и честные люди. Всё дело в генера-
лах и высшем  руководстве. Зачем им понадобилась наша страна – до сих пор не пойму. А вот наши генералы, скажу я вам, оказались на высоте. Все операции состояли из смелых бросков и дерзких замыслов в наших штабах. Но, друзья мои! Исполнить великолепный замысел можно, только имея воинов с высокой гордостью, честностью и самостоятельностью в своих смелых действиях. И такие воины, дорогие мои почитатели, были в любом количестве в те великие дни. Среди них  я пользовался неоспоримым уважением. Случись мне отлучиться или быть в дали от нашего 108-го отдельного реактивного дивизиона, могли даже переносить время начала наших смелых атак и манёвров.И когда я узнавал об этом, у меня появлялись слёзы благодарности, как и сейчас, когда я вам пытаюсь передать хоть малое представление о том, что полыхало в груди каждого из нас, и какую радость доставляли мы каждому, кто мог хотя бы поговорить с нами. Один только наш вид, всегда подтянутых и бодрых духом, внушал уважение к нам противника, а надежду и вдохновение нашим штабам и командирам.

         Немыслимые расстояния были уже у нас за спиной. Были горькие потери. Сердца наши сжимались, но меня всегда возвращала в строй необходимость действий, присущая любому смелому человеку. Что может остановить идущего к великой и светлой цели!? И вот передо мной родной и дорогой сердцу город. В наших штабах рождались тысячи замыслов, продумывались невероятные комбинации с одной лишь целью: город освободить и сохранить своих  отважных воинов. Но наши уважаемые командиры понапрасну беспокоились за нас. Каждый почитал честью быть причастным к этому великому делу и собой дорожили мало.

        В один из этих дней к нам вдруг прилетает генерал армии Жуков. ( Это было строжайшей тайной и лишь поэтому, не осталось никаких исторических свиде-тельств.)  И я не удивился, когда охранять будущего маршала поручили мне. Несколько часов длился его разговор с нашим командиром. Это было ночью, к  утру вызывает меня в землянку штаба командир и я услышал невероятное:
      - Павел Кузьмич, обратился он ко мне, вам необходимо сейчас же возвра-титься в тыл.
      - Н и к о г д а!!! Вдруг вырвалось у меня. Сердце моё опустилось. Я был убит этим словом. В такой момент меня, гвардии рядового Павла Черниговского в тыл?
 
      Я в мыслях уже сотни раз был в атаках, дрался в рукопашном бою, спасал своих товарищей и командира и, наконец, установил наше знамя на самой большой площади… и тут вдруг « в тыл». Такого позора не переживут все мои последующие поколения. Что я им скажу!? Всё это пронеслось в моей голове, и я остолбенел. Но лишь на минуту! Я тут же извинился за свою бестактность и, обратясь к ним, как мог, изложил свои мысли. Более того! Я мог понадобиться в бою в любом месте! Это может ослабить наши позиции, добавил я в конце моей горячей речи, надеясь быть более убедительным. Силы небесные! Где же я не верно поступил, раз вы определяете мне такое ужасное наказание. Дайте же возможность исправить себя! О, друзья мои! Даже это превосходное крымское вино не даёт спокойно об этом вспоминать. И только, скажу я вам, моя сообразительность, моя пылкая речь, мои неподдельные чувства спасли меня в тот миг. Уставшая фигура будущего маршала выпрямилась, в глазах на миг,- лишь на миг,- вспыхнул огонёк светлой радости; гордость за таких великолепных бойцов возвратила ему силы.
     - Спасибо вам, Павел Кузьмич!- уже твёрдым голосом произнёс он, но вы нам нужны для выполнения задачи,  которая спасёт всю битву за город, не выполнить её ни в коем случае не возможно. Ваш командир изложит вам суть задачи.

        Оказалось к нам в тыл на большой скорости движется большая моторизо-ванная колонна противника; завязывать бой у себя в тылу – верный способ погубить всё дело. Я вмиг понял всю опасность и, хотя мне очень хотелось пройти в первой колонне освободителей города, поприветствовать его исстрадавшихся жителей, я согласился и сказал, что готов выслушать боевое задание.

         Замысел был таков: надо взять одну реактивную установку, «Катюшу», как её называла вся страна, выйти наперерез противнику, вывести как можно больше техники из строя, чем разрушить их боевой порядок и не позволить осуществиться этой  дерзкой, надо сказать, контр операции противника. Но вы, наверное, знаете, что установки «Катюша» могут действовать только в составе батареи, но никак не в одиночку. Это возможно только в случае исключительно высокого мастерства экипажа. Но тут мне сказали, что я должен выехать на задание один вместо всего расчёта и в случае срыва выполнения операции установка должна быть уничтожена. Ну, этого можно было и не говорить.

         - Я надеюсь на вас, Павел Кузьмич, уставшим голосом произнёс командир, ваша высочайшая выучка, смелость и благородство позволяют мне приступить к другим делам, будучи уверенным, что мы с вашей помощью эту битву выиграем. Надо сказать, что наш командир разбирался в людях. Я немедля приступил к выполнению его задания.

        Взяв полный боекомплект, я быстро пошёл своими тыловыми дорогами в местность между железнодорожной станцией Бахмач и другими населёнными пунктами. Это ведь мои родные места. Как мне хотелось подойти  к всё чаще встречавшимся на пути и приветствовавшим меня, жителям? Я только отвечал им приподнятой над головой пилоткой  и  на полном ходу летел в назначенном мне направлении. Уже позади великолепный своими церквями и людьми городок Берёзы. Там моя мать и множество родных и друзей. Но встречи с ними будут впереди.

         Даже мысли посторонней нельзя допускать в голову в такие минуты.  И тут, друзья мои, я увидел это скопище людей и техники. Дело в том, что за Берёзами местность сильно пошла вниз, и я оказался выше, чем ихние колонны. Меня, по-видимому, заметили. Надо было по осмотрительней спешить. Но медлить некогда. Я, быстро сообразив, что надо делать, на глаз определил расстояние, дал выстрел и быстро ушёл влево. Через минуту, не больше, по тому месту, с которого я  дал первый выстрел, был обрушен залп артиллерийского огня.

         Молодцы, подумал я, стреляют метко, но меня там уже не было. Видали бы вы, братцы, красоту выстрела нашей «катюши»! Но не доведи Бог оказаться в том месте, где взрывается её снаряд. Пол-неба полыхало заревом, а я метался из стороны в сторону, давая одиночные выстрелы, дабы не быть подбитым. Из двенадцати снарядов я выпустил десять и тут впереди меня гремит взрыв, и я вместе с установкой  влетаю в только что образовавшуюся воронку. Конец всему!

        Но Боже! Как успевают мысли появляться и что-то соображать? Кажется не я, а кто-то быстро выбросил меня из машины в подходящее укрытие и взорвал установку.

        Через какое-то время я понял, что жив, но завален всякими уламками и песком. … Пришёл в себя в госпитале. Слышалась не понятная речь. Не открывая глаз начал обдумывать всё произошедшее со мной, оценивать обстановку. Жив – это хорошо. Что может быть лучше жизни? Я даже улыбнулся этой мысли. Руки, ноги целы, голова соображает – даже удивительно, бывают же чудеса на белом свете. Но как бы там ни было – я жив, значит надо что-то делать. Приподнялся, осмотрелся, рядом лежали с тяжёлыми ранениями и смотрели на меня с нескрываемой ненавистью, но пошевелиться ни один не мог.

         И тут, друзья мои, произошло не вероятное. Только отчаянные храбрецы могут мне поверить.  Под окном нашей палатки стоял мотоцикл, чуть вдали стоят несколько их бойцов и командиров. Среди них один в нашей форме. Скажу я вам, наша форма прекрасна. Любуешься мимо воли внешним видом нашего воина. Видимо отправляют разведчика – понял я. Поднявшись, наблюдаю дальше. Тот, что в нашей форме, направляется в мою палатку. Я – весь пружина. План готов. Бросаюсь на вошедшего в палатку и, известным только мне ударом, оглушаю его, - надеюсь не сильно, -  надев его пилотку, выхожу, как можно спокойнее,  иду к мотоциклу и отдав приветствие, стоявшим в стороне, на полном газу прямо улетаю от палатки Хорошие,  всё-таки, у них были мотоциклы. Спохватились они быстро, но я ведь то же ценю каждое мгновение, да и места-то мои, родные. Одним словом я сбежал. Радости моей не было пределов, боли не чувствовал. Погоню я как-то быстро сбил с толку и, в конце концов, к вечеру я был - где бы вы думали?  В Берёзах, у моих изумлённых родителей. Сколько было радости, скажу я вам. Что лучше своего семейного очага! Но в тысячи раз приятней возвращаться в него с неописуемой радостью от выполненного долга. Слёзы радости – удивительное чувство. Порой вот задаёшься мыслью: как богат человек, изначально направленный на хорошее, светлое. Да у него и жизнь всегда длиннее, если не цифрой так огромностью и счастьем внутреннего мира, созданного с Божьей помощью своими поступками, И не может быть, чтобы этот мир исчезал, когда придёт последняя минута. Всё созданное Богом - вечно. И я  верю на встречу с огромным  их множеством  и втайне от своей хозяйки понемногу готовлюсь к выполнению, может быть самого главного задания в нашей с вами жизни. Но об этом  как-то в другой раз. А в тот момент после стольких лет службы в войсках услышать родную речь и от родных людей, увидеть их светлые глаза среди приятнейших в мире морщин – это высшая  награда, ниспосланная прямо с небес и вручённая ангелом хранителем. Желаю вам испытать эту радость. Счастья вам, дорогие мои. Спасибо за прекрасное вино. И да хранит вас Бог! – вытирая некстати явившуюся слезу, произнёс своим притихшим и исполненных гордости "за наших", собеседникам наш рассказчик. Но надеюсь наше внимание и почтение  восполнят минутную слабость этих дорогих нашему сердцу людей.

P.S.      
          Так ли всё было?  Смею утверждать, что именно так всё и было. Когда слова из радио репродуктора: «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»,  произнесённые, как говорят, даже без восклицательного знака, становились самыми нужными для стававших в строй или за плуг, заполняли собой весь мир вокруг каждого, выросшего в прекрасной культуре, таким образом, что эта сверхзадача уже не казалась такой не выполнимой. Впитавшим в себя могучую историю предшествующих поколений, эти слова становились собственными.  Так оно и вышло. И чистейший свет каждой души тех «великих годов» сияет над нами отблесками нашей памяти о них. Вы посмотрите на небо!





                Г. П.  Смиян.          2005 г, 
         


.     Но вот сейчас невозможно выносить какое-то неуважительно- калькуляторное отношение к событиям в своей же истории, место которым в самых светлых уголках внутреннего мира, в алтаре души. Нельзя туда лезть в кирзовых сапогах. Если ещё и там устроить перестройку, допуская неуважительное, издевательское отношение к событиям личной гордости за свою страну, можно выбить из-под ног тот фундамент, став на который каждый чувствует себя народом. Можно ведь подойти, например, к к нашему великому Кремлю  и сказать, что вот этот кирпич положен криво, - и это может оказаться верным. Но нельзя же из-за этого кирпича не видеть всей его великости и красоты и день и ночь вбивать в головы всем то, что плохие строители били в то время. Этим мы делаем «алтарь» неприятно пустым.

        Всё, что происходит в душе никак не менее важно того, что происходит в больших кабинетах и целых отраслях экономики. Иначе придётся «Гражданину Минину и князю Пожарскому» повторять свой подвиг.
    
     ( Вот краткое изложение причины того, почему я попытался написать рассказ о тех великих годах. Он почти полностью основан на слышанных в детстве рассказах воевавших. Тон рассказов и взаимных воспоминаний был больше бодрым, хотя рассказчики были то без ноги, то с ранениями. В память о них, и для памяти нашей эта попытка.)