Осенью

-Привет!-
-Здравствуй…-
-Как дела,  как наш сын?-
-Спасибо, он здоров; у меня то же все хорошо. Еще что-нибудь хочешь узнать?-
- Да, как бы нам встретиться?..-
-Ты опять за свое!- гудки в телефонной трубке – бросила, наверное злится… Все никак не может простить: правильно – сам виноват – дурак. А теперь вот один, опять один… «О, одиночество, как твой характер крут…», попить чаю, что ли? Нет, чего-то другого хочется, а вот кого – не знаю! Хотя,.. знаю. Какая пошлая фраза. Или шутка?
К людям, к людям…
«Осень, рыжая подружка…», мокрый асфальт, ранние сумерки, праздничный блеск фонарей в лужах (это не мой праздник), парочки – провожаю взглядом лютой ненависти (это не я рядом)… Жду, жду, жду. Чего жду? Одиночество, вечное (библейское) одиночество, всегда одиночество, до конца моих дней. Кто-то страдает алкоголизмом, кто-то – язвой желудка, а я – одиночеством.
В душе – улегшееся дерьмо и умиротворение. Холю и лелею свою боль, как свежую болячку – не болит, если не трогать. Отупело бреду по Арбату: ботинок наступает на рыжий тополиный лист – это один шаг, багровый лист клена прилепился к мыску ботинка – это еще один шаг.
Телефонная будка. Нащупываю в кармане мелочь – звонить? Кому? Никого не хочу слышать. А кого хотелось бы – тот не хочет слышать меня… Опускаю монетку в автомат и набираю цифры: первая…пятая…седьмая (как «код желания»), техническое заклинание:
«Сим-сим, откройся!» Долго никто не подходит. Жду, но вот, наконец… Мужской голос («хозяин»?):
-Да?..
-Будьте добры…
-Она занята, позвоните позже.
Молча кладу трубку. Все в этом мире – дерьмо, а я – первая и самая большая палка, воткнутая в этот навоз.
Тоска, переходящая в физическую боль, - закуриваю, сердце отпускает. Начался мелкий осенний дождь: чем хуже – тем лучше. Прекрасное место – Старый Арбат – здесь, как нигде, чувствуешь себя ненужным.
Завтра праздник, для всех, кроме меня. В последнее время ненавижу выходные дни – в это время особенно остро чувствуешь себя ущербным в своем одиночестве.
«И рыжий осени парик  срывает ливневыми лапами …»  - ностальгия… Там все в прошлом – «Свою никчемность на себя гружу…»  - погрузил, что дальше?  Умудрялся сидеть на «двух табуретках» – сейчас сижу в луже.
- Молодой человек, сколько времени?
- Это мне? Неужели я еще молодой? Человек ли, не тень? – мысли промелькнули мгновенно, а вслух:
- Половина восьмого…
- Спасибо, не знаете, кафе уже закрыли?
С трудом разжимаю челюсти еще раз: отвык говорить за эти два часа:
- Нет, еще полчаса работают, но уже не пускают, наверное…
Стоим друг против друга и молчим: я – одичал, она ждет  сигнала на продолжение знакомства. А она – ничего, без претензий. Хорошенькая, по молодости не знает себе цену – это по всему видать.
- Погуляем вместе? – это я.
-Угу-м – не разжимая губ, взгляд из-подлобья (кажется уже жалеет, что подошла, или стесняется своей смелости?). Идем рядом. Опять молчим. По очереди косимся друг на друга. «И сорвавшись каплей, чистой прозрачной каплей с листа, мчусь к тебе, все набирая скорость: голова-ноги, ноги-грудь-рука, подбородок-колено-локоть…». Это -  Дубилет, чудной парень, чудная фамилия. Талантлив, как все евреи, и так же неряшлив…
- Я Вас давно заметила, еще в телефоне – у Вас было такое грустное лицо.
Господи, совсем забыл, что я не один. «В телефоне…» Хе! Представляю себя червяком, выползающим из телефонной трубки. Кажется, я даже ухмыльнулся: она надулась, молчит, чувствует себя не в своей тарелке. А сколько ей лет? Восемнадцать? Больше? Меньше? Надо ведь что-то отвечать, а что?
-Да, у меня неприятности…
Делает сочувственное лицо, с серьезным видом качает головой: Что-нибудь по работе? Вы где работаете?
Ждет ответа, но не долго – ей очень хочется сообщить о своей работе самой: - А я работаю секретарем!
«Сладострастная отрава, золотая Бричмулла…» Да-а, с ней не сравнить – как не сравнить ребенка и женщину. Не могу больше – хоть в петлю лезь! Что она там щебечет?
- …чатаешь, печатаешь целыми днями, а тол…
- Сколько тебе лет?
- А что? – кокетливо сверкнули глазки: это ее стихия, кажется, сейчас начнет глупо подхихикивать.
-А то, что мультик начинается в восемь-пятнадцать.
-Зачем ты так? – повернулась, быстро пошла, почти побежала, кажется, заплакала. Не хотел, честное слово, не хотел! Или хотел? Догнать? А что с ней делать дальше? Утешить не смогу – меня бы кто утешил… Ну вот, опять один…
Один-н-н-н, один-н-н-н, один-н-н-н, - где-то рядом действующая церковь, кажется, зовут к вечере.
«А напоследок я скажу, а напоследок я скажу…» Боже, боже, почему мне так плохо, почему же так тоскливо, почему же так одиноко? Спасите меня от одиночества! Я не хочу, я не могу жить один! – Один-н-н-н, один-н-н-н, один-н-н-н…
«Кавалергарда век не долог и потому так…»

                1985г.