В ТРУЩОБАХ
Распахнув дверцу, я вылез из экипажа и, подойдя к чугунной калитке Блайкли- Холл, постучал по ней серебряной рукояткой своей трости.
Представьтесь пожалуйста, сэр- с чёткой вежливостью спросил привратник с той стороны.
Сэр Ричард Онилл- ответил я, стукнув тростью о гранитные плиты тротуара.
Извините, но сэр Рональд Блайк сегодня никого не принимает- привратник внимательно посмотрел на меня из-под своего пенсне.
Сэр Рональд Блайк ждёт меня в этот день и в этот час. Так что доложите поскорее о моём прибытии, милейший.- ответил я: А то я не люблю дурного тона опаздывать сам и держать в ожидании других!
Одну минуту, сэр- склонил голову привратник и исчез.
Минут через пять он снова появился у ворот и открыв калитку, с поклоном пропустил меня вовнутрь.
Извините, сэр- сказал он: Но такие порядки, по другому нельзя, сэр. Прошу вас, сэр Рональд Блайк ожидает вас.
Я, шагая прямо, будто проглотил спицу, с плотно сжатыми губами, дабы сдержать победоносную улыбку. Я хорошо помнил прошлый приём в этом месте и теперь вновь явился сюда на матч-реванш. Меня встретил давнишний Даниэль в неизменном красном кафтане и парике. Театральным движением я снял белые перчатки, шляпу и плащ и вручил ему- он с поклоном принял мои вещи. Я подошёл огромному зеркалу и с удовлетворением осмотрел себя с головы до ног: новый с иголочки серый, приталенный фрак, синий жилет, чёрный, шёлковый галстук. Со вздохом я поправил воротник, томно посмотрев на лестницу- несомненно, что в сей ранний час Элизабет ещё мирно спала. Ну, ничего- ей сегодня был приготовлен хороший сюрприз. Само ожидание сладостного момента встречи пьянящие ласкало меня, так что я не спешил торопить его, с расстановкой наслаждаясь триумфом.
Сэр Ричард Онилл!- важно произнёс Даниэль, распахивая передо мной тяжёлые створки дверей кабинета Рональда.
А, сэр Ричард!- Рональд Блайк приподнялся с кресла, держа в руках фарфоровую трубку с длинным чубуком: День в день, час в час! Похвально, молодой человек! Вы умеете соблюдать старые традиции! Садитесь!
С этими словами он с некоторой усмешкой молниеносно оглядел мой внешний вид и показал на кресло возле камина. Я, продолжая держать прямую осанку, важно опустился в его мягкие объятья. Даниэль бесшумно поставил перед нами поднос с чашками кофе.
Благодарю- церемониально сказал я и, взяв чашку, с удовольствием пригубил ароматный напиток: И так, сэр Рональд, вот мы и снова встретились.
Я слушаю вас- Рональд затянулся и выпустил клуб ароматного дыма.
Предлагаю для начала сыграть- я хитро уставился ему прямо в глаза. В ответ он прищурился и едва заметно усмехнулся: Вист, покер, преферанс? Что пожелаете!
Предлагаю партию в шахматы- ответил я: Вы играете в шахматы?
Не профессионал, но люблю эту игру- сказал Рональд: Значит партию желаете?
Партию- ответил я: Так точно!
Тотчас же перед нами возникла прекрасная доска, обрамлённая красным деревом, с точёными из кости изящными фигурами.
Чёрны, белые?- спросил Рональд.
Чёрные- ответил я: Мой цвет.
Как ваш отец?- спросил Рональд, делая первый ход.
Я был некоторое время за пределами Ливерпуля- ответил я, делая свой: Поэтому уже две недели как мы не встречались. Сразу по приезде к вам- с корабля на бал так сказать. Но судя по всему его положение существенно поправилось за последнее время.
Приятно слышать- ответил Рональд: Что у старого знакомого всё налаживается.
Некоторое время мы играли молча.
А как здоровье несравненной мисс Элизабет Блайк?- поинтересовался я в свою очередь.
Очень соскучилась- ответил тот: И рада будет видеть вас. Так что всё в ваших руках…
С этими словами он сделал ход слоном. Замысел его угадать было не трудно: он явно намеревался убрать самые сильные фигуры противника - ферзя и обе ладьи.
Так!- я передвинул коня и он моментально стал добычей ладьи Рональда.
Рональд засмеялся, показав мелкие, но ровные зубы.
Я сделал новый ход и потерял ферзя.
Рональд передвинул слона на клетку вперёд. Нет, в шахматах он
явно был слабее меня, и со всего размаха угодил в расставленную мной сеть... Про себя я сказал спасибо матушке, с которой мы ещё в совсем недавнее время проводили настоящие баталии за доской.
Мат!- объявил я: Вам мат, сэр Рональд…
Рональд от неожиданности аж поперхнулся дымом. Оторопело он уставился на доску и только тут сообразил какую ловушку я ему устроил.
Да!- сказал он явно раздосадованный: Мат, чёрт возьми! Поздравляю!
Вместо ответа я вытащил какую то бумагу и протянул ему.
Что это- тревожно спросил он, явно почувствовав подвох.
Выписка с моего банковского счёта- без улыбки ответил я и одно за другим показывая расположение своих трёх фигур на доске, зажавших белого короля, медленно произнёс: Ваше слово. Срок. Двадцать тысяч.
С минуту Рональд пристально изучал документ, а потом громко произнёс: Даниэль, нам сейчас кажется поставили мат! Шампанского! Поздравляю, сэр Ричард- так меня ещё никто не обыгрывал. Ваш отец по праву может гордиться вами…
Он протянул мне руку и впервые за всё время нашего знакомства от души пожал её.
В это время двери кабинета распахнулись и в помещение вбежала сияющая Элизабет в лёгком, воздушно-голубом кринолине. Только присутствие строгого отца не позволило ей броситься сразу же ко мне на шею.
Ричард!- воскликнула она: Ты приехал!
Да- ответил я: И приехал за тобой!
Неужели папа дал согласие?!- воскликнула она вне себя от счастья.
А что мне ещё осталось делать?- ответил Рональд, протягивая один бокал мне, а другой Элизабет: Когда явился такой рыцарь в сияющих доспехах? Дракон повержен!
Рука об руку с Элизабет, мы поспешили в её комнату обставленную в викторианском стиле.
Я так стосковалась по тебе- воскликнула она, повиснув на моей шее и осыпав всё лицо поцелуями: Где ты был столько времени? Почему не писал?
Потому что теперь мы с тобой вместе на веки- ответил я, обхватив её тонкую фигурку в жёстком корсете: И теперь я уже больше никуда не уйду! А сейчас я должен съездить к своим родителям, которых я оставил в час крайней нужды и лишений. Ты поедешь со мной?
Конечно!- воскликнула Элизабет: Тебя я уже теперь никуда не отпущу одного!
Мы быстро сбежали вниз и натолкнулись там на Рональда Блайка, стоявшего уже в полном дорожном одеянии. Стоявший рядом Даниэль держал его трость и шляпу.
Позвольте- повелительным тоном сказал Рональд: Но и я хочу выразить Джорджу Ониллу своё поздравление, что он воспитал такого достойнейшего сына! Тем более что мы с ним давние друзья, хотя и виделись в последний раз очень давно!
Непонятно было то ли в самом деле в этом старом сухаре проснулись какие-то остатки совести, то ли конфуз от поражения был настолько велик, но желание его ехать с нами было совершенно искренним и можно было с уверенностью сказать что он просто пылает им.
Минут через десять мы уже тряслись в его экипаже по булыжникам мостовой, направляясь к Банк- Стрит. Там я сразу обналичил двести фунтов и позволил Рональду лишний раз убедиться в размере моего счёта. С этого момента его словно подманили- вся его холодная пренебрежительность сразу исчезла, уступив место некой прямо отцовской обходительности- видимо так вид денег подействовал на этого человека. Мы вновь сели в экипаж и двинулись на этот раз по направлению к Уэвтри - старьёвщик, у которого я втридорога выкупил картину отцовскую «Флорентийский собор», дал мне новый адрес по которому теперь проживала моя семья. Узнав его я помрачнел- это были кварталы городских трущоб, представляющие из себя настоящую гниющую дыру на теле Ливерпуля и пользовавшиеся самой дурной славой.
Дорогой Блайк в незатейливых вопросах поинтересовался каким образом я умудрился за такой короткий срок нажить такое приличное состояние. Я, с головой занятый щебетанием Элизабет, сначала то делал вид, что не слышал его вопросов, то просто отшучивался, но когда он начал проявлять излишнюю настойчивость, ответил: Этому научил меня мой отец, и хотя ему самому не суждено было сделать это, это удалось воплотить в жизнь мне. И это наша семейная тайна , но будет известна вам после нашей с Элизабет свадьбы.
Этот ответ, похоже сполна удовлетворил его, так как н замолчал и уставился в окно. Следом за ним замолчал и я, так как в эту минуту экипаж свернул на развилку одна из дорог которой шла на Кастл- Стрит , а другая выходила к набережной как раз возле «Летучей Рыбы». Какое-то неприятное чувство ежом кольнуло меня изнутри, и я вздохнул свободно лишь тогда, когда развилка скрылась из глаз. С Мулан я провёл весь следующий день, после чего «срочно отъехал в Бристоль, получать положенную по страховке премию», и она удивительным образом поверила моему клятвенному обещанию вернуться через два дня…
Элизабет продолжала как ни в чём не бывало трещать без умолку, но всё торжество, ещё несколько минут переполнявшее меня через край куда-то улетучилось и я лишь невнятно что-то бурчал, отвечая ей. Рональд всю остальную дорогу так же молчал и даже, кажется, в итоге задремал.
Скоро мы были на месте. Подпрыгивая по ухабам дрянной, разбитой дороги, мы въехали наконец в самое сердце Ливерпульских трущоб. Я был мало знаком с этой частью города практически никогда раньше не бывал в ней и теперь был просто поражён грязью и неимоверной нищетой, безраздельно царившей в этих районах. Большую часть построек занимали убогого вида, грязные а зачастую еле стоящие от ветхости доходные дома и ночлежки, окна которых зачастую были выбиты или заделаны чем не попадя. Эти сырые, насквозь прокоптелые дыры были полны плесени, грызунов и отвратительных насекомых. Грязь здесь не убиралась годами: вдоль кривой улицы шли зловонные сточные канавы, позади домов выгребные ямы распространяли отвратительные миазмы. Во дворах лежали груды золы, которой засыпали колдобины, помои выливались здесь на улицу прямо через окна. Бродячие собаки, тощие, ободранные кошки, неряшливые самопальные вывески цирюльников и торговцев- здесь было царство различных притонов и контрабандистских логов. Сюда бы я в одиночку не рискнул зайти даже днём, что уж говорить было оказаться тут ночью. Элизабет с каким-то чувством смешанного страха и любопытства разглядывала из окна окружающую обстановку- она явно никогда не бывала в подобных местах. Рональд сидел как обычно невозмутимый и холодный, чего никак нельзя было сказать обо мне. Я просто пришёл в ужас от одной мысли, что мои несчастные отец, мать и брат ютились теперь в одном из этих отвратительных вертепов среди нищих и воров, и вытащить их поскорее отсюда было теперь моим самым главным желанием. Долго плутали мы, провожаемые недобрыми взглядами здешних обитателей, по кривым запутанным улочкам, несколько раз попадали в тупик, прежде чем наконец то нашли нужный дом. Выбравшись из экипажа (нас сопровождало четыре вооружённых всадника), я в сопровождении сэра Рональда- Элизабет осталась ожидать нас в карете, свернули в крошечный грязный дворик и зашли в облупившийся двухэтажный дом. Я медленно начал подниматься по узкой, тёмной и зловонной лестнице на второй этаж. Здесь нужно было соблюдать особую осторожность- покрытые толстым слоем пыли и грязи перила шатались от одного дуновения ветерка, а насквозь прогнившие ступени, поскрипывая, грозили вот-вот провалиться под ногами. Какой-то сильно пьяный оборванец, посторонился, пропуская меня и с изумлением глядя на нас. Я брезгливо, дабы не коснуться его, повернулся и прошёл мимо.
Вот и почерневшая, местами насквозь прогнившая дверь, заделанная во многих местах- тут я сразу увидел умелую руку своего отца и понял, что мы на месте. Я постучал тростью в дверь, с той стороны щёлкнул замок и я оказался на пороге нового пристанища моей родни. Дверь открыла мать- я не сразу узнал её в этой постаревшей, осунувшейся женщине в полинявшем, выцветшем платье. Обстановка в комнате была крайне бедной, но чистой: стояло два стула и грубый стол за которым сидел мой отец и чинил чей-то башмак. На окнах были добротные занавески, потрескивали дрова в камине. Видимо ни малых трудов стоило им привести этот вертеп в божеский вид. Как бы там ни было опускаться до уровня окружающей их обстановки они ни какими силами не желали.
«Ричард!»- воскликнула мать и мгновенно побледнела, отец оторвался от работы и не веря своим глазам привстал с места.
Да это я- ответил я: Ричард Онилл в сопровождении Сэра Рональда Блайка и моей будущей жены Элизабет Блайк, ожидающей нас внизу в экипаже. А где Дэнис?
Ричард это ты…- пробормотал отец всё ещё не воспринимая происходящее.
Да это он- сказал Рональд, входя в комнату: Вижу Джордж в какую передрягу ты попал. Однако зря ты думал что я забываю старых друзей, и если тебе тогда удалось вытащить от малайцев и себя и меня, то вряд ли мы с твоим сыном не вытащим тебя из этой дыры.
Отец опустился на стул и медленно подпёр рукой голову- он не в состоянии был вымолвить ни слова. Блайк с любопытством оглядел их жилище и для чего-то потыкал тростью в потолок.
Узнаю тебя, Джордж- сказал он наконец: Даже в аду ты сумеешь остаться человеком. Браво! Я думаю, что Элизабет не будет возражать если мы освободим для вас часть нашего дома- у нас и так слишком много свободных комнат.
Отец понемногу пришёл в себя и подойдя к Блайку начал о чём-то говорить с ним- скоро я услышал как он рассмеялся. Мать начала собирать весь нехитрый скарб, но я подойдя к ней, сказал: Оставь всё это здесь. Сейчас вернётся Дэнис и мы поедем в лучшие магазины.
Кое что мать всё таки взяла с собой и когда нагруженный узлом слуга ушёл вниз, следом за ней, отец подошёл ко мне и сказал: Ты оправдал мои надежды, Ричард! Прости, что я сомневался в тебе! Пусть даже мы и потеряли наш дом, но всё же ты сумел восстановить нас. Жаль только что ты так и не стал капитаном…
Я продолжу свою учёбу- ответил я: Я восстановлюсь, теперь, когда у меня есть деньги. Мы выкупим обратно наш дом. И твоя мечта так же скоро сбудется- я решил купить корабль. Теперь мы сможем это сделать!
Корабль…- выдохнул отец. Он даже не смог поверить своим ушам.
Да- ответил я: Прекрасная брамсельная шхуна «Октавиус» скоро будет принадлежать нам! А теперь мы все хотим спросить у вас с мамой один существенный вопрос. Согласны ли будете вы на мой брак с леди Элизабет Блайк?
КАПИТАН СИТТОН
Мой отец, задрав голову, восхищённо рассматривал высокие мачты, паутину снастей над нашими головами, зарифленные на реях паруса. Чайки летали над водой, лёгкий ветерок шевелил наши волосы- погода стояла ясная и было чрезвычайно тепло. Мы стояли на юте «Октавиуса» и бывший хозяин шхуны Гремпси Адамс произносил прощальный тост на борту теперь уже моего судна. Это была большая шхуна среди судов своего класса: водоизмещением триста пятьдесят тонн и осадкой шестнадцать футов. Адамс по всей видимости использовал её для перевозки особо важных грузов- команда судна составляла около тридцати человек- кроме того на шхуне было установлено две пятифунтовых пушки на вертлюгах. Их Адамс снял перед продажей, оставив, правда в приданое порядочное количество абордажных сабель и мушкетов. Но на первое время мне вполне было достаточно и этого, ибо серьёзных морских баталий в моих планах пока не было предусмотрено.
Ну, что-же- Адамс поднял свой бокал: Я рад, что лучший корабль своей компании корабль я передаю в надёжные руки.
Прекрасное судно!- сказал Блайк.
Ура «Октавиусу»!- крикнул отец.
Ура!- подхватила Элизабет и к ней присоединились все присутствующие. Музыканты на шканцах, вскинули инструменты и заиграли гимн. В капитанской каюте был накрыт роскошный стол для высоких гостей, столы для команды и прислуги стояли прямо на палубе- покупка корабля праздновалась с большим размахом.
Итак- сказал я, когда настала тишина: Сегодня своего исторический день, так как именно сегодня положено начало торговой компании «Онилл и сыновья». Сегодня, сделав покупку этой славной шхуны- нашего первенца, мы положили первый кирпич в её основание. Ещё недавно мы потерпели полный крах, но подобно греческому фениксу вновь восстали из пепла в новом, ещё более лучшем виде. Один за другим мы будем приобретать корабли, каждый из которых будет своеобразным кирпичиком для постройки компании «Онилл и сыновья» и со временем мы станем крупнейшей корпорацией, сетью ведущей торговлю со Новым и Старым светом. И наши точки буду располагаться В Европе и Азии, Африке и Америке, Австралии и Океании, И везде от Венеции до Китая будет ходить слава компании «Онилл и сыновья».
Джон Ситтон- обратился я к капитану «Октавиуса»: Давно ли вы командуете этим кораблём.
Пять лет, сэр Онилл!- ответил тот: На этом корабле я ходил от Индии до Китая и от Европы до Америки. Этот корабль был в Дакаре и Константинополе. Я вёл «Октавиус» через рифы Австралии и прорывался на нём сквозь льды Аляски…
«Октавиус» был флагманом моей флотилии- сказал Адамс: И если бы не обстоятельства, то никакой дьявол бы не заставил меня избавиться от этого быстрого и мореходного корабля.
Я отвернулся, дабы не смог сдержать улыбки. Потеря во время шторма сразу двух кораблей со всем товаром, несмотря на Ллойдовскую страховку, пробила в его компании порядочную брешь и для удержания на плаву, ему пришлось срочно продать свой лучший корабль по довольно сносной цене. И только проявленная быстрота позволила мне первым воспользоваться столь благоприятным стечением обстоятельств. Вместе с кораблём по договорённости ко мне на службу переходил капитан и практически вся команда. Я предложил Ситтону оклад существенно выше чем у Адамса и тот быстро согласился перейти ко мне, там более что в связи с понесёнными потерями Адамс сокращал штаты и таким образом я только избавлял его от лишней кадровой перестановки, а себя от хлопот по набору новой команды. Праздник продолжался до вечера и только когда уже стало совсем темно гости один за другим разъехались. Я проводил до кареты Блайка и Элизабет, которая горела желанием остаться на «Октавиусе» на ночь, однако я сопроводил её под благородным предлогом предстоящей работы на судне. Мы добрую часть праздника обсуждали подробности предстоящей нашей свадьбы и она теперь была предоставлена приятным хлопотам приготовления, вместе с Блайком, всецело взвалившим на свои плечи всю организацию предстоящего мероприятия, обещавшего быть очень грандиозным. Меня же с моим отцом ждали неотложные дела на борту корабля, которые дали знать уже сразу после отбытия гостей. Вызвав к себе Ситтона, я приказал готовить трюм к погрузке и взвалив на его усмотрение все дальнейшие обязанности по кораблю, присел за стол- теперь капитанская каюта, располагавшаяся под ютом и занимавшая всю кормовую часть судна принадлежала мне, а Ситтону пришлось перебраться в более скромные апартаменты, выходившие окнами на палубу. Растворив кормовое окно, я взглянул на стоящие в углу тяжёлые напольные часы- стрелки показывали половину десятого. На судне зажглись стояночные огни с палубы доносился топот ног и отборная ругань: там открывали грузовые порты и наводили на пристань сходни. В дверь каюты постучали и вошёл Ситтон.
К вам гость, сэр- сказал он: Требует подняться на борт. Называет себя Георгом Рингольдом.
Проведите его ко мне- сказал я, с усмешкой закуривая трубку: Я жду его.
Дверь в каюту отворилась вновь, пропуская долговязую, согнутую фигуру Рингольда, кутавшегося в чёрный долгополый плащ, словно ему было чертовски холодно. Теперь уже трудно было узнать прежнего юного кутилу и гуляку, волочившегося за юбками портовых девок. Согласно условиям заключённого между нами пари один только Стентон сумел самостоятельно выплатить причитающуюся с него сумму- то есть сразу же выложить на стол. За остальных непутёвых чад деньги выкладывали их богатенькие папаши. Отец Рингольда- крупный сталелитейный промышленник уплатил долг за своё непутёвое чадо, но поступил за это с ним совсем не с отцовской лаской. Заработавший свой начальный капитал ещё в далёкой молодости, работая инженером по развитию производства в России на заводах Демидова, Рингольд- старший привык трепетно относиться к каждому центу.
Рингольд- младший был с позором отправлен из Ливерпуля подмастерьем в цех на завод своего же отца в Уоллоси. «Дабы собственным потом, горбом и кровью выбить из тебя эту кабацкую дурь!»- напутствовал отец сына, прибавив правда потом: «Впрочем если тебе удастся в скором времени вернуть эти деньги, то все мои претензии отпадут сами собой. Каждый же из нас может совершить ошибку…»
И теперь этот чистоплюй Рингольд в должной мере наслаждался беспросветным трудом в грязном цеху и при чём отнюдь не на правах сына хозяина. Можно себе представить что творилось внутри него и вполне возможно, что он многократно проклял себя за тот момент, когда опрометчиво пожал мою руку и готов был продать душу дьяволу, лишь бы вырваться с этого ужаса. Я же сейчас мог в полной мере дать ему этот шанс за который он ухватился обеими руками, подобно тонущему в болоте за ссохшуюся соломинку. Неделю назад, перед самой покупкой «Октавиуса» мой отец за завтраком, сам того не зная, подал мне блестящую идею. Вернувшись из трущоб он первым же делом вошёл в курс последних событий, произошедших в торговой среде Ливерпуля, и совершенно невзначай поведал мне следующую историю. Завод отца Рингольда получил заказ на изготовление крупной партии сменных деталей для ткацких машин в Китай. Заказ пришёл от компании «Астор Страр», занимавшейся обслуживанием и ремонтом этих машин. Технический уровень Китая находился в слишком сильной отсталости, дабы старинные китайские ткацкие станки могли провернуть всё возраставший объём производства, поэтому вопреки императорской политики жестокой изоляции, многие китайские ткацкие мануфактуры закупили английские машины достаточно сложные, дабы китайцы самостоятельно могли производить запчасти к ним. К тому же у «Астор Стар» был жёсткий патент, нарушение которого грозило серьёзными проблемами. Однако императорский запрет на ведение промышленных дел с иностранными компаниями и жесточайшее ограничение торговых связей делал своё чёрное дело. Поэтому в обход системы был придуман простой, но очень эффективный ход. Всё обслуживание этих механизмов проходило через определённое лицо- некого китайского подданного Син- Бен-У, имевшего императорскую грамоту на общение с иностранцами и право выезда за пределы поднебесной. Это была довольно мелкая сошка в императорском аппарате, а если учесть захлестнувшую вследствие искусственной изоляции страну коррупцию, то все подобные дела с иностранцами проворачивались похожим образом. Иными словами вышеупомянутый Син- Бен –У и являлся главным поставщиком импортных деталей в Китай и от него шли все заказы на их изготовление и непосредственно он забирал этот товар из Европы и сопровождал его. И надо же было случиться такому, что на заводе Рингольда весь заказ по непонятной причине был изготовлен с браком в формовке и, несмотря, что не нём стоял знак патента «Астор Стар», естественно был списан в брак. Син-Бен-У, присутствовавший при выбраковке согласился с не кондицией товара, отметив однако, что дефект не особо сильный и что он сможет взять всю партию по сниженной цене. По всей вероятности он думал произвести доработку деталей непосредственно в Китае кустарным способом с помощью дешёвой силы тамошних умельцев. Однако «Астор Стар» естественно ответила категорически отказом, решив просто заставить Рингольда заново переделать всю партию- это было гораздо проще нежели дорабатывать её. Прения шли несколько дней и я не замедлил воспользоваться этой волокитой. Я быстро связался с Георгом и предложил ему выкрутиться из его нелёгкого положения, чему он обрадовался как манне небесной. Дальше было легче лёгкого: он вывел меня на Син-Бен-У, который в свою очередь только и ждал такого случая. Заплатив неустойку, он отказался от заказа, мотивировав это какими-то неожиданно возникшими внутренними политическими осложнениями. Это было воспринято с пониманием и вся партия некондиционного товара пошла на утилизацию- то есть на переплавку. Задачей Георга было тайком вывести с предприятия отца этот брак, заметя все следы, с чем он успешно справился. И вот теперь, под покровом ночи, я ожидал его прибытия с товаром для срочной погрузки его в трюм «Октавиуса»…
Товар прибыл- сказал он: Сначала расчёт. Помните, нам надо спешить.
Деньги здесь- с этими словами я показал ключи от сейфа: Посмотрим товар.
Мы вышли на причал дока, где под моросящим холодным дождиком в темноте стояло несколько крытых рогожей повод. Я откинул каждое покрывало и увидел знакомые штампы патента «Астор Стар».
Начать погрузку- приказал я Ситтону: Заводить каждую поводу по очереди на палубу и складывать в трюм. Разбирать потом!
Оказавшись вновь в каюте «Октавиуса», я вытащил из тайника мешочки с гинеями и выложил их перед Георгом: Здесь все четыре тысячи фунтов. Как договаривались.
Георг долго пересчитывал монеты, пару раз ошибся и, казалось этому делу конца- края не будет и не смотря на открытое окно скоро в каюте нечем стало дышать. Наконец он облегчённо выдохнул и, пригладив мокрые, взлохмаченные волосы и сказал: Ну всё, ещё осталась тысяча-и я реабилитирован.
Он резко повеселел и его настроение передалось и мне.
Я достал стаканы и графин: Давай за удачное предприятие! Отменный виски.
Мы махом осушили стаканы и только успели поставить их на стол, как вошёл Ситтон, объявивший, что погрузка окончена. Сгребя деньги в сумку, Георг поспешил к поводам- их нужно было вовремя доставить обратно на завод, дабы оставить втайне их выезд с территории.
Отдать швартовые- приказал я: Отвести судно на рейд, встать на якорь в полумиле от берега и выставить стояночные огни. Через десять минут на наше место должен встать на погрузку барк «Фандорий». Поторопитесь, иначе мне придётся оплачивать ещё час стоянки, а сегодняшний праздник и так обошёлся мне слишком недёшево…
Оставшись один, я сел за стол и задумался. Син-Бен-У завтра сам приедет ко мне на борт- он лично взял на себя оформление таможенных бумаг и мало того собственной персоной будет сопровождать товар на «Октавиусе». Это разом избавляло меня от всех возможных неприятностей при встрече с китайскими чиновниками в самой Поднебесной. Лучшей сделки Син-Бен-У не мог себе и представить, поэтому он столь ревностно схватился за это дело. Я продал ему товар не за наличный расчёт, а совершил товарообмен. То есть за эти железки, он должен был под завязку нагрузить «Октавиус» нужным мне товаром, который стоил крайне дешево из-за невозможности экспортировать последний. В то же время он пользовался в Европе огромной популярностью и цены на него были весьма высоки. В итоге получалось что мы оба сделали бы крупные деньги в прямом смысле из воздуха, грамотно воспользовавшись воцарившейся в Китае нищетой.
Сверху доносился топот ног, крики, свистки, ударила рында - по всей видимости мы должны были вот –вот отойти, как вдруг в каюту быстро вошёл Ситтон. Как капитан он хорошо знал положение вещей и, судя по его лицу, встревожен был не на шутку.
Сэр- сказал он спокойным тоном: Вам нужно подняться наверх. У нас возникли проблемы.
Накинув плащ, я поднялся на палубу. Над Ливерпулем стояла глухая, ненастная ночь- шторм, порывами бросал в лицо колкий дождь, сердитые волны белыми гребнями виднелись во мраке насколько хватало глаз. «Октавиус», скрипя, раскачивался возле докового причала, ветер свистел в снастях, звенели в темноте цепи и ванты, кряхтели швартовочные канаты.
Что случилось?- спросил я, встав у фальшборта, поёжившись и поплотнее запахнувшись.
Смотрите на выход из дока. Видите на рейде огни в миле от нас- сказал Ситтон, указывая рукой в непроглядный мрак : Вот там левее маяка. Это каперское судно- оно только что вошло на рейд и возможно, просто встало на якорь…
Дьявол их только принёс!- процедил сквозь зубы я, схватившись руками за перила и вглядываясь вдаль: Отходим всё равно…
Я вполне разделял тревогу Ситтона- хоть «Октавиус» и ходил под Британским флагом, однако доверия к каперам не было ни у него ни у меня. Если они заподозрили в нас контрабандистов- то вполне могли взять нас на примету. Пока мы были в гавани- мы были в безопасности, но если мы выйдем, то они вполне могли увязаться за нами и тащится до самых нейтральных вод.
Ожидать от них же можно было всякого- достаточно вспомнить некогда стоящего на страже рубежей Англии легендарного Вильяма Кидда.
Я развернулся и спустился обратно в каюту. В самом появлении каперов особой угрозы я не видел, но осторожность соблюдать было всё же нужно. «Октавиус» отошёл от причала и я уже через несколько минут, когда корабль вышел на рейд, пожалел о своём решении: судно начало сильно валять и я понял, что морская болезнь весьма заразная штука, однако деваться уже было некуда и я принял этот нелёгкий жребий. Через полчаса это стало уже невыносимо и я забрался в гамак, что бы хоть как-то унять эту беду. Судно бросило якорь и Ситтон приказал зажечь стояночные огни. Я же полностью, вручив ему все дела, отрешился от всего на свете. Голова у меня кружилась, тошнота подкатывала к горлу- мне казалось, что я попал в ад или заболел каким-то жутким видом лихорадки. Я стал ненавидеть море и всё что с ним было связано- даже воду. Войдя в моё положение, судовой врач Стивен Ингер принёс мне какое-то снадобье и я скоро вырубился мёртвым сном. Однако всю ночь меня преследовали худшие из дьяволов и один сон был кошмарнее другого…
СИН- БЕН- У
Утром я встал совершенно разбитый- ночная качка доконала меня совершенно, и только мечтал поскорее выбраться на берег. Однако крепкий кофе и пара варёных яиц приободрила меня настолько, что я уже нашёл в себе силы выбраться на палубу. Шторм ушёл, но всё показывало, что к ночи ненастье повториться вновь. Проклятье- завтра у меня свадьба и эту ночь мне придётся провести на берегу, дабы не приползти на церемонию жалкой развалиной. Ситтон не обманул моих ожиданий и я вполне мог покинуть корабль на пару дней, полностью вверив ему своё имущество. На берег я решил сойти ближе к вечеру, а сейчас, ожидая важного гостя, стал рассматривать в подзорную тубу подозрительного капера, всё ещё стоявшего на рейде и судя по всему не собиравшегося в ближайшее время покинуть стоянку. Это был десяти пушечный шлюп с косым вооружением, судно весьма быстроходное и маневренное. Оно не имело достаточной мощи, дабы вести равный бой с тридцати пушечным фрегатом, но для торгового судна представляло существенную угрозу. В трубу я мог различить мелькавшие на его борту силуэты людей и предположил, что там было по меньшей мере человек пятьдесят. Стоял он к нам бортом на расстоянии трёхсот кабельтовых и похоже что нарочно подошел к нам поближе. Я нутром чувствовал, что там обратили внимание на нашу шхуну и хотя до сих пор не подавали никаких тревожных признаков, такое соседство был крайне неприятным. Ситтон посоветовал сохранять невозмутимость, стоя на месте, но почаще посматривать на них.
Син- Бен-У прибыл ко мне на борт около полудня. Одетый в яркие национальные одежды, низкорослый, круглый как шар, с короткими конечностями- этот человек являл собой наглядную картину, выражающую весь облик чиновничьего аппарата Поднебесной. С круглого, плоского словно блин лица его ,между густыми бровями и кисельно висящими щеками, смотрела пара хитрых щёлочек глаз. На губах постоянно играла сладкая улыбка, пухлые кисти рук беспрестанно перебирали короткими пальцами нефритовые чётки. Говорил он тихим, дружелюбным голосом, демонстрируя неимоверную любовь ко всему вокруг, что иной раз даже сам дьявол не смог бы определить врёт ли он или говорит правду. Однако последнее заботило меня меньше всего. За экспорт своих товаров в наглухо закрытом Китае тамошние производители, равно как и плантаторы готовы были целовать его кривые ноги, так что попытавшись как либо навредить мне, он прежде всего остался бы в проигрыше сам. Так что я мог без опаски полагаться на него. Это он доказал сразу же, как только пыхтя и отдуваясь, с трудом поднялся по трапу на борт «Октавиуса».
Здравствуйте, господин- сказал он, так всегда он приветствовал меня (верх его круглой шапочки едва доходил до моего плеча): Документ прибыл. Теперь дело только в вас.
С этими словами он вручил мне перевязанный тесьмой свиток.
За каким-то дьяволом к нам подошёл капер- сказал я, показывая на подозрительный шлюп: Ещё вечером они стояли там. А ночью вдруг подошли почти вплотную…
В ответ он захохотал, сотрясаясь своим жирным телом: Не бойтесь, господин. Это действительно каперское судно «Тис Шарк». И капитан его Гарри Хапенсот - мой старый приятель. Вчера он зашёл на стоянку, пополнить запасы и провиант. Я очень рад был встретить старого знакомого на берегу- он выразил желание проводить нас до нейтральных вод и я с радостью ответил ему согласием.
С этими словами он проворно пробежал на бак и, вытащив свой пёстрый платок, помахал им, развернув по ветру. В ответ с борта капера блеснул огонь и прогремел выстрел погонной пушки.
Видите- с усмешкой сказал он мне: Так что можете быть совершенно спокойны. С ними у нас не будет никаких неприятностей. Меня ишь интересует на какой день вы запланировали отход?
Завтра ведь у вас свадьба?
Совершенно верно- ответил я: Поэтому отход будет после завтра в два часа после полудня. В первый же день после свадьбы. Мы проведём на судне наш медовый месяц.
Я планировал свадебное путешествие с Элизабет ещё очень давно, задолго даже до заключения своего пари. Оно должно было быть неимоверно триумфальным с остановкой в лучших местах Европы. Однако вышеупомянутая сделка подвернулась так неожиданно, что совершено нарушила все мои планы, но отказаться от неё было бы равносильно безумию. Когда ещё мне подвернулся бы шанс разом загрести столько дефицитного товара практически даром, не соприкасаясь с монополистическими ценами, установленных Пекином. Я объявил Элизабет о том, что наше путешествие придётся на некоторое время отложить, предъявив ей существенные мотивы для этого. Ответ её был совершенно неожиданным- она захотела ехать со мной, заявив что это первое плавание на «Октавиусе» и будет нашим свадебным путешествием. Я не хотел брать её с собой, но рассказы о трудностях и опасностях в пути не смутили её и она была непреклонна. На неё не смог повлиять даже сам Рональд Блайк и мне, скрепя сердце, пришлось взять её с собой, отчего она пришла в полный восторг, так как с детства наслушавшись всяких сказок о диковинной Поднебесной, мечтала там побывать…
Между тем время не ждало и я, поручив подготовку к плаванию целиком Ситтону, отбыл на шлюпке вместе с Син-Бен-У на берег. Только мы отчалили, как вновь подул бриз и гавань вновь ощетинилась белыми барашками. Это было ещё похлеще чем ночная качка на «Октавиусе»- шлюпку бросало из стороны в сторону и меня несколько раз обдало из-за борта солёной водой. С великим облегчением я вновь ступил на твёрдую землю- от былой морской романтики не осталось следа, и с каким-то невероятным наслаждением сел в повозку. На четырёх колёсах я вновь чувствовал себя человеком и с торжеством поехал по улицам Ливерпуля.
В Блайкли-холле полным ходом шла подготовка к предстоящему торжеству- весь особняк Рональда был в движении, сам хозяин руководил всем процессом и поздоровался со мной лишь мимолётным, но очень горячим рукопожатием. Однако и я не располагал свободным временем для всяких церемоний: на меня сразу же накинулась мама с целой оравой прислуги- больше всех её заботило, что бы завтра я был при полном параде. Мы съездили к портному, где мне больше двух часов пришлось терпеливо переносить примерку с последующей подгонкой по фигуре. Я был вполне доволен работой- фрак идеально облегал всю фигуру, но маме всё время что-то не нравилось и она бесконечно заставляя меня поворачиваться, указывала портному на с её точки зрения недостатки в костюме. В итоге к самому вечеру я едва держался на ногах. Дэнис весь день бегал за мной как привязанный- побывав на «Октавиусе» он просто заболел морем и теперь умолял меня взять его с собой в это плавание. Я ответил категорическим отказом и он начал просто выслуживаться передо мной. Этим я отлично и воспользовался, отдав нести ему свой новый свадебный фрак, что он делал со старанием и ловкостью заправского дворецкого. В Блайкли-Холле меня уже поджидал отец. Оставив маму хлопотать по подготовке, мы спустились в малый мраморный холл. Здесь было тихо- шум предпраздничной суеты не доносился сюда, только плескался фонтан посреди круглого бассейна в центре зала. Мы сели на скамейку у небольшого но пёстрого цветника, окаймлявшего бассейн. По периметру стен стояли мраморные скульптуры греческих богов, своды арками уходили вверх, на потолке в обрамлении лепных барельефов была картина, изображающая шествующую в облаках Богоматерь с младенцем-Христом, которую приветствовали по сторонам херувимы с золотыми трубами.
Ричард- сказал мне отец, закуривая трубку: Как коммерсант я восхищён тобой, но как отец я хочу тебе только добра. Ты купил великолепное судно-«Октавиус» я давно знал этот славный корабль, так же как и знал Ситтона как одного из самых опытных моряков. Я мечтал, что бы ты женился на дочери Рональда Блайка- я так рад был вашей помолвке. И вот теперь завтра твоя свадьба, поверь мне я счастлив, что воспитал такого сына, пусть даже ты всегда был непослушным ребенком. Но я всю жизнь был честным человеком, да я знаю- коммерция дело тонкое, равно политике, но я никогда не опускался до афер.
Я закурил свою трубку и молча пускал дым.
Да, да- сказал отец: Я говорю о твоём деле с этим железом, что ты погрузил на корабль. Это очень грязное и нечестное дело- ты нарушаешь чужой патент; ты связался с мошенником Син-Бен-У, которого за такие дела на родине ждёт топор палача; ты действуешь вне закона. Лёгкие деньги никогда не достаются хорошим путём. А дурной путь может быть очень длинным и широким, но приведёт в итоге только к погибели! Теперь, когда у нас есть корабль, связи и деньги, мы сможем достигнуть всего, чего хотим как порядочные, честные подданные Британии. Да это займёт много времени, но это будет честный путь. У тебя прекрасный корабль, красивая жена и ты в первый же день после свадьбы опустишься на уровень грязных контрабандистов и торговцев живым товаром.
Это предприятие сулит нам сотню тысяч- сказал я: Глупо отказываться от риска если игра стоит свеч. Когда ещё нам подвернётся такая возможность за один раз схватить столько денег, которые мы сможем получить только за несколько лет…
Вокруг столько разных товаров на которых постепенно можно сделать не малые деньги, но честным путём- ответил отец с какой-то горечью в голосе: Помни- только честность есть нерушимый фундамент для любого настоящего дела.
Я, вытащил изо рта чубук и, посмотрев на играющие на поверхности воды блики, сказал: Не тебя ли, папа, завела твоя честность в то гнусное болото. Когда мы тонули в нём, то сколько людей, считавших тебя порядочным человеком и искренне пожимающим твою честную руку пришло тебе на помощь в трудную минуту? Может быть тот самый Рональд Блайк, который сначала одобрил нашу помолвку, а когда мы разорились с презрением готов был отвергнуть нас. Он сделал всё, только бы не знаться с нищими. Они все показывали на нас пальцами и сейчас с этим нерушимым фундаментом мы бы латали старые вещи при убогом свете сальной свечки в холодной дыре с клопами и плесенью!
Если тебя изваляли в грязи- вздохнул отец: То не стоит запускать её в душу- потом не отмоешься ни за какие деньги.
Принял ли твой старый друг, мой будущий тесть Рональд Блайк твоё предложение о совместном сотрудничестве его лесопилки и торговой компании "Онилл и сыновья"?- спросил его вместо ответа.
Нет- ответил отец и некая тень досады быстро промелькнула на его лице:На моё предложение он сказал:"... Каждый должен заниматься тем делом, которому сам дал исток...".
Так вот лучше извалять в грязи тех кто пытался сделать это с тобой- ответил я: Чем позволить им это сделать как до того, так и потом.
Ты говоришь правильные вещи- ответил отец: Но дорогу ты выбрал неправильную. Мне всегда не нравились твои поступки, твои мысли, твои желания. Я считал что со своим отношением ко всему ты не добьёшься в жизни ничего путного. Но когда ты появился в той дыре в новом своём обличье, то я понял, что ошибся в тебе. Я просто желаю тебе добра и хочу что бы ты хоть иногда прислушивался ко мне. Я не хочу, что бы в один прекрасный день ты бы закончил с петлёй на шее или сгнил в грязной тюрьме.
Спасибо, папа- ответил я: Я всегда знал, что ты любишь меня. Я вовсе не хочу твоего участия в этом деле. Я займусь им сам, а твоя задача будет продать тот товар, что я привезу- ты ведь по этому делу уже многое превзошёл.
Да, я тоже времени не терял- ответил отец: Я составил список того, что будет особо ценно. А пока ты будешь в плавании, я налажу здесь старые связи и подготовлю рынок сбыта для великого будущего компании «Онилл и сыновья».
С этими словами он улыбнулся. Не смог сдержать улыбки и я: Скоро мы сможем купит флейт, а потом ещё один…
Мы поболтали ещё некоторое время, а потом отец сказал: Завтра, Ричард у тебя великий день. Помню как тридцать лет тому назад мы с твоей матерью сочетались в Бристольском соборе. Какой это был прекрасный день, как светило солнце, как кричали чайки над проливом. Да, церемония была весьма скромная и на ней присутствовало совсем мало народа, однако как всё тогда было торжественно. Тогда я поклялся что у моего сына или дочери, я ещё не знал тогда кто будет у меня, будет роскошная свадьба. И вот наконец, и это моё желание исполнилось…
Иди спать, Ричард, уже поздно, а завтра у тебя ответственный день. Я же посижу ещё немного здесь- старикам часто не спиться…
Хорошей ночи, папа- сказал я и вышел из зала, оставив отца одного. Старик был неисправим- он скорее бы согласился сесть в Тауэр, нежели узнать что сын его стал нечестным дельцом, и хотя он и сам прекрасно понимал, что другого выхода не было, никак не мог с этим примириться.
СВАДЬБА
Свадебный кортеж растянулся по улицам Ливерпуля чуть ли не на полмили, проходя как яркая нитка через суровую холщовую ткань. Казалось, что весь город сбежался посмотреть на нашу с Элизабет свадьбу- кроме музыкантов, слуг и охраны Блайка процессию сопровождало большое количество разнообразных зевак, праздно болтающейся прислуги, уличных мальчишек и случайных лиц, двигающихся с общим потоком. То тут то там виднелись бродячие торговцы с лотками наперевес, явно радовавшиеся такому стечению народа; мелькали оборваны, клянчившие мзду; туда- сюда сновали уличные мальчишки. Разнообразный люд выглядывал из окон домов, стоял в дверях лавочек и магазинов, грудился в подворотнях и арках двориков- все с интересом переговаривались, смотря и провожая взглядом процессию. Целая вереница бездомных собак шла по обеим сторонам потока, вероятно надеясь чем- ни будь поживиться- самых нахальных из них отгоняли хлыстами и палками. О безопасности я позаботился больше всего, поэтому убедил сэра Рональда снять часть людей, составлявших его некую «преторианскую гвардию» охранявшую поместье и промышленные объекты, для поддержания порядка на церемонии...
Мы с Элизабет сидели в совершенно белой карете, украшенной гирляндами цветов, запряжённой парой белоснежных лошадей. Моими друзьями были с умыслом выбраны небезызвестные Дрейк, Батт, Додсон и Ринголь(последний на днях получил таки прощение от своего папаши, вероятно та к и не догадавшегося откуда к его сынку пришла такая сумма). Стентон не смотря на всю свою гнусность характера, честно признал своё полное поражение и даже поздравил меня с победой, вызвавшись быть шафером, в чём ему никак не было отказано. Я по прежнему не доверял этому человеку, но это делу не мешало- что мог он теперь уже сделать мне? Даже если он вдруг и решился выдать о моём пари, то никто не стал бы его слушать и всё это обернулось бы против него самого. Буквально час назад, перед самым началом церемонии, Блайк, оставшись со мной с глазу на глаз, недвусмысленно произнёс: "Деньги не пахнут"- так говорили римляне. А деньги, сынок, подобны грязи. Они могут измазать, а могут и очистить. Если от тебя не пахнет, значит ты чист...
Этим он мне дал понять всё, после чего общался со мной как ни в чём не бывало...
Додсону на память уже был вручена целая коробка шоколадных конфет, таких же что я покупал в тот день для Мулан, когда встретил его в магазине Паккарда.
Мама, отец и сэр Рональд ехали в следующей карете, далее следовали ещё одна карета с самыми высокими гостями и три пролётки с гостями рангом ниже и разными моими родственниками до сих пор никак не дававшими о себе знать и внезапно появившимися поздравить меня с женитьбой…
Следуя старейшей традиции мы торжественно подъехали к англиканской церкви без четверти двенадцать. В окружении шумной толпы, мы с Элизабет вышли из кареты, где ей сразу надели на руки изящные серебряные браслеты в виде подков. Медленно и чинно шли мы к входу в церковь и восьмилетняя девочка Алиса, семеня впереди, рассыпала пред нами лепестки роз.
Раскрасневшаяся от волнения Элизабет старалась смотреть прямо перед собой, я тоже шагал прямо, стараясь держать осанку, но неловкое чувство того, что я вышагиваю подобно журавлю и комично смотрюсь со стороны ни на секунду не покидало меня и от этого краска заливала мне лицо...
Внезапно, поднимаясь по ступеням церкви, я поймал чей-то пристальный взгляд, направленный на меня из самой глубины толпы. Не выдержав, я оглянулся и…почувствовал как ноги внезапно отказали мне. Это была Мулан, которую я никак не ожидал увидеть здесь и на какую-то долю секунды мне с облегчением показалось что я обознался. Но нет, это была она- маленькая танцовщица из таверны "Летучая Рыба". В развевающемся на ветру платье, девчонка стояла, в ужасе смотря на меня и прижимая к груди засохшую розу, ту самую, что я нашёл у неё в шкатулке. Я пошатнулся, остановился и едва не упал, товарищи сказали что внезапно побледнел, как будто увидел перед собой смерть. Они бросились на помощь ко мне, спрашивая что случилось, но я отстранил их руки, пробормотав, что всё в порядке. После я соврал что у меня просто внезапно закружилась голова. Хотя я и принял все меры безопасности, дабы никто из посторонних, вопреки обычаем, не смог проникнуть в церковь, но ледяной ужас на несколько секунд лишил меня здравого рассудка…
Нечеловеческим усилием я заставил себя оглянуться вновь (легче было бы посмотреть в дуло заряженного пистолета в руках грабителя) но Мулан там уже не было- она исчезла словно мгновенное видение и больше я её уже не увидел. Как во сне я приобнял взволнованную Элизабет, которую тут же с ног до головы осыпали пшеницей, часть которой попала мне прямо в глаза, вызвав слёзы, но я не обратил на это почти никакого внимания. Мы вошли в церковь, как в тумане передо мной прошла вся церемония, словно в беспамятстве сказал я: «Да», будто ватный был поцелуй. Выйдя из церкви, я не смотря по сторонам, как можно быстрее прошёл к карете, и только после того как она тронулась с места, немного успокоился. К счастью Элизабет была слишком поглощена происходящим вокруг, что бы приглядываться ко мне- иначе она непременно бы заметила что со мной что- то не так. Она без устали трещала то с друзьями, то с подругами, то спрашивала что-то у меня и я отвечал невпопад- первое, что приходило в голову. Скоро мы подъехали в Блайкли-Холл в парке которого было уже всё приготовлено к «свадебному завтраку» (обеду). Мы прошли через украшенные цветами ворота и уселись за стол. Поздравления и тосты сыпались один за другим, но я только усилием воли заставлял себя улыбаться и кивал всем со стеклянными глазами. Кусок не лез мне горло- не смотря на голод, я практически ничего не ел, только пил- много и всё подряд, так что когда пришла пора первого вальса, всё уже начало плыть у меня перед глазами. Однако алкоголь сделал своё дело- вскоре меня отпустило, а потом я и вовсе почувствовал облегчение: вся эта история с Мулан, пари и этой розой стала казаться мне дурацкой сказкой, которая потом стала уже веселить меня. Помню как стоял я со своими проигравшими спор товарищами, вспоминая все подробности того дела, как Стентон фыркал с набитым бужениной ртом, а Батт охрипшим голосом орал тост за моё здоровье. Я танцевал как безумный со всеми подряд, возвращался к столу снова пил, поднимая рюмку за каждого присутствующего, я веселился- веселился на своей свадьбе, справляя поминки по отправленным в прошлое юношеские беспутные забавы по ночным кабакам в потных, жарких объятьях распалённых портовых девиц…
Перед отправлением на брачное ложе мы с Элизабет с удовольствием выпили поднесённого нам медового напитка, после чего, провожаемые всеобщим ликованием удалились на брачное ложе. Когда двери комнаты Элизабет наконец то закрылись за нами и она кинулась ко мне в объятья, страстно обхватив руками и приникнув жадным поцелуем, то все мои тревоги мгновенно покинули меня. Алкоголь глушил меня- с треском я срывал с неё одежду, пока, наконец не возымел желаемого, а потом обессиленный выключился мёртвым сном. Спал я мертвецки, но много раз просыпался, то от жажды, то от странного стука в окна, продолжавшегося всю ночь. Я тогда так и не смог понять что это было, и решил, что наверняка Блайк запускает перед гостями в ночное время фейерверки- он был большим любителем этой забавы. Я хотел посмотреть на это зрелище, но силы оставляли меня и я каждый раз вновь проваливался в глубокий сон, больше похожий на чёрное небытие…
Я проснулся и, откинув мокрое от пота одеяло, покрывавшее меня с головы до ног, медленно сел на кровати, всё ещё не придя в себя от тяжкого сна. Голова болела и была словно набита ватой, в висках пульсировало, в ушах шумело. Хмурый рассвет сочился в холодное окно, тусклым, неживым светом создавая неуютный полумрак в нашей комнате. Элизабет спала, широко разметавшись во сне, её роскошные волосы были раскиданы по подушкам. Я прикрыл одеялом её обнажённую грудь и, подойдя к окну, распахнул раму- духота в комнате была просто чудовищная. Вместе с порывом ледяного воздуха, ударившего мне в лицо, в глаза мне так же резко ударило зрелище неимоверного беспорядка, царившего на всегда аккуратном и ухоженном дворе Блайкли-Холл. Несколько деревьев, окружавших дорожки было сломано, одно даже выворочено с корнями; на газонах и дорожках валялись сломанные ветки, куски дёрна, обрывки каких-то бумаг; наши свадебные ворота, специально оставленные со вчерашнего дня, растрёпанные валялись на земле; в оранжерее не хватало нескольких стёкол. Даже беседка как-то странно скосилась на бок и весь пруд был замусорен какой-то дрянью. С первого взгляда мне показалось, что ночью здесь было настоящие побоище, подобно тому, что однажды наблюдал возле одного из кабаков на набережной. Но потом до меня наконец-то дошло что причиной этого разрушения послужил сильнейший шторм, судя по всему разразившийся ночью и имевший силу не менее семи, а то и все восемь баллов по Бофорту. Вот что так странно стучало ночью в окна! Всё ещё не соображая, я несколько секунд смотрел на открывшуюся передо мной панораму, а потом острая мысль как молния прошила меня насквозь: «Октавиус»! Опрометью, на ходу одевая штаны и накидывая рубашку, я вылетел в коридор, где едва не сбил с ног дворецкого: Даниэль! Что случилось?! Где отец, где Блайк?!
Ночью была сильная буря, сэр- сказал он спокойным голосом: Ваш отец уехал в порт ещё затемно, сэр Рональд Блайк отбыл на завод, где рухнула крыша одного из помещений, повредив машину Ньюмана...
Карету!- рявкнул я, спускаясь вниз: Какого чёрта не разбудили меня?!
- Приказ вашего отца, он не хотел тревожить вас в такой день…
Гони в порт!- крикнул я кучеру, как быв полуодетый, влетев вовнутрь. Я посмотрел на часы- было половина десятого, шлюпка с «Октавиуса» должна была прибыть за мной через два часа.
Обрушившаяся на Ливерпуль буря на каждом углу оставила следы своего ночного посещения: везде валялись куски битой черепицы, сорванные флюгеры, разбитые стёкла, обломки кирпичей, солома, ветви. Мы ехали медленно, то и дело останавливаясь, так как дорогу часто преграждали то упавшие деревья, которые распиливали у укладывали на повозки; то валявшиеся посреди улицы сорванные крыши, которые разбирали бригады потников и кровельщиков; то просто толпившиеся скопища людей. Через час только мы, наконец прибыли на берег. По всей прибрежной линии Пир-Хэда лежали кучи разнообразного мусора и обломков, прибитого к берегу волнами: разломанные доски, пустые бочонки, исковерканные части рангоута с оборванными канатами, расщепленные брёвна, перевёрнутая шлюпка, тряпьё и прочий хлам. Разнообразные оборванцы, где группами, где поодиночке бродили кто по колено в воде, кто по береговой линии по берегу, роясь в бесформенных грудах хлама и ища там поживу. У сходен стояли солдаты Национальной Гвардии, не подпуская любопытных к сложенным на пристани горам ящиков и бочек по всей вероятности выловленных из воды или перетащенных в более безопасное место. Вдоль Пир-Хэда стояли длинные ряды телег и повозок- в них в срочном порядке загружали спасённое имущество. Целая армия носильщиков и грузчиков без устали ходили вверх и вниз, перетаскивая мешки и тюки с место на место. Человек пять матросов латали борт наполовину выброшенного на берег маленького люггера со сломанной мачтой, висевшей на вантах. В волнах плавало несколько трупов- курсировавшие по гавани взад и вперёд шлюпки подбирали их и доставляли на берег к покрытым рогожей телегам. В воздухе стоял оглушительный гвалт человеческих голосов, ругани, криков, треска, скрипа колёс, ударов. Над большей частью гавани навис густой туман, скрывая выход в открытое море, судя по всему вода прибыла и проход или выход судов из доков был временно перекрыт. Это зрелище ужасно взволновало меня, опрометью я выскочил из повозки и с чувством неимоверного облегчения увидев ожидавшую меня в условленном месте шлюпку с «Октавиуса». Мой отец был на берегу возле неё и, хмуро осматриваясь по сторонам с волнением курил трубку. Увидев меня, он улыбнулся и я понял, что ничего серьёзного не произошло.
Что случилось?- спросил я у отца в страшной тревоге: Ночью была сильная буря. На улицах поваленные деревья, сорвало несколько крыш с домов… У вас всё в порядке?
Слава богу пронесло. Ночью произошло два кораблекрушения- ответил тот: Невольничье судно сорвало с якорей и выбросило на волнорез- погибла половина команды. Шторм наделал много хлопот, у трёх судов сломало мачты, две шнявы вынесло на мель, корвет «Куин Мэри» серьёзно пострадал, у входа в гавань перевернулась и затонула рыбачья шхуна со всеми кто был на борту.
Мы ещё легко отделались, сэр, другим пришлось хуже. Гавань была битком набита судами- все искали укрытия от бури... – вставил рулевой шлюпки: Очень тяжёлая ночь была, сэр, у нас чуть не выворотило кабестан, сорвало одну из шлюпок и расщепило ростру.
Я прыгнул в шлюпку и мы медленно двинулись в туман. Гребцы гребли аккуратно, вперёд смотрящий на пол корпуса выдвинулся за нос, пристально вглядываясь по курсу, рулевой внимательно смотрел за его жестами. Мимо нас то и дело проплывали брусья с торчащими во все стороны исковерканными металлическими скобами, полузатопленные бочонки, разбитые деревянные щиты с заклёпками, пустые бутылки. Совсем рядом со шлюпкой проплыл труп чернокожего невольника спиной вверх и погруженными вниз ногами- его шею до сих пор стягивал металлический ошейник. Я отвернулся в сторону и увидел остекленевшие глаза ещё одного- он покачивался на воде, окостеневшими пальцами вцепившись в бочонок, и всматриваясь как живой- на его голове и плечах уже сидело несколько чаек. Честно говоря мне стало даже стыдно за то, что я покинул своё судно в такую ночь, которое без сомнения спаслось только благодаря умению капитана. Скоро я уже поднялся на борт и воочию убедившись, что «Октавиус» получил лишь ряд незначительных повреждений, над устранением которых уже заканчивали работать, вздохнул с облегчением.
Капитан- сказал я Ситтону: Благодарю вас за службу. Сегодня вечером я обговорю с вами повышение вашего жалования. Нынешней ночью вы ещё раз доказали своё умение. Мы сможем выйти завтра в полдень?
Так точно, сэр- отозвался Ситтон: Неисправности уже почти все устранены. Однако люди валятся с ног, сэр. Очень, очень тяжёлая ночь была, сэр.
Команде нужно отдохнуть, так что оставьте вахтенных и всем на берег.- сказал я: Завтра в полдень отход. За спасение судна- каждому гинею!
Ура сэру Ричарду Ониллу!- крикнул боцман Джеральд Обсон, срывая зюйдвестку с головы и махая ею в воздухе.
Ура! Ура! Ура!- прогремело на «Октавиусе» от носа до кормы. Выйдя на ют, я осмотрелся вокруг- густая пелена тумана под лучами поднявшегося солнца потихоньку начала спадать и уже стали видны мачты и реи стоящих неподалёку судов. Очертания каперского судна просматривались неподалёку, но уже не справой стороны как раньше, а слева. Справа же я заметил знакомый силуэт другого трёхмачтового судна.
Джон- подозвал я к себе Ситтона: Скажите, чей это корабль стоит на рейде. Вот тот.
Я протянул ему подзорную трубу, указывая на подозрительный корабль справа.
Это бриг «Ранер»- ответил Ситтон: Его хозяин Ник Уильямс.
Я усмехнулся- вот встреча так встреча, её нельзя было оставлять просто так.
Что-то надолго он застрял в Ливерпуле- сказал я, продолжая разглядывать судно своего недавнего врага.
Насколько я знаю, у его судна во время последнего похода треснул фальшкиль- ответил Ситтон: Поэтому он долгое время был на ремонте. Видимо недавно только спустился на воду.
Готовьте шлюпку- сказал я: Нанесу визит старому знакомому.
Я бы советовал вам воздержаться от этого, сэр- осторожно сказал Ситтон: Поверьте мне- это очень опасный человек. Он контрабандист…
Я знаю- ответил я: Готовьте шлюпку.
ЛЕГЕНДА ШЕНЬ-МУН.
Джон- сказал я Ситтону: Если я не вернусь через час, вы знаете, что делать.
Да, сэр- отозвался Ситтон и крикнул: Подать трап!
Спотыкаясь о выбленки, я неуклюже, отвыкнув уже от таких путешествий, слез вниз в ожидавшую меня шлюпку и чуть не упал, оступившись. Матросы успели подхватить меня и помогли сесть на банку, честно говоря щеки мои загорелись от стыда за такую неловкость.
Навались- скомандовал рулевой и шлюпка медленно пошла к торчавшим из тумана мачтам «Ранера». Через десять минут борт корабля Уильямса уже нависал над нашими головами- по всей видимости его тоже хорошенько потрепало штормом.
Кто едет?- прокричал сверху хриплый голос с сильным восточным акцентом.
Сэр Ричард Онилл желает видеть капитана Уильямса- крикнул в ответ я. Гребцы по команде сушили вёсла и шлюпка легко покачивалась на лёгкой утреней зыби. Стояла мёртвая тишина, прерываемая только чавканьем зыби о борт.
А, это и вправду ты, Ричард- наверху появилась знакомая плоская рожа на лохматой голове которого возвышалась его повседневная шляпа: Ну, чем обязан на этот раз?
Я пошарил в дырявой суме и срок в срок приехал испортить тебе аппетит!- крикнул я, демонстрируя ему свой мизинец: Мне кажется, что ты уже забыл о моём долге. Так что я привёз его.
Твой долг уже оплачен- холодно отозвался Уильямс: Так что не стоило беспокоиться.
Я не люблю когда мои долги оплачивает за меня кто либо- отозвался я: Так что не води меня за нос как дурачка. Мне нужно поговорить с тобой. Все знают, что я поехал к тебе, так что советую воздержаться от всяких чудачеств.
Ты угрожаешь мне?- спросил Уильямс несколько растянуто- было видно что он задумался.
Я не люблю ждать- ответил я: Завтра в полдень мы отходим под охраной вот того капера. И у меня слишком мало времени, дабы тратить его на пустые разговоры…
Да, пожалуй ты прав- неожиданно сказал он и рявкнул: Спустить трап.
Без тени былого страха, я ступил на палубу «Ранера» и с усмешкой посмотрел на стоящих возле хозяина телохранителей. Моё общественное положение диктовало теперь условия, кроме того в шлюпке сидело с дюжину до зубов вооружённых матросов. Сейчас я мог бы выдирать волоски из их бород- но я не был злопамятным.
Пройдём в каюту- сказал Уильямс: Становиться свежо.
Мы спустились в его каюту, поражавшую своей немыслимой для такого судна роскошью: Всё вокруг было в золоте и красном бархате, стояла изящная мебель из красного дерева, золотые канделябры. Всё это давало резкий контраст с внешним видом самого владельца, его засаленной шляпы и поношенного, драного камзола.
Не пью- сказал я, видя как он достал серебряный графин со стаканами: Расскажи мне почему ты испугался тогда Мулан и почему назвал её другим именем.
Браво, Ричард- сказал он: Ты добился невозможного и блестяще выиграл пари. Тебя и впрямь можно поздравить. Каждая собака в порту лает теперь о тебе- жаль этого не слышно в высшем обществе- он засмеялся, скаля свои коричневые зубы и, подняв в мою сторону стакан, осушил его одним махом.
Но я решил что ты должен узнать, что за пари ты заключил на самом деле!- сказал он вновь, утирая губы: Поэтому я и позвал тебя сюда… Ты ведь знаешь россказни о её проклятье?
Наслышан этой чушью по самое некуда- ответил я: Ей кто-то вбил в голову эту сказку, в которую она сама с удовольствием верила, а все остальные только рады это размазывать вокруг. И ты, Ник, похоже свято веришь в неё больше всех, будто тебе рассказал её сам Спаситель.
То что ты называешь дурацкой сказкой- на самом деле чистая правда- ответил Уильямс и лицо его собралось жесткими складками: Да будет ли тебе известно, что я лично сам привёз эту девчонку сюда в Ливерпуль именно на этом своём корабле, тогда у меня ещё была маленькая шхуна, и сам был свидетелем тех событий. Тогда я скидывал товар в Гуанчжоу- единственный китайский порт, куда можно было пристать и у меня отбоя не было от покупателей- дело шло неимоверно прибыльно. И тут, как раз когда моё судно готовилось к погрузке, ко мне подошёл один проверенный человек, сведший меня с одним стариком, которого я сразу узнал. Это была особа приближённая к самому императору, которая предложила мне инкогнито переправить одного человека в Англию, а именно в Ливерпуль. За эту услугу мне была названа такая сумма, что я немедленно отказался от всех своих планов и начал готовиться к этому очень серьёзному предприятию- так как я рисковал головой. Ты хочешь знать кто такая на самом деле та танцовщица из бара «Летучая Рыба», вызывающая у всех только смех и недоумение? Так знай же - её настоящее имя Шень- Мун и она является незаконно рождённой дочерью китайского императора Хунли, того самого что ввёл жесточайший мораторий на торговлю европейцев в Китае. Исповедуя и всюду внедряя жёсткие запреты, его величество меж тем сам ни в чём себе не отказывал. У него был целый гарем наложниц, однако его любовные похождения простирались так же за много сотен километров от стен Запретного Города в Пекине. У Хунли было сотни или может тысячи детей по всей его империи, этого никто не может сказать и по сей день. Однако практически все ни были вне стен Запретного Города и страшная участь ждала тех, в ком признавали незаконно рождённых детей императора. Хунли было абсолютно всё равно до этого, ибо как только такой ребёнок появлялся на свет-его сразу же предавали смерти зачастую вместе с матерью. Однако матерью Шень-Мун стала жена Син- Лихуна одного из знатных советников самого императора. Хунли неожиданно воспылал к ней страстью, причём настолько сильной, что совсем потерял голову. Это грозило многим настоящей катастрофой, и прежде всего самой императрице - законной супруге властителя. Но Хунли быстро охладел к своей новой пассии и оставил её в покое, однако это произошло в стенах Запретного Города и когда жена Син-Лихуна родила дочку, то последний понял, что ребёнок не от него. Сам советник прекрасно понимал, что его жене грозит гибель, но будучи истинным Буддистом не смог взять на себя смертный грех по убийству пусть даже и чужого ребёнка. Девочку в глубокой тайне отправили в отделённую и глухую провинцию где за ней присматривал старый и вышедший в отставку придворный мудрец по имени Мо. Но через десять лет случалась беда- Син- Лихун скоропостижно скончался и жену его мгновенно отлучили от двора -поговаривали, что это было сделано ревнивой императрицей. Но вскоре злые языки донесли до Запретного Города о якобы существующем незаконном ребёнке Хунли. Императору не было никакого дела до тех женщин с кем он когда либо был, тем более что какой-то ребёнок за пределами его дворца вовсе не представлял для него интереса и поскольку Шень-Мун официально являлась дочерью самого покойного Син-Лихуна, то скорее всего это бы так и осталось пустым слухом. Однако мстительная и ревнивая жена императора не могла потерпеть того что существовал плод измены своего мужа от женщины в своё время едва не погубившей ее. Когда этот слух донёсся до её ушей, она досконально разузнала всё дело и пришла в дикую ярость. Естественно, что она не могла никак противостоять своему могущественному мужу и решила отыграться на ненавистной конкурентке её ребёнке, подослав к ним убийц. Разумеется всё это не доводилось до слуха его императорского величества, дабы избежать существенных неприятностей, и императрица занималась этим делом лично сама. Мать Шень-Мун казнили, но саму девочку Мо в глубокой тайне и под чужим именем успел переправить в единственный открытый порт Гуанчжоу. Зная что моя шхуна одна из самых быстроходных, Мо самолично явился ко мне на борт перед самым отходом, и за большие деньги я согласился переправить Шень-Мун, имя которой было теперь Мулан подальше от глаз злобной императрицы. Мы успели уйти вовремя, как раз когда наша шхуна вышла с рейда Гуанчжоу, на берегу появились солдаты императорской гвардии. Они кинулись было за нами в погоню, но не догнали- я хорошо знаю своё капитанское дело, так мы и ушли от них. На берегу в Ливерпуле нас уже ждали специальные люди- Мо уже договорился обо всём. Они забрали у меня Мулан и больше я её не видел. Безвестность, инкогнито и портовые заведения Ливерпуля (Мо не хотел отправлять свою воспитанницу в какую-нибудь совсем глухую дыру) сделали своё дело- императрица у которой были длинные руки, потеряла из виду свою жертву и уже не могла достать её более. Однако злобная женщина не успокоилась: видя что добыча ускользнула из её рук, она послал вдогонку девочке страшное проклятье, придуманное с чисто женской мстительностью: Пусть Мулан никогда не познает мужчину, а всех мужчин кто дерзнёт хоть как-то возжелать её постигнет самая ужасная смерть…
Так она решила навсегда отрезать ей путь в высшее общество- с таким подарком путь в Константинопольские гаремы и подобные им закрытые места был заказан. Мо имел слишком большие заслуги пред государством, что бы его можно было казнить за связь с иностранцами. Однако с ним поступили ещё хуже: в своём почтенном возрасте он получил лишение его всех былых заслуг и изгнание в полную нищету и забвение. С меня же при моём появлении в Китае должны теперь заживо содрать кожу. Вот почему я теперь хожу в Константинополь и стараюсь не гневить его величество Мустафу.
Уильямс замолчал, перебирая чётки, потом вновь положил их на стол и продолжил: Да, кто знал жену императора Хунли, тот может не сомневаться в то, что её проклятье не пустая угроза. Я слышал о всех смертях тех, кто пытался сблизиться с Мулан и знаю, что это не суеверия и не пустые сплетни. Я догадался обо всём- это ты умудрился завоевать сердце той, которую все называли Мулан- и ты же обманул её. Вот почему это всё произошло.Теперь никто из мужчин больше не пострадает от злобы китайской правительницы, но последний кто проклят- это ты сам. Так что представь себе каково мне было, когда я в тот вечер неожиданно узнал в твоей подружке Шень- Мун, думая что больше никогда не увижу её! Нет, мне не надо никаких денег, лишь бы не оказаться сейчас на твоём месте…
У меня для тебя есть подарок- сказал он: Поскольку ты привёз мне долг срок в срок, то и я должен тебе отдать эту вещь.
С этими словами он полез в ящик стола и вытащил оттуда небольшой деревянный ларец, из черного дерева, покрытый изящной резьбой китайских мастеров. У меня мгновенно по коже пробежал непроизвольный мороз- это ларец для хранения драгоценностей, тот самый недостающий девятый из сундучков Мулан. Уильямс протянул его мне с какой-то омерзительной улыбкой на лице, я принял и его каменной рукой откинул крышку. Внутри на обивке красного бархата лежал крупный, гранёный бриллиант.
Догадываешься сколько на самом деле стоит эта штучка?- спросил Уильямс, вновь начав поигрывать чётками.
Не ювелир, но догадываюсь- ответил я: Не меньше целого состояния.
Примерно правильно- усмехнулся Уильямс: Буквально через три дня после нашего последнего с тобой свидания, откуда я еле ноги унёс, я находился на борту «Ранера», когда вахтенный доложил о том, что к борту пристала лодка старика Уолла. Лодочник за всякую мзду частенько возил поставщиков прямо ко мне на борт. По всей видимости это был такой очередной гость, поэтому я приказал привести его прямо к себе в каюту. Когда Мурат ввёл низкую фигурку, с головы до ног закрытую длинным плащом, то сначала был ни мало изумлён, так как работал только с хорошо знакомыми связями, но когда она откинула капюшон, то я узнал Шень-Мун и, признаюсь от ужаса чуть не выскочил в окно.
О боже!- воскликнул я: Ваша светлость! Простите меня, я не хотел тогда причинить вам зла. Это вышло настоящее недоразумение… Вы остригли ваши великолепные волосы, вы поменяли одежду. Я не узнал вас! Скажите как я могу исправить свою ошибку?! Чаю желаете?
Сядь- ответила она: Мне нужно поговорить с тобой!
Выйди вон!- крикнул я срывающимся голосом и когда Мурад вышел, я показал ей на кресло и промямлил: Мне ведь осталось недолго жить?
Успокойся- сказала она: Ты не успел ничего сделать со мной, а значит ничего с тобой не произойдёт.
Но этот проклятый итальяшка Венчити, он же тоже…- я нервно сдавливал себе пальцы.
Он успел хорошенько облапать меня- ответила она: К твоему счастью мы вовремя узнали друг друга, но пришла я к тебе не по этому. Зачем твои люди хотели отрубить палец Виктору?
Он должен мне деньги- ответил я, от волнения даже не сообразив, что она назвала тебя другим именем: И не хотел их отдавать. Это бесчестно с его стороны... Я просто хотел припугнуть…
В ответ она в упор уставилась мне прямо в глаза: Не обманывай меня, он не бедный человек. Я видела его не один раз в «Летучей рыбе»…
Он был им- развёл я руками: Но теперь он в конец разорен…
- Сколько он должен, Ник?
Тысячу фунтов стерлингов- ответил я, почувствовав как гора свалилась у меня с плеч.
Она вытащила из-за пазухи эту самую шкатулку: Здесь находиться вещь, во много раз дороже той суммы, что ты назвал мне. Это единственная ценность, которую я могу предложить в обмен на то, что ты оставишь Виктора в покое.
Всё ещё потрясённый, я открыл шкатулку и увидел эту самую вещь, от которой потерял дар речи. Это был настоящий камень- я действительно знал это.
Но это очень дорогая вещь- сказал я, проведя пальцами по его граням: Вы хорошо подумали?!
Я не смогу её продать- сказала она: Меня обвинят в воровстве. Откуда у бедной китаянки может быть такое сокровище. Так что возьми её в качестве долга Виктора - у меня нет денег, дабы выкупить его у тебя. Мне же эта вещь приносила одни только несчастья. Она была подарена моей матери настоящим негодяем, погубившим её потом…
Я не отрываясь смотрел на бриллиант, сверкающий гранями в свете, падающим из окна. Согласен?- спросила она вновь: Только имей ввиду- кое кто знает, что я у тебя на борту…
Не беспокойтесь, ваша светлость…- начал было я.
Не называй меня так!- крикнула она в ответ и лицо её пошло красными пятнами: Я не принцесса! Лучше ответь- Ты согласен?
О, да- ответил я: Да. Я согласен. Даю слово.
С этими словами я взял со стола библию и приложил её к губам.
Расписка- она протянула руку.
Пожалуйста- я вытащил из укладки бумагу: Вот. Я даже распишусь сам о погашении долга.
После чего она покинула меня, а я так стоять на шканцах, провожая взглядом удаляющуюся лодку Уолла, пока она не скрылась из вида. В душе я посмеялся над глупой девчонкой, которую так легко околпачил бы последний дурак из-за её наивной любви, и искренне пожалел, что она не прихватила с собой ещё пару таких штучек. Тогда бы я точно сделался владельцем целого флота. Первые пять минут я не переставал благодарить свою судьбу и тебя в первую очередь, и запершись в этой каюте, созерцал своё сокровище. Но чем больше я смотрел на него, тем страшнее мне становилось. С одной стороны я только что совершил невероятно успешную сделку, практически даром получив целое состояние, но с другой от этой вещицы так и шло нечто настолько тёмное и ужасное, что мне стало не по себе. Во всяком случае через некоторое время я наотрез отказался от своих первоначальных планов продавать его, но отдать обратно такое сокровище тоже не имел силы, поэтому и засунул его в тайник до лучших времён. Но и там оно не давало мне покоя-я не знал как с ним поступить, ног вот наконец то явился ты. Ты истинный хозяин этой вещи и тебе я отдаю её. Я ничего никому не скажу- даю слово джентльмена. Но скажу тебе честно, что и по сей день жалею что связался с этой Шень- Мун, пусть даже теперь я до гробовой доски обеспеченный человек…
Хорошая шутка- сказал я, от души расхохотавшись, глядя на этот подарок: За него можно выручить пару центов, если подсунуть его какому ни будь пьяному дураку в кромешной тьме.
Однако я оценил твою шутку и за это прибавлю пару фунтов, нет даже три фунта- ты очень хорошо развеселил меня. Так же как твоя история про китайскую принцессу лучшая из всех, что когда либо я слышал. Да, даже старина Билл Тренд не смог бы рассказать более складно как он пил со своим Дэви Джонсом. Да сам Кракен не стоит и половины твоего рассказа.
С этими словами я убрал шкатулку во внутренний карман.
А теперь- я махнул рукой: Зови своих людей, пусть выгружают твои деньги. Да, да, их полная шлюпка, и все в стерлингах- тысячу мешков. Мелочь, Ник, зато приятная для тебя.
С этими словами я небрежно бросил на стол одну за другой шесть золотых гиней.
Уильямс захохотал в ответ: С чувством юмора у тебя, Ричард Стоун или Виктор Онилл, уж не знаю как тебя называть, сё в порядке. Хорошо смеётся тот, кто смеётся не в последний раз.
Я вышел на шканцы- там уже вовсю кипела работа и мешочки один за другим перекочёвывали на борт «Ранера». Облокотившись о юферс, я смотрел на маячившие невдалеке из тумана мачты «Октавиуса».
Чудесное судно- сказал подошедший сзади Ник: Поздравляю тебя с приобретением.
Ты же знаешь, что старик просто бредил о своём корабле- сказал я: Он хотел сделать из меня капитана, а я стал судовладельцем. Я всегда исполняю свои обещания и теперь, Уильямс, я отбираю у тебя твою дорогу в Китай.
Он молча нахмурился и отвернулся...
Я спустился в шлюпку и матросы начали отгребать от «Ранера» обратно к «Октавиусу». На высоком юте стоял Ник Уильямс и смотрел вниз на отходящую шлюпку.
Удачи тебе, Ричард- крикнул он и сорвав с головы шляпу, замахал ею в воздухе: Главное принцесс оттуда не вози никаких. До свидания, сэр Онилл- я буду молиться о вашей щедрой душе…
Корпус «Ранера» исчез в тумане и это был последний раз когда я видел это судно и его хозяина.
ГАРРИ ХАПЕНСОН
Туман рассеивается- сказал Ситтон, когда я поднялся на борт «Октавиуса»: Через два часа видимость уже станет ясная…
С самого утра у меня во рту не было маковой росинки и теперь, когда всё успокоилось, я почувствовал приступ дикого голода. К счастью наш кок Каммингс, не смотря на то, что внутри судна только-только закончили приборку- шторм перевернул всё вверх дном, уже приготовил обед. Причём сделал это так, будто находился на тихой кухне какого ни будь городского дома а не на судне, несколько часов тому назад пережившего чуть ли не конец света. Обед мне принесли прямо в каюту, и хотя он был прямиком из общего матросского котла, он показался мне гораздо вкуснее всех тех яств, от которых ломился вчерашний стол на нашей свадьбе. Отец пообедал вместе со мной- он так же не ел с самой ночи. Как потом выяснилось буря разразилась далеко за полночь и он сразу же выехал из дому, не без основания опасаясь за судно, тем более что Ситтон ещё с вечера говорил ему о всех признаках надвигающегося шторма и о предпринятых им мерах предосторожности. Признаюсь, что он напомнил об этом и мне, однако ни я, ни отец, полностью поглощённые предстоящей церемонией, не восприняли его слова с должной серьёзностью. По пути ветер раскачивал карету из стороны в сторону, грозя вот-вот опрокинуть, а на углу Чапел-Стрит сломавшееся дерево чуть не упало им на крышу. На набережной царил настоящий ад: в кромешной тьме огромные волны, гулявшие по всей гавани с размаху обрушивались на пристани, сметая всё, что было там плохо закреплено- даже суда в доках метались взад и вперёд; ураганный ветер нес по прилегающим разнообразный мусор. Разумеется, что бы добраться до «Октавиуса» в такое светопреставление и речи не могло быть, поэтому до рассвета отцу пришлось коротать время в какой-то смрадной забегаловке вдали от берега, так как все портовые заведения в этот грозный час были наглухо закрыты. И хотя наше судно было застраховано Ллойдовскими андеррайтерами по всем правилам, но такая быстрая потеря своей давней мечты ударяла ему в самое сердце- видимо в его памяти ещё был очень свеж ужас того самого страшного пожара. Во всяком случае он предпочёл бы сам погибнуть в волнах, нежели воочию второй раз увидеть как его дело снова пожрёт стихия. Когда ярость шторма поутихла, он вновь прибыл на берег и чуть с ума не сошёл от ужасной картины , представшей его глазам: по всему побережью в бушующей пене воды метались перемешанные с обломками и различной утварью трупы людей и животных. Стоя на набережной под порывами ветра и дождя, обдаваемый брызгами и рискуя ежесекундно быть смытым волной в кипящий котёл прибоя, в свою карманную подзорную трубу он всё же, не смотря на темноту, рассмотрел среди других штормующих судов знакомый силуэт «Октавиуса». Еле дождавшись затишья, он добрался до судна и только когда мокрый с головы до ног поднялся на палубу, наконец успокоился. Бравый Ситтон встретил его с хладнокровием человека привыкшего смотреть опасности в глаза, однако бледное лицо капитана с ввалившимися щеками выдавало всё чудовищное напряжение прошедшей ночи. Отец выглядел не лучше и если бы не хороший запас корабельного рома, то воспаление лёгких было бы ему гарантированно…
На баке отбили три склянки и две уцелевших шлюпки пошли к берегу, так что кроме вахтенных на корабле остались только мы с отцом, предпочтя в э тот час всему свою каюту и горячий глинтвейн. Провизия, в том числе бочки с солониной, пресной водой, ромом и порохом были загружены на борт «Октавиуса» незадолго до принятия основного груза. Мой отец со свойственной ему скрупулёзностью принимал провиант по накладным и теперь я, сидя вместе с отцом за столом, начал разбирать эти бумаги, сверяя их из со сметой расходов. Где- то недалеко на каком-то из близко стоящих судов заиграл рожок. Отец отложил счёты и пристально прислушавшись, произнёс: Трубят срочный сбор…
Приоткрыв окно, выходящее на корму, я взял подзорную трубу и начал пристально разглядывать чётко выступившее к тому времени из тумана каперское судно. Оттуда то до нас и донеслись звуки рожка- на шканцах играли сбор, что весьма заинтересовало меня. Настроив окуляр, я видел как команда выстроилась на шканцах вдоль бортов- несомненно, что они кого-то встречали. Разгадка пришла через несколько минут, когда голос вахтенного спросил верху:
«Кто идёт по борту?». Неторопливо потягивая обжигающий напиток, я поднялся по трапу на палубу и, облокотившись о поручни люка, посмотрел вниз. Под бортом покачивалась шлюпка с «Тис Шарк», где среди хмурых лиц матросов подобно фонарю сияла улыбка Син-Бен-У.
Доброе утро, господин- приветствовал он меня в своей обычной манере необычайной радости.
Слава богу мы дожили до него- хмуро бросил я, и крикнул на шканцы: Принять на борт!
Через минуту китаец, продолжая лучезарно улыбаться, уже стоял у рыма грот-мачты, с каким-то удивлением озираясь по сторонам, словно видел всё это впервые. Вместе с ним на палубу поднялся высокий, жилистый человек лет пятидесяти с широким и грубым, обветренным лицом. На нём был чёрный длиннополый плащ и треуголка из-под которой торчала короткая, белая косичка его парика. Он был при шпаге и в высоких ботфортах, а плотно сжатые тонкие, синеватые губы и бесцветные глаза, неприятно кольнувшие меня исподлобья, говорили о том, что предо мной был ни кто иной как капитан «Тис Шарк», собственной персоной пожаловавший на борт «Октавиуса».
Мой старый знакомый- подтвердил мою догадку Син-Бен-У: Гарри Хапенсот- капитан каперского судна, о котором я уже имел честь говорить ранее. Ричард Онилл- новый хозяин шхуны «Октавиус».
Гарри слово тисками сжал мою руку.
Не смотря на не уходящую с его лица улыбку, китаец явно был обеспокоен состоянием драгоценного груза и ещё битых полчаса мне пришлось выслушивать его трескотню, прежде чем он воочию, со свойственной ему скрупулёзностью, убедился что всё действительно в полном порядке. Из трюма мы поднялись ко мне в каюту, где я по расстеленной на столе карте показывал маршрут по проложенному Ситтоном курсу, согласовывая детали с Син-Бен-У.
В связи с неожиданными проблемами, возникшими вследствие шторма- сказал я: отход «Октавиуса» переносится на завтра- десятое сентября ровно в полдень. Благодаря моему капитану корабль получил лишь серию незначительных повреждений, которые можно будет легко устранить в пути. Поэтому я не вижу веских оснований задерживать отход долее.
На пути мы сделаем первую остановку на мысе Доброй Надежды- я ткнул карандашом: И следующую на Яве. Затем идём прямо в Гуанчжоу…
Около часа мы с китайцем утверждали всякие возникающие по ходу дела неточности и детали после чего слово взял Гарри Хапенсот. Минувшей ночью у его корабля в щепки разбило румпель и серьезные повреждения получил рангоут, так что судно его не могло более крейсировать и он вынужден был встать на ремонт в док. Однако весь разговор с ним продлился чуть более двух минут. Я открыл сейф судовой кассы и, вытащив мешочек с гинеями, положил его на стол перед Хапенсотом. Тот даже не открывая, спрятал его во внутренний карман, а затем, поманив меня за собой, вышел на палубу.
Вот- сказал он, показывая на лежавший на решётке люка продолговатый белый мешок, набитый судя по всему опилками и грубо нарисованным на боку чёрной краской не то знаком, не то печатью: Повесишь на бушприте возле ватер-штагов. Вопросов не должно возникнуть даже в нейтральных водах. Фрегаты иностранных корон обходи стороной…
Сомнения не было- это был своего рода тайный знак для членов берегового братства, показывающий, что судно было под контролем. Следом за этим капитан Хапенсот отбыл на борт своего судна и шлюпка его неслышно исчезла в тумане. Син-Бен –У остался стоять на юте, облокотившись о перила, куря длинную трубку и распространяя вокруг себя какой-то густой, сладковатый аромат- похоже это был опий. Оба охранника, неотступно следовавших за ним, присели на тут же на кнехты. Задул лёгкий бриз и судно, поскрипывая, начало медленно покачиваться на лёгкой зыби. Низко стелющаяся пелена тумана дрогнула и начала стремительно рассеиваться, огромными клочьями летя над водой и между снастей «Октавиуса». Я спустился вновь в каюту и вернулся к прерванному делу…
Было около четырёх часов вечера, когда с берега вернулась первая шлюпка «Октавиуса». Я был в это время в ахтерпике судна и, услышав наверху какой-то шум немедленно вышел в коридор.
Навстречу мне, освещённые мертвенным светом масляных светильников шёл Ситтон, его помощник Метьюс и штурман Берроу. Судя по всему они были в самом весёлом расположении духа и оживлённо переговаривались, по всей вероятности обсуждая какой-то дневной случай.
Увидев меня, они разом остановились и почти хором поздоровались со мной. Я кивнул, после чего они прошли дальше, очевидно направляясь в кают- компанию, и продолжая оживлённо говорить на ходу.
…ненормальная она была всё таки какая-то- донёсся до меня обрывок фразы, произносимой Берроу: Но танцевала- дай боже как! Жалко ведь, как ни говори...
Чёрт этих узкоглазых только разберёт- ответил Метью: Что там у них на уме…
Дверь кают-компании захлопнулась, закрыв от меня конец его реплики. Что-то нехорошее так и кольнуло меня при этих словах- я уже поспешил следом за ними, когда двери кают-компании открылись и оттуда вышел Ситтон.
Джон- направился я к нему: Подождите секунду.
Да, сэр- обернулся он: Слушаю вас!
Я случайно подслушал вашу беседу. Берроу говорил про какую то женщину.- быстро сказал я: Кого он имел ввиду? Вы знаете про кого он говорил?
Ах, да, это китайская танцовщица из бара «Летучая Рыба»- ответил Ситтон: Мы часто ходили туда на её выступления. Кажется её звали Мулан или ещё как-то, я плохо разбираюсь в этих китайских именах. Она была такая: маленького роста и совсем молодая…
Я знаю её- нетерпеливо перебил я капитана: Что с ней?
Этой ночью она погибла, сэр. Сошла с ума и выбросилась из окошка второго этажа прямо на мостовую- сказал Ситтон, разведя руками: Никто не знает почему она сделала это. Сам хозяин «Летучей Рыбы» ничего не может сказать- все просто были в шоке. Мы сегодня пришли туда…
Я пробормотал что-то вроде «Спасибо» и медленно пошёл в свою каюту. Резко захлопнув за собой дверь, сел за стол и обхватил голову руками. Неимоверное облегчение хлынуло ко мне в душу, будто я, поднимаясь в гору, резко сбросил с себя чудовищную ношу. Развязка наступила резко и безболезненно для меня. Хотя Мулан всё равно не смогла бы отомстить мне, однако само её присутствие, пусть даже и на недосягаемом до меня расстоянии, по сей день причиняло мне постоянное беспокойство. Теперь всё кончилось- слава богу! Я встал, медленно налил в стакан из стоящего на столе графина джина и посмотрелся в висящее на стене небольшое зеркало. Посмотрев на своё отражение, я улыбнулся и тут же почувствовал подкатившую к горлу дурноту. Так и не выпив, я с размаху швырнул стакан в угол каюты и, пинком распахнув дверь, вылетел в коридор.
Шлюпку, негодяи!- заорал я, топоча по трапу и оттолкнув с люка что-то ремонтировавшего корабельного плотника Гоббса, выскочил на палубу: Быстро на берег!
В несколько прыжков я слетел в пришвартованную у трапа шлюпку, следом за мной один за другим сверху спустились сменившиеся вахтенные, вместе с Берроу, севшим за руль.
Отдать концы!- рявкнул он: Весла на воду! Навались! Р-раз! Два!
Выскочив на берег, я коротко приказал ждать меня и чуть ли не за узду схватил лошадь проезжавшего мимо извозчика: К «Летучей Рыбе»! И проворно вскочил вовнутрь на ходу…
Выскочив из двуколки, я кинул извозчику шиллинг, и ринулся к дверям бара. Оба привратника-негра были на своём посту по обе стороны дверей, лениво прислонившись к стенам и о чём-то неторопливо беседовали. Пройдя мимо них, я даже не взглянул в их сторону и схватился за массивную медную ручку. Они моментально прервали разговор и недружелюбно посмотрели на меня, после чего недоуменно переглянулись.
Сэр, мы закрыты!- кинулся ко мне один из них.
Пошли прочь, черномазые дьяволы!- крикнул я, ударив его по рукам, и оттолкнул второго, было перегородившего мне путь.
Ну?!- крикнул я, глядя как они хотели уже броситься на меня с двух сторон: Попробуйте только, чёрт вас подери, свиньи проклятые!
Они отпрянули прочь и с каким-то страхом уставились на меня. Я грубо толкнул тяжеленные створки дверей и крупными шагами рванул по зале к лестнице наверх. Положение моё теперь уже было таким, что не боялся здесь уже никого.
Здравствуйте сэр…- вытаращился на меня давешний слуга, расставлявший у стойки тарелки в сервант.
Где Галлахер?!- прорычал я ему прямо в лицо.
- Наверху, но он пьян, сэр самого утра и к нему лучше…
Не дослушав, я затопал вверх по лестнице и через секунду уже застыл на пороге комнаты Мулан. Дверь в неё была распахнута настежь, комната была пуста. Кроме массивного шкафа, стола и пары стульев ничего уже не напоминало о её прежней обитательнице: по всей видимости все её вещи уже вывезли в неизвестном направлении. Развернувшись, я направился к комнате Галлахера и пинком, без стука, распахнул ногой его дверь.
Галлахер, голый до пояса развалившись в заляпанном, потерявшем первоначальную форму и цвет кресле, зажав в зубах погасшую трубку, старательно целился из пистолета в стоящего на камине фарфорового китайского императора, того самого, что совсем недавно украшал комнату Мулан. Как только я зашёл, прогремел выстрел и голова владыки разлетелась вдребезги. В камине тлели остатки некогда шёлковых вееров китаянки, наполняя и без того затхлую комнату отвратительным горелым запахом. Закинув голову, Галлахер захохотал. Он увидел меня и замахал разряженным пистолетом: О, якорь мне в глотку, сэр Ричард Онилл, владелец прекрасного «Октавиуса» пожаловал в гости. Ну, поздравляю, чёрт тебя подери с покупкой! Садись, обмоем, что бы ему семь футов под килем!
С этими словами он ногой сбросил с соседнего кресла груду какого-то барахла и показал на него рукой. Продолжая стоять, смотря на обезглавленное фарфоровое туловище, продолжающее покачиваться, я почувствовал внезапно острую ненависть к этому пьяному скоту, так отвратительно глумившемуся над осиротевшими вещами.
Что произошло с Мулан? - прошипел я, чувствуя как по спине словно покатилась шрапнель.
Померла!- с издевательским сочувствием сказал он и морда его расплылась в ухмылке: Пришла вчера вечером- белая как привидение увидела. А сама едва на ногах стоит- я думал налакалась где-то, а потом вспомнил- не пьёт ведь, зараза, хоть насильно вливать будешь! Заперлась у себя и ни на что не отвечала! А ночью такое было- думал крышу сорвёт к чертям…
Утром же врывается ко мне этот недоносок с кухни и орёт, будто его режут. Спускаемся во двор, а там девчонка эта на камнях лежит скорченная вся, будто на кол её сажали и окостеневшая уж. И окно в комнате её нараспашку- часа наверное три прошло уж. А в руке розу держит высушенную и так держит, что не вытащить было. Прямо как в драгоценность какую-то вцепилась.
С этими словами он, гадко улыбаясь, вытащил тот самый засохший цветок, и любовно повертел перед собой, после чего смачно поцеловал и отправил в камин, где она, попав на угли, мгновенно вспыхнула ярким пламенем.
При виде этого кровь бросилась мне в лицо: Ах ты свинья! Как ты смеешь скотина это делать?!
Он на секунду оторопел, а потом лицо его стало цвета обожженного кирпича, и глаза засверкали звериной яростью.
Что ты сказал, щенок?- зашипел он, вставая, потянувшись рукой куда-то вправо.
Что слышал- с тихой яростью ответил я: Свинья, пьяный дурак…
Через секунду он уже был на ногах- и в руке его сверкнул кортик: Сейчас посмотрим какого цвета твои потроха, молокосос! Пускай теперь девчонка спасёт тебя как спасла тогда от Уильямса!
Он злобно захохотал, и, зверино оскалив пасть, двинулся на меня.
Отступив назад, я на раз- два, выхватил шпагу и упёр её остриё в грудь приготовившемуся к прыжку пирату, уже замахнувшемуся широким лезвием.
Ну- спокойно спросил я: Ещё шаг и сам наколешься как бабочка на иголку. Бабочка Галлахер- красиво будет звучать- энтомологи такой экземпляр с руками оторвут.
Для Галлахера это было полнейшей неожиданностью, задыхаясь, он прицеливался своим кортиком, я же не дрогнув в лице приготовился колоть при малейшем подозрительном сокращении его мускула.
«ОКТАВИУС»
С полминуты мы в упор смотрели друг на друга- Галлахер метал глазами молнии, я же со свинцовой тяжестью смотрел прямо в его расширенные зрачки.
Послушай, Роджер- сказал я ему, неожиданно при опуская шпагу: Ты разбазарил все её вещи, ты глумился над тем, что ей было дорого. Ты уже этим разозлил её. Ты хочешь, что бы она и впрямь явилась потом сюда?! Так что сегодня же она придёт к тебе. Ты знаешь как это бывает. Вспомни испанца, итальяшку и всех тех, кто смел обидеть её?
Глухое суеверие этого человека, на которое я и сделал свою ставку, мгновенно отрезвило его- ещё секунду назад он не изменившись в лице насадил бы себя на мою шпагу, лишь бы только суметь полоснуть меня кортиком. Но одна только мысль о встрече с жаждущем мщения привидением мгновенно превратила его пылающую ярость в обжигающий ужас. Его глаза моментально потупились и вся его набычившаяся фигура в момент сникла, кортик сам собой опустился вниз.
Я с грохотом бросил шпагу на стол: Ты можешь сейчас зарезать меня, но будешь жалеть потом об этом сам…
Нет, иметь смертельного врага в лице Галлахера я никак не желал, поэтому приструнив его, сразу же начал искать мировую, на которую тот пошёл моментально. Видимо стоящий за моей спиной Рональд Блайк, так же сыграл ни малую роль.
Роджер с силой воткнул свой нож в спинку кресла и замотал головой в воздухе.
Ты прав, чёрт меня возьми- сказал он, мгновенно приходя в себя: Мы наделали много глупостей и сейчас чуть не угрохали друг друга… Я не хотел обидеть память бедной девочки. Я сам не поверил своим глазам, когда это случилось, о, дьявол… Ведь это ты же подарил ей этот цветок?
Именно так- ответил я: Зачем ты сжёг его?
Я не подумал об этом- он потёр виски: В её комнате было столько всякого барахла, что много пришлось просто выбросить- никто не хотел брать его. Этот цветок, я думал, что в нём что-то есть, потому и взял. Но когда понял, что ничего, то и не придал ему ценности…Слушай, Ричард, я кажется знаю, что нужно тебе…
С этими словами он, хитро улыбаясь, прошёл в угол своей грязной берлоги и, расшвыряв какой-то хлам, вытащил из-под него китайский сундучок Мулан- тот самый один внутри другого, где хранилась та роза.
Посмотри какая дивная работа- сказал он, доставая один из другого: Из чёрного дерева с позолотой. Такая вещь уйму денег стоит. Так что дарю её тебе, для того, что бы забыть то недоразумение, что недавно произошло между нами…(если бы не моя шпага, то валяться мне в эти секунды с разрубленным черепом- и уж тогда мне было бы всё равно на каком эшафоте закончит свою жизнь этот бандит). Давай выпьем за это. Но сначала за бедную девочку- упокой Господь её душу!
Я криво усмехнулся- щедрость его была бы понятна и дураку: подобно всякому суеверному он истово верил, что подарив мне самую ценную из её вещей, он переведёт на меня и её дух. Я не стал разочаровывать его, к тому как раз у меня была самая маленькая из этих шкатулок в которой лежал подарок Уильямса- такого же переводчика. Я же со своей стороны мог только благодарить дух Мулан за такие ценные подарки, так и шедшие сами в мои руки.
Вскоре мы стояли уже в комнате Мулан возле открытого окна из которого она сделала свой роковой шаг в темноту той бурной ночи.
Вот- показал Галлахер вниз, на мощёный булыжниками маленький внутренний двор: Тут её и нашли, крови много было вокруг- целая лужа. Часа с два назад её увезли…
Я смотрел вниз и вдруг увидел нечто сверкающее в раскидистой тени единственного растущего во дворе дерева. Быстро спустившись вниз, я подошёл к таинственному предмету и почувствовал как в горле встал шершавый ком. Это была маленькая туфелька Мулан, вышитая золотыми блёстками- несомненно, что она слетела с её ноги, когда она упала вниз. Оторопело взял я её в руки и несколько минут неподвижно созерцал как зачарованный, потом посмотрел на её всё ещё распахнутое окно. Какая высота всё же! Бросив туфельку в стоящее тут же ведро из которого по всей видимости скатывали двор, я медленно развернулся и пошёл обратно во внутреннюю дверь. Через пару минут я уже стоял на улице возле извозчика.
Ричард!- окликнул меня Галахер, выйдя следом из дверей: Дружище, приходи ко мне сегодня вечером. В десять будет специально для тебя новое зрелище! Оно стоит того…
И, наклонившись к моему уху, он, словно боясь, что его могут подслушать, произнёс: Сегодня с утра я приобрёл трёх очаровательных чёрненьких девочек почти даром. Их судно утонуло и большинство черномазых вместе с ним, однако этим повезло и теперь они в надёжных руках. Правда пришлось их хорошенько отмыть сначала- видать плоховато их там держали. Видел бы ты как они танцуют свои народные танцы при этом почти нагишом! Да, они заменят мне Мулан- народ будет валить на них волнами. Хе-хе! Хочешь попробовать чёрненькую? Выбирай любую из трёх- всё за счёт заведения…
К чёрту- отрезал я: Завтра я отхожу в Китай.
О- сказал Роджер: Да, ты и в самом деле рисковый парень. В этом я уже убедился. Ну, что же удачи тебе. Как вернёшься- милости просим! Твой столик всегда свободен для тебя…
Счастливо- отрезал я и обратившись к слуге, нёсшему следом за мной сундучок Мулан, сказал:
Ставьте в повозку на сиденье…
Уже на борту «Октавиуса», я поставил сундучок на стол и, сев в кресло, задумчиво уставился на него. Затем вытащил своего из сейфа последнюю маленькую шкатулку и, открыв её посмотрел на заигравший на свету своими гранями бриллиант. Уильямс был явно не дураком, что бы даже в состоянии близком к смерти позволить себе подсунуть какую- ни будь дурацкую стекляшку. Значит, это был настоящий камень, но вот какова была истинная цена его? На этот вопрос я не мог найти ответа, так как совершенно не имел понятия в этих вещах. Однако опытный ювелир быстро скажет настоящую ценность этой вещички. По-видимому, это было единственной ценной вещью, которая осталась у девчонки от её прошлой жизни, и без сомнения было какой-то её семейной реликвией. О ней на борту не знал никто, кроме меня, я никому не собирался рассказывать об этом и в первую очередь самому Син-Бен-У. Я сложил все шкатулки как они должны были быть, и поставил ларец в угол каюты, а бриллиант, завернув в тряпку, убрал обратно в сейф. Так-то лучше! На душе у меня стало спокойно как никогда. Маленькая, безвестная танцовщица просто исчезла: в «Летучей Рыбе» ей быстро нашли замену, и никому уже не было никакого дела ни до её былого умения, ни до её былых чувств и переживаний…
Добрую половину ночи просидел я в каюте «Октавиуса», при свете свечей подсчитывая общие расходы и убытки понесённые судном от минувшего шторма. Наверху последовала команда: «Гасить огни» и я, словно повинуясь ей, задул свечи и не раздеваясь, лег спать.
Утро следующего дня выдалось на редкость солнечным и ясным, будто сама природа праздновала отход нашего корабля, устроив торжественное начало моего первого морского путешествия на борту собственного корабля. Я с видом адмирала стоящего на юте сто пушечного ман-о- вара, стоял на корме «Октавиуса», облачённый во фрак и с тростью в руке, высоко задрав подбородок смотрел на берег. Рядом со мной стоял Ситтон и Метью, облачённые в парадную морскую форму. Команда недвижимо стояла, выстроившись вдоль бортов. Конечно зрелище, может было и немного комичное- так как я подражал военному корвету, (об этом говорило выражение лиц некоторых матросов, которые всячески старались его скрыть), однако по другому я никак не представлял этого торжественного дня, о котором наше семейство мечтало столько лет. Медленно подошла шлюпка с Элизабет, Рональдом Блайком, моим отцом и матерью (Дэнис в морской куртке, находящийся в унизительном чине кают- юнги, уже стол на борту). Я вскинул руки и музыканты заиграли гимн Британии.
Поддерживаемая с двух сторон, моя супруга торжественно вошла на палубу «Октавиуса», в тот же момент команда, вскинув мушкеты, дала в воздух залп. Рональд покачал головой, сдержав усмешку, но одобрительно обернулся к моему отцу. Тот кивнул, и музыка стихла.
Ну что-же громко сказал Блайк, обращаясь ко мне: Я вверяю тебе в этом плавании своё самое ценное сокровище- мою дочь Элизабет. Береги её, Ричард Онилл, пуще глаза своего, не отпускай никуда одну, защищай жизнь и честь её в волнах и на суше разумом своим и руками своими. И смотри, дабы не терпела она нужды ни в чём. Помни- лично спрошу с тебя!
Мы с Элизабет переглянулись и она закусила губы, сдерживая улыбку.
Ты ещё не передумала ехать в это полное опасностей плавание, дочь моя?- спросил у неё Блайк.
Нет, папа- ответила она: Я с детства люблю опасности.
Рональд вздохнул- он явно не хотел отпускать свою дочь в это плавание, однако категорически противиться этому уже не мог, так как с недавнего времени она вышла из-под его родительской опеки. Кому как не ему, много раз побывавшему в пасти разъярённого шторма и руках морских разбойников не знать было настоящее лицо океана. Он прекрасно понимал всю наивную романтичность Элизабет, самое большое в своей жизни совершавшую прогулку в шлюпке недалеко от берега да и то в тихую погоду. Однако по всей видимости решил, что это плавание как раз послужит лучшим уроком для неё и надеялся только на лучший исход его.
Мы спустились в кают- компанию и подняли там прощальный тост, после этого, посидев немного, поднялись вновь на палубу.
Блайк пожал мне руку и первым спустился в шлюпку. Отец обнял меня на прощание и вздохнул: Береги себя, Ричард. Возвращайся скорее.
После чего спустился следом. Мама долго обнимала меня, не хотев отпускать, словно предчувствуя что-то недоброе и я заметил что она плачет. Она категорически возражала, что бы Дэнис пошёл в плавание с нами, я так же не был в восторге от этого, но тот настоял на этом, пригрозив что сбежит в море всё равно, и мы сдались. Мама последней покинула «Октавиус»- отцу пришлось подняться вновь и практически увести её в шлюпку силой.
Весла на воду- крикнул рулевой Пэнтон: Навались. Р-раз!
Шлюпка, преодолевая волны, медленно пошла у берегу. Рональд и мой отец встали и, подняв руки вверх, прощально помахали нам своими шляпами. Такими и запомнил их: Блайк- высокий, плечистый, жилистый с полотно сжатыми на каменном лице губами и мой отец- сгорбленный, бледный, опиравшийся на трость как на костыль. Мать, сидя на банке махала нам Вскоре шлюпка вернулась и её подняли на борт. С берега ударила музыка…
Всем по местам- крикнул Ситтон. Пронзительно засвистела боцманская дудка и команда сорвалась с места. Матросы побежали кто на бак, кто на шканцы, полезли по выбленкам на реи.
- Поднять якорь!
- Есть поднять якорь! Якорь чист, господин капитан!
- Паруса поднять! Отдать брифоки...
«Октавиус» развернул бушприт к выходу из гавани и, кренясь под ветром, пошёл навстречу моему первому в жизни настоящему плаванию. Дисциплина у Ситтона на судне царила железная- тут сказать было нечего. Ровно в семь утра, как было приказано вся команда было на борту и ни на ком не было видно даже следа вчерашних возлияний. Мы миновали маяк и, выйдя в Мерси, взяли курс на устье, обходя Уоллоси. Я спустился в каюту, поддерживая за талию Элизабет- для неё уже была сделана в моей каюте специальная перегородка. Нас начало уже ощутимо покачивать и скоро всё радостное настроение Элизабет должно было улетучиться, но до этого момента я решил максимально порадовать её. Каюта была убрана кожаными диванами из дорогих сортов дерева, золотыми канделябрами и столовым хрусталём. Но вместе с тем особых излишеств роскоши там так же не было- всё соответствовало морскому порядку.
Фисгармония!- воскликнула она, увидев стоящий в углу каюты инструмент.
Это есть практически на каждом судне- ответил я: Ты будешь играть так как привыкла играть в Блайкли-Холле, так что если почувствуешь за время долгого плавания тоску по дому, просто сядь за этот инструмент и наиграй любимую мелодию…
Оставив жену разбираться с вещами, я вышел наверх и, поднявшись на ют, долго и пристально провожал уходящий за кормой берег Беркенхендского мыса и никак не мог отделаться от навязчивого ощущения, что покидаю её навсегда.
«… 10 сентября 1761 года мы вышли из устья реки Мерси в Ирландское море и, выйдя в лавировку, взяли курс на Канарские острова . Погода пасмурная, видимость средняя. Дует устойчивый Норд-Ост…»
Октавиус. часть третья
© Copyright: Эрнест Марцелл, 2015
Свидетельство о публикации №215040600999
Свидетельство о публикации №215040600999
Рецензии
Да, в этой истории вы показали весь свой талант:-))такую книгу, я бы на книжную полку поставил с удовольствием:-))удачи в творчестве.
Александр Михельман 10.11.2015 19:18 • Заявить о нарушении
Александр Михельман 10.11.2015 19:18 • Заявить о нарушении
Итак, нахал, мерзко обманувший девчонку, отправился в плавание.
Однако судьба пока благосклонная к нему пока на его стороне...
Эрнест Марцелл 12.11.2015 11:28 Заявить о нарушении
Однако судьба пока благосклонная к нему пока на его стороне...
Эрнест Марцелл 12.11.2015 11:28 Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.