Мой отец - офицер. Глава 12

 
Глава 12. Начало семейной жизни


      Через полгода, в марте 1947 года, были оформлены все документы на Валентину, как на жену офицера, проходящего службу на территории Румынии. Получив официальный аттестат о том, что она направляется к месту службы мужа, Валентина, собравшись, поехала в небольшой румынский городок, где дислоцировался 202 танковый полк.
Проведённые перед этим полгода в деревне у родителей, показались ей каторжной ссылкой. За десять последних лет, прожитых в городе, Валентина отвыкла от деревенской работы. А здесь пришлось снова вспомнить и дойку коровы, и тяжёлые вёдра с водой, и заготовку дров с пилой.
Осенью особенно изнуряющей была работа на уборке картофеля. Сколько потаскала она вёдер с картошкой, когда ссыпали её в погреб, и не счесть. А перед этим надо было её выкопать, потом собрать клубни, просушить, перетащить в погреб. И всё это приходилось делать втроём – отец, мать и Валентина.
Однажды, откинув выкопанный куст картофеля, она увидела в вывороченном коме земли нательный медный крестик. Весь почерневший, необычный, он хранил в себе какую-то тайну.
Найденный крестик Валентина показала матери.
«Миша, глико-ся, что за крестик Валюшка-то нашла. Похоже, что калагурский», - крикнула Анна мужу, Михаилу Флегонтовичу.
«Гляди-ко, а ведь точно, крестик калагурский», - повертев его в руках, сказал отец.
«Тятя, кто такие эти калагуры, рассказал бы», - попросила отца Валентина.
Михаил глянул в сторону осеннего леса, окрасившегося позолотой берез, киноварью осин. По листьям деревьев шеберстил нудный и мелкий, как пыль, осенний дождичек. Отец помолчал и начал свой рассказ.
«Давно это было. В наших недоступных лесных местах, в тишине дубрав, отдаленных от мира, поселились когда-то раскольники. Может, и из наших предков был кто-то этой веры, разве теперь узнаешь. Жили староверы в лесных скитах. Сейчас от них и следа уже не осталось.
     Что и говорить, ежели и православный храм в Горках-то снесли. А где теперь эти скиты? Их разорили лет семьдесят назад. Много староверов было в Заволжье, и у нас в Варнавинском районе еще лет сорок назад встречались. Может, и сейчас кто остался? Неведомо это мне. Знаю только, многие и православные-то раскольничали; по обычаям, в своих обрядах.
Я тогда еще мальчиком был малыем, по пятнадцатому году. Посылает меня мать за молоком в Коровиху, и наказывает: «У них дома не шуметь, не смеяться. Это люди строгие – староверы».
      Когда я пришел к дому, то снял шапку и стал на пороге. Навстречу вышли женщины в темных одеждах, в платках, заколотых булавкой. Предложили войти в дом, а перед этим перекрестились двуперстием.
В доме-то я обомлел от большого количества икон. Иконы стояли во всех углах избы. Да все темные - видно, что старые.
По дороге домой проходил мимо кладбища. А там, на могилах, кресты только восьмиконечные стоят, да высотой поболе меня раза в два. Все из можжевельника сделаны.
      Они, староверы-то, считали, что вера ихняя - самая чистая, истинная, никем не оскверненная.
      Старообрядцы-то такие же раскольники, службы отправляли только по старым книгам, а обряды по преданию.
Помню, еще до войны, кто-то баял, что в Красных Баках старообрядцы не хотели фотографироваться и пачпорта получать. За грех считали».
Валентину рассказ отца о староверах заинтересовал, и она снова его спросила: «Тятя, а почему двуперстием-то молились?».
«Так считали, что двуперстие показывает священную тайну Господа Иисуса Христа, его земное и небесное происхождение воедино. А ты погляди на икону святого Николы, там ведь он двуперстие показывает».
Михаил снова о чем-то задумался, как будто вспоминал прожитые годы, посмотрел на Валентину и продолжил: «Жили-то староверы, конечно, строго. Даже во время службы в церкви руки складывали крестом. Делали по сто поклонов, да когда молились, отсчитывали по семьдесят лестовок (это у них бусы такие были, по которым они считали поклоны, да прочитанные молитвы).
Вера-то правильная была. Детей воспитывали в честности: нельзя брать ничего чужого, делать что-то «недозволенное». Воду черпали только из своего колодца, который был вырыт около каждой избы.
       А «калагурами» или «калганниками» называли их потому, что мылись они в большой деревянной лохани, которая так и называлась - «калган». Долбили ее топором из ствола толстого дерева.
       Что ж говорить, старообрядцы, староверы или раскольники – такие же люди, как и все остальные.
        А к находке, Валюха, отнесись спокойно. Через тебя Господь не дал святыне быть поруганной. Ведь крестик-то, сколько тут пролежал в земле? А могли и дальше втоптать, попрать ногами.
       Крестик-то по всему видать медный, на украшение иконы в храме не пойдет. Да и храма-то нет. Освятить его негде. Пущай, Валюшка, он у тебя останется, а придет время, и освятишь его. А то, что он раскольничий – это так и есть.
Нет на нем изображения Христа, только молитва, вишь, по старому писано: «Да воскреснет Бог и разыдутся врази Его…».
       А когда собиралась в дорогу, Валентина бережно положила дорогую находку в свою сумочку вместе с документами и деньгами на дорогу.
Вспомнила она этот случай, сидя у окна вагона в поезде, который уносил её всё дальше и дальше от родного дома.
       Ночным поездом выехала она из Москвы с Белорусского вокзала. Шум и толчея вокзала ее немного утомили, и она, положив под голову сумку с деньгами, документами и кулугурским крестиком, быстро уснула.
Утром, проснувшись от яркого солнечного луча, пробежавшего по её лицу, Валентина сразу же присела у вагонного окна. Мимо пробегал унылый пейзаж со следами недавно минувшей войны. От соседей она узнала, что поезд уже несколько часов везёт их по территории Белоруссии.
       Вот показалось сохранившееся здание какого-то небольшого городка. Не останавливаясь, состав продолжал движение, но Валентина успела прочитать надпись над распахнутой дверью вокзала. На белом фоне плаката чёрными буквами было чётко написано: «Барановичи».
       Городок быстро мелькал за вагонным окном, но сердце обожгла волна грусти, навернулись слёзы. «Ваня, Ванечка» - подумала Валентина, - «Где могилка твоя? Так и не суждено, видно, упокоиться праху твоему, родной братик».
Прошло больше двух лет, как освободили Барановичи от фашистов. Было это в июле 1944 года, но до сих пор видны на теле города зияющие пустотой глазницы окон в домах, разрушенные стены, следы от пожаров, всё это успела заметить Валентина.
Паровоз протяжно загудел, повалил черный дым вдоль состава, закрывая грустный пейзаж промелькнувшего городка.
      «Где же покоится прах моего дорогого братика Ивана» - продолжала думать Валентина, пытаясь оставить в своей памяти картины городка: одноэтажный, чудом сохранившийся вокзал, высокие ели около него, кое-где отстроенные невысокие дома, покрашенные желтой краской.
      «Как далеко от родных мест. Да и могилки, наверно, не осталось». И вспомнилось ей, как в тридцать пятом приехала она в город Горький. Как училась в ФЗУ и жила в семье брата Ивана. У Ивана был сын Юрий, которому сейчас, наверно, лет тринадцать или четырнадцать.
      Перед войной Иван получил новое направление – продолжать службу в городе Барановичи. Забрав жену и сына, он уехал в Белоруссию. Город Барановичи в сентябре 1939 года, в результате известных договоренностей между СССР и Германией о разделе Польши, отошел в состав Белоруссии. Служил Иван в звании старшины на артиллерийском складе Белорусского военного округа.
       Немцы бомбить город Барановичи начали в шесть часов утра 22 июня 1941 года. Город был разбужен. Вой авиационных бомб и страшные звуки от рвущихся артиллерийских снарядов, хранившихся на складах, всполошили всё население небольшого белорусского городка. После того, как самолеты, отбомбившись, улетели, на месте артиллерийских складов чернела земля, вспаханная разрывами бомб и тысячами артиллерийских снарядов. Горели остатки зданий артиллерийского арсенала белорусского военного округа Красной Армии. Живых не осталось практически никого.
        После войны не нашлась ни жена погибшего брата, ни сын Юра. И только в 1967 году получила Валентина письмо от вдовы брата Ивана, которая нашла её по сделанному запросу. Вдова брата, тоже Валентина, писала, что после войны безуспешно искала родных погибшего мужа, потом вышла замуж, и, взяв фамилию мужа, окончательно потеряла надежду найти родственников Ивана.
       Сын Юрий, когда наступил срок, был призван в армию и направлен на службу во Владивосток. Отслужив матросом на военном корабле, остался жить во Владивостоке. Работает вагоновожатым на трамвае. И никого не хочет знать – ни родственников отца, ни мать. У него на всю жизнь осталась обида на родных погибшего отца и на родную мать. На родственников за то, что не нашли его после войны и не помогли в тяжелые послевоенные годы. А на мать за то, что она не сберегла память о погибшем отце, вышла замуж за другого мужчину.
       Так через двадцать лет осколки войны больно ударили в сердце Валентины, а ведь она не теряла надежды встретиться с племянником, сыном дорогого брата Ивана. Годы, проведённые в далёких гарнизонах, вдали от городов, в постоянных разъездах – потерянные надежды на встречу, разрыв-трава между близкими людьми. Война не отпускает память и через пространство прошедших лет…
        Но это произойдёт через два десятка лет, а пока поезд набирал скорость, за окном замелькали невесёлые пейзажи разграбленной и поруганной немцами Белоруссии.
         Александр приехал встречать жену в Бухарест. Там они пересели в небольшой местный поезд, состоящий из пяти вагонов и небольшого паровозика. Вагоны были заполнены галдящими румынами, разъезжавшимися из Бухареста после удачной ярмарки. Через несколько часов молодожены вышли на аккуратный перрон городка, в котором и проходил службу Александр.
         Он привел Валентину в дом, в котором жил со старшим лейтенантом Зайцевым на квартире. Молодожёнам отвели отдельную комнату, с большим окном.
Валентина сразу же подружилась с хозяйкой дома. Здесь пригодились ее деревенские навыки, которые она приобрела за последние полгода, проведённые в ожидании встречи с мужем. Она стала с охотой помогать хозяевам и по дому, и в огороде. Хозяйке понравилась жена русского офицера за приветливую улыбку и веселый характер.
        Вечерами, в свободные от службы часы, Александр и Валентина ходили гулять на реку. Их обязательно сопровождала небольшая компания молодых офицеров. Офицеры искренне завидовали младшему лейтенанту Лебедеву, что к нему приехала жена. Соскучившись за войну по женскому обществу, они были рады за него. И с удовольствием проводили время с молодой семьей.
У многих из них за суровое время войны накопились горести, появились разочарования, но с приездом Валентины в монотонную жизнь армейских офицеров пришла вера, надежда. Надежда, что когда-нибудь и в их жизнь придет любовь.
Тем более, что в конце апреля 1947-го, в полк пришел приказ о переводе на родину, в Одесский военный округ. В Советский Союз, на родную землю, где многих ждали и матери, и невесты.
         Командующим войсками Одесского военного округа в 1947 году был Г.К.Жуков, снятый в1946 году с должности Главкома сухопутных войск СССР и удаленный из Москвы по так называемому «Трофейному Делу». А непосредственным поводом к началу этого дела явились факты вывоза Жуковым из Германии значительного количества мебели, произведений искусства и другого трофейного имущества в свое личное пользование.
          Александр тогда и предположить не мог, что скоро судьба разлучит его с друзьями по танковому полку, и он будет направлен на трофейную работу в Германию.
       Прошло почти полгода совместной семейной жизни, и Валентина все яснее стала осознавать, что такое быть женой офицера. А ни много, ни мало, это значит - быть все время с мужем в строю.
        Ведь даже ночами не кончается военная служба. Случаются несчетные подъемы по тревоге. А днем - быть постоянно почти одной, потому что Александр каждое утро уходил в шесть часов на подъем, и возвращался поздно ночью, после отбоя в десять часов.
        Все разговоры только о службе. О том, что кто-то не смог вовремя завести танк и вывести его на огневую позицию. А кто-то снова отстрелялся плохо. А кто-то бегал ночью в самоволку и потом во взводе командир роты нашел две бутылки самогона.
        Валентина приняла военную жизнь мужа такой, какой эта жизнь была нужна ему. Приняла его цель быть настоящим офицером. И помогала в службе, как только могла.
       Даже стала порой ловить себя на том, что живет в какой-то постоянной необходимости быть в боеготовности. Ведь даже обыкновенная тревога может случиться в любую минуту. И она не стала и пытаться переделывать Александра в «комнатного мужчину».
        А он со своей крестьянской хваткой сам как будто осознал, в чем заключается труд офицера. Как прирожденный солдат, Александр без боязни относился к отсутствию комфорта, к постоянной необходимости общаться с солдатами. И не просто жить рядом с ними, а проникаться их заботами, настроениями, желаниями.
        Валентина поняла, что теперь ее судьба неразделима с судьбой мужа-офицера, и она должна стать достойной его, настоящей второй половинкой. А ведь это, в сущности, настоящий подвиг, который дано совершить далеко не всякой женщине. Поведение офицерской жены должно соответствовать воинскому званию мужа.
Конечно, и у нее возникали сомнения, сможет ли она выдержать все тяготы офицерского быта, но природная привычка к преодолению трудностей помогала ей верить в свое правильное решение: быть женой офицера.
        Однажды, проснувшись утром, она сказала себе: «Валюха, терпи. Ты сама согласилась стать его женой. Да, ты тогда еще не представляла себе, какая жизнь ждет тебя. Но не всегда же ему быть младшим лейтенантом. А все повышения и чины будут зависеть только от тебя. И ты должна раньше его чувствовать, когда он выезжает на учения, знать, когда он прибудет с них. Поддерживать уют и порядок в доме. Ну и что, что пока не в своем: это же не вечно! А родится ребенок – не так скучно будет ждать Сашу со службы. Буду охранять семейный очаг. Жизнь наладится!».
        В октябре 1947 года младший лейтенант Лебедев был переведен на новое место службы и уехал вместе с женой из города Николаева Одесской области в Германию. Он был назначен начальником походной мастерской четвертого трофейного батальона в 17-ую отдельную трофейную бригаду Группы советских оккупационных войск…
        Трофейные части Красной Армии обеспечивали демонтаж предприятий в захваченных нашими войсками городах. Собирали трофейное оружие, технику, металлолом, отгружали все это в Советский Союз.
Для выполнения трофейных работ требовалось много техники: автотракторный транспорт, подъемно-такелажное оборудование. За ее ремонт в трофейном батальоне и отвечал младший лейтенант Лебедев.
         Ехали, думали, что в Германии будет жить посытнее, чем в послевоенной Украине, но даже и здесь, в оккупированной Германии, жить приходилось впроголодь. За паек на одного человека из офицерской зарплаты Александра высчитывали 570 марок, так что его жалованья хватало только на полтора пайка. Ничего лишнего Валентина позволить себе не могла.
         В то же время набор продуктов, который получали советские офицеры, для немецкого населения стоил 60-70 марок. Но, тем не менее, такое бедственное положение не подтолкнуло Александра к присвоению трофейных ценностей и продуктов. Не позволила природная крестьянская честность, которую он впитал с молоком матери и наказами отца, переступить ту грань, за которой лежит должностное преступление.
         Он видел, какое нездоровое настроение бродило среди офицеров. К этому их толкало бедственное положение. Старший лейтенант Гурьянов, командир роты того же батальона, где служил Александр, как-то говорил ему на офицерской «пирушке»: «Когда из Москвы отправляли в Германию, то говорили, что мы будем иметь хорошее питание и обмундирование. Приехали сюда, ничего подобного нет, и нигде не добьешься правды».
        За воровство был арестован комендант города, в котором дислоцировалась 17 отдельная трофейная бригада. Он распоряжался городом, как маленький царек. Большими трофейными складами пользовался, как собственной кладовой.
«Сытая» жизнь в оккупированной Германии закончилась для Александра с Валентиной в июне 1948 года. Младшему лейтенанту Лебедеву было присвоено очередное звание лейтенант. В ознаменование 30-й годовщины Советской Армии он был награжден юбилейной медалью «30 лет Советской Армии и Флота». Прикрепил рядом с медалью «За Победу в Великой Отечественной войне» очередную награду. Засверкали на груди профили Ленина В.И. и Сталина И.В., под которыми была рельефная римская цифра «ХХХ».
       И вскоре Александр получил предписание выехать в Советский Союз в составе группы офицеров. Цели отъезда не сказали, только пообещали, что обо всём станет известно в Москве.
       Радостные и полные надежд офицеры ехали в Москву, в министерство обороны. Кто-то пустил слух, что их ждет демобилизация. Впереди виделась гражданская жизнь. И Александр с Валентиной, тоже вместе со всеми, строили радужные планы на предстоящую гражданскую жизнь. Всю дорогу, пока поезд мчал их на всех парах из Германии в СССР, разговоры были только об этом.
       Под стук вагонных колес, неизменных спутников офицерской судьбы, Лебедевы ехали к новой жизни. Ехали, еще не зная, что ждет их действительно новый поворот, который уже сделала судьба, когда они еще продолжали двигаться по своим, как казалось правильным направлениям. А у судьбы, готовившей им свой, неожиданный сюрприз, появилось новое название. Доселе им, молодым офицерам, неизвестное. И название это было обозначено в приказах, в предписаниях направления на новые места службы, в аттестатах, и уже записано в послужные списки офицеров странным словом – ЦУКАС. Слово это было почти созвучно слову ГУЛАГ.