Солдат и Ванюша

     В столовую солдаты идут с песней.
     Затейливо вьется тенорок запевалы. Дружно рявкают ротные басы.
     Шагает рядовой Митрохин : ать-два!               
     Левой!
     Левой!
     Митрохин тведо печатает шаг.
     Идет, как положено: то одной рукой, то другой дает отмашку. И держит равнение.
     Он старательно шагает  -  тянет носочек: ему очень хочется выглядеть бывалым служакой. От того и усики пшеничные  на круглом румяном лице  -  в стрелочку. По линеечке подбриты.
     Если же им неприглядно топорщиться, то это  -  извините, подвиньтесь!  - 
не положено. Он свой маневр знает. Все у солдата-молодца должно быть
подогнано: что обмундирование, что амуниция.
     Даже  -  усы.
     Одно лишь Митрохина  огорчает: сапоги за первые два месяца службы не успели обноситься, мундир не выгорел еще на солнце. Остальное радует, как водится. Особенно  -  начищенная до невыразимого сияния ременная пряжка и черные погоны танкиста.                           
     Повара приготовили на первое наваристые щи из свежей капусты. К ним полагался хороший ломоть черного хлеба.
     Гречневая каша с мясной подливой была на второе.
     Тимофей Митрохин действовал за столом неспеша. С достоинством. Но решительно: взял ложку и отведал щей.
     Миска вскоре, как и следовало ожидать, опустела.
     Он основательно заправился кашей.               
     Какие могут быть против нее возражения? Еда не лишняя,  а напротив  -  достаточно сытная и вкусная. Можно и добавки попросить.
     Потом он выпил кружку душистого чаю.
    Заодно и сахарком побаловался. Белый рафинад всегда сгодится, когда надо подсластить то, что в горячей кружке.
     Тимофей пил и причмокивал.
     От полноты приятного ощущения щурил глаза и потихоньку улыбался.
     Кто-то ему еще  на гражданке говорил, что в армии тоска  зеленая и ничего интересного. Вот уж пустые разговоры.
     Форменная чепуха!
     И охота людям языком зазря болтать?!
     Митрохин осуждающе пшеничным усом шевельнул и посмотрел по сторонам.
     Рота за ротой покидала столовую.
     За стеной, в посудомоечной, затарахтела машина, выстреливая чистые, ошпаренные кипятком алюминиевые миски.
     И вдруг он решил: напишу-ка я младшему брату Николаю письмо.
     Хоть после приезда в часть прошло не так уж много времени,  кое о чем можно все-таки рассказать.
     С какого спеха послания писать?
     А с такого, что душа у молодого танкиста горячая.
     Она кипятка горячей. Несправедливости не терпит. Не позволяет обижать армию попусту.
     Вечером у солдат  -  свободное время.
     Тот в уголке библиотечную книжку читает. Похохатывает.
     Этот на табурете устроился посреди казармы. Сидит усидчиво.
     Он при деле  -  баян терзает перламутрово-пуговичный, негромко музыкальный. Не без того, что и сам мучается,  стараясь попасть в ноту.
     Болельщики, они же слушатели, дают ему полезные советы. Поскольку нужна им хорошая, для души, музыка.
     Тимофею не до развлечений.
     Он к тумбочке пристроился. Наклонив голову, строчит.
     Серьезное послание сочиняет, раз уж времени в достатке.               

     «У нас, братишка, не заскучаешь. И не слушай ты всяких  выдумщиков!  Посуди сам. Кросс бегать надо? То-то и оно.  Опять же необходимо подтягиваться на турнике. Чем больше,   тем лучше. Учимся ходить в строю. Это называется строевой подготовкой. Наш командир взвода говорит: только тот настоящий солдат, кто силен и храбр, кто в технике отлично разбирается и готов защищать свой народ. Много интересного я  уже успел узнать, но рассказывать обо всем не буду, потому   что это может быть военной тайной. Расскажу лишь о своем  новом друге Ванюше. Он здоровяк из здоровяков. Сил у него невпроворот. С таким другом, сам понимаешь,  в любой переделке не страшно. С ним не пропадешь. Он всегда выручит. Свободного времени у меня маловато. Но я не жалуюсь. А если выпадет полчаса побездельничать, бегу к турнику. Хочу  стать побыстрей сильным и ловким. Будь, значит, здоров, и надеюсь, что скоро увидимся.»               
    
     Тимофей сложил пополам листок. Что еще требуется для скорой почты? Ага! Он аккуратно надписал адрес. На конверте, конечно.
     А дальше  -  как водится. Пришел в казарму письмоносец, забрал послание.
     Обзавелся солдатский конверт штампом воинской части.  На самолете, в багажном отсеке, полетел к берегам  Амура -батюшки.  К младшему брату Митрохина.
     Коля с ответом не задержался. Он тоже был рад поделиться новостями. Сразу уселся за стол и отписал.

     «Привет из поселка Медвежий Угол. Пришла почта, и я, братуха, ответно сообщаю: про армию все понял. Рад за тебя. Хорошо, что у тебя появились друзья. Твой Ваня мне понравился. Люблю сильных людей. Он, наверное, такой же здоровяк, как наш сосед Егор Андреевич. Не тот, который школьный сторож. А тот, что в поселке тигролов и по дому ходит, прогибая половицы. Однажды он поймал меня в огороде. Я забрался к нему за огурцами. Знатного он дал мне леща. Как вспомню  -  чешется затылок. Не забыл ты еще  нашего охотника? Мы с ним теперь друзья. Вместе ходим в тайгу. Слушай, ты со своим Ваней старайся не ссориться. Это  я тебе советую как бывший любитель чужих огурцов. Ну, до встречи. Надеюсь, что скоро свидемся. Надо только постараться нам обоим. Понял?»


ВАНЯ ОБИДЕЛСЯ?
--------------------

     Неплохой совет получил рядовой Митрохин. Дельный.
     Знающий человек давал его. Можно и прислушаться, не особо гордясь. Хоть своей широкой ременной пряжкой, а хоть   и начищенными до блеска сапогами. Не прогадаешь, если брата послушаешь.
     Оно, конечно, так. И все же напрасно беспокоился бывший охотник за огурцами.
     Разве ж в армии занимаются  выращиванием овощей?   
     Тут солдат готовят. Для защиты народа от притеснителей, от разных захватчиков.
     Не разрешается в армии запросто раздавать лещей. Или - потчевать крапивой, чтоб вокруг казармы бегали друг от друга.
     Нет к тому же у силача Вани под рукой огорода. Да и рук, ног у него не густо. Можно сказать: вовсе ничего такого нет.
     Друг Тимофея  -  могучий танк.
     Митрохин называл Ванюшей как раз боевую машину. Любовно, ласково. А не просто ради насмешки.
     По-другому  и не назовешь, выразиться иначе Митрохину просто невозможно.
     Есть у танка мотор, гусеницы,  пушка и всевидящее око. Толстая броня бережет бойца от пуль, бомб и снарядов. Мощному двигателю ни по чем бездорожье. Длинноствольная  пушка бьет на диво метко. Есть у танка такой глаз, который  и ночью видит дорогу.
     Как же не любить механику-водителю своего Ванюшу?   Умную и надежную машину?
     Опять пишет Тимофей письмо брату.
     Растолковывает что к чему. Поскольку нужна ясность.
     Пишет, а сам в затруднении трет лоб. Всю правду выкладывать? Или малость погодить с этим делом?
     Если всю, то… не все идет с Ванюшей так, чтобы тишком  да ладком.
     Случилось это ясным днем. На глазах у взвода.
     Ванюшин фокус танкисты видели, смеялись. От всей души.
     Почему не повеселиться? Картина позволяла. Когда еще увидишь, чтоб и необычное стало обычным?
     Командир взвода лейтенант Покатилов хохотать не хохотал, но вслух изумился.
     А Митрохин от стыда за Ванюшу чуть не умер. Надо же!? Тот напрочь забыл, где лево, где право.
     Тимофею ведь, если ехать прямо, то этого не требовалось,  и назад  - также. Не следовало торопиться.               
     Была только одна команда: свернуть вправо.
     Водителю почему ее не расслышать? Он мигом все понял. И сделал будто бы правильно.
     Танк притормозил одной гусеницей. Другая  -  левая  -  продолжала крутиться. Загребала траками сыпучий песок.  Она заносила машину вправо.
     Митрохин радовался  -   какой послушный у него Ванюша!
     Рот у рядового разъехался до ушей. Кончик носа победно приподнялся. Нацелился вверх.
     Кому не известно: если танк умный, значит и водитель его не лыком шит?
     Пока Тимофей собой гордился, сверкал белозубой улыбкой, Ванюша сделал круг. Почти полный.
     Остановился передохнуть.
     Стоит, пофыркивает, никуда больше не торопится.
     Глядит на дорогу водитель, и глаза у него потихоньку лезут на лоб. Словно  им туда очень укатанная дорожка.
     Направо-то были березки, смекает взопревший рядовой. А слева  -  не иначе  -  находились елки. И куда теперь уткнулся танк? Как раз в зеленые иголки.
     Что за чудеса!?
     Поворачивал Тимофей точно по команде  -  направо. Развернулся… влево. Разогнался и проскочил березки.
     Вот так номер отколол Ванюша! Круть  -  будто он какая балерина.
     Озадачил он и рядового Митрохина, и лейтенанта Покатилова.
     -  Начнем,  -  решил командир,  -  сначала.
     По заведенному  у танкистов порядку нельзя оставлять  начатого дела.
     Вот и продолжилось учение. Боевая машина двинулась  туда, куда приказал взводный.
     Пошел танк по лесной дороге. Не увиливая в сторону - прямиком по сыпучему песочку.
     Тут Покатилов и скомандовал:
     -  Налево!
     Тимофей изо всех сил вцепился в рычаги. Ну уж дудки,  на этот раз не повольничает Ванюша!
     Взревел двигатель, чувствуя Митрохинское усердие.
     Старался Тимофей. Забыл даже про нос  -  вверх не нацеливал, не крутил им. А только смотрел, уставив  глаза,  вперед.
     Прям-таки до потери пульса усердствовал.
    Заторможенная левая гусеница вдавилась в песок. Правая швыряла из-под себя камешки, сучки.
     Отполированные стальные траки разбрасывали по придорожным зарослям солнечных зайчиков.
     Правая гусеница несла танк влево. Как полагалось.
     Так лихо несла она, что боевая машина сделала круг.
     Потом  -  еще один: водитель забыл тормознуть.
     Ошеломленный Тимофей только быстро-быстро моргал, ничего не понимая.
     Где сначала находились березки?
     Они были справа. А слева красовались пушистые зеленые   деревца  -  елочки.
     Когда танк, наконец, замер и выхлопная труба перестала паровозно дымить, березки очутились перед мокрым носом Тимофея.
     С бровей на озадаченный нос капал пот.
     Вот здесь и раздался дружный хохот. Весь взвод веселился. Отчего не посмеяться? Нечасто солдатам выпадает развлечение.
     Повертывая налево, танк оказался развернутым вправо.
     Фокусы! Опять у водителя  -   круть, круть.
     Получается словно в цирке. Как тогда, когда клоун лишку попрыгает, повертится  -  и смейтесь, пожалуйста, дорогие  зрители!
     Вздохнул рядовой Митрохин. Горестно прошептал:
     -  Эх, Ванюша! Что ты у меня вытворяешь!? Ничего плохого тебе не сделал. За что обиделся на меня?


ЛЮБИТ   ВАНЮША   СМАЗКУ
-------------------------            
     День за днем обхаживает водитель Ванюшу. Старается к нему приладиться.
     Маслица, где требуется, нальет. Обязательно  -  доверху.
     И винтики завинтит, и гаечки подкрутит.
     Механизмы отрегулирует всем механикам на удивление. На зависть.               
     Сам себе не верит: надо ж так суметь?!
     Пыль да грязь Митрохин изничтожит тряпкой. Надраит  машину  -  она блестит, как новенькая. Словно только что с завода.
     Человек любит ласку, а танк  -  смазку.
    Ванюша перестал вытворять свои фокусы с поворотами. Он отменил это  - круть,  круть не к месту. Научился различать, где лево, где право. Лихачить на дорогах не годится. Опять же ни к чему  лишние развороты. Вместе с ним и Тимофей научился  работать рычагами.
     Это ведь нешуточное дело, оно требует сноровки. Ему подавай внимательноcть. И  -  дотошный навык. Тогда водитель справится с любой перекруткой.
     А если он свое дело знает, то с чего бы танку шутки шутить? Фокусы выкомаривать?
     Доволен рядовой своим другом. Ненаглядным своим Ванюшей.
     Лейтенант Покатилов доволен Тимофеем.
     -  Вы молодец,  -  говорит,  -  рядовой Митрохин. Нравится мне ваше усердие. Будет из вас толк.
     -  Да я что,  -  отвечает Тимофей.  -  Меня Ванюша выручает. Старательный танк, товарищ лейтенант. Если к нему с лаской, то он к тебе  -  с дорогой душой.
     -  С какой такой лаской?
     -  То есть со смазкой.
     Лейтенант Покатилов объявил перед взводом рядовому благодарность. За старательность. За воинское прилежание.
     Посоветовал всем танкистам брать пример с Тимофея и его начищенного танка.       
     Тимофей вначале смутился. Уши у него стали пунцовыми.
     Однако вслед за тем он заулыбался. Грудь выпятил  и от лишней краски избавился.
     Целый день ходил счастливым.
     Гордился неделю собой. Понравилось ему стоять перед строем и быть ловким молодцом. Хорошим водителем, прилежным солдатом.
     Через неделю вот что случилось. Сел он в лужу и понял: рановато гордиться начал. Забыл про старательную каждодневную учебу.
     Лужа та обнаружилась в поле. На занятиях.
     Нет, воды там никакой не было. Ни капли. Лягушкам  в луже не поплескаться и не поквакать. 
     Зато в смысле Митрохинского позора она разлилась необозримо.
     Занимался танковый взвод в поле. Через него как раз  тянулся лесистый овраг.
     Извилистый, будто вьющаяся тропа в ущелье.
     Узкий  -  просто вам речка, петляющая в сосновом бору.
     Очень глубокий овраг. Одним духом танку не проскочить его ни по чем.
     Со дна  тянуло сыростью и прелью. Внизу, в сумрачных  зеленых дебрях, лихие вызванивали комары.
     -  Нет для наших машин преград,  -  сказал командир     взвода.  -  Они через овраг перемахнут в два счета.
     «Ой, сомневаюсь»  -  подумал Тимофей.
     Однако вслух не произнес ни слова.
     А взводный  продолжал:
     -  Не верите? Самоходный колейный мост перекинет  с берега на берег две стальные балки. По ним и пройдут  танки. Ясно? Ну-ка, подать сюда мост!
     К ложбине подкатила огромная машина. Она была на гусеничном ходу, как и Митрохинский Ванюша.
     На ее широкой слоновьей спине покоились сложенные втрое балки. Сейчас, значит, развернется строительство. Надолго это?
     Лейтенант махнул рукой:
     -  Приступайте!
     Машина сняла со спины мост.
     Затем вот что произошло. Она приподняла его, будто невесомую пушинку.
     Расправила балки, соединив края сырого оврага.
     И две надежных стальных колеи пролегли поверх зеленых дебрей. Нисколько  не потревожили они комаров  -  те   и не подумали улетать в чисто поле.
     Покатилов улыбнулся:
     -  Все, товарищи солдаты. На комаров можете не обращать внимания. Есть мост!
     Кто не выдержал соседства со стройкой  -  пичуги. Им  хорошо было в овраге. Всякие там мухоловки имели  укрытие  и пропитание. А как объявились балки, то и пустились птички прочь.
    Напугало их неожиданное зрелище. Покатиловские танкисты  -  нет, они как раз приободрились. Им понравился   мост.
     -  Делай, как я!  -  приказал взводный.
     Его танк окутался частыми дымными выхлопами. Рванулся   к балкам-колеям. Вот уж кто ни капельки не боялся овражных провалов, то это  Покатилов.
     Гусеницы наехали на мост. Заскрежетало железо о железо, высекая меленькие малиновые искорки.
     Промчалась машина по балкам. Пролетела птицей поверх комариного царства, не задержалась.
     Если что и приключилось, то одно лишь  -  чуточку  пахнуло  подгоревшей краской.
     Да уж, мига хватило командиру, чтобы очутиться на  другой стороне. Кому  не верится, пусть протрет глаза.
     Высунулся Покатилов из башни. Где мои орлы?
     Машет шлемом. Подбадривает.
     Вперед, танкисты!
     Тут Митрохин и газанул. Он третьим или четвертым  быть не желал. Он захотел преодолеть препятствие вторым  -  следом за командиром.
     У Митрохина самолюбие. Оно у него, чисто порох.   Такое, что ого-го-го!
     Раскочегарил Тимофей Ванюшу. Тот оленем прянул на мост.
     Ну и что получилось?
     Сплошной конфуз. Не смог Тимофей выполнить упражнение. Гусеница промахнулась  -  не попала на колею.
     Еще бы немного  -  и загремел Ванюша в гости к злодеям,   не пожелавшим улетать в чисто поле.
     То-то они под балками зазвенели. Видать, переполошились.
     Не ко времени им  -  принять таких отчаянных гостей.
     Как водителю удалось в последний момент тормознуть,  он и сам не успел понять толком.
     Тут главное то  -  что удалось. Что остановился вовремя.
     Дал Митрохин задний ход Ванюше. И снова бросил его  на стальной мост.
     Не занимать Тимофею упрямства.
     Нет здесь никого, кто боится комариного царства!
     Оно, конечно, так. Да ведь Покатилов что советует?  Попасть  на колею,    а не просто вам прыгать на мост.
     У  Тимофея следующая попытка перелететь через овраг.
     И неудача опять. Пришлось Ванюше со своими прыжками погодить. Прицел сместился или что, но лучше водителю перекурить. Привести мысли в порядок.
     Ведь верно говорят: торопиться  -  в луже сидеть, людей  смешить.
     Пока остальные танки перебирались по очереди через  овраг,  Ванюша стоял  в сторонке. Никуда впопыхах не лез.
     Пофыркивал легонько. Остывал после гонки и прыжков.
     Было у Тимофея полчаса поразмыслить над неудачей.
     Ну, так что сказать о торопливом танке?
     Любит он смазку. Это уж точнее точного. А вот насчет колейных мостов… виляет перед ними. Словно они какие носороги. 
     Ничего не попишешь  -  учить надо Ванюшу.
     Митрохину все же не с руки в луже сидеть. И  слушать,  как под мостом насмешливо звенят комары.
               
               
ТОЧНО   В   ЦЕЛЬ
-------------------

     Нет,  Ванюше ни в коем случае не стоит тушеваться!
     Такой ли уж непреодолимый этот извилистый провал?
     Тимофей походил по балкам. Чтобы получше понять,   как устроен мост.
     Попрыгал по стальным колеям. Не раз и не два, но  ровно столько, сколько нужно. Понял: ничего железки,   в меру крепкие и длинные.
     Митрохин спокоен  -  балки не подведут.
     Они достаточно надежные. Широкие. В самый раз, не  больше и не меньше.
     А если водитель спокоен, то с чего бы волноваться   танку?
     Нечего и волноваться, если нет на пути никаких носорогов. С третьей попытки прошел Ванюша по мосту.
     И потом ездил по нему так же уверенно,  как по лесному проселку и по обычному полю.
     Только теперь Тимофей не торопился гордиться и радоваться. Ванюша не всю освоил танковую науку. Впереди  -  стрельбы.
     Как поведет себя, когда начнут палить пушки?
     Наступил заветный день.
     Заветный не в том смысле, что праздничный. А в том, что пора пушкам  прицелиться и наводчикам показать меткость.               
     На полигоне установлены мишени. Тишина.
     С минуты на минуту придет ей конец  -  грянут выстрелы. Будут гром, дым, рев моторов. Небеса оглохнут!
     Пока же беззаботные малиновки порхают в кустах. Им  на то, какой сегодня день  -  праздничный или заветно учебный  - смотреть необязательно.
     Они с удовольствием клюют алые на ветках ягодки. И заливаются на все лады.
     Несколько минут для песен у них есть. Быстро пролетят   они, и высокие зеленые щиты поднимутся среди кустов.
     Поднимутся и двинутся по рельсам.
     Будут включены электромоторы, мишени оживут. Они заскользят между холмиками, изображая бронетранспортеры противника.
     Пушки танкового взвода ударят по целям.
     Митрохин уже готов. Он ждет команды.
     -  Вперед!  -  приказал лейтенант Покатилов.
     Тимофей шепнул:
     -  Ванюша, друг, не осрами.
     Танк, покачиваясь, пошел в атаку.
     Лобастый, упрямый  -  и очень похожий этим на своего водителя  - он резво взмывал на подъемах, ласточкой нырял    с холмов в  ложбины.
     Он знал свою силу. Его не пугали ухабы, песок, глинистые промоины.
     Механик-водитель все увеличивал и увеличивал скорость. Танк начало бросать из стороны в сторону.
     Он идет в атаку, а его швыряет и бросает.
     «Этак нас выбросит куда подальше,  -  подумал наводчик.  –   Не забросило б к кому на рога.»
     По просторному полигону вспуганной перепелкой металось эхо.
     У Тимофея все внимание  -  рычагам. Он их крепко держит. Будьте уверены: никуда он машину не забросит. Ни на какие рога. Вперед и только вперед!
     Шевелитесь, гусеницы. Мотор, жми. Будет скорость  -  будет победа!
     Наводчик, хозяин орудия, крутил маховички. Он пытался поймать в прицел ярко-зеленый горб мишени.
     Но где там? Качка была штормовая.
     «Караул!  -  думал пушкарь.  -  Если и не забросит нас  на рога, то уж не миновать мне промахнуться.»
     С оглушительным ревом машина мчалась по увалам.
     Пушка может, конечно, и с ходу стрелять.
     И все же автоматика, пожалуй, призадумается, когда  кое-кто скачет оленем  по колдобинам.
     -  Да потише ты, оглашенный,  - не выдержал наводчик, толкая Тимофея в спину.  -  Не попаду в мишень, понимаешь?
     Митрохин растерянно заморгал. Ой, кажется, виноват:  поддался азарту. Товарищ по его вине страдает.
     -  Мы с Ванюшей извиняемся,  -  сказал рядовой.  -  Ошибочка вышла.
     Извинения  -  вещь хорошая. Однако ошибочки надо исправлять.
     Не  медля ни секунды механик-водитель сбросил скорость.
     Теперь Ванюша вел себя аккуратно.
     Уже не наблюдалось за ним отчаянных бросков. Лишних прыжков.
     Пусть ствол орудия смотрит точно на мишень. Тогда наводчик не промахнется.
     Выстрел! Пушка ударила отрывисто. Хлестко.
     Громкозвучно. Ей и надо бить похлеще и поточней.   Как же иначе?
     Очень неплохо это  -  стрелять куда нужно. Не в пример  хуже  -  сидеть  на каких-то, понимаете ли, рогах. Вместе с широкими стальными гусеницами. Вместе с прищурившимся наводчиком. С лихим водителем. И мощным мотором.
     Если уж танковая пушка едет по просторному полигону, то положено ударять со всем возможным старанием.
     Значит, она  -  хлесь. Или другими словами: ба-бах!  Ванюша тут же и споткнулся.
     Артиллерийское орудие  -  пусть хоть и танковое  -  всегда себе на уме.
     Есть у него привычка, которая называется  «отдачей». Снаряд после выстрела улетает вперед, а пушка получает толчок. Как раз в обратном направлени, назад.
     Так что Ванюше споткнуться  -  это уж в обязательном  порядке.
     Другое дело, что не стоит увлекаться.
     Захромаешь на полную катушку, если начнешь переступать с ноги на ногу. Ванюша, конечно, не из таких,  чтобы   «отдача» надолго вывела его из строя.
     Мигом выровнял ход.
     Нисколько не взволновался, а пошел, пошел. Прямиком  туда, куда безостановочно вел механик-водитель.
     Снаряд  -  то была стальная болванка  -  тем временем унесся далеко. При               
 этом не было у него желания пролетать  мимо цели.
     С упрямым визгом буравил прохладный утренний воздух.
     Иначе и не мог  -  скорость была очень большая. Тут не захочешь, а подашь голос.
     Несется он. Влево или вправо не увиливает. Стремится  вперед, к щитам-горбачам.
     Бронетранспортеры неуклюже расползаются, уклоняясь  от снаряда. Только от него враз не убежишь.
     Митрохин с радостью увидел: повалилась  -  неохотно, медленно  -  ближайшая  мишень.
     Ему сразу охотно подумалось:
     « А не поддать ли нынче орудийного  жару!»
     Пушка будто услышала  -  без промедления взяла и  бабахнула. Опять хлестнула огнем: снарядного припасу  имела  в норме.  И наводчик к тому же   вовсе не зазря  щурился в  прицел.
     Сколько ни метались бронетранспортеры по всхолмленному полю, всюду их доставали точные выстрелы.
     Тут не ушмыгнешь, когда Ванюша поспешает достаточно солидно. Когда наводчик целится очень даже способно.    А пушка  - все время рявкает. С чувством, толком, умной расстановкой: не шалить здесь нам, вражеские бронетранспортеры!
     Еще раз грохнул выстрел. Потянулся из длинного ствола  дымок.
     И вот подавать голос уже необязательно. Танковое орудие сказало свое меткое слово. Да и снаряды бдагополучно кончились.
     Полигону ведь не так уж и нужно, чтобы тут рявкали беспрерывно.
     Как говорится, учебе  -  час. Потом пороховому дыму дозволяется рассеиться. И среди кустов, и в чистом небе.
     Пушкарь уже не щурился. С этим делом можно погодить.
     Он счастливо глядел на Тимофея. Смотрел и улыбался:
     -  Ну. спасибо, друг! Ты мне здорово помог.
     Если огневому припасу подошел конец, почему не остановиться Ванюше? Он взял и притормозил.
     Стоит себе и стоит. Вполне благоразумно: ему сейчас некуда торопиться. И водителю  -  тоже.
     Все мишени поражены. Не в том смысле, что удивлены, а  в том, что надежно повалены. Разукрашены дырками от  стальных болванок.
     Заслужил Ванюша пороховую передышку.
     Вместе с ним и полигон заслуженно провожает дымки  в улет.               
     Такую тишину каждый одобрит, она располагает к задумчивости.
     Вот поле  -  как только повисла здесь сладкая негромкость  -  и задумалось. Словно утонуло в омуте затишка.
     Молча лежат на холмиках зеленые щиты с дырками.   И беззвучно проплывают над землей тучки-странницы.   Белые, нежно-воздушные.
     Кажется  -  все тут навечно заснуло.
     Поневоле вдруг поверишь: дрема пришла из синих  лесов  и стала командовать что вблизи, что вдали. Такая  она   из себя настойчивая  -  не подступись к ней,  хозяйственно   озабоченной.
     Но квакнула в сырой бочажине лягушка-попрыгушка. Несогласная молчать все время.
     Малиновка встрепенулась в свою очередь. Ей внезапно пожелалось цвикнуть, опробовать свой голос.
     От непременного птичьего пения, от громкого  бочажного кваканья встрепенулось поле.  Как есть все  -  с песчаными увалами,  ягодным кустарником, мшистым кочкарником.
     Попробуй тут не встрепенись, когда разгорается концерт. Такой, что вдоль и поперек  живой,  завлекательный.
     Полигон медлить не стал, прогнал дрему  -  а ну катись  в свои дремные  овраги! Нажимайте музыкально, птички и ля- гушки!
     Повеселело поле.
     Рядовой Митрохин вылез на волю, приподняв крышку люка.  В песчаную колею прыгнул с брони.
     Он стоял бок о бок с пыльным Ванюшей, слушал поле.  И было у него вполне понятное желание  -  продолжайтесь,  песни! звучи, живой концерт!
     Сняв шлем, он расправил плечи и стал глядеть в высокое небо.
     Легко дышалось механику-водителю,  думалось ему:
     «Пушка перестала палить именно тогда»
     А если спросить танкиста  -  когда? почему? Он бы так ответил:
     -  Как раз тогда. Лишь встрепенулось поле. Нисколько не раньше. Я так полагаю: орудие, оно себе на уме. Ему полевая  музыка  в удовольствие. Вдруг захотелось  послушать птичек и лягушек. И не надо всем прочим  спорить со мной. Мне тоже нравится это веселье.
     Тем временем и у наводчика появились мысли. Неотложные.
     Понятно, что он не откладывает их в долгий ящик. Подходит к механику-водителю, который задумчиво похлопывает по  теплой танковой броне.          
     -  Слышь, Митрохин! Ведь это не кто-нибудь поразил мишени. Как раз ты и повалил все до единой.
     -  Правда? А я и не заметил.               
     -  Объясняю. Приладился ты. Очень солидно повел Ванюшу. Вот и приключилась меткая история. Мишеням просто некуда было деться. Кроме как падать, и все тут! Без толкового механика-водителя пушкарю, сам понимаешь, тяжко.
     Не ожидал Тимофей благодарных намеков от артиллерии.   Засмущался Ванюшин верный друг. Заалел, будто оказали ему  честь не по заслуженной чести.
     Враз растерял слова. Что ответно улыбчивые, что чин-чинарем серьезные.
     Наводчик ему подмигивает. Ничего такого не обещает  - чтоб после дождичка в               
 четверг. Именно что наоборот высказывается:
     -  Ведь я тебе за ужином отдам свою пайку сахара.  Честное слово. Для хорошего человека не жалко угощения.
     -  Спасибо, конечно,  -  сказал Тимофей.  -  Только не  нужна мне твоя пайка. Хватает и собственной.
     -  Чудак! Продолжаю объяснять. Чего мне теперь хочется? Чтоб тебе стало хорошо. Вот и получишь по двойной, значит, норме.
     -  Да тут приятно и без сахара.
    На душе у рядового Митрохина особая легкая легкость. Отрадное удовлетворение.
     Может, кому-то и не поверится в этакую благополучную историю. Тогда выходит, был у Тимофея сон. И хорошо солдат выспался. И нынче рядовому желается отличиться опять. Мишени валить исправно или что другое делать, но обязательно с удачным усердием.
     Нет, то был не сон. И впервые за месяцы армейской службы пришло к Митрохину спокойствие.


ПЕРЕПРАВА
------------

     Чересчур собой гордиться вредно. А успокаиваться танкисту нельзя.
     Служба у него такая, что день за днем подносит разные  задачки. Она беспокойная и обязательное желание имеет:  держи солдат ушки на макушке.               
     Однако интересная она, и здесь не убавить, не прибавить.
     Трое суток не прошло, как лейтенант, командир взвода,   объявил Митрохину и всем прочим о новом упражнении.
     -  Сегодня мы начинаем ходить под водой,  -  сказал  Покатилов.  -  Рыбы в речке соскучились без танкистов.
     Тимофей шутку оценил. Он поддержал смех взвода, и все же появились у него очень самостоятельные вопросы.
     Покатилов надумал искупать солдат в реке? Тогда зачем ходить под водой? Лучше всласть поплавать. Наперегонки  там. Или просто побарахтаться.
     Размышляет себе Митрохин не так чтобы попусту  - вполне задумчиво. Помаргивая. И вопросы у него серьезные, и ответы в свою очередь подходящие. Уместно самостоятельные.
     Однако лейтенанту Митрохинская задумчивость не мешает. Он хитро на взвод поглядывает, и его слова все о том же  -  о быстрых рыбах.
     Покатилов, поулыбавшись, разъясняет:
     -  Танкисту. конечно, окуней или щук ловить необязательно. Ему что надо уметь? Правильно. Преодолевать преграды. Даже такое необходимо осилить препятствие, как река.     Вот танки у нас и пойдут по дну.
     Не хочется механику-водителю окунать  Ванюшу в этакую мокрую сырость. Жалеет он своего стального друга.
     Не утерпел Тимофей и сказал командиру по-военному   четко:
     -  Разрешите обратиться.
     Получив разрешение, заговорил взволнованно, с горячей любовью к мотору мощному, широким гусеницам и меткой   пушке.
     -  Если дело в рыбах, то готов составить им компанию хоть сейчас. Меня Амур-батюшка научил плавать. Могу саженками, на спине или на боку. Даже по-собачьи. А вот  Ванюша меня беспокоит. Нельзя ли освободить его от купания.  Эта процедура для танка опасная. От воды ему пользы никакой, поскольку привяжется ржавчина. Она хуже любой простуды. Лучше бы переправить танки через реку на пароме.
     -  Неплохо,  -  согласился Покатилов.  -  Только в бою    надо иногда торопиться. Некогда, понимаете, наводить  паромную переправу. С ходу перебраться через реку  -  выиграть бой. Если закрыты люки, то вода в башню,  внутрь,   не попадет.   
     -  По машинам!  -  донеслось издали.
     Голос был звучный, громкий, и слышалась в нем уверенная боевая опытность. Не иначе сам ротный командир отдал   приказание.
     Так оно и вышло: лейтенант немедленно повторил команду.
     Будь Ванюша старым боевым конем, он встрепенулся бы непременно. Может, даже запереступал с ноги на ногу.
     Он, конечно, не запереступал и не заржал: танки этим  делом не увлекаются.
     А Митрохин не замедлил кое-что смекнуть. Не одному  Ванюше, не одному взводу  -  всей роте предстоит купание.
     Как только смекнул, так и отставил  вопросы.
     Лесная дорога  -  тенистый коридор. Здесь тебе и  елочки пушистые, и кудрявые березки по обочинам.
     Но если умеет Ванюша различать, где лево, где право,  то и не дрожите, елочки!
     Раз механик-водитель надежно удерживает рычаги,    будьте спокойны, березки: никто вас не задавит!
     Глянь-поглянь поворот, и за ним уже другая картина. Сомкнулись над танковыми башнями  кроны  сосновых великанов. Крыша тенистого коридора высока, почти не пропускает солнечных лучей.
     Здешние стены, между прочим,  -  в красноватую полосочку. Отливают медью стройные сосновые стволы.
     Танковая колонна идет по коридору с погромыхиванием.  А когда новый поворот приключится, она с гулом изгибается.   Тяжелозвонко продвигается гигантская змея по притихшему    лесу.
     Митрохин сидит в танке и душа у него ликует  -  ух, сильны его друзья! ух, крепка его рота!
     Показался прибрежный луг.
     Пусть не хлебом-солью встретил путешественников,  однако не поскупился на цветы. От края до края  -  целое море васильков. Приветливо качают они головками.
     Вырвавшись на привольный простор, колонна прибавила   ходу. Мощнее зарокотали двигатели, быстрее закрутились  стальные гусеницы.
     Посмотришь со стороны  -  летит железная лавина. Лязг,    грохотанье над проселком. Пыль поднимается, и сама земная твердь,  кажется, дрожит.
     Рядовому, ясное дело, глядеть со стороны не приходится:   он в танке располагается. А если смотрит куда, то исключительно прямо, на дорожную колею.
     Он так себе соображает:
     «Летим мы чересчур быстро. Сейчас нырнем с  откоса  в реку. Прямиком  к рыбам в гости».   
     Стало ему жарковато от таких мыслей.
     Избавиться от них трудно. Непослушной идут они чередой:
     «Похоже, что никак нам не промахнуться. Без промедления поприветствуем речных проживателей.»
     Здесь вот что с ним произошло. Жар куда-то улетучился,   и стало водителю грустновато.
     Поежился он. Крепче вцепился в рычаги.
     Однако Митрохин не пытается увильнуть в сторону.  Дисциплину ведь нарушать нельзя.
     Старательно соблюдает он порядок в громкой колонне.
     Не стихают лязг и грохот, продолжается тяжелозвонкое движение.
    Если что и позволил себе Тимофей  -  поежиться. Раз, и  два, и еще раз. Комбинезон почудился рядовому тесноватым.
     Надо честно сказать: под ложечкой молодого механика-водителя потянуло, потянуло да и защемило.
     Появились у Тимофея новые мысли. Ни с того, ни с сего сочинились стишки.
     Совершенно случайно возникли вдруг. Сами собой.  Никто их не просил сочиняться. Они же напротив взяли и объявились:
               
Ой-ей-ей! Не зная броду,
Сиганем мы с хода в воду!
               
     Ванюша мчался к урезу реки неудержимо.
     Так несется в атаку отчаянная конница, когда в уме каждый держит лишь одно. Ур-ра!
     Тимофей саблей над головой не размахивал. Поскольку был никаким не конником. Но  крепко держал в голове  -  ладно! жми, Ванюша!
     Не было под шлемом танкиста ничего иного. А стишки…  Что тут скажешь?
     Несерьезные они были. Ведь скоро лишь сказка рассказывается. Когда она короткая. Когда про курочку Рябу или   Репку. А военное дело рассчитанно делается, не наспех.
     Рассчитал ротный командир. И всем  -  решительное приказание:
     -  Первый взвод. второй, третий! Стоп!
     Митрохин тут как тут… он вместе со всеми. С радостью  -  по тормозам!
    Встала колонна. Стоит притихшая.
     А у солдат пошла работа обстоятельная: и чтоб никакой  промашки, и чтоб в полную силу смекалистой серьезности.
     Когда перед тобой река, то без промашки  -  это как раз   очень важно.
     С водной преградой шутки плохи.
    Брод надо разведать? Ну, конечно, же! Необходимо и  прям-таки полезно. Потому что Ванюше и другим танкам  очутиться в какой-нибудь неизвестной яме вредно для здоровья.
     Еще запнешься там  -  в подводной колдобине. И застрянешь не по делу. Если залежишься надолго,  враз не прочи-хаешься. Это уж наверняка.
     Не разведав надежного перехода, прыгать с откоса в воду рискованно. Стремнина этого не любит, всегда готова подкинуть несерьезному водителю трудную задачку.
     Ладно, ты найдешь брод. Но вдруг он окажется чересчур глубоким?
     Да и пусть себе. На речную заковыку есть у экипажа заковыристая хитрость. Машина обзаведется высокой прочной трубой.               
     Солдаты, хоть и обязательные молодцы, не рыбы все-таки. Им не вода нужна, а желается легко дышать. Каждую минуту,    без перерыва на обед.
     Вот по непременной трубе и пойдет подводным путешественникам свежая воздушная подпитка. Чистая и прохладная.       
     Ходит Тимофей возле Ванюши, готового обзавестись  хитрой длинной штукой. Соображает себе, посмеиваясь:
     «Задайте мне вопрос. Какое у тебя, механик-водитель, имеется хорошее настроение? Отвечу  -  такое. Вовсе на сегодняшний час не грустное.»
     Все идет честь по чести. С трубами полный порядок, хлопочут танкисты.
     Неожиданная проявилась у Митрохина догадка:
     «Зря, что ли, здесь на опушке разлилось цветочное море?    Неплохо это  -  доставить солдатам и чистое, и душистое удо-вольствие. Дать им воздуха, пахнущего ромашками и ва-
сильками».
     Насчет веселого луга соображается рядовому с доброжелательным удовольствием. Во всю помогает он экипажу и с бодрым удовольствием подтаскивает трубу туда, где ей быть положено.
     Желается товарищам свободно дышать под водой, вот и  пускай так будет.
     А место хитрой длинной штуке где? Спору нет  -  на броне круглой башни. Над черными шлемами экипажа.       
     Были несерьезные стишки у Тимофея, покрутились в   голове. Но благополучно пропали напрочь. Как закипела работа, отлетели всякие лишние мысли.
     Может,  покрутятся такие стихи, что не в пример лучше.  Но это потом случится. Они появятся тогда, когда придет конец переправе. Или после службы в армии.
     Им надо потерпеть, дождаться подходящего часа.
     У берегового откоса и ближе к сосновому лесу, повсюду стояли танки. Солдаты готовили их к подводной прогулке.
     Если солнышку глянуть сверху вниз на речное прибрежье,   то вот он  -  муравейник.  Вдоль и поперек озабоченный. Не скажешь про него, что ниже васильков, тише травы.
     Зеленые танковые башни куда выше и кашек лиловых, и белых ромашек.
     А трубы  -  все эти  хитрые штуки  -  приподнимаются, приподнимаются. Встают на лугу высоко-высоко над цветочными  головками.
     Разведали солдаты брод.
     Считай полдела сделано одним махом.
     Тимофей доволен. Ждет команды ротного командира.
     Это  -  полагает себе рядовой  - столько много, столько  уже солидно сделано, что хоть сейчас ныряй в воду. Не терпится ему. Душа не собирается уходить в пятки. Она просит -   дайте приказ идти вперед!
     Однако ротный полагал другое.
     Туда, где есть полдела, неплохо бы прибавить еще   кое-какую малость. Четвертушечку там или что, но требуется  найти удобный съезд к речном урезу.      
     Крутой откос не годится. Здесь нужно пологое прибрежье.
     Вот оно, подходящее местечко!
     И  -  пришел конец всей озабоченной подготовке. Забегал,   застрелял моторчиком спасательный катер. Пожалуйте, водители, окунать свои машины: путь свободен.
     Ну что ж, если можно идти в воду, то Митрохин пойти  как раз не прочь.
     Он отпустил тормоза. дал Ванюше волю.
     Двигай, значит, в заданном направлении. Чтоб аккуратно  и только по съезду. И не забывай про надежно разведанный   брод. Не промахнись там, в воде.
     Раз Ванюше дозволено шевелить гусеницами, он и зашевелился.
     Пошел туда, где ждал подводных путешественников  другой берег. Тоже с цветочками на лугу, но пока пустой. Безо  всяких там муравейных мурашей.   
     Приблизившись к съезду, неспеша съехал с пологого   откоса.   
     Как охватило Ванюшу речной прохладой, так и приободрился он  -  в охотку зашлепал по мелководьям. Небось, и   ему гусеницы помыть всегда впору.
     Погрузившись в заворчавший поток, он смело двинул  поперек норовистой стремнины.
     Ой, люли, люли, люли! Вдаль поплыли корабли!
     Нет, то не Ванюша запел игриво. Это Митрохину  почудилось, что он плывет по раздольному батюшке-Амуру.   Судно большое, и покачивает оно Тимофея, покачивает.
     Поскольку никаких кораблей поблизости не было,  лучше рядовому забыть про моторные шхуны, ходкобыстрые  линкоры и всякое прочее.
     Лучше приметить: у берега дно вполне твердое. Надежное. Тут песок да обкатанные волнами голыши.
     Другое творится ближе к стремнине. Там ил  -  мягкий, словно пух.
     С этим легковесно дурашливым пухом держи ухо востро. Ему бы только летать кучными облаками, плавать беспрепятственно среди волн. Ни об  чем ином не помышляет.
     Взбаламученный гусеницами, он сразу взвихрился клубами.
     Смотровую щель заволокло мутью. Через нее Митрохин, довольный своим корабельным плаванием, знакомился с подводным миром, а теперь что cтанет?      
     Пришлось механику-водителю вести танк вслепую. В кромешном мраке.
     Ничего не поделаешь  с кудряво облачным пухом. Терпи, казак,  если хочешь быть атаманом.
     Пусть Тимофей не амурский казак  -  простой проживатель из Медвежьего Угла.  Но зато в руках  -  стальные рычаги мощного двигателя.
     С ними он расставаться не собирается. Есть сила в пальцах, и ведет он Ванюшу к другому берегу.
     Путь-дорожка с гулом продолжается. Все дальше, дальше.   Неудержимо.
     Над головой упрямого механика-водителя броня. Она  твердая, будто гранит. Над броней толстый слой почерневшей  воды.
     Мотор Ванюшин работает ровно. Без случайных рывков  и нежданных запиночек. Все шестеренки вращаются исправно.
     Верть себе да верть. Чтоб колеса и гусеницы тоже не забывали делать бесперебойный круговорот.
     Тимофей на месте. Если у него крутятся в голове шарики, то вот такие:
     «Успевают ли окуни и щуки увиливать в сторону? Раз уж здесь темная темнота и никому не приметить Ванюшу?»
     Шевелить хвостами они успевали. Им ведь ты  никакой  не гость, когда очень большой. Когда весь из себя железный  и к тому же беспрестанно пошумливаешь.
     Поплыли кто куда  -  до свиданьица вам, гости дорогие!
     А мрак не рассеивается. Все так же равнодушно таращится   в смотровое окошечко на завороженного Тимофея.
     И уже не верится механику-водителю, что на свете есть солнышко. А помимо него  -  стройные стволы сосен, лесной проселок, медовый запах опушек, долгое кружение сокола  в небе.
     Высоко над лугом в синюю даль шли неспешной чередой облака.
     Но если они и поглядывали на реку, все равно Ванюшу   не замечали. Им водная гладь  -  что зеркало. Посматривай  туда. И плыви по небу, радуясь: уж так распрекрасно красива   моя воздушная белизна!
     Лейтенант Покатилов тоже не видел танка. И не знал:   очень крепко задумался Митрохин насчет мрака.
     Так сильно призадумался, что кое о чем забыл.
     А ведь надо уверенно держать рычаги.
     Ой, как толково полагается думать, когда идешь под водой! Очень способно должна работать голова. И руки  тоже.
     Темнота  -  если вилять ей хвостом, ускользать рыбкой  -  никуда не торопилась скрываться.
     Танк шел себе и шел. Он потихоньку пересекал ворчливую стремнину. 
     Словно во сне двигался он.
     Куда вести машину  -  будто бы не было водителю  никакого дела.
     Вроде бы и разведанной тропкой продвигался Ванюша, но все-таки направлялся в какую сторону?               


ДРУГ  В  БЕДЕ
-----------------

     Когда водитель теряется, танк идет неизвестно куда.
     Отправляется по неведомой дорожке. Где будет тебе  не то избушка на курьих ножках, не то яма. Глубокая промоина с озабоченным раком, который сидит там и свистит. Это  кто здесь гуляет?!
     Тропа чуток подтолкнула Ванюшу. Поэтому он, прибавив  ходу, рыскнул вправо.
     Затем она его тряхнула малость. И он, притормозив, подался влево. Рядом, к слову сказать, скрывались во мраке подводные ловушки. А сколько там было скользкого ила -  догадаться нетрудно. Очень много!
     Какому танку мечтается сойти с проверенной речной   тропки? Очутиться в гостях у свистящего рака? Барахтаться  там безо всякой подмоги от хозяина?
     Нет, и не уговаривайте. Любой танк захочет оказаться подальше. Именно там, где верная дорожка. И  -  надежный  брод,  обнаруженный разведкой. И каждому экипажу  -  милости просим, на противоположный  берег.
     Ванюша не против, чтобы Митрохин выяснил, где тут   мель.
     Спросить бы у речных обитателей, у рыб. Жаль, толку   не будет. Они вон  -  виль, виль  -  норовят поскорей уплыть.   Одно разочарование с этими щуками. А также с окунями.
     Ерши, конечно, всех прочих намного смелей. Бойчей и проворней.
     Любят они мелководье с песочком. Не по нраву им темные глубины, где илу невпроворот. Кто-кто, но они, юркие  вьюны-ловкачи, уж очень способные.
     Им ничего не стоит подсказать гостям, как перебраться  поближе к галечной отмели.
     Ау! Ершики заветные! Где вы?
     Проворных смельчаков не оказалось поблизости. Ванюша - ничего не поделаешь  -  все дальше уходил с надежной  дорожки.
     Для танка подводная ловушка не сахар. Именно что сон с переживаниями, о которых лучше не вспоминать.
     Механику-водителю яма тоже не подарок.
     Митрохину почудилось: накренилась машина. Вот-вот сползет в промоину.
     Не зевай. Жми, танкист! И соображай при этом, куда  повернуть.
     Он, сказать надо прямо, ничего толкового не успел   помыслить. Руки засуетились, задергали рычаги.    
     Брод оказался далеко в стороне.
     Началось блуждание по невидимым тропкам.
     «Очень жаль, речные проживатели,  -  думал Тимофей, - нет от вас никакой подсказки. Колючим ершикам все  бы   греть красавистые плавники на отмелях. А вы, хитропузые  Раки, попрятались по норам. Сидите, шевелите в темноте  усами. Перешептываетесь: от шума подальше  -  оно завсегда спокойней. Знаю ваши непременные разговоры.»
     По причине хитрых раков и продолжающегося мрака  чувствовал себя Тимофей крепко обиженным.
     Ванюша ходил по каким-то буграм. А как понял, что верную направленность утерял, то и съехал с подводного   холма.    
     Полая весенняя вода размыла здесь речное дно. Непрочным оно оказалось. Мягким слишком, чтобы каменную твердость проявить. И  -  беспечно посматривать вверх, на всякие   там стремнины.
     Апрельскими днями шумный поток нес тающие льдины. На изгибе реки скрутил их в грохочущий водоворот. Этот бурав и въелся в глинистую промоину. Вонзился быстрым вращением струй. Под треск ломающегося льда  -  под весеннюю музыку.
     Вот тебе, непрочное дно, подарок с самого верха! Теперь промоина станет куда больше!
     Усмехнулась, значит, река. Нынче будет ракам раздолье, чтобы копать свои норки. Посвистывать на радость проплывающим судакам и налимам.
     Всем известно: раки не очень-то любят подавать голос. А уж что до Ванюши  - ему совсем ни к чему апрельские шутки половодья. Однако вот довелось узнать, какие тут  провалы    прячутся в мягком донышке.
     Съехал друг Тимофея в самую глубь глубины.
     Не удалось зацепиться траками за илистые стены ловушки.
     Что называется, прибыл на место  -  ау, граждане! где   здесь тропка наверх? хотелось бы выкарабкаться!
     И приключилось то, что раньше не позволял себе Митрохинский надежный танк.
     Заглох  мотор. Тот самый, который прежде урчал  безотказно хоть в день, хоть в ночь.
     Устал, видать, бороться с рекой, где всяким виль-виль - путешественникам теперь полная воля. А танкам  - если насчет свободы  -  подарочные подводные шутки. То неожиданно крутобокие ямы, то ненужный отдых.
     Как ни старался механик-водитель, не смог пробудить двигатель.
     Не заводился он. Чихать чихал, однако шестеренки не крутились в исправности.
     Чтоб окончательно прочихаться и довольно заурчать - это не получилось у мотора. Тут, небось, каждый почует  холод, пробирающийся тихой сапой, а также очень сырую сырость.
     Минута за минутой, потом крепче навалилась на танк  зябкость-пролаза.   
     Он даже фырчать перестал.
     И нет теперь от него ни ответа, ни привета. Примолк Ванюша, затих напрочь. Но ты, экипаж, знай шевели мозгами. Тебе  не с руки сидеть в слепой тишине и ждать у  моря погоды.
     Внутри машины броня запотела. По причине усердно пробирающегося через металл холода.
     Пчелиным роем осели на крышку башенного люка прозрачные висюльки. То были капли влаги  -  здравствуйте, пожалуйста, черношлемные танкисты! вы, разрешите поинтересоваться, как думаете поступать с этой минуты?
     У своей пушки зашевелился наводчик. Вздохнул :
     -  Неплохо будет, если что-нибудь умное придет водителю в голову.
     Затем со всем вниманием стал ждать солидного ответа.
     В ответ поерзал Тимофей, поморгал и признался:
     -  Такое на ум не приходит, чтоб проснулся мотор.
     Отяжелев, башенные висюльки сползали вниз. Они сливались в неспешные извилистые струйки и капали куда попало.   Даже  -  на командира танка.
     Тот отмахивался от них. Как от надоедливых мух.
     -  Вот чего мне сильно захотелось,  -  сказал пушкарь, - это обязательно поскорей увидеть солнышко. Мечтаю, и никак не получается, чтобы не мечтать.
     Командир танка смахнул с лица настырную висюльку.             
     Настроение экипажа ему было понятно. Шутки шутками,  однако пора принимать решение.
     -  Нет смысла долго раздумывать,  -  сказал он.  -  Не станем сидеть сиднями. Будем выбираться на волю.               
     Так что Ванюше придется одному остаться в яме. Экипаж покинет его.
     Заветная воля, она когда объявится? Как раз тогда -  лишь откроешь крышку башенного люка.
     Вода, конечно, затопит машину. Зато у мечтательного наводчика появится возможность сразу увидеть оба речных  берега.
     Вылезут из люка, всплывут наверх и командир, и механик-водитель. Именно что  -  к свежему воздуху, к белым облакам и соколу в поднебесье.
     Ну, тогда быстрей к свету.
     В три счета  -  к солнцу, к теплому летнему дню, к  танкистам своей роты!
     Наверху товарищи ждали уже солдат. Спасатели были наготове.
     И катерный винт исправно вспенивал стремнину, и моторист не зевал, он аккуратно держал нос катера против резвого течения.
     Когда Митрохин вынырнул, его сразу же подхватили  под руки. Втащили, не мешкая, и посадили на лавку позади моториста.               
     -  Никого там больше не осталось?
     -  Трое нас было,  -  сказал Тимофей.
     Он пошуровал во рту языком, выплюнул заблудившегося   малька.
     Прощай, путешественник. И смотри не попадайся зубастой  щуке. Она тебя не отпустит погулять, будь уверен.
     -  Ну что, поплыли?  -  спросил моторист.
     -  Куда?  -  Митрохину, честно говоря, никуда не хотелось. Ни к ракам в гости. Ни к соколу в поднебесье.
     И не было у него желания очутиться перед ротным  командиром  без своего друга. Без ненаглядного танка Ванюши.
     Поскольку механик-водитель торопиться не торопился, а лишь сидел и хлопал глазами, ему объяснили:
     -  Поплывем на берег. Греться и сушиться.
     Однако понимания  у рядового не прибавилось. Ни капельки.
     Обнаружилось лишь громкое недоумение:
     -  Постойте! А как  же Ванюша?
     -  Танк, что ли? Ничего ему не сделается.
     -  Я думаю напротив. Ему как раз и сделается. Это с гуся   вода  -  запросто.
     Тимофей повидал на дне виды. Хотя и хватало там мрака.
     Он точно знал: Ванюше в яме плохо. Холодная вода  мешает фырчать и шебуршиться.
     -  Ишь, как обозначили машину! Однако она пока полежит. Водолазы подъедут, подцепят трос. Вытащат твоего Ивана.
     -  Хорошо. А когда?
     -  Сегодня. Или завтра. Как получится. Верно, что с гуся   вода  -   всегда без приключений. Однако с танком номер может не пройти.
     Озябший Митрохин хлюпнул огорченно синим носом.   
     Мог ли он оставить друга в беде?   
     Ни за какие коврижки!
     Тимофей представил себе: стоит в провале Ванюша.  Ствол пушки уткнулся в ил. Раки из своих нор глазеют -  не двигается танк? оно и ладно!  Пусть лижут его равнодушно языки водоворотных струй. Пускай заглядывают в люк стайки рыбной мелочи.      
      Им, ракам, главное  -   чтоб спокойствие было.
    Мрак на дне. Тишина. Заинтересованно придвигаются  к Ванюше вездесущие пиявки. Этим лишь бы к кому-нибудь присосаться.
     Ржавчина, всегдашний враг машин, въедается в сердце  танка. Исподтишка пробирается в двигатель.
     Ах, как трудно лечить больное сердце!    
     Ванюша надолго выйдет из строя. Тут и говорить нечего.
     Чем скорее удастся вызволить друга из подводного плена,   тем лучше.
     -  Не хочу греться!  -  заявил рядовой. -  Водолазов   ждать не стану. Дайте мне трос. Сам буду нырять. Прицеплю    -  вытаскивайте.
     -  Да здесь какая глубина?!
     -  Нормальная.
     -  Какие метры?!
     -  Подходящие.
     -  Значит, ты сдвинутый. Тебя лечить надо. Обсушивать, отпаивать чаем, укладывать на койку. Чтоб отоспался и стал  как огурчик.
     -  Я не сдвинутый. С утра смотрю огурчиком. И вообще вырос на Амуре. Там такие метры  -  десятиметровые! А Ванюшу я тут не оставлю одного. Точка.
               
   
ИНТЕРЕСНАЯ   ИСТОРИЯ
-----------------------

     В это самое время Николай сочиняет новое  послание  Тимофею.
     Что там понял братуха из первого письма, неизвестно. Надо ему разобъяснить. А то нет от солдата ни ответа, ни привета.
     Сочинитель сообщает: хочется приехать к танкистам.  Не уходит мечта ни в какую.
     Есть желание служить в армии. Но  -   в том полку,   в той роте, в том  взводе. В каком  взводе именно? Там,  где крепкая дружба и замечательный танк Ванюша.
     Николай уже побывал в военкомате. Просьбу свою высказал. Теперь ждет, как оно будет решено.
     Может, и Тимоша там у себя замолвит словечко? За  новобранца-танкиста?
     Полетело послание в армию.
     Не догадывался сочинитель: там у братухи как раз -  переправа. Самая запарка. И, к сожалению, есть кое-какая   нескладность.
     Насчет словечка, то его замолвит солдат Митрохин  потом.  Он пока знай ныряет на глубину. К ненаглядному  Ванюше.
     Раз окунается за следующим разом. Снова и снова.
     Нырял до тех пор, пока не удалось подцепить тросом   свой танк.
     И затем вот что делал. Стучал зубами. Сидел в спасательном катере.
     Облизывая холодные губы, волновался за Ванюшу. Смотрел, как впряглись мощные тягачи в упряжку из стальных   тросов.
     Помощники старались на совесть, их двигатели оглушительно ревели, попыхивая дымками. А гусеницы, хотя и медленно, крутились.
     Умело крутились, цепляясь за береговую гальку.
     Кто все это видел, тот понимал  - и помыслить не мог, чтоб не понять  -  будут траки упрямо цепляться за камни.   И станет канат из стальных жил натягиваться струной.
     Если дотронешься до него, запоет он жутким басом:    ну-ка, лишние граждане, отойдите в сторонку! не мешайте  спасать Ванюшу!
     Тимофей поэтому и не лез в толпотворенье машин.
     Он только знай себе волновался, переживал. Облизывая  мокрые губы, продолжал неотрывно глядеть на туго натянутые тросы.
     Дыша жаром, тягачи выволокли Ванюшу на галечное прибрежье.
     Лишь затем перестали пускать дым, гудеть моторами.  Можно теперь и отдохнуть толечку времени в дружной  компании.
     Танк, поднятый со дна реки, был весь в липком черном    иле.
     В гусеницы его набилось глины  -  хоть открывай по  соседству кирпичный завод.
     Механик-водитель, не откладывая дела в долгий ящик,  принялся чистить-блистить друга.
     У Митрохина тогда на месте верная душа, когда у ненаглядного танка  -  сердце здоровое. И внешний вид в  полном боевом ажуре.
     А что с переправой? Не удалась она взводу?
     Какие могут быть разговоры: с ней  -  неуклонный  порядочек! Все танки перебрались на противоположный берег.
     В их числе был и Ванюша.
     Никакой он не лишний среди высокопроходимых машин.  Танкам река лишь на первый взгляд препятствие.
     Прочихался Ванюша, а потом  -   с какой стати ему отставать?  С храбрым и ловким водителем в речке не залежишься.  Не заржавеешь. Не пропадешь.
     Дошло до командира полка известие о нырятельно ловком солдате.  Получилась переправа быстрой. И, конечно, нельзя  было не заинтересоваться.       
     Полковник вызвал ротного командира. Долгого разговора  заводить не стал,  а сказал прямо:
     -  Интересно, У вас танкисты разобрались с рекой скоро.
     -  Так точно. Без больших промедлений.
     -  Запланированы в дивизии учения. Дело будет серьезным. Нам нужна разведка. Какой взвод послать за линию  фронта? Мне интересно знать.
     -  Слушаюсь, товарищ полковник, продолжать интересный  разговор. Докладываю:  все три взвода стараются.
     -  Это хорошо. А всё же?
     Ротный командир принялся размышлять. Полковой командир ему подсказывает:
     -  Разведчикам надо хитро проскочить боевые порядки противника. Умчать к нему в тыл. Затем вернуться с незамедлительной скоростью и немедленно рассказать об увиденном. Значит, какой взвод нужен? Сообразительный и быстрый.
     -  Разрешите вывести танки на учебную  трассу. Для проверки всевозможной скорости.
     И было такое продолжение разговора.
     Поехал Ванюша вслед за всеми в поле.
     На трассе для механика-водителя приготовлены сюрпризы. Длиной она всего в два километра.  Но тут на ней - искусственные горки, одна другой выше и круче. Между ними рвы. Полные воды, широкие и глубокие.
     Тимофей вывел Ванюшу на трассу, разогнал до предельной скорости.
     С поднятой вверх пушкой мчится танк по накатанной  дороге.
     Что видит водитель через смотровую щель?
     Один лишь скат горушки, исполосованный гусеницами.  И даже не весь скат,  а только нижнюю часть  -  подножие.    Кажется, будто вместе с танком опустили тебя под землю.
     Глядит вперед Тимофей. Пушка вот-вот с размаху воткнется в крутой глинистый скос.
     Хоть бы кусочек неба увидеть через щель. Легче бы  стало.
     Пришла очередь подъему. Танк вдруг вынесло на голую вершину. И уже в смотровую щель на водителя дивилось одно лишь голубое небо. Точно другого ничего и не было на свете.
     Перемахнул Ванюша через высоченную эту вершину.
     Сразу же ухнул вниз, в темный ров. Из-под гусениц  рванул фонтан холодной воды.
     Митрохин стукнулся лбом о броню. Шлем смягчил неожиданный удар. Но все-таки в голове прилично загудело. Словно там включили дизельный мотор.
     «Наверное, шишка вскочит»,  -  подумал Тимофей.
     Не мечтал он о таком украшении. Эх, где наша не пропадала, наддай, Ванюша!
     Не позволил водитель снизить танку скорость.
     Тот вырвался из жидкой грязи, понесся наверх. Забираясь на гору новую, которая была еще круче  -  куда острей.
     Некогда Митрохину о шишках думать. Его то бросает в преисподню, то выносит к небесам.
     Жарко. Во рту пересохло. 
     Стремглав летит механик-водитель вместе  с  Ванюшей:    вверх-вниз, вверх-вниз.
     Последняя крутая горка. Последний ров. И  -  стоп,  машина!
     -  Уф!  - облегченно выдохнул Тимофей, потирая лоб снятым шлемом.  -  Вот так прокатился!
     Да уж, не залежался Ванюша. Ни в первом рву, ни во втором. Ни в каком, и баста!
     Перед вершинами танк не спасовал и заинтересованную показал скорость. Это вам не отставной козы барабанщик.
     Ротный командир помнил о разговоре с полковником,   сказал Покатилову:
     -  Интересная получается штука. У Митрохина тяжелый  танк летит легкой танкеткой по горам. Не тушуется механик-водитель.
     -  У дальневосточника и брат такой же. Не тушуется, а  ходит в тайгу. Рысь там берет и других. Которые с зубами  и когтями.
     -  И как переправа прошла  -  не залег танк в реке. На  манер зимнего медведя. Видно, ловкости солдату не занимать.
     -  Он говорит: у нас на Амуре  - метры десятиметровые.
     -  Разговор, конечно, интересный. Десятиметровые там у ваших солдат метры или одиннадцатиметровые, однако…   Мое мнение: именно вашему взводу, товарищ лейтенант, идти в разведку.


БОЛЬШИЕ   УЧЕНИЯ
------------------

     Если чему  приключиться, то не случилось потом  ничего.   Запутанного  -  не усмотреть ни чуточки.
     День миновал, второй. Неделя.
     И зашел другой разговор. Тоже интересный.
     -  Пожалуй, возьму вас в разведку,  -  сказал командир  взвода Митрохину.  -  Будете у меня водителем. Нам полагается прощупать оборону противника. Пойдем по лесу,   по оврагам. Не подкачаете?
     -  Никак нет,  -  ответил Тимофей.
     Он был рад. Взводный доверяет ему, позволяет идти первым  в колонне.
     -  Ну, дружок,  -  шепнул Тимофей Ванюше,  -  стал  ты командирским танком. -  Возьмет лейтенант планшет с  картой,  и мы отправимся в дорогу. Слабо у нас в коленках  или не слабо?
     Молчит Ванюша.
     Ему чего беспокоиться? У него колеса да гусеницы.
     Насчет коленок пусть размышляет механик-водитель.
     Начались большие учения, и был у танкистов ночной   марш. Рота за ротой шли темными проселками
     Потом солдаты приняли участие в боевых стрельбах.
     Пушки стреляли не как-нибудь и не куда-нибудь. Они поджигали настоящими снарядами настоящие танки.   
     Машины отслужили свой век, вот и было решено использовать их как мишени.
     Что получилось у солдат?
     Летели снаряды метко. Взрывались, огнем полыхали   цели. И шли прахом вражеские замыслы.
     Проваливались придумки насчет того, чтобы танкам противника неожиданно ударить по боевым порядкам Митрохинского полка.
     Отгремел огневой дымный вал. Впереди был густой  лес, и там противник затаился. Как полку двигаться дальше?
     Настало время разведке.
     Тимофей вместе с лейтенантом   -  во главе колонны.  Рядовой задает Ванюше ритм скрытного движения.
     За спиной водителя Покатилов, и он говорит Тимофею:
     -  Видишь овраг?  Давай спустимся вниз. Попытаемся по дну пробраться в тыл противников.
     Те, наверное, еще спали в этот предрассветный час. Какие в тамошних батальонах были сны, поди проверь.               
     В глубине леса упрямо куковала всем известная птица. Проснулась кукушка,  и теперь она обещала соням долгую спокой-ную жизнь.
     Вот и прекрасно. Противнику, значит, баюшки-баю!
     Но ты, Ванюша, не имеешь такого права, чтобы дремать. Знай шевелись!
     Не забывай: продвигаешься первым, на тебя равняется   взвод.    
     Ненаглядный друг Митрохина, как водится, помалкивал  и шел себе. Осторожно, стараясь не шуметь, не распуская   дымного шлейфа.       
     Потихоньку, на малых оборотах пофыркивали танковые моторы. Неспеша,       с оглядкой спускался разведывательный  взвод в овраг.
     Никто сверху не подал голоса. Не спросил: кто здесь пробирается в тумане?
     Белесое молоко, заполнившее все низины, скрыло от глаз часовых маневр Покатилова.
     А, может, сторожа тут  сплошные сони? Вряд ли, всего заслушались они. Понравилось, небось, долгое кукованье птицы-вещуньи.
     Думай, если желаешь, вдоль и поперек. Пусть и так, пусть   и напротив  -  эдак. Что касается лейтенанта, он полагал как  раз по-другому. Не так и не эдак.   
     «Хороший у меня механик-водитель. Ловко управляет  танком. Машина идет и ни одного деревца не задевает, почти бесшумно. Вслед за Митрохиным отличаются все как один.  Так  пойдет дальше  - выполним свою задачу».
     Косматый влажный туман плыл волнами на разведчиков.
     Казалось, он был раздосадован: вздыхал по-болотному,  обиженно чмокал в мокрых кустах. Такие, понимаете ли, проныры втихаря ходят!
     И как с ними быть? Не остановить их черными лужами.
     Не испугать ни лужами, ни белесым молоком!
     Танкисты на его мокрое чмоканье не обращали внимания.  Машины шли себе и шли, укладывая стальные гусеницы вдоль глинистого овражного дна.
     Подумав о Митрохине, лейтенант не стал хвалить его   вслух. Что спешить?
     В разведке результат важен, а не одно лишь хорошее начало.
     «Цыплят по осени считают»,  - говорит пословица. Слова пусть и простые, но толковые.
     Они подходящие тогда, когда проживаешь хоть в деревне,   хоть в городе.
     Даже военному человеку не лишние для выполнения боевой задачи. Так что Покатилов с народной мудростью полностью согласен.
     Вдруг посветлело промеж дремучей зелени листьев.
     И вспорхнули с кустов красногрудые зарянки, и расселись  они по окрестным высоким веткам  -  подальше от танков.
     Зачирикали. Начали, небось, возмущаться: разбойники! что здесь делаете?! Возле наших гнездышек? Птенчикам такие гости не в радость!
     Лейтенант выглянул из люка.
     Птичек приметил, а часовых, к своему удовольствию, не  увидел.
     И  -  облегченно вздохнул.
     Он улыбнулся, мысленно сам себе сказал:
     «Мы не зарянки, чтоб порхать меж деревьев беззвучно. Однако и птицам никакая не помеха. Никому здесь чирикать  не  надо, не стоит беспокоить часовых. Сейчас мы поутишим движение».
     Тем временем танк  приблизился к выходу из оврага.
     Тут преспокойно расположилось болотце. Пришлось Митрохину вовсе остановиться.
     Взвод очутился перед неожиданным препятствием.
     Длинноногие камыши склонялись над спящими стрекозиными кочками.
     Поблескивала вода. Между кочек плавали себе лягушки.  На осоке посиживали, отдыхая, разные болотные летуны-крылатики.
     Туман начал потихоньку рассеиваться. Над краем оврага  всходило солнце. Робкие, нежаркие лучи его заскользили по верхушкам длинноногого камыша.
     Через несколько минут растают сырые космы тумана. Взвод окажется у противника на виду.
     Покатилов заволновался: часовые совсем  рядом.
     Вот-вот они обнаружат разведчиков. Хотя зарянки притихли, а кукушке еще  не надоело куковать.
     До чего некстати тут болото!
     Как теперь быть?
     -  Товарищ лейтенант,  -  сказал Тимофей, - нам не  выбраться по склону оврага. Разрешите  двинуть напрямик.
     Глянул Покатилов на зеленопузых лягушек. На стрекозиные кочки, голенастые камыши.
     Вздохнул, и на этот раз никакого не почувствовал облегчения. Не улыбнулся, не испытал удовольствия.   
     Было у него  -  что?  Правильно, обнаружилось глубокое не-доумение.
     На эту минуту имел он во весь овраг  -  одно лишь непонимание. И потому должен был сказать водителю:  застрянем!
     Других слов у него не нашлось.
     Нашлись они у Митрохина. Поскольку рядовой очень сильно верил в мощь и упорство ненаглядного своего танка.       
     -  Мотор у Ванюши не подкачает, сработает как надо.
     Взводный продолжал сомневаться. Тут, пожалуй, призадумаешься. Ведь если камыши заупрямятся, тогда противник возьмет разведку в плен. Как говорится, тепленькими   захватит. Да еще и посмеется над тетерями болотными.  Это же полный провал!
     -  Ванюша не позволит такого дела,  -  убеждал Тимофей. -  Да и нет здесь растительности, которая обыкновенная для бездонных трясин. Знаю. Повидал я возле Амура и сопки, и  топи.
     Говорил вовсе не так чтобы кратко.  Если только  -  в  нужную меру убедительности. Однако сомнения лейтенанта  не   убегали поспешно прочь.
     -  Здешние лягушки очень спокойные. Значит, никогда не  видали танков. Раньше не ходили тут машины. Взвод застрянет, а мне такая перспектива не нравится.
     -  Мне тоже. Разрешите проскочить камыши на полном ходу.
     Покатилов мыслями пораскинул.
     Насчет Амура, пожалуй, Митрохин не промахивается. Хоть  и метры там десятиметровые.
     Мыслям своим лейтенант улыбаться не стал, а только их  по-командирски рассмотрел и выбрал те, которые самые подходящие.
     «Говорят, смелость города берет. Неужели не возьмут стрекозиное болото… ну, та же смелость и точный расчет? Должны постараться».               
     Понял взводный, на что надеялся механик-водитель.
     Если разогнать танк, то удастся по инерции  -  на большой скорости  - проскочить топкое место.
     Полетит машина как стрела, выпущенная из лука. Полетит на другой берег болота, и ты, командир, можешь дать  «добро» смелому солдату.               
     -  Не возражаю,  -  сказал Покатилов.  -  Жми на всю железку,  рядовой Митрохин. Кажется, противник уже зашевелился.
     Над краем оврага заурчали двигатели чужих машин.  Заскрипели тормоза и зазвучали голоса людей.
     Тимофей не мешкая отвел Ванюшу назад. Потом не таясь увеличил обороты мотора. Грохот танкового дизеля заполнил ложбину, разнесся по окрестностям.
     Ванюша рванулся вперед.
     Он протаранил грудью камыши и, разворотив травяные   кочки, выскочил на сухой берег.
     -  Не останавливаться!  -  прогремел лейтенант Покатилов.  -  Направление движения  -  опушка леса. Все за мной!      
     Один за другим перепрыгивали танки через болото.
     Не успел противник разобраться что к чему, а взвод уже
лихо несся к зеленеющей кромке леса.
     Гусеницы вздымали мокрый утренний песок, камни. Фонтаны луж летели выше башен.
     Вот и долгожданная опушка. Высокие заросли укрыли  от  преследователей взвод.
     Сзади, там, где проходила невидимая «линия фронта», забили пушки, застрочили пулеметы.
     Это вступили в бой товарищи.
     Они поддерживали разведчиков. Отвлекали противника.
     Сражение шло в поле и на лесных опушках.
     Под шумок все дальше уходили в тыл противника танкисты лейтенанта Покатилова.
     Путь был свободен. Среди сосен крутился проселок, но ведь Ванюше и другим не привыкать  ходить по лесу.
     Высунувшись из башни, стоял в люке взводный командир.
     Встречный ветер бил ему в лицо. Он сушил разгоряченную кожу, развеивал синий туман  -  дизельный дым  машин.
     Стоял себе взводный вполне спокойно. И хотелось ему      
похвалить рядового Митрохина, за сегодняшний день второй раз.
     И то сказать  -  только благодаря водителю удалось проскочить болото, закрывавшее овражный проход.
     Выходит, похвалил он Митрохина?
     Нет, сдержался второй раз.       
     Выпрямившись во весь рост, смотрел, как споро летит под  гусеницы лесная потаенная дорога.
     Помалкивал из-за цыплят.  Известно, их надо считать по осени.
     «Ничего,  -  думал командир.  -  Придет время, тогда и  скажу. Вызову из строя и в полный голос выскажусь. Армейский   закон: отличился  -  получай благодарность. Как же иначе?»
     Митрохин не знал, о чем размышлял Покатилов.
     Сейчас не мечтал Тимофей об отличиях, о наградах. В эту минуту он изо всех сил держал рычаги и радовался за Ванюшу.
     Гордился другом. Ай, да молодец! Как  болото перелетел?!
     Не танк  -  птица.
     Что там камыши  -  теперь Ванюше море по колено. Такой танк пройдет где угодно.
     Рванется и вынесет.
     Вымахнет и вывезет.
     Не подкачает, а лишь возьмет и спасет разведку.


ПИРОГ   С   КАПУСТОЙ
----------------------

     Кончились учения, и получил Митрохин благодарность. История для армии обычная.
     Единственно, что не высказывался Покатилов перед строем. Произошло другое.
     Пошли разведывательные сведения от взводного командира к  ротному. А от того  -  к полковнику. Которому вынь да положь тайны противников. Ему честь по чести и был произведен доклад.
     Командир части все обмыслил и решил:
     «Это для нашего наступления очень важно». 
     Батальоны, все танки,  пошли вперед. Ударили и крепко, и  метко.
     После успешного боя у полковника новые соображения:
     «Имели мы интерес к резервам противника. Затем никаких  тайн уже не стало. Интерес пропал, появился успех. Обозначилась победа. Теперь пусть Покатилов не беспокоится. Я самолично отмечу Митрохина в приказе по нашей части».
     За что рядовому  честь?
     За проявленные в разведке храбрость, инициативу и мастерство.
     А затем…Снова были учения. Кончались одни  -  другие начинались.
     Это все для того, чтобы мастерство танкистов повышалось изо дня в день.   А понижаться не понижалось нисколько.   
     Учился Тимофей и не заметил, как над головой его пролетели две стаи по двенадцать лебедей. Так-то быстро промчались два года службы.
     Пришло время ему прощаться с товарищами.
     Лейтенант Покатилов построил взвод и сказал:
     -  Мы провожаем сегодня Тимофея Митрохина домой. Его знают у нас в части все. Он лучший механик-водитель в полку. Научил  танк делать настоящие чудеса. Солдат прощается с   нами. Свою машину передает брату. Николай Митрохин будет  служить вместо него. Тимофей Митрохин, выйти из строя!»
     Солдатские плотные шеренги  -  перед кирпичной коробочкой двухэтажной казармы.
     Из-за широких спин, туго обтянутых кителями, било горячее солнце. Прямо   в оконные стекла, отсвечивающие жарким огнем.
     Тимофей щурился. Ему хотелось потереть глаза. Чтобы солнце не выжимало слезных капель.
     Непросто это  -  услышать: ты лучший в полку, но пора садиться в поезд и отчаливать.
     Лейтенант Покатилов приложил руку к лакированному козырьку фуражки:
     -  Спасибо за службу!
     Растерялся Митрохин. Словно впервые сел за рычаги танка.
     Когда тебе такие проводы, то, пожалуй,  русские слова позабудешь.
     Если что в ответ сказать  -  мы ведь служим трудовому народу.
     -  Николай Митрохин, выйти из строя!
     Оба дальневосточника стояли рядышком. Младший был  поуже в плечах, но повыше ростом.
     Зато одинаково горели у обоих оттопыренные красные   уши.
     Покатилов обратился к младшему  с напутственно доброжелательным словом.
     -  Николай, вы заменяете брата. Будьте настойчивым и  таким же смекалистым, как Тимофей.       
     -  Есть!  - ответил тот. Недавно прибыл из Медвежьего Угла и еще в точности не знал, как положено отвечать в  армии.  -    Я что думаю. Мне бы подружиться с Ванюшей.   А там пойдет дело.
     В танковом парке Тимофей показал Николаю своего многосильного друга.
     -  Машина что надо,  -  похвалил богатыря.
     Силач стоял в ряду с другими силачами. Было ему, конечно, приятно: когда    у тебя все, как надо, то и ладушки. Это  и есть то, что нужно для хорошего настроения.
     Николай, хоть был повыше брата, гляделся   -  рядом с  Ванюшей  -  небольшим.
     Как раз и засмущаешься, когда смотришься невеличка  невеличкой. Поэтому брат подбодрил молодого солдата:
     -  Ты на Ванюшу не удивляйся. Верь ему, потому как он  и солидно большой, и способный исключительно. Если танку    дать ласку-смазку, то  научится всему быстро.
     С высоты своего роста Николай согласно покивал лучшему  в полку механику-водителю.
     «Пусть едет Тимошка домой,  - подумал.  -  Я возьму Ванюшу в оборот. Станет вертеться как миленький».
     А танк о чем призадумался? В  добром своем  молчании?
     Скорее всего мысли у него были такие:
     «Ладно, Николаша, послужим. За мной не заржавеет. Однако не забыть бы тебе, что машина любит смазку».
     Поехал отставной брат домой  -  через равнины сибирские,  мимо озера Байкал, на Амур. В родной Медвежий Угол.
     Подъезжает.
     В это самое время вышел из тайги зверолов Егор Андреевич. За спиной у него висело ружье.
     А напарника рядом с ним не было никакого. Что представлялось охотнику делом некудышним. Прям-таки грустным.
     Каждому ясно: хотелось соседушке Митрохиных более веселого дела.
     Был он разгорячен спорой ходьбой. От ватника, перетянутого ремнем из лосиной кожи, поднимался парок.
     Торопился зверолов, потому что прислал Тимофей  телеграмму. Вот-вот объявится старший брат Митрохинский  в селении.
     Егору Андреевичу никак нельзя ударить в грязь лицом.   Пусть Тимофей  -   в дом. Он переступает порог, а сосед , разумеется,  уже тут, приветствует. И сразу удочку закидывает:
     - Что, Митрохин Тимошка, брат Николашки? Раз в достоинстве отслужил, то     и заделался господином? Не пойдешь нынче в тайгу, не подмогнешь старому промысловику-охотнику?
     Тогда настоящий боец  -  тот, кто ведает о страшной войне с фашистами        и понимает мечтания земляков  -  обязан  ответить что?
     Правильно, ему полагается с полным понятием сказать:               
     -  Брось, Егор Андреевич. Я помогу землякам завсегда.
     Верит сосед, что доложит Тимофей как надо.
     Потому-то и поспешает из тайги в Медвежий Угол. С полотняной сумкой на боку  -  с разными гостинцами.
     Не сомневается в танкисте, а все шире шагает, все крепче парится в своем теплом ватнике.
     Солдату будет оказано уважение. К приезду земели-армейца  пожалуйста  -  на скатерти уже пироги с капустой. Рядышком станут полеживать таежные гостинцы.
     После долгого отсутствия, небось, потянет молодца на домашнее.
     А там, глядишь, захочется ему на пару со звероловом  отправиться за околицу. Да послушать, как журчат ручьи-песельники. Да навестить потом дальние лосиные ложки.  И  -  кедровники, где не одним лишь белкам раздолье.
     Завлекательными думками богат Егор Андреевич. Есть   о чем потолковать с молодым соседом.
     Но вначале надо постараться  -  оказать уважение, хорошенько угостить.
     Тот само собой тоже не откажет старому человеку в  почете. Доверительно расскажет о службе. Поведает в подробностях о танковых наступлениях, о разведках и  подводных хождениях.      
     Желательно бывшему солдату, фронтовику, знать: сегодняшние бойцы держат марку? на высоте у них звание победителей?  помнят о сражениях Великой Отечественной?
     Опять же интересно, сколько у нынешних танков лошадиных сил. Пятьсот, как у военной «тридцатьчетверки», или поболе?         
     Другой вопрос  -  насчет армейской обувки. Хватает нынче подметки на год или на два?
     Так и пойдет беседа.
     Слово за слово.
     В окошке, что глядит с улицы на мохнатые сопки, станет допоздна гореть свет.
     До-олго. Потому что задумал Егор Андреевич разговор немаловажный. Как раз очень обстоятельный.
     Когда на все вопросы будут получены ответы, заведет  тогда охотник прельстительную речь. О зимнем промысле в тайге.
     По снегу, известно, удобно брать хоть  тигра для зоопарка, хоть и рысь. Можно белку  добывать, а то и соболя.
     Ты знай толкуй Тимофею про свое.  Когда размякнет у парня душа  -  прилепляй к звероловству, к собственному делу.
     Охотничьему промыслу нелишне иметь от армии упористую поддержку.
     Наддает Егор Андреевич. Колотит ружье по спине, по горбушке ватниковой.   И дума не стихает: ой, не опоздать бы!
     Чует сосед Митрохинский  -  не зря объявился леспромхозовский механик в Медвежьем Углу. Наверняка имеет желание увезти солдата куда-нибудь подальше.
     Из родного амурского поселения  -  на горные севера, на кедровую лесосеку, на трактор.
     Только напрасно он тут прогуливается. У промысловика-охотника  глаз наметанный, расчет точный. Его на кривой   не объедешь.
     Такие, значит, будут сегодня пироги в Медвежьем Углу, где мечтают о мирной жизни на зеленой планете.