I Государственное дело. 7. Пятый маг

       ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.

       Часть 1.
            ГОСУДАРСТВЕННОЕ ДЕЛО.
       Глава 7.
            ПЯТЫЙ МАГ.

    Проснулся я так резко, что даже не понял, отчего. Какие-то обрывки воспоминаний о жутком святилище храма Косзы на Навине, о тамошнем бронзовом крылатом чудище до потолка, о беснующейся тьме, вырвавшейся из Тайной Дыры на планете Ви, и едва не погубившей всё… Просто всё. Такой ужасный сон после большой радости и праздника! Тут я окончательно проснулся, надел очки и увидел, что кошмар продолжается.
     - Ната!
     На фоне очень тёмного окна не очень тёмная фигура силилась поцеловать мою Нату!! Комната была озарена предполуденным солнечным светом, но за окном я видел ночь и такую вот картину на её фоне, словно на фоне занавеса в театре. Моя Ната отбивалась, негодяй хватал её руками и тянулся к её губам. Но она очень правильно держалась за ним, чтобы он служил для неё защитой от моей магии. Я мигом ударил по нему заклятием Парализующей Силы…
    Он почувствовал, крутанулся, и рывком подставил под удар Нату. Мою Нату! И она окаменела в неудобной позе, с рукой, поднятой к лицу для защиты.
    Я вскочил с кровати… и понял, что ничего не могу сделать. Тот, кто проник в нашу спальню, поставил между нами мою жену.
    Это был пятый из магов – контрабандистов. На его голове топорщился остроконечный колпак, плащ распахнулся, открыв взгляду чёрную рубаху с прорехой на груди, пистолет и кинжал на поясе… И я не понял, как он так незаметно разрушил тройную защиту дома, устроенную мной, Петриком и Рики.
     - Ты видишь, Аги, моему могуществу нет преград, - мягко и вкрадчиво заговорил он. – Или следует называть тебя Охти, отвергнутый сын? Жена у тебя красивая. Жаль будет, если погибнет, бедняжка, по твоей вине. Не рыпайся. Тихонько отдай мне ту вещь, что забрал из моей каюты.
    - Карты, что ли? – хрипло спросил я. – Судовой журнал?
    - Карты! Да что ты! Это тебе нужны карты. Погадать на свою нелёгкую судьбу. Мне нужна моя вещь.
    - Вся контрабанда, которую мы изъяли, свезена в острог.
    - Миче, в твоём понимании это не контрабанда. Это просто моя личная вещь. Я хочу её назад. Она в этом доме.
    - Мальчик? Юнга с вашего корабля?
    - Зачем он мне? Нянькайтесь с ним сами.
    - Не получится. Он утонул. Так что за вещь?
    - Миче, ты что, ненормальный? Ты не понимаешь, о чём я говорю? Миче, невозможно подумать, что ты волшебник. Ты не понял, что держишь в руках? Миче, отдавай её мне немедленно, а то тебе придётся искать другую маму для своей дочери.
    Я тянул время, надеясь что-то придумать. Я не понимал, о какой вещи идёт речь. Зачем нам здесь, в нашем доме, какая-то его волшебная штуковина? Мы ничего не приносили сюда, кроме карт и судового журнала. И что делать, светлая Эя, что делать? Морковка достал пистолет и приставил его Нате к виску. Я помнил, как, совершенно не колеблясь, там, в море, этот человек взялся потопить нашу лодку. Он убийца, и, даже, если я соображу, о какой вещи он говорит, и отдам её ему, он убьёт и Нату, и меня, если будет такая возможность.
     - Назови эту вещь. Как она выглядит?
     - Описать? Ты в своём уме, Миче? Описать – волшебнику!
     - Непродуктивный разговор. Не пойму, что тебе нужно.
     Я говорил с негодяем, а сам ждал момента. И вот резко повернул ладонь. Силой, рванувшейся из неё, разнесло к чёрту пол, я прыгнул вперёд, чтобы успеть схватить и рвануть к себе Нату… и моя рука наткнулась на пустоту. В том месте никого и ничего не было. Я остановился на краю дыры, сквозь которую была видна одна из гостевых комнат, оседающая пыль и камни на кровати. И я всё равно видел здесь – прямо здесь! – как маг в колпаке свалился в образовавшееся какое-то углубление, и отцепился от Наты. Она начала падать, а я мигом снял собственные чары и закричал:
    - Беги!
    Ната поняла, что делать. Она метнулась в сторону, уходя с пути заклятий. Ноги не слушались её, она упала, но сумела откатиться подальше. А я бил по негодяю заклинаниями боевой магии, впервые в жизни бил так, чтобы убить. И недоумевал: откуда такое расстояние? Вроде, всё происходит здесь, в комнате, но, вроде, и далеко от меня.
     Это какое-то неизвестное мне колдовство. Если я не разберусь немедленно, то рискую потерять Нату. Сейчас маг опомнится, и…
     - Миче, он тянет меня к себе! – взвизгнула Ната. Её голос прозвучал где-то впереди, хоть сама она была так близко, что рукой дотянуться.
     Я осторожно перегнулся над дырой и пощупал подоконник. Ничего не было между мной и ним. Какая-то иллюзия. Где на самом деле происходит то, что я вижу?
    Мне стало казаться, что я падаю в ночь, что подоконник и вся стена разрушаются подо мной. Я закричал от страха за своих близких в этом доме… Но падение длилось долго, я опомнился, почти вывалившись в окно, призвал всю волю, крепко сцепил зубы, велел себе помнить, что это иллюзия… И сам прыгнул вниз, в темноту, на крышу, окружающую террасу первого этажа. Она была там, никуда не делась, хоть я и не видел её в темноте.
     - Миче!
     Я всё наблюдал перед собой свою комнату: стену, проём окна и шторы, и происходящее на их фоне, но помнил, что я уже снаружи и двигаюсь вперёд.
      Негодяй ползком подобрался к Нате и теперь ухватил её за пояс. Пистолет он потерял. Он вынужден был обороняться от меня одной рукой, но я боялся, что вот он направит ладонь в сторону Наты… Всего один миг…
      Но я ведь тоже теперь мастер создавать иллюзии. Я засмеялся даже, когда длинные щупальца ростка несуществующего сказочного растения анпироса с большой скоростью начали опутывать напавшего на Нату мага. Он, видимо, не подумал о том, что это иллюзия, а подумал, что эту лиану я вырастил в своём саду, и это часть защиты дома. Он отцепился от Наты, бился и извивался, орудуя кинжалом, а я слез с крыши террасы и шёл к нему, и надо было мне быть очень сосредоточенным, чтобы щупальца выглядели правдоподобно, имели плотность и запах, и чтобы время от времени магу казалось, что он их отрезает, а из срезов брызжет сок.
    Я видел, что Ната кое-как ковыляет прочь на фоне быстро тающего проёма окна. И когда она опустилась на землю, не в силах идти дальше, я увидел, что всё происходит у моей лавки, а волшебник сражается с анпиросом посреди улицы, между нашим забором и входом в переулок, что слева от магазина. Он не прорвался сквозь защиту дома, он просто повалил часть забора и напустил свои чары, а теперь они рассеялись.
    К этому моменту я подошёл уже очень близко, наступил на доски поваленной ограды, когда маг догадался, в чём дело. Догадался, что удушающее растение – это иллюзия, бросил нож, извернулся, протянул руку в сторону Наты… Именно в тот момент, когда я уже победил. Но опередив меня на самую крохотную часть мгновения.
     Будь она у меня, я бы отдал ему его вещь, если бы он не трогал мою жену, не стремился всеми силами её погубить.
     Впервые в жизни я убил человека, и был теперь потрясён настолько, что только смутно замечал какое-то движение вокруг, вроде, какие-то фигуры медленно приближались. Но они не проявляли враждебности. Я смотрел на Нату. А она сжалась в комочек в траве, у белой стены лавки, а на этой стене, чуть в стороне от Наты, чуть выше, расползалось жирное чёрное пятно, а в середине него, прямо на обнажившихся кирпичах, плясал огонь. Рядом с Натой стоял Рики. Он успел отвести от неё последнее заклятие мага. Что же тот по мне-то не ударил, догадавшись? Даже изворачиваться бы не пришлось. Хотел сделать мне больней, сделать мою жизнь невыносимой без Наты!
      Очень тошнило, всё кружилось вокруг меня, то уносилось куда-то, то занимало положенные места. Я шагнул к Нате, но упал бы, не подхвати меня кто-то. Так я и стоял там, посреди улицы, пошатываясь в чьих-то руках. Что-то мне говорили, а я слышал далеко не всё. Ната, видно, совсем ослабла, не могла встать, хоть и пыталась, но потом оставила эти попытки и заплакала, уткнувшись в плечо Рики, присевшего рядом.
       - Миче сильно ранен, - сказал кто-то, а ещё кто-то полез ко мне с какими-то тряпками. Я видел, что ранена Ната, что весь бок у неё в крови, что вокруг неё тоже какая-то суета…
      И тут, впервые за долгое уже время, приключилась со мной такая напасть: я перестал видеть. Меня это давно уже не пугало. Это часто случалось со мной после больших потрясений. Я даже не всегда обращал внимание, зная, что через короткое время это пройдёт. Ничего страшного. Но тот, кто пытался оказать помощь, причинил мне сильную боль, и темнота накинулась на меня, словно хищник.
      Но потом я очнулся на первом этаже во второй из гостевых комнат, и когда открыл глаза и посмотрел сквозь скособочившиеся очки, Петрик, Лёка и Красавчик отпрянули от меня, словно я хотел их укусить. А Рики, наоборот, сунулся в поле моего зрения, и вид у него был потрясённый и даже опухший от слёз. 
      - Ната! Ната? Что? – задыхаясь и почти теряя сознание от ужаса и боли, прошептал я.
      Они переглянулись, одинаково закусили губы и опустили глаза.
      - Что?
      Лёка пихнул Петрика локтем.
     - С Натой всё хорошо, - с фальшивой бодростью в голосе начал тот. Я ждал. – Только… Ну… Только…
     - Вы потеряли своего ребёнка, - зажмурившись, закончил Лёка.
     - Не Розочку! Не Мичику! – взмахнув руками, воскликнул Красавчик, сообразивший, что сейчас-то я и умру.
     - Ната была беременна, - объяснил Петрик.
     Если бы я мог, я вторично убил бы эту гадину, напавшую на мою семью.
     Рики схватил мою руку и уткнулся в ладонь лицом. Ему до невозможности было жалко меня, и Нату, и своего не родившегося племянника или племянницу. Петрик осторожно промокнул тряпочкой мои собственные слёзы.

    *
    …Ната, конечно, проснулась раньше меня, не спавшего почти двое суток. Она уже некоторое время подозревала, что беременна, и как раз на сегодня планировала визит к врачу. Она совершенно правильно считала, что сообщение о том, что я стану отцом во второй раз, будет мне вроде подарка по случаю победы на Великих Состязаниях. У женщин, пусть редко, но бывает: не сразу поймёшь, беременна или нет, даже на третьем или четвёртом месяце не поймёшь, особенно, если хорошо себя чувствуешь. Поэтому Ната была чуть-чуть удивлена и очень обрадована, когда врач сообщил ей о сроке: получалось, что он уже не маленький. На радостях ей захотелось пройтись до дома пешком. Но, не дойдя до ворот, она остановилась, непонимающе глядя на поваленную секцию забора.   
    Поскольку Ната жена волшебника, она сообразила, что происходит вообще нечто странное. Она вспомнила, что вот сейчас, знакомая семейная пара, что жила дальше по нашей улице, вдруг развернулась в самом её начале и направилась мимо Наты в противоположную сторону. То же самое – дворник. То же самое – управляющий из магазина, что был прямо за нашим, и бродячий портной на маленькой таратаечке. А Ната не развернулась и не ушла. И вот она у поваленного забора. Она заподозрила одно из заклинаний Отвода Глаз, это во-первых, и во-вторых, что целью его применения является она сама или, вообще, обитатели нашего дома. Ната стала потихоньку отступать. Наученная разными передрягами нашей жизни, она не посмела ослушаться инструкции, полученной лично от меня специально для таких случаев: по возможности незаметно уйти и поднять тревогу. А уж если проникнуть в дом, то только специально оговоренным способом. Способ можно было применить с другой стороны здания. Ната торопилась, сердце у неё колотилось от страха: внутри были наши дети. И тут-то, на улице, очищенной заклинанием от посторонних, она попала в лапы негодяя, который сразу же повёл себя, как насильник. Ната кричала и отбивалась, но тот сказал ей, что её голос не слышен родным и соседям, и никто не подойдёт к окну. Только Миче. А потом начался весь кошмар.
     В этот момент Рики, мой младший брат, возвращался с почты переулком со стороны моря. Они с Лалой вчера договорились: кто первый проснётся, тот и отправит письма. Вот он и побежал на почту, а теперь возвращался. И вдруг понял, что столкнулся с чужим волшебством. И он только ещё собирался попробовать убрать заклинание Отвода Глаз, как оно рассыпалось само, и Рики понёсся во весь дух, чуя беду. Он ещё не видел из переулка ничего из того, что происходило, только Нату. Он слышал звуки боя и был удивлён тем, что она не выполняет инструкцию: там где что-то стреляет или грохочет, надо непременно упасть на землю, лучше за укрытие, А Ната сидит у стены, на виду. Не разбираясь, что тут творится, Рики на бегу взмахнул рукой – и Нату прижало к земле. Это её и спасло. В тот же миг последнее заклинание мага врезалось в стену как раз на уровне лица моей жены. А Рики из переулка вынесся на улицу – и сразу к Нате, понимая, что она нуждается в защите. И увидел, что Ната ранена, что я весь в крови и совершенно не одетый. То есть совсем. Посреди улицы, в окружении соседей. В одних очках! Вот позор! Что скажет мама?!
     После ночного гуляния только Ната и Рики бодрствовали рано утром. Все остальные обитатели дома проснулись от грохота, который устроил я, пробив в спальне пол. И, конечно, ринулись именно туда. Что случилось, понять было невозможно. Я к тому времени уже выпрыгнул на крышу террасы, комната была пуста, у окна зияла дыра в полу, за окнами обнаружилась жутко грохочущая ночь. Понимая, что безобразие происходит на улице, мужчины помчались к выходу, велев женщинам не высовыватья. Петрик сказал, что, возможно придётся быть готовыми к осаде. Темнота рассеялась быстро: едва мои родные добежали до входной двери. И они увидели сквозь дыру в заборе, что я в одних очках и едва ли не умирающий, стою над телом вчерашнего контрабандиста, а повсюду в этом месте разруха, камни мостовой выворочены, окна лавки выбиты, как оказалось, мною же, давно когда-то наложившим на неё защиту. Нату, в окровавленном и рваном платье сидевшую у стены, окружали соседи и звали врача.
    Такой вот день после праздника.
    Я заснул, не имея сил сразу же подняться и идти к Нате. А вечером мне сообщили ещё новости.
    Пока я спал, Лёка и Петрик под впечатлением всего происшедшего сунулись было рассмотреть карты с судна контрабандистов. Они полагали, что среди них найдутся изображения берегов и городов Запретной Гавани, а может даже какие-то записи. Это могло бы оказаться полезным в нынешней ситуации. Но едва Чудилка развернул свёрток, он закричал Лёке:
    - Не открывай журнал!
    Но было поздно: Лёка уже открыл. И весь текст, все буквы, цифры, изображения исчезли с листов и страниц, едва их коснулась чужая рука. Остановить действие заклинания Петрику не удалось.
    Лишь одна карта оказалась не заколдованной. Обычная, древняя-предревняя карта Запретной Гавани с полустёршимися названиями городов, гор, областей и рек. Поверх неё был наложен и закреплён по краям прозрачный лист, на котором карта была повторена схематично – будто кто-то задался целью сделать копию, да не успел раскрасить цветными карандашами. Но можно было отметить, что некоторые границы проведены в других местах, что появились или исчезли с лица Винэи некоторые населённые пункты, а те, что существуют до сих пор, носят иные названия. Полезной вещью оказалась эта, совершенно не волшебная карта.
    Тут нужны были пояснения коренного жителя, но Канута сказалась больной. И мои друзья пошли в подвал за пленным парнишкой. И обнаружили, что дверь открыта, а замок, отпертый ключом, аккуратно лежит на ступеньке. Паренька в подвале не было. И во всём доме тоже.
      - Канута! – догадались друзья и, очень злые, пошли к ней в комнату.
      Она лежала на кровати, свернувшись в клубочек, не обращая внимания на то, что её малыши тихо разрисовывают стену цветными мелками.
      Канута даже не стала отрицать, что это она выпустила мальчика. Сказала, что обязана была это сделать: пусть-де ребёнок спокойно живёт своей жизнью на севере, пока его не нашли и не убили за это. Она призналась, что боялась того, что парнишка выболтает нам какие-нибудь важные тайны своей родины – ведь по всему было видно, что он очень симпатизирует нам. Выбалтывания нельзя было допустить ни в коем случае: это значило бы призвать на наши собственные головы гнев людей с душевными чёрными крыльями, которые видят и слышат всё. И мстят, конечно. Объяснив мальчику, что нельзя подставлять под этот самый гнев людей, которые хорошо с тобой обошлись, Канута ночью услала его прочь, дав денег на паром и ещё немного сверх того. Кто ж знал-то, что чернокрылые люди всё равно будут мстить, и начнут почему-то с Наты. Такая вот чушь водилась у Кануты в голове.
    - Убил бы! – в сердцах воскликнул Петрик, не смущаясь присутствия женщины, а она сказала, что готова.
    - К чему готова? – опешил Чудилка.
    - К тому, что меня казнят.
    - Ой, дура ты, Канута, - только и смог ответить на это мой родной дружок. И они с Лёкой ушли оттуда, велев ей отправить детей гулять вместе со всеми в саду под присмотром няни и Масика, а самой оттереть стену.
     Конечно, послали погоню за мальчишкой, но его не нашли.
     А чуть позже поступили два сообщения с Малого острова. Первое - что судно контрабандистов, оставшееся на острове Рыбы, было сожжено неизвестно кем в ночь, когда мы праздновали победу на состязаниях. И второе: матросы с этого корабля были утром найдены мёртвыми в остроге. Как такое вышло – не понять. После рассказа юнги и обыскали специально с целью найти яд в перстнях или чём-то подобном. Ничего не нашли, но эти трое скончались именно от отравления. Допросить было больше некого. Я подозревал вмешательство мага, напавшего на наш дом.
     - Ты должен написать обо всём родителям. Королю и королеве, - сказал я Петрику.
     Он погладил меня по повязке и сказал жалостно:
     - Куда же я им напишу, Миче? В море? Они уже в пути, уже направляются к нам на «Великой Някке». Приедут – вот и поговорим.
    Пожалуйста вам – сильное огорчение. Как и говорили мне гадательные принадлежности. Ещё одна напасть на мою голову. Приезд дорогих родителей.
    - Поправляйся скорей и тикай отсюда, Анчутка, - смеясь сказал Лёка.
    Было оговорено уже давно, что я уеду с Верпты на то время, что здесь будут гостить наши родители: Петриковы и мои. И Лёкины впридачу. Лёкины – это как раз ничего, но со своими я не желал общаться совершенно. Ни с кем из них четверых. И Ната тоже не желала. 

     *
     Ната была не настолько сильно ранена и больна телесно, сколько духовно. Страшный случай подкосил её силы. Она вздрагивала от резких звуков, боялась выходить на улицу и едва находила мужество отпускать от себя наших девочек. Все домашние были очень внимательны к ней. Однако, Ната взяла себя в руки, едва я начал поправляться. Велела прекратить все эти «телячьи нежности», как она это назвала, и стала делать вид, что ничего не боится. Только за Розочку и за Мичику. И больше ничего.
     - Ей нужна смена обстановки, новые впечатления, надо, чтобы Ната развеялась, - твердили мне мои близкие, уговаривая на эту авантюру – отпуск и поездку по Няккскому берегу.
      Я сопротивлялся. После того, что случилось, как я мог оставить их? А если на Верпту нападут? Пять магов на одном судне! На всём западе нашей страны столько не сыщется после отъезда меня и моих братьев на юго-восток. Я твердил ребятам о предчувствии беды. Да, вероятной новой беды.
      - Ты невозможен, Миче, - говорили мне. – Сколько мы тебя знаем, ты постоянно отравляешь сам себе жизнь страхом за нас. Ну поживи спокойно хоть немного, хоть месяца два. В прошлый раз предчувствие беды мучило тебя десять лет. Ты собрался новые десять лет сидеть, как привязанный, на Верпте?
      - А если мы все сами разъедемся в отпуска кто куда, что ты будешь делать? Разорвёшься на клочки, чтобы охранять каждого?
      - Займись женой, Миче, а мы все большие детки, сможем за себя постоять, если что.   
      - Миче, напасть на Верпту – значит, напасть на Някку, а Някка – большая, очень сильная страна, у которой много союзников. Не думаю, что Запретная Гавань на это отважится. По крайней мере, в те несколько недель, что ты будешь в отъезде.
       - Я не пойму, Миче, ты считаешь Петрика плохим волшебником? Не доверяешь ему? Думаешь, он не сможет нас защитить?
       - Не чуди, Миче, у нас есть ещё Рики, этакий запасной волшебник.
       - Волшебник запаса.
       - Лучше Миче не говорить такого. Его кондрашка хватит.
       - Уже не хватит. Миче перевоспитался и больше не дрожит над Рики, как не знаю кто. Ведь предчувствие беды у тебя не из-за Рики? Не ему грозит беда, правда?
       - Вот после таких слов он никуда не поедет.
       - Поедет. Ведь приезжают ещё Аарн и Сая – тоже волшебники.
       Мичика говорила в ответ на мои сожаления о том, что вот и в этом году, значит, я не смогу отвести её в школу, как обещал - путешествие захватит часть осени:
       - Я знаю, где школа, не надо меня провожать. Просто открыточку мне пришлёте. А потом привезёте подарочки.
       Она заботилась о нас с Натой, наша маленькая девочка.
       - Родители будут здесь через два дня, - сказал Лёка.
И я понял, что надо срочно собираться.
       Я обязан заботиться о Нате, которой нужно вернуть душевное равновесие.
       И ещё. Вы ведь помните, что я не обидчив. То есть настолько, что все, кто со мной знаком, считают это ненормальным. И только собственным родителям, всем четверым, удалось так обидеть меня, что я едва не умер. И я их даже понимал в какой-то мере, и, возможно, не отваживался осуждать, как они того заслуживали, и, может, когда-нибудь потом я смог бы их простить, но не сейчас. Нет, не сейчас. В том приключении на Навине, о котором я всё вспоминаю, я мог бы погибнуть, если бы меня не спасла непостижимая магия и милость Эи и Радо, светлых моих покровителей, если бы не защита, подаренная мне любящими меня братьями. Я был ранен в сердце, пулей навылет: выжить не смог бы никто, это невозможно. Это даже не чудо, то, что я живу на свете, это то, что я не в состоянии осмыслить и сообразить: как? Я могу только быть благодарным. И вот теперь я скажу: обида, нанесённая мне моими родителями – это рана в сердце пулей навылет.
     Я не мог их видеть.
     Я поправлялся быстро, потому что у меня был Рики, у которого, в отличие от нас с Чудилкой, имеются небольшие способности к исцелению. Они какие-то хитрые у него, эти способности. Тесты говорят, что они недостаточны для того, чтобы вылечить серьёзную болезнь или рану, но иногда Рики проделывает это очень здорово и легко. Он говорит, что научился у Инары, жены Кохи Корка. Я тоже пытался научиться, но у меня ничего не вышло. У Петрика не вышло. Наших сил и наших с ним способностей хватает только на то, чтобы лечить царапины от кошкиных когтей, разбитые коленки, небольшой насморк и вытащить занозу. А Рики – вы гляньте только: он приклеился ко мне, как пластырь, и, думаю, поэтому я очень быстро пошёл на поправку, даже доктор удивлялся. Мои друзья заботились обо мне, Ната, как только смогла вставать (Рики приклеился и к ней тоже), пришла ко мне, и это, конечно, замечательно способствовало выздоровлению. Поэтому уже на третий день моей лежачей жизни меня больше заботило не состояние моего здоровья, а то, кто будет платить за ремонт развороченной мостовой. По всему выходило, что я. Вечно у меня какие-то непредвиденные расходы!
     Но зря я переживал: все соседи скинулись на ремонт. И, кстати, не было даже суда надо мной, убившим человека. Да, допросили меня, и Нату, и Рики, и всех свидетелей, и приезжали даже из Дейты, чтобы всё выяснить до конца. Но всё сводилось к тому, что я защищал свою беременную супругу, своих дочерей, себя, всех обитателей дома и даже, едва ли, не всей улицы. Доказательств злого умысла иноземного мага и контрабандиста было хоть отбавляй, как и доказательств того, что это была именно самозащита. Даже люди, далёкие от любого волшебства, понимали это.
     На Верпте – я чувствовал очень хорошо, вдруг поселился страх. Особенно он был силён в сердцах коренных верптцев, тех, чьи неведомые предки явились сюда когда-то очень давно, в Мрачные времена. Во время нашего с Натой отсутствия, наши родные брались потихоньку расспросить обитателей островов, почему они ходят с перепуганным видом, затравленно озираются и перешёптываются в любое удобное для тайных разговоров время.
    Лёка возился с арестованными в памятную ночь покупателями и распространителями контрабанды. Ничего особенного: пособники воров, как из нашей страны, так и из Иверы и Влоты. Но и тут прозвучало имя Остюка. Будто бы он как-то раз приобрёл кое-что, доставленное ему из-за моря по специальному заказу. Кое-что находилось в коробке, оклеенной бумагой со всех сторон, и посредник не знал, что это такое. Названия заказанных изделий, написанные Остюком на листке, ничего не говорили ни нам, ни посреднику.
    - Теперь спать не смогу, всё буду думать, что это за штуки и для каких таких новых Остюковых каверз, - ворчал Лёка.
    Садовник сказал, что в Дейте, на берегу видел мальчика-юнгу, но тот удрал, заметив его. Петрик лично отправился на поиски. Но мальчишка был волшебником, и Полдневный Поиск не прошёл. Обычный поиск – тоже.
    Канута совершенно скисла. Но это как раз можно было объяснить. Ей и Ноллу наконец-то удалось образумить Шалопута. Он дал разрешение вернуть детей матери и обещал не забирать их больше. Кануте было нелегко – она очень привязалась к малышам и беспокоилась о том, не станут ли они тосковать в разлуке.
    - Ты будешь тосковать больше, - сокрушённо говорила ей няня. – Но есть способ развеселиться.
    - Какой? – только из вежливости интересовалась Канута.
    - Замужество. Познакомим тебя с кем-никем, да и за свадебку. Как на это смотришь?
    - Нормально смотрю, - вздыхала девушка. – Но вот беда: мне не нравится никто.
    - А я? – возмущался Красавчик.
    Канута вздыхала опять:
    - Ты очень и очень хороший.
    Это значило, что Красавчик для неё всего лишь приятель, вроде как и Шалопут. Она же нравилась ему всерьёз.
     И вот мы с Натой, в оставшиеся до приезда родителей два дня, лихорадочно собирались. И не столько собирались, как всё время проводили с Розочкой. Два месяца без родителей – каково это для такой малышки?! Дочка оставалась дома. Специально ради общения с бабушками и дедушками. Не могли же мы запретить им встречаться с внучкой. Ну и с другими детьми: с Рики и Лалой. Мы нервничали, переживали, давали близким кучу советов и указаний, а они были с нами терпеливы. Но Рики сказал в конце концов:
      - Миче, Ната, вы что, не доверяете МНЕ?
      Мы доверяли Рики. Ему – обязательно. Он так носился с Розочкой, так хорошо о ней заботился с самого её рождения, что, даже, если бы мы оставляли дочку только на него одного, и то могли бы не беспокоиться. Рики у нас очень рано повзрослевший ребёнок, очень ответственный, прямо как Петрик. Пришлось взять себя в руки и перестать изводить всех своими опасениями.
      «Великая Някка» шла долго, государи навещали разные города на побережье, поэтому мы с Натой успели поправиться. Она говорила, что у неё ничего не болит, самочувствие отличное, я тоже был уже здоров. Но Нате врач зачем-то сказал, что она потеряла двойню. У нас могли бы быть близнецы, как мы с Петриком. Мы сильно горевали, конечно. Наверное, Ната, как женщина, больше. Это мы, мужчины, начинаем привязываться к детям, когда они уже подрастают. Младенцы – и те, что уже родились, и те, что ещё нет – это радость для матерей. Хотя ведь, и для меня.
      И так мы с Натой в конце первого лета на Верпте отправились в путешествие без потрясений.
      Одно, правда, было, но ещё до того, как мы пересекли пролив: с парома, подходящего к пристани Дейты, мы наблюдали за тем, как к порту Верпты приближается флагман «Великая Някка». Какое счастье, что так много воды между нами!
       Я спросил паромщика:
      - Нельзя ли побыстрей?
      - Нормально идём! – буркнул он, не отрывая взгляда от главного корабля страны.
      Жалел я сейчас только о том, что не удастся повидаться с Аарном Кереичиките, одним из лучших друзей, его женой Саей и их дочками. Весной Аарн не мог приехать, всё-таки, он преподаёт в университете. А летом выбрался ненадолго.
      Мы с Натой не стали задерживаться в Дейте, а сразу сели в поезд и отправились в большой город Ануку. И очень жалели Петрика, оставшегося с родителями: их выходкой он был оскорблён не меньше меня. Но у королевичей в жизни всё не так, как у нас, у обычных предсказателей и ювелиров. Он вбил себе в голову, будто его отъезд был бы чем-то вроде дезертирства, и, скрепя сердце, остался на Верпте. Лёка не бросил нашего друга в беде и тоже никуда не уехал. К тому же, у него имелись какие-то планы насчёт нашего возвращения в Някку. Но знаете, после того, как я ужаснулся близости родителей, у меня надолго пропало желание вернуться на родину. 

ПРОДОЛЖЕНИЕ:  http://www.proza.ru/2015/04/08/1621


Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".