Шок!

 

                Шок!

Никогда бы не подумал, что то, что я увижу сегодня, станет действительностью. Действительностью,  от которой хочется бежать, которую не хочется воспринимать. На сайте одноклассники довольно много групп, в которых я могу увидеть свою молодость, мой любимый город – Ташкент. Сегодня я присоединился к еще одной такой группе – музей ТАПОИЧ. Обычно, посещая эти группы, я рассматриваю фотографии в надежде увидеть хоть одно знакомое лицо. Мысленно пройтись по знакомым дорогам завода. Ташкентский авиационный завод был рассредоточен по четырем территориям в городе, где главной являлась территория – Б, на территории – А работал я. Был еще ЛИС - летная,  испытательная станция, откуда и взлетали готовые изделия. К моему сожалению, все новости и фотографии обыгрывали именно территорию – Б. Но я с упорством разглядывал фото и искал и не находил знакомые мне лица. Сегодня я наконец - то увидел территорию, на которой  проработал девять лет из своей жизни. И то, что я увидел,  повергло меня в шок!
 Каждая фотография прокомментирована автором, но я ничего не узнавал. И узнавать-то было нечего,  не было цехов, не было забора, ничего не было. На фото, а это в центре города,  свалка. Цеха разобраны, все куда-то вывезено, остались только озелененные участки, островками среди громадного пустыря.
 Семь лет назад я побывал в Ташкенте, специально пришел к проходной завода, что бы обновить воспоминания. С улицы все было как всегда, только людей не было и было какое-то щемящее чувство тревоги за родной завод. Я знал, что завод простаивает, поговаривали, что запустят его вновь, но,  увы!
 Продолжая всматриваться в фотографии, что бы увидеть хоть одно знакомое лицо я осознавал, что я давно перевалил за черту среднего возраста. Понимал, что не многие мужики доживают до моего возраста и все-таки надеялся на чудо, но, чуда не произошло! Фотографии были подписаны годами, на тот момент моего участия в жизни завода, с поездками на уборку хлопка, с выездом на Чимган, но на них незнакомые мне лица. Фотограф, снимая этот кадр стоит на месте 22 цеха, цеха шасси. На заднем плане кафе Полет, в которое мы ходили обедать. Конечно,  оно не было единственной точкой общепита, были и другие, но их уже нет, а кафе стоит, как напоминание о годах былых времен. Самолеты можно купить, а вот кушаем мы каждый день.
Довольно часто на обед мы ходили в кафе АНХОР. Так, как готовили там шурпу,  не готовили нигде, да и плов был хорош. В первый раз я его посетил на второй день прилета в Ташкент в 27 ноября 1970 году. Конечно,  это было не то заведение, которое вы увидите сейчас, многое в нем изменилось кардинально. Но не все перемены, которые происходили в жизни города,  были нам по душе. Взять,  к примеру,  Алайский рынок. В начале семидесятых еще можно было увидеть женщин в парандже, много чего продавалось прямо с земли,  и полно было нищих. Но с годами, с наступлением цивилизации, утрачивалась его, города,  самобытность, которая была нам по душе. Чисто стало и вместе с тем холоднее в душах наших.
               Давно хотел описать хотя бы один день,  проведенный на заводе, за станком. Из памяти безжалостно стираются файлы нашего прошлого и,  не смотря на то, что нам постоянно говорят, что жить нужно настоящим, что смотреть нужно в завтрашний день, память возвращает нас в прошлое.
              Начало семидесятых годов,  были, по сути, модернизацией  завода. Массово принимались на работу молодые специалисты, приобретались станки с ЧПУ и осваивался выпуск ИЛ-76. Завод выпускал АН-12, ИЛ-114, делали россыпь (запчасти) для самолета Антей и ЛИ-2. Наверное,  это не полный перечень всего, что делалось на заводе но, важно ли это! Важно, что это было в моей жизни и в жизнях тысяч сотрудников предприятия.
              Мне было двадцать три года, когда я впервые переступил порог проходной завода,  на котором проработал до 1979 года. За плечами у меня была восьмилетка, профессиональное училище, пять лет стажа на Юргинском машиностроительном заводе, с параллельной учебой в вечерней школе рабочей молодежи. Сейчас я попытаюсь описать один рабочий день в цехе 22.

Начну с режима работы предприятия.  Первая смена начиналась с половины восьмого и заканчивалась половиной пятого. Вторая с половины пятого и до половины первого ночи. После второй смены нас развозили по домам служебные  автобусы,  а вот утром нас всегда поджидал левак, водитель которого брал с нас 10 копеек за проезд. Все годы работы на заводе нас возил только он,  и не было у него ни одного сбоя. Но такой порядок установился не сразу, первые, несколько лет, мы ходили пешком до  местечка махаля Юнус-Абад, где находилась  конечная  остановка  маршрута восьмого автобуса и так, же мы возвращались домой. Дорога, длиною в пару километров,  проходила по колхозным полям, испещренными арыками и не большими каналами.
                Насколько память мне не изменяет, вставать приходилось около шести часов утра, если, конечно, не была запланирована утренняя пробежка.
 И так, собравшись, и выпив стакан сладкого чая,  я выхожу из дома и направляюсь к автобусу. В тот, первый год, когда мы заселились в свою квартиру, в эксплуатацию были сданы три дома, а это двадцать второй, второй и тридцать девятый дома. Жителями этих домом являлись работники двадцать второго, второго, пятьдесят пятого, сорокового и кузнечнопрессового цехов. Все жители этих домов были людьми приезжими из Сибири, с Волги и Урала. Автобус,  Львовского автозавода, как правило, набивался полный. На проходной, в кабинках перед турникетами, нам выдавали пропуска, которые мы сдавали в табельную цеха.
 Раздевалки в цехе не было. У каждого рабочего была своя индивидуальная тумбочка, в которой хранился инструмент и там же отдельная ячейка для одежды. Душевой тоже не было, был общий рукомойник, где можно было помыть руки и лицо.  Надо отметить, что завод наш,  был эвакуирован из Ленинграда и  спешно возведен в годы войны,  и поэтому не было никаких условий. Не было даже красного уголка, торжественные мероприятия проводились в скверике на территории завода.
  Наряд на сегодняшнюю работу я получил  у подготовителя вчера и сегодня, с утра первым делом иду в архив за технологией, просмотрев которую, в инструментальной кладовой получаю соответствующий режущий и мерительные инструменты. Затем,  прихватив тележку, иду на склад приспособлений и,  найдя в стеллажах нужное мне по технологии приспособление,  загружаю с помощью кран балки на телегу и везу к станку. Все эти процедуры занимают немало времени и сопровождаются очередями. Теперь предстоит установить приспособление на станок, в него установить и зажать деталь, ну и дальше собственно начинается ее обработка.
Работал я в отделении,  состоящего из трех рабочих групп, а это: сорок первая (моя), сорок вторая и сорок третья. В инженерно техническую группу входили: старший мастер, три мастера, три контролера, контрольный и старший контрольные мастера.
Цехом руководил Викторов Борис Борисович по прозвищу – ББ с заместителем. Из вспомогательных служб: БИХ – бюро инструментального хозяйства, ПДБ, ПРБ, БТК. Коллектив цеха около пятисот человек, с двухсменным режимом работы.
Первый год для меня был особенно тяжелый. Нас, приезжих, очень уж не любили местные рабочие-станочники. Как же нас было любить, если они бесперспективно стояли в очереди на квартиру, а нам сразу выдали ордера. Ну не хотели они понимать, что мы-то здесь не причем! И эта нелюбовь выражалась в крайнем к нам отчуждении. Коллектив наш, еще не сложившийся, лихорадило. Наметилась борьба с пьянством, направленная в основном на местный контингент, ведь нам то, приезжим,  было не до развлечений. Порядок,  конечно,  навели, уволив немало любителей выпить.
 В цех начали массово завозить станки с программным управлением. Создали отдельный участок. Первые станки были с магнитными лентами, потом пришли с перфокартами. Как-то закрепили за мной парнишку, корейца, в ученики, которого я обучил,  и его перевели на программный участок. Однажды, через некоторое время, я поинтересовался у него, как идут дела, как зарплата. Разговор о зарплате обескуражил меня. Оказалось, что бывший ученик зарабатывает больше, чем его учитель! Работа фрезеровщика-универсала с программистом не шла ни в какое сравнение. Работа за программным станком не требовала,  какого либо багажа знаний и опыта, зажал деталь, выставил по трем параметрам, нажал на кнопку ПУСК и процесс пошел. Нам же, универсалам, приходилось применять весь накопленный багаж практических знаний. Единственный раз я совершил попытку перевестись на программный участок, но как видно, нами, универсалами дорожили,  и мне было отказано в переводе.

               Хлопок
Как-то осенью, в один из первых лет работы на заводе, ко мне подошел старший мастер Сергиенко, и таинственно сообщил, что в эту субботу работники нашего цеха выезжают на сбор хлопка. Меня, как он сказал, он назначает старшим в группе сборщиков. Что ж, хороший ход был с его стороны, ну как тут откажешься! Утром, возле проходной, состоялся сбор,  и мы на автобусах отправились на помощь нашим декханам. Кто хоть однажды побывал на уборке хлопка,  знают правила игры, но у меня на памяти были другие правила, другой опыт. В Сибири нас возили на уборку картошки. К обеду нам подвозили молочную флягу борща, флягу молока, картофель пюре и котлеты, ну и конечно хлеб. И вот с этими мыслями, когда уже урчало от голода в животе, я стоял меж рядов хлопчатника,  а народ стал прямо в поле устраиваться на обед. У меня, как вы понимаете, с собой ничего не было.  Конечно,  меня пригласили к общему столу.  Даже с привозом питьевой воды тут никто не озаботился, но план нужно было выполнить. Эта поездка была первой и последней в моей жизни.
 Помнится уже позже, проезжая с друзьями по ферганской долине из Ферганы, а ездили мы добывать мумие,  мы возвращались на машине домой, нас остановили прямо посреди хлопковых полей гаишники. Разговор был не долг, у водителя забрали права,  а нам было предложено собрать по четыре килограмма хлопка, так сказать помочь родине. Следом за нами остановили машину, за рулем которой сидел военнослужащий в звании майора с женой. Одному из нас, на ушко гаишник сказал, что можно заплатить весовщику, он напишет записку,  и права вернем.  Возмущаясь  беспределом,  мы направились к весовщику. Дорога домой предстояла долгая,  и нельзя было торговаться.
Вот уже девятнадцатый год, как живу на Урале, но снится мне только Ташкент, город моей молодости, молодой и красивый.