Дачники

До двадцати лет она играла с жизнью в жмурки и строила то карточные домики, то воздушные замки. Потом спохватилась - и взяла судьбу за рога, проще говоря, вышла замуж.
     Муж был военным. Когда он говорил "Ать-два", ей хотелось маршировать и отдавать честь. "Вот это любовь!" – закатывали глаза подруги, но когда он погиб в одной из горячих точек нашей непутёвой родины, они угомонились и больше уже не завидовали. Зависть, она ведь тоже имеет вполне осязаемые границы - аккурат по самые её рубежи.
     Несколько лет спустя, она снова вышла замуж, на этот раз за физика. Счастье продолжалось недолго: муж уехал налаживать Большой адронный коллайдер, детище неуемной человеческой мысли, и превратился в очередную элементарную частицу ("Элементарно, Ватсон", - говорит в таких случаях один из героев Канон Дойла). Носится неразличимой точкой по крутому безразмерному кругу диаметром с земной шар, непонятно, правда, по часовой стрелке или против. В коллайдере (если вы не знаете) двухстороннее движение, и раз в год случается катастрофическое столкновение, да и то по субботам – догадайтесь почему.
     И с тормозами проблема – скорость-то какая!..
     Потеряв супруга из вида, Сильфида Платоновна не стала отчаиваться, а взяла и развелась с ним так же, как и познакомилась - по скайпу, и зажила размеренной жизнью, о которой мечтает каждая замужняя женщина – время от времени, разумеется, пока не наберётся сил для возобновления семейных баталий.
     От мужа – того, что командовал "Ать-два" и "Пли на вас!" – у неё остались квартира и дача. На квартире она живёт в холодные зимние месяцы, зато на даче царит с мартовских ид и почти что до самого нового года. Сажает цветочки, обихаживает декоративные кустики…
     Благодать, да и…
     "Только тогда, когда мои соотечественники будут сажать не картофель, а цветы и деревья, уверяет окружающих Сильфида Платоновна, наша страна торжественно вступит в передовые державы мира".
И всеми силами приближает это время.
     Бизнес её связан с растениями. Из Крыма она в хозяйственных сумках, пряча от досмотра таможенников (времена были "незалежные"), привезла розовый миндаль, который собиралась продать на ВВЦ. Хвалится: "Только от станции метро отошла, а за мной уже на ходу – ать-два - выстроилась очередь. Распродала по дороге. А что - тысяча саженцев по пятьсот рублей – неплохие деньги. Разве нет?"
     Из Средней Азии притащила кизил и касторку. Шишки маклюры раздала за бесценок.
     С Дальнего Востока доставила лапчатку, иначе говоря, курильский чай и женьшень в количествах, которые не снились ни Дерсу Узала, ни потомкам писателя Арсеньева. "Китайцы в отчаянии рвали волосы на голове, - смеясь, рассказывала Сильфида Платоновна. – Почему на голове? Да потому что в других местах у них волосы не растут – во время культурной революции вывели".
    Свои угодья она показывает с удовольствием – астильбу и хосту, падуб и можжевельник, барбарис и гортензию, вейгелу и симфориокарпос…
    - "Как-как? – переспрашивают потенциальные покупатели.- Позвольте записать". – Сим-форио-карпос, - с лёгкостью повторяет трудное название Сильфида Платоновна. – А это моя гордость – розарий…
     Розарий Сильфиды Платоновны действительно заслуживает уважения. И каких только роз не произрастает в этом на удивление компактном собрании растений: и розы вьющиеся, и лазающие, и крупноцветковые, и чайно-гибридные, миниатюрные, старые парковые, кустовые…
    - Розы требуют ухода – и маленьких хитростей, крайне необходимых в условиях Средней полосы России, ну и, конечно же, финансовых затрат, - говорит Сильфида Платоновна, - но, согласитесь, розы стоят любого денежного внимания, вливания то есть…
     Вообще, Сильфида Платоновна - женщина впечатлительная и слезоточивая, чуткая и отзывчивая. От второго мужа, кроме фотографий ей досталась шестиструнная гитара и любовь к авторской песне. Эту любовь она разделяет с соседом, тоже большим поклонником дилетантского творчества.
     О Похаб Петровиче надо сказать особо, ибо он личность примечательная.
     Похаб Петрович - националист. Говорит: "Благородному человеку свойственно ставить свою нацию выше других народов. Но только благородному индивиду. Люмпену одна хрень – своя нация, чужая. Как бабе постель". Часто повторяет: "Не гоже оскорблять свой народ, когда существуют иные". Предпочитает всё отечественное: культуру, историю, матерщину…
     Обожает русскую кухню. "Шедевр русского кулинарного искусства, - говорит Похаб Петрович, - это ломтик чёрного хлеба, кусочек солёного огурца и запотевшая рюмочка водки. И что по сравнению с этим джентльменским набором все изыски мировых рестораторов?"
     И многие соглашаются с ним и разделяют его политические воззрения, глядя на русскую нацию с точки зрения кулинарного превосходства.
     Многие, но не все…
     Похаб Петрович – известный на весь мир переводчик: однажды он так перевёл библию, что перевод тут же назвали антисемитским и занесли в перечень запрещённых изданий.
     Сильфида Платоновна и Похаб Петрович симпатизируют друг другу – ненавязчиво, по-соседски. Они даже фрагмент сетчатого ограждения, увитого клематисом и каприфолью, изъяли, оставив проём, крайне необходимый для полноценного общения. Похаб Петрович так же, как и Сильфида Платоновна, прекрасный хозяин, вот только цветам он предпочитает плодово-ягодную ипостась дачного промысла. "Грош цена цветочку, если из него не произрастёт что-нибудь вкусненькое – вишенка, например, или клубничка"…
     А ещё Похаб Петрович отменный бабник. Каждый вечер он вводит в дом свежую женщину, и Сильфида Платоновна, глядя из окна, с завистью рассматривает его очередную избранницу. Тихо и робко разглядывает – из-за занавеси… часто не зажигая свет…
    На следующий день он, как правило, выпроводив прелестницу, жалуется соседке – по-свойски:
     - Ах, дорогая Сильфида Платоновна, три миллиарда женщин живёт на планете и каждой что-нибудь хочется - ужас! ужас! И до чего же они меркантильные! Свет не видывал подобных побирушек!..

"Так долго продолжаться не может, - думала Сильфида Платоновна, ворочаясь в бесприютной постели. - Он меня не замечает. В упор не видит! Женщина я или не женщина? Нет, так дальше не пойдёт – надо что-то придумать…"
     И придумала, и решилась…
     Утро было тёплое, можно сказать – жаркое.
     Тугие тюльпаны поскрипывали на ветру.
     Девичий виноград царапал дощатый забор.
     Рассыпчатая спирея невестилась под окном… -
     когда Сильфида Платоновна выбралась в сад.
     В руках она держала шестиструнную гитару.
     - Какие новости, Похаб Петрович? – весело окликнула своего соседа.
     - Да в общем-то – никаких. Хотя…
     Вчера я узнал из Фейсбука о печальной судьбе моих школьных приятелей – Петрове и Петряеве из славного города Питера. Так вот один из них женился на втором, а второй, соответственно, вышел замуж за первого.
     - И что?
     - И всё. А разве этого мало?
     - Ах, Похаб Петрович, кого удивишь сегодня подобными провинциальными выходками? Женилась… замуж вышел… Тоже мне – новости!..
     Махнула рукой и запела песенку из старого чёрно-белого телевизионного фильма. Очень ей нравится эта песенка.
     "Я набрала под вечер малины - пусть сладких ягод поест дружок, пусть назовёт меня он любимой, я для него сплету венок".
    Алый бант на грифе её гитары топорщился накрахмаленной розочкой. Флорибундой называла она этот прелестный узелок.
     - Давно хотела спросить у вас, Похаб Петрович, вы малину поливаете?
     - В исключительных случаях. Когда приспичит. Пущу иногда струю по-маленькому…
     - Это как?
     - Да так же, как вы, только стоя…
     За подобные шуточки его и прозвали Похабом. Мы тоже будем называть его Похабом, дабы сохранить это редкое, можно сказать, эксклюзивное имя в отечественной литературе. Тем паче, что имя Пахом давно уже вышло из обихода.
     - Брата вашего, Сильфида Платоновна, наверняка именуют Сульфатом?
     - Скажете тоже – Сульфатом… Клевещите вы нашу семью, Похаб Петрович, ой и клевещите…

А солнце припекало всё сильнее…
    Птицы прятались в тени, и только дятел резво стучал по стволу, от сглазу, наверное, - как бы чего не вышло. Сильфида Платоновна поднялась со стула, наклонилась, положила гитару…
     Стринги тонкие и точные, как амфибрахий, были натянуты на ней.
     Похаб Петрович глянул на соседку – и потерял голос…
     Отважно откашлялся - и нашёл.
     - Ваш наряд сегодня, - сказал соседушка ("По погоде", - откликнулась Сильфида Платоновна), - может ошарашить кого угодно. И довести до солнечного удара: хлобысть! – и поминай как звали!
    И действительно, перетянутая тесьмой, она походила на изящный презентик типа конфетной коробочки. Узенькая верёвочка убегала в промежность. Точно так же, как наша страна когда-то, устремлённая в будущее. А потом попятилась, дала задний ход – и амба.
     "Классика жанра, а не жо! – думал сосед. – Белая, гладкая, продолговатая… И что по сравнению с нею круглые, карнавальные латиноамериканские задницы? Ни одного волоска на ногах – чисто русское явление! Нет, нашим женщинам эпиляция ни к чему - рекламщики только деньги тратят впустую".
     Чудное голожопое существо между тем держало в руках титановую тяпку и образцово-показательно мотыжило землю. То так изогнётся, то эдак. То ножку отставит, то локон со лба сдует.
     Зрелище…
     Похаб Петрович ещё раз оценил матовую белизну обворожительно прекрасной соседки, нервно прокашлялся и сказал:
     - В раю, как известно, много чего не хватало – дорог, автомобилей, одёжи от кутюр, яхонтов…
     - Бриллиантов, - подсказала, разогнувшись, Сильфида Платоновна. Очень она любит подобные непритязательные беседы.
     - Бриллиантов, - согласился сосед, - самолётов, электрического света, телевидения, интернета, сотовой связи, ФБР, статуи свободы…
     - Или хотя бы статуэточки, - щедро подсказала собеседница.
     "Боже мой! как приятно разговаривать с умной женщиной!" – подумал Похаб Петрович и продолжил:
     - Проституток, гомосексуальных отношений, кока-колы, туалетной бумаги, небоскрёбов, противозачаточных таблеток…
     Но это был рай - Рай с большой буквы.
     Так ответьте мне, уважаемая Сильфида Платоновна, с какого такого набора компонентов начиналась райская жизнь?.. Песочек, море, примитивная пальма, опостылевшая Ева, змей-искуситель – и это всё?.. Всё?!
     Адама и Евочку не надо было гнать из рая – они бежали сами…
     Сверкая пятками …
     - Как там у Серёги Есенина: "Я скажу не надо рая – дайте Родину мою"?
     - Вот именно! – закричал Похаб Петрович. - У нас, правда, со статуей свободы напряжёнка, зато с педиками – полный ажур!  Ум-ум – не хочу!
    "Ум-ум" соседка оценила по заслугам: смеялась она увлекательно и задорно – так, что сиськи из матерчатого ложа выронила. Вроде как ненароком. Сказала "Ой!" и ловко – как вывих - вправила на место.
     - Смотрю я на вас, Сильфида Платоновна, и думаю, безоболочное вы существо, но если рванёте – мало никому не покажется!
     - Это точно! Если рвану… мало… не покажется… - сказала Сильфида Платоновна. - Нравится мне ваша фронтовая терминология. Я ведь с военной жизнью знакома не понаслышке. Я и девственность оставила на полях сражения, не скажу, что бы главных, но на счёт праздной жизни с вами категорически не согласна. Казните меня или милуйте, но это так приятно поваляться на горячем песочке, возле тёплого пенного океана, под пальмой, угодливо отдающей лакейский поклон…  и кому? – нам, россиянам!
     И пусть, пусть искуситель отирается где-нибудь поблизости, рядом… Да, в образе змея – все вы змеюки, как я понимаю теперь, - но искуситель!.. Вот ведь что главное - искус! И что, кроме искуса, есть сногсшибательного на белом свете?
    - Ваши стринги, - решился на откровенность противник райской жизни. – Ваши стринги, Сильфида Платоновна, сводят меня с ума. Зрелище это – не для слабонервных… Отнюдь, вашу мать! - вы уж извините меня за возвышенный сленг!.. Но ведь это не гигиенично, - с трудом выговорил Похаб Петрович…
     - Как-как?
     - Не ги-ги-е-нич-но, - по складам повторил сосед. - Нет, я понимаю: очень приятно, наверное, когда трёт в этом самом месте… так ведь синтетика, микрофлора, геморрой – и вообще… папиллома, грибки – не скажу, что подосиновики, гонококки, стафилококки и пр., и др. до дыр – в буквальном смысле этого слова… Не говорю уже, - он понизил голос до шёпота, - об ароматах…
    Сильфида Платоновна подумала-подумала – и решила не обижаться.
     - А вот интересно, что носят ваши женщины? – с ехидцей в голосе спросила она.
     - Трусики-невидимки и фиктивные лифчики, - честно сознался Похаб Петрович. – Все – как на подбор! И вот ведь что поражает, Сильфида Платоновна: всё у них примитивное – и сиськи, и письки. Женщины, мой друг, давно уже потеряли округлые формы и приобрели угловато-эмансипированные черты. Я иногда диву даюсь, когда они попадают в мою постель. Проснулся намедни – лежит рядышком невнятное существо. Пересчитал рёбра - и только тогда понял: женщина.
     Сильфида Платоновна рассмеялась и в очередной раз простила ему его некультурную выходку…
     Похаб Петрович, между тем, вошёл в дом… -
     и вернулся через минуточку. В руках у него была гитара, конечно же, наша, семиструнная. Он даже в шашки играет русские – стоклеточные…
     Ну, националист… Ну, черносотенец…
     Сел на скамеечку, нервно ощупал струны и заиграл – просто, без изысков.
     "Какой большой ветер напал на наш остров! – пел Похаб Петрович. -  С домов сорвал крыши, как с молока - пену. И если гвоздь к дому пригнать концом острым, без молотка, сразу, он сам войдёт в стену"… Я, Сильфида Платоновна, вот что вам скажу, только вы меня не перебивайте, хорошо? – промолвил он, сделав паузу, а потом опять продолжил: "А шквал унёс в море десятка два шлюпок, а рыбакам - горе, не раскурить трубок. А раскурить надо, но вот зажечь спичку, как на лету взглядом остановить птичку"…
     Посмотрел на соседку и предложил:
     - Давайте объединим наши садовые участки и создадим единую и неделимую латифундию – такую красивую, такую неповторимую, чтобы все смотрели на неё и - завидовали… "Какой большой ветер! Ах, какой вихрь! А ты сидишь рядом, а ты сидишь тихо. И никакой силой тебя нельзя стронуть, скорей Нептун слезет со своего трона…"
     - Вы что же мне в любви объясняетесь? – спросила Сильфида Платоновна. Тихо спросила, выслушав до конца несомненный песенный шедевр божественной Новеллы Матвеевой.
     - Да какая любовь в нашем возрасте?! – воскликнул латифундист. – Один только голый прагматизм – интерес по-сегодняшнему…
     - Вы, наверное, забыли, что я замужем? – сказала Сильфида Платоновна.
     - И что вы называете замужеством? Примитивное сожительство? Вы в Бога-то верите, Сильфида Платоновна?
     - Да как вам сказать, - раздумчиво произнесла соседка. – И не то, чтобы "да", и не то, чтобы "нет"… Плыву, как все, по течению… возможно, что по направлению к храму…
     - Но вы, надеюсь, крещёная?
     - Может быть, да, - ответила она, - а, может быть, нет… Всякое, знаете ли, было в наше атеистически скособоченное время… А почему вы мне задаёте эти поповские вопросы?
     - Венчание хотел было предложить вашему вниманию…
     - Ну, конечно же, да! – вскричала Сильфида Платоновна. – Да! да! да! Крещёная! Верую!..
     И распахнула объятья…
     Следующие десять минут они провели в выяснении отношений - лучшее, что могут позволить себе мужчина и женщина, оказавшись наедине.
     Объяснялись под сенью цветущих яблонь, средь сонмища солнечных пятен и пятнышек.
     Стринги нелепой тряпицей полощились на ветру…
     Какой большой ветер, однако…
     Какой вихрь…