Джон Мак-Дафф. Богочеловечество Христа

БОЖЕСТВО ХРИСТА
Джон Мак-Дафф (1858)
http://www.gracegems.org/MacDuff1/r01.htm

Слово было Бог
Иоан.1.1

"Никто да не приступает с разболтанными мыслями к великой тайне благочестия, но с сокрушенными сердцами, и с очами обращенными от земного к духовному и невидимому. Ты, Дух бесконечный, облекшийся в плоть, всеславный и вечный, воплотившийся в грязное тряпье человеческой смертности, Ты, Великий Творец всего сущего, ставший творением, Всемогущий Бог, подвергший Себя несчастной слабости и немощи! Полнота понимания Тебя - тайна даже для прославленных душ. Да уймется человеческое любопытство, и да уступит понимание место преклонению" (Епископ Холл,1574).
Так говорил тот, кто, как никто другой, "гнездился в расселинах скал", как никто другой, знал силу великого гимна  "О, позволь мне сокрыться в Тебе!". Его приют в этой возвышенной расселине в течение трех лет его привилегий на земле, под сенью могучего Присутствия, состоял в том, что он мог произнести это свидетельство не как доказательство, основанное на слышании, и не в виде сухих богословских догм, но как благословенную истину опыта, собранного из Божиих уст, взгляда и сердца, в осуществлении самого близкого общения с живым, любящим Господом.  "О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, - ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам" (1 Иоан.1.1-2).
Эта фундаментальная истина всего богословия, заявленная в прологе и Евангелия и Послания любимым учеником нашего Господа, есть Божественность Господа Иисуса Христа. Все остальные наши утешения никому не нужны и бесполезны без этого. В самом деле, не так много "расщелин" в скале, на которой строится Церковь, а вместе с тем надежды, чаяния и будущее всего человечества. Это краеугольный камень арки. Удалите его, и все здание разрушится. Это значит не меньше, чем то, что Лютер сказал об оправдании - что это учение, с которым стоит или падает Церковь. Возьмите Божество от древа жизни, и упадет каждый лист его. Возьмите Божество от этой скалы, и самое величественное место нашего убежища превратится в зыбкий песок и перестанет быть Скалой веков.
Сказанное подходит для того, чтобы нам начать тему, которая на последующих страницах займет наши мысли, с тем чтобы придать ей всю ее красоту и отличительное значение. В истории Церкви есть особые эпохи, когда истины, которые мы привыкли воспринимать с неявным, но непоколебимым доверием, либо подвергаются открытым нападкам, либо их стремятся лишить их пропорций и силы через скрытое отрицание, содержащее разрушительную критику. Конечно, все формы отступничества и заблуждений, больших и малых, выраженных в смелых утверждениях или уклончивых заявлениях, несомненно потрясают и подрывают веру верующих в своего дивного Господа и Бога. Любой доктринальный предмет не может не быть связан с другими. Мы можем предпочесть некоторые темы другим потому, что они утешают совесть и смиряют движения страстей в сердце. Но хотя это безусловно полезно и иногда необходимо, чтобы убрать мусор из души, все же не менее важно осмотреть великое основание храма христианства, и утвердить несравненное достоинство Того, Кто для нас, поскольку мы Его народ, прекраснее всех сынов человеческих.
Что прекраснее на земле, чем защищать имя и честь любимого друга? Если позорится доброе имя родителей и их честь ставится под  сомнение - то чей сыновний дух не поспешит отбиться от недостойных нападок и вознести щит над оскорбленными? Что же сказать, когда умаляется слава Того, Кто дороже нам, чем самые дорогие из наших близких? Кто осмелится молчать, когда арианство и социнианство стремятся сорвать царственный венец с чела Эммануила и делает всю Библию, это зеркало Его славы, не отражающим истину и недостойным характера Божественной личности? Если разрушено это основание, то кто будет праведен?
Давайте же откликнемся на пророческий призыв и "сокроемся в расселинах скал", чтобы созерцать славу величия Искупителя.
Что вы думаете о Христе? Кто этот Сын Человеческий?    Весь город пришел в движение и говорил: кто Сей?" "Может быть, Он не больше, чем просто великая тень прошлого, величайшая из биографий, самый совершенный из человеческих идеалов? Царствует ли Он только силой могучей традиции человеческой мысли и чувства, расположенной к Нему, которая создала и поддерживает воображаемый трон, или Он есть сверхангельский разум, безгрешный, наделенной властью судить и творить, но отделенный от по-прежнему недоступной жизни Бога бездонной пропастью, которая отделяет всю тварь от Вечного Творца? Может ли Он спасти нас от наших грехов, изгладить их пятна и сломить их власть? Может ли Он избавить нас в нашей агонии от ужасов смерти и открыть нам вход вместе с Ним в светлый мир навсегда?"  Так описывает талантливый автор Кэнон Лиддон важную проблему, которая должна теперь занять наше внимание.
Наш подход и усилия должны быть проникнуты благоговением духа и священным трепетом, ибо этот великий вопрос - единственный решающий по всем другим вопросам доктрины. С согласия просвещенного интеллекта и освященного сердца мы должны быть теперь готовы подписаться под всеобъемлющей статьей, впервые обнародованной Никейскими отцами, которая на все века включена в Символ веры христиан: "Верую в  Господа Иисуса Христа, Единородного Сына Божия, от Отца рожденного прежде всех веков, Бога от Бога, Света от Света, Бога Истинного от Бога истинного". 
Начнем с нескольких заявлений нашего благословенного Господа о Своем Божестве, а затем увидеть, как она подтверждается при поддержке вдохновенных Писаний. Другими словами, и говоря это со всем почтением, давайте послушаем Его собственные притязания на высшее Божественное достоинство, а затем призовем свидетелей обосновать их. Поступая таким образом, мы должны будем оттолкнуться от почвы, которая часто предполагается. Дальше, с краткостью и той ограниченностью, которую предполагает недостаток места, сделаем чуть большее, чем приведем некоторые ведущие цитаты в поддержку великого учения. Пусть же нашей целью будет прославить Спасителя, взять то, что Христово, и явить вам!
Давайте послушаем, во-первых, одно или два из свидетельств, которые дает сам Христос о Своем Божестве. Мы можем допустить, что Его собственные высказывания отнюдь не представляют собой самый сильный из аргументов. Напротивесли с одной стороны, Он не уклоняется от смелых заявлений с оправданием Его Божественной прерогативы, когда обстоятельства требуют этого, то с другой стороны Он являет заметную и своеобразную сдержанность в утверждении Его личных притязаний. И это само по себе образует прямое, прочное и сильное свидетельство о них. Это резко отличается от самозванца, который использовал бы любую возможность громко напомнить о своих претензиях. "Я говорю не от Себя". "Верьте Мне по делам Моим". 
В Иоан.8 Иисус обращается к евреям, сторонникам Храма, и обличает их ядовитые придирки и плотские предрассудки, так как они хвастались своей родословной, и бросает им вызов тем, что они считают кощунством, утверждая Свое превосходство над великим отцом и основателем нации. Он делает различные заявления не только о Своем предсуществовании, но и о том, что Он владеет Божественным непередаваемым именем Иеговы. "Истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь». Не "я был", но "Я есмь" - это великое непередаваемое Имя Того, Чья жизнь есть вечность, вечность безграничная, не имеющая прошлого и будущего, ибо Он есть Вечно Живущий в возвышенном сознании Своего бытия, и от века и до века Он Тот же самый.
Опять же на празднике в храме скептики расспрашивали Его о Его притязаниях. Провозглашая Свою прерогативу возлагать на Своих овец дар вечной жизни, Он заключает утверждением: Я и Отец одно. Евреи превратно представили себе смысл этих слов. Они рассматривали их как кощунство. Они угрожали побить Его камнями и говорили: "не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, нет, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человеком делаешь Себя Богом". Несомненно, Он отрицал бы это и исправил их впечатление, если бы считал его ошибочным. Однако Он лишь добавляет к Своим словам подтверждение своих прежних свидетельств.  "Если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне. Но если творю, то, когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне, и Я в нем"." Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; никто не знает Отца, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть". Отец Мой, говорит Он, делает, и Я делаю; так Он явно утверждает равенство Своей власти и природы с Вечным Отцом в делах провидения. Можно ли допустить, что Он настолько связывает Себя воедино с верховной властью Вечного Бога, сотворившего концы земли и не утомившегося, если Он не Божественен?
Если какое-либо место или предмет были связаны для евреев с глубочайшей святостью, то это был Храм. Храм был обителью Шхины, проявления Бога.  Послушайте, как Божественный Искупитель говорит о Себе в присутствии евреев под сенью великого храма: "Истинно говорю вам, что здесь Тот, Кто больше храма». Послушайте некоторые из Его высказываний по словам возлюбленного ученика, знавшего, что Отец все отдал в руки Его, и что Он пришел от Бога, и к Богу»: «Я в Отец, и Отец во Мне». "Видевший Меня видел Отца". Как странны были бы такие утверждения из уст простой твари, когда Христос говорит о Божием благом и живом присутствии в Себе и о Своей равной ценности с драгоценным Отцом! Если бы в Нем существовала та огромная дистанция, которая всегда есть между тварным и нетварным, этого не было бы в Его словах, ибо Он сказал бы иначе: как ваш Учитель буду жить с вами и сообщать вам присутствие Великого Бога. Но что Он говорит: "Если человек любит Меня, тот соблюдет слово Мое, - и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим».
Его возвышенная ходатайственная молитва является хотя и косвенным, но несомненным подтверждением той же великой истины. Какие яркие и замечательные слова Он произнес тогда! Это были слова не победителя, но, на первый взгляд, обреченного, Человека на краю смерти. Тем не менее ореол Божества окружает Его преданную голову, когда Он говорит: "А теперь, Отче, прославь Меня у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира." "Все Мое Твое, и Твое Мое; и Я прославился в них ». "Отец, соблюди их во Свое имя, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы." "Да будут все едино,. Как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе". "Я открыл им имя Твое и открою, пусть любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них". Его жела есть дела Божии, Его воля есть воля Божия, Его слава есть слава Бога. Где явлен Он, там и Отец. Любить Отца значит любить Его, и позорить Его значит позорить Отца. "Могли ли бы мы слышать, как Он прощает грехи, не признавая за Ним права на это? Могли бы призывать Его мир и возносить свое сердце к Нему, поклоняясь Ему вместе с Отцом, без ощущения, что Сам Бог присутствует в Нем, что престол Божества в некотором смысле сошел с небес на землю?" (Harris. Great Teacher).
Когда Его дело было закончено, и Он был накануне того, чтобы покинуть этот мир, Он уходит, утверждая Свой атрибут всемогущества: "Дана Мне вся власть на небе и на земле". Когда Он возвращается к любимому ученику в Патмос, как "Сын Человеческий" в прославленном человечестве, Он носит несомненные символы Божественности: "глава Его и волосы белы, как шерсть, а глаза как пламень огненный». В видении Он торжественно сходит с небес,  и на бедре Его написано имя: "Царь царей и Господь господствующих", и Он произносит некоторые из высказываний, заслуживающих нашего самого возвышенного трепета и благоговения: . "Так говорит Сын Божий, у Которого очи, как пламень огненный". Я тот, Кто испытует сердца и внутренности". " Я есмь Альфа и Омега , начало и конец, говорит Господь, Который есть и был, и грядет,. Вседержитель".
И скажем также о завершении всех вещей, о конце Его посреднического правления над Церковью воинствующей. В одной из Своих самых возвышенных притч Он утверждает Свое достоинство верховного Судии человечества на последнем суде.  "Когда же придет Сын Человеческий, придет во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей. И перед ним будут собраны все народы, и Он отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов. И Он поставит овец по правую Свою сторону, а козлов по левую. Тогда скажет Царь тем, им по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира". Также Он говорит в Евангелии от Иоанна: "Ибо, как Отец воскрешает мертвых и оживляет их,. Так и Сын оживляет, кого хочет Ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну, дабы все чтили Сына, как чтут Отца "."Это не так уж невероятно, что Бог воскрешает мертвых, но абсолютно невероятно, чтобы это сделал кто-то другой" (Д-р Смит).
Если мы с нетерпением ожидаем дня, когда Всемогущий "будет судить вселенную по правде, через назначенного Им Мужа", то думали ли мы когда-нибудь о том, что подразумевается под этим и входит в сверхчеловеческую задачу быть Судией всех? Это несомненно требует быть Тем, Кому открыты все сердца, известны все желания, от Кого не скрыты никакие тайны, быть Тем, Кто с безраздельным превосходством и различающей мудростью, которыми обладает лишь Всеведущий, может видеть все мысли и цели, мотивы и действия, тонкие пружины поведения, смягчающие обстоятельства в каждом отдельном случае и жизнь бесчисленных миллионов душ, живших за многие века, причем так, чтобы никто не мог противостоять Его мощи или уклониться от суда. Так какой должна быть эта власть, кто из ангелов и архангелов высшего интеллекта мог бы исполнить такой суд, как этот? Кто, кроме Великого Существа, что обладает скипетром правления над всей вселенной, иными словами, Самого Иеговы, может бросить такой вызов и претендовать на столь несравненную прерогативу? "Грядет Бог наш, и не в безмолвии. Он призывает небо и землю, чтобы Он мог судить народ Свой".
Таковы некоторые из собственных заявлений Спасителя о Его Божественной природе. Прежде чем продолжить, мы должны собрать некоторые из наиболее важных свидетельств вдохновенных писателей об этой великой истине. Таких заявлений, хотя они с самого начала занимают свое место в истории Ветхого Завета, не так много, но это замечательные свидетельства, касающиеся явлений Бога или же упреждающих приход Мессии явлений патриархальной и еврейской Церкви Того, Кто назван "Ангелом Господним". "Эта Личность говорит о Своем неограниченном суверенитете над делами людей. У Него есть атрибуты всеведения и вездесущности. Он совершает дела, на которые способен только Всемогущий. Он использует ужасающие явления при сошествии Бога, чтобы подтвердить веру тех, кому дано изначальное откровение. Он клянется Самим Собой. Его благоволения ищут с глубочайшей заботой, причем, что в высшей степени важно, Он неоднократно возвещает людям, что является предметом того же религиозного поклонения, которым наделяется лишь Сам Иегова" (Д-р Смит).
Самые ранние из явлений или личных проявлений Иисуса описаны в жизни Авраама, когда патриарх сидел за дверью палатки в долине Мамре, и Господь явился ему. Он поднял глаза свои," мы читаем: "и посмотрел, и вот три мужа стоят против него;, И он поклонился до земли", в обычном поклоне. Хотя это явление было ангельским, мы не испытываем никаких сомнений в отношении достоинства Одного из этих трех. Два из этих небесных посланников после вкушения еды с патриархом завершили свою миссию. Третий, однако, жил с патриархом. О Нем мы читаем:  И сказал Господь (Иегова): утаю ли Я от Авраама, что Мне делать?". "Авраам же еще стоял пред лицем Господа". "Вот, - говорит отец всех верующих - я решился говорить Владыке, я, прах и пепел".  И снова: "Но Судия всей земли поступит ли так?" . А потом мы читаем: "Господь (Иегова) пошел своей дорогой". 
Мы находим того же самого Ангела явившимся Иакову во сне, напомнив ему таким образом самый запоминающийся час его жизни, когда в ночном видении на камне в Вефиле ангельские войска предстояли на небесной лестнице, и голос, пышнее и божественное, чем у ангелов, обратился к страннику с высоты небес: "Я Бог Вефиля... где ты дал обет Мне". Затем Он явил Себя патриарху в Пенуэле где "боролся Некто с ним до зари". Этот могучий Борец изменил имя Иакова на Израиль, и назвал причину: "Ибо ты боролся с Богом и людьми и одолел". И нарек Иаков имя месту сему Пенуэл, потому что я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя". Это событие с его священным воспоминанием годы спустя пронеслось перед тускнеющим взором Израиля, а на смертном одре он вызвал Иосифа и его двух сыновей передать им благословение на прощание. Здесь он говорит о таинственном персонаже в Иавоке: "Бог, пред Которым ходили отцы мои Авраам и Исаак, Бог, хранивший меня всю мою жизнь до сего дня, Ангел, избавляющий меня от всякого зла". Пророк Осия добавляет этот комментарий на то же незабываемое событие в жизни Иакова: его силой он боролся с Богом - да, он имел власть над ангелом и превозмог, плакал и умолял его". Это величественное Существо, что впервые явилось ему во мраке полуночного часа, не было ни человеком, ни воплощенным ангелом, но Богом, Господом Саваофом. 
Если мы перейдем к следующей эпохе в истории Израиля, то для внимательного читателя истории Исхода и странствий по пустыне будет ясно, что Божественное Существо, что сопутствовало стану днем в столпе облачном, а ночью в столпе огненном, было не кем иным, как Тем же Ангелом Завета патриархальной Церкви. Из среды пылающего куста также явился Ангел Иеговы, что говорил с Моисеем и дал ему поручение идти к фараону. Сам этот кустарник был символом природы обещанного Искупителя - не гигантский раскидистый кедр, но деревце чахлой пустыни, "росток из сухой земли, не имеющий ни вида, ни величия". Тем не менее это был славный символ Бога: "терновый куст горит огнем, но не сгорает".   Моисей сказал: "Теперь я перейду в сторону, и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. И когда Господь (Иегова) увидел, что он идет смотреть, воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова. Моисей закрыл лице свое, потому что боялся смотреть на Бога., и Господь сказал: Я увидел страдание народа Моего в Египте (ибо я знаю скорби), и я пришел избавить его, и вывести его из земли сей в землю хорошую".
Но может возникнуть вопрос, как мы можем отождествить Бога, Который говорил здесь с Моисеем, с Ангелом Завета, Господом нашим Иисусом Христом? Если мы обратимся к Деяниям апостолов и прочтем защиту Стефана перед синедрионом, мы найдем у первого христианского мученика описание этого же события. "Там явился Моисею в пустыне Синайской, Ангел Господень в пламени огня," и снова: «Моисей был в собрании в пустыне с Ангелом, который говорил с ним на горе Синай». Совершенно очевидно, из этих отрывков, взятых в связи, что живой Бог - Господь явился из горящего куста, и "Ангел  Господа" - это одно и то же. Кроме того, этот Ангел Завета объявляет как Его цель не только освободить Израиль, но Он Сам должен привести его в Ханаан: Я приведу их из земли сей в землю хорошую. Так что все последующие проявления Божественной силы в этом беспрецедентном явлении - грозный глас у Красного моря, закон на горе Синай, разделение вод Иордана - все это были дела Того, Кто в ответ на вопрос Моисея об имени и авторитете Святого Избавителя ответил: И Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий. так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам". Благословенное свидетельство!  Ведь оно значит, что Ангел столпа облачного - Вечный Бог, Который таким образом открывает Свое невыразимое имя "Я Есмь", Тот, у Кого, как пишет псалмопевец, "тысячи и тьмы ангелов на Синае, на месте святом", Тот, пред Кем на Синае содрогнулась земля и растаяли небеса в присутствии Бога Израилева. Именно об этом Спасителе свидетельствует эта самая великая эпоха в истории Израиля: "Во всякой скорби их Он сострадал им, и Ангел лица Его спасал их; в Его любви Он искупил их, и нес их во все дни древние".
Нам не хватит места, чтобы отследить во всех подробностях упоминания об этом Ангеле Завета в других случаях и в другие эпохи теократии. Нам достаточно будет лишь намекнуть без дальнейших комментариев на Его явление Агари, где ангел Божий обратился к ней с неба: "Боже, Ты видишь меня", Иисусу Навину среди воинства Господня, Гидеону, которому Ангел Божий явился как таинственный гость, Маною, боявшемуся мгновенной смерти от видения Ангела Господня лицом к лицу, явления Захарии того Ангела, что назвал Свое тайное имя, и все это значит, что именно Он правит всеми делами мира, направляет служение высших разумов, защищает и оправдывает угнетенный еврейский народ и ходатайствует за него. Он есть Мессия, Спаситель, Священник на престоле Своем, Заступник, описываемый как обладающий атрибутами, суверенной властью и святым и непередаваемыми именем Бога Иеговы. Кем еще в этих разнообразных случаях Он может быть, как не Божественным Искупителем, ожидавшим Своего воплощения, Иеговой, обитаюшим на земле со Своими людьми, ибо лишь немногим избранным однажды явились не Его ангелы, но Он Сам?
Но теперь настало время поспешить и собрать несколько из наиболее известных свидетельств о Божественности нашего благословенного Господа, написанных вдохновенными писцами Писания обоих Заветов. Среди множества утверждений Ветхого Завета мы можем начать с замечательного места в Книге Притчей (8.22-30), где Воплощенная Мудрость представляется как разделяющая Свое вечное существование с Отцом, обитая с Ним в пустынной необъятности пред множеством миров и разумов, которые должны были занять пространства. Кто может прочесть столь возвышенные места не как описание Божественного бытия, а как всего лишь, по мнению враждебных критиков, набор восточных поэтических метафор и олицетворений?   
Переходя к тому, что наиболее известно нам из пророческой эпохи, давайте послушаем слова самого евангельского из пророков. Он ясно говорит о будущем Воплощении: "Младенец родился нам, Сын дан нам", добавляет он, "нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности". Опять же, "се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил, то есть Бог с нами". Именно этот дивный Еммануил есть Христос, Которого пророк увидел в великолепном видении:  - "В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли храм». Он описывает, как серафимы, покрывая крыльями лики свои, взывали вместе: " Свят, свят, свят Господь Саваоф, вся земля полна славы Его», и все наполнилось курением. И тогда пророк благоговейно воскликнул: "Горе мне, погиб я" Ибо глаза мои видели Царя, Господа Саваофа". Вывод, что Господь Саваоф, пред Которым серафимы оказывают смиренное поклонение, есть Господь наш Иисус Христос - это более чем допущение. Обращаясь к авторитету наших Евангелий, мы найдем, как апостол Иоанн, цитируя этот отрывок, провозглашает: "Сие сказал Исаия, когда он увидел Его (Христа) славу и говорил о Нем».
Послушаем свидетельство пророка Иеремии: "Вот, наступают дни, говорит Господь, когда Я дам Давиду Отрасль праведную, и Царь будет царствовать мудро, и будет производить суд и правду на земле. Во дни Его Иуда спасется и Израиль будет жить безопасно, и имя, которым будут называть Его: Господь оправдание наше ". Захария в стихах, исполненных потрясающей поэзии, говорит о мече правосудия, вынутом из ножен, чтобы поразить Пастыря, о котором говорится как о равном Господу. Послушаем одного из малых пророков - это самое интересное и всеобъемлющее  изветхозаветных предсказаний, которое дает Михей о личности Христа, обнимая и Его Божественную, и человеческую природу. Отмечая Вифлеем как место рождения Сына, словами, смысл которых не допускает сомнительного толкования, он заявляет на одном дыхании: И ты, Вифлеем-Ефрафа, хотя мал ты среди тысяч Иуды, но из тебя выйдет Тот, который должен быть Владыкою в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных".
Мы можем закрыть эти решительные утверждения словами Малахии, который запечатывает ветхозаветное пророческое видение: Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною, - и Господь, Которого вы ищете, внезапно придет в храм Свой, и Ангел завета, Которым вы насладитесь, говорит Господь Саваоф". В этом заключительном пророчестве обетованный Мессия снова предстает перед нами как Ангел Завета - ангел прежних Богоявлений, то же самое Божественное, таинственное Существо, которое на заре Моисеева устроения заявило о себе как «Я есмь»,« Бог Авраама, Исаака и Иакова».
Мы исходим также из пророчеств Псалмов. Многие из них говорят о Христе буквально, а другие косвенно, но несколько форм хвалы Мессии-Царю явно указывают на Его Божественность. Пытаться даже перечислить все это совершенно вне наших возможностей. Мы должны ограничиться тремя местами, которые воспринимаются как непосредственные упоминания Искупителя писателями Нового Завета.
Первым из них является цитирование апостолом Павлом в Еф.4.8 стиха Псалма 68: "А потому, говорит он, когда Он вознесся на высоту, пленил плен и дал дары человекам". Было бы, очевидно, насилием над всеми принципами правильного толкования оторвать этот стих от предыдущих и последующих, с тем чтобы считать его ссылкой только на Мессию, а остальной текст псалма - упоминанием о чем-то другом.  Если этот стих говорит о Христе, будет только разумно применить все другие части псалма к Нему. Давайте послушаем, что говорит о Его величии эта возвышенная песнь победы. "Да воскреснет Бог, да расточатся враги Его! Пусть обратятся в бегство пред Ним" "Пойте Богу нашему, пойте имени Его - превозносите Его, Который на небесах Его имя Господь, и радуйтесь пред лицем Его".
Второе доказательство было почерпнуто Павлом в великих словах, завершающих Псалом 101. Если бесспорно, что это намек на некоего благочестивого израильтянина эпохи вавилонского плена, оплакивающего скорби свои и всей Церкви Божией, то этот псалом несомненно говорит и о большем.  Это пророчество истинного человечества и истинного Божества грядущего Искупителя мира. Это вопль страдающего человека в сочетании с величием вечного Бога. В стихах, непосредственно предшествующих апостольской цитате, прислушаемся к молитве страдальца, явно напоминающей обращение умирающего Спасителя к Отцу Своему: "Изнурил Он на пути силы мои, сократил дни мои. Боже мой! не восхити меня в половине дней моих. Твои лета в роды родов. В начале Ты, основал землю, и небеса - дело Твоих рук; они погибнут, а Ты пребудешь; и все они, как риза, обветшают, и, как одежду, Ты переменишь их, и изменятся; но Ты - тот же, и лета Твои не кончатся. Сыны рабов Твоих будут жить, и семя их утвердится пред лицем Твоим". Это ответ Отца, возвышенное утверждение Богом Своего Сына как неизменного и вечного.
Еще одно аналогичное доказательство из Псалтири состоит в том, что именно в применении ко Христу это место цитирует автор Послания к Евреям. Оно содержится в Псалме 45, где автор говорит о Царе и, в самых восторженных метафорах, о царственной "свадебной песне", о браке Мессии и Его общины, Церкви, невесты своего Супруга. Говоря о человечности Сильного, он также говорит о Нем как о полном благодати, ибо Он "прекраснее сынов человеческих"; "изливаются в милости уста Его", и псалмопевец приступает к тому, чтобы воздать славу Его Божественности в самом благоговейном почтении и поклонении: "престол Твой, Боже, во веки и веки!".
Чтобы не рисковать разорвать нашу тему, мы предоставим дальнейшие доказательства следующей главе. Мы уже нашли то, что на самом деле независимо от других свидетельств может привести нас к покою в уверенности в этой величественной скале, и к непоколебимому доверию к тому, что образует венец и завершение нашей веры, как она звучит в благородном древнем гимне нашей Церкви Te Deum. 

ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ХРИСТА
Джон Мак-Дафф (1858)
http://www.gracegems.org/MacDuff1/r02.htm

Слово стало плотью и обитало с нами
Иоан.1.14

"Так Слово стало плотью и обитало с нами" (Иоан.1.14).
"Слово Божие, Иисус Христос, в силу Своей великой любви стало тем, что есть мы, чтобы явить нам, Кто есть Он" (Ириней).
"Тот, кому не нашлось места в гостинице, был Тем Богом, Которого не вмещает земля; Тот, Кому тесны земля и небо, лежит в яслях" (Симон де Кассия)
"Если бы Иисус был только Бог, а не Человек, Он не мог бы ничего претерпеть для удовлетворения Божией справедливости. Если бы Он был лишь Человек, а не Бог, Он не мог бы удовлетворить эту справедливость, хотя бы и пострадал. Если Он только Человек, Его удовлетворения не достаточно для Бога. Если Он только Бог, оно не подходит для человека. И значит, Тот, Кто способен сострадать людям и удовлетворить справедливость Бога, должен быть и Богом и Человеком" (Епископ Беверидж).
"Тот истинный и совершенный Цветок, что никогда не развернул бы Себя из корня и стебля человечества" (Тренч)

В предыдущей главе я приложил все усилия, какие мог, чтобы привести доказательства из Писания в поддержку фундамента нашей святой веры в Божество Господа нашего Иисуса Христа: Слово было Бог. Давайте теперь с тем же набожным и благоговейным духом обратим теперь наши мысли к другой великой истине о Скале веков, к доктрине о человечестве Спасителя, Который, говоря словами пересказавшего мысль апостола писателя V века, "скрыв Свое достоинство, принял состояние крайнего уничижения и облекся в человеческий образ".
Таким образом, "Слово стало плотью и обитало с нами". Какой переход! Как смирилось Бесконечное Существо, что, как мы знаем, провозгласило себя Альфой и Омегой, написало Свое имя на стенах дворца вечности: "Я есмь Сущий"! Что значило для Ветхого днями принять на Себя нашу природу, оказаться в колыбели младенца, спать на груди Девы Марии, оставив небесную славу, стать "ростком из сухой земли", без "вида и величия"! Нам ничем не измерить глубину этого уничижения, у нас нет средств счесть его. Чтобы мы нашли уместную иллюстрацию этого, нам пришлось бы представить себя возвышенными духами небес, которые отреклись от своей ангельской природы и превратились в насекомых или червей, и лишь тогда мы можем хотя бы в некоторой, слабой степени оценить снисхождение Того, Кто воплотился. Ибо при всем несоответствии и ангел и червь - все же твари Божии, хотя и столь далекие друг от друга. Но безграничный, вечный Ингова воплотился Сам; Творец принял характер творения; Бесконечный соединился с конечным; Божество связало Себя с прахом - это сбивает с толку всякое наше понимание. Мы можем только пасть ниц с обожающим благоговением и воскликнуть вместе с апостолом: "О бездна!".
Если такая идея была просто предложена нашему разуму, она была бы отвергнута им как невозможная и недопустимая, дикая и неоправданная мечта воображения. То, с чем мы имеем дело - это, однако, не расплывчатая теория или спекуляция, но чудесный исторический факт. "Удивитесь, небеса, и ужаснись, земля": Бог в самом деле жил с людьми на земле!
Мы не считаем необходимым занимать здесь много места, цитируя отрывки из Писания в доказательство человечества Спасителя, ибо в отличие от того, что было темой прежней главы, от вопроса о Его Божестве, оно сегодня пока не оспаривается, и от нас не требуется поэтому сличать Писание с Писанием, текст с текстом, чтобы оправдывать и защищать это. Предполагая его истинность, перейдем к тому, чтобы предложить несколько общих замечаний о человеческой природе, которую Спаситель принял в дивный союз со Своим Божеством.
1. Это было подлинное человечество. Несмотря на то, что только что было сказано, и на всеобщее признание в нынешнем веке Церкви ортодоксального мнения по данному вопросу этого великого учения, служащего залогом всей христианской истины, читателю, возможно, известно, что одной из самых ранних фаз проявления антихриста в древней Церкви и одной из ошибок, с которыми особенно сражался Иоанн, был отказ от усвоения Спасителю достоинства человека. "Многие обманщики, - говорит апостол, - вошли в мир, не исповедующие Иисуса Христа, пришедшего во плоти. Такой человек есть обольститель и антихрист". Они считали Его Воплощение просто фантомом или иллюзией, считали, что Его страдания не были реальными, очевидно, потому, что Божественная природа сделала-де такую агонию невозможной. Их представление об этих страданиях схоже с впечатлением, которое производит мираж в пустыне: для них это иллюзия реальности, не более чем оптический обман.
Но язык священного писателя подразумевает неопровержимо: Слово стало плотью, то есть Человеком, и обитало с нами (дословно - обитало как в скинии или стане, ибо Его Божество жило с нами под покровом истинной человечности, в материальном теле). "Он претерпел, быв искушен". "Итак, как дети причастны плоти и крови, то и Он также принял оные". Он "грехи наши вознес Своим телом на древо", а не имитировал страдания, которых Он якобы на самом деле не перенес. 
Однако говоря о реальном человечестве Спасителя, мы должны быть осторожны, чтобы избежать еще одной ереси ранней Церкви, и сохранить различие двух естеств. Там не было никакого смешения этих двух природ. Ни Бог не был смешан с человечеством, ни человечность с Богом. Не было никакого изменения в Божестве, усвоившем Себе завесу плоти, и человеческая природа не превратилась в Бога от союза с Ним. Он был Богом во всем, что Божие, и Человеком во всем, что человеческое. Одним словом, Он явился бесконечным Иеговой и все же нашим Братом и Родственником в нашей природе, и в единстве всеславной Личности. По словам Оуэна, "каждая природа сохраняет свои естественные свойства полностью и сама по себе, без примесей, путаницы или смешения Божества с человечеством или же, наоборот, превращения человеческой природы Иисуса Христа в Бога. Они не слились в одну сложную Богочеловеческую природу, ибо человеческая природа Его возвышена во всей полноте Божественных совершенств в славе, которая невыразимо выше ангелов и людей, и она едина с Богом в славном свете, любви и власти несказанно выше всех их, но все же она все еще остается тварью".
 Для нас не является необходимым останавливаться на свидетельствах из земной истории Искупителя о реальности Его человеческой души. Возвращаясь с благоговейной мыслью в уединенный дом в Назарете, мы видим, как Он развивался физически и умственно в соответствии с обычными законами и условиями нашей природы. Умственно мы видим, как Он жил со Своими родителями и возрастал в мудрости, физически - как Он развивался от беспомощности младенчества и зависимости детства к зрелой молодости, чтобы Он мог исполнить всякую правду и платить Своим ежедневным трудом наказание за изначальное проклятие: в поте лица твоего будешь есть хлеб.
Это действительно чудесная мысль, и Тот, Кто навсегда отделил скромный труд от бесчестья и позора, явил союз бесконечной и непонятной природы Того, Кто замыслил мир от дней вечных, установил его законы и расправил небеса рукою Своею, и без Которого ничто не начало быть, что начало быть - с человечеством смиренного Сына скромной Марии, работавшего плотником в крестьянском доме, орудовавшего простыми инструментами и вытиравшего трудовой пот со лба!
Хорошо известны примеры земных монархов, которых входили под видом мастеров на свои верфи, откладывая в сторону королевский наряд и надевая грубую одежду ремесленника. Но что это такое? Просто очень тусклый земной образ тайны воплощенной Любви, Того, Кто, будучи Богом и не почитая хищением быть равным Богу, смирил Себя Самого, приняв образ раба Своего! И во всех событиях Его жизни прослеживается Его подлинная человечность. Возьмем один пример - Его тварную зависимость от Бога, проявившуюся в Его привычке молиться. Мы видим, как Он молился в одиночку в глубине рощи на Елеонской горы или уединившись в более удаленных местах за Вифсаидой и Капернаумом, где Он изливал Свою душу то в спокойной благодарности и хвале, то с сильным воплем и слезами Отцу Своему Небесному, и наконец, как Он с умилением предал Отцу дух Свой. 
Читатель, радуйтесь о свидетельствах, предоставляемых жизнью и служением Иисуса, о реальности нашей природы в Нем. "Во всем Ему надлежало быть подобным братьям Своим, что Он мог бы он быть милостивым и верным первосвященником". В своих печалях вы можете думать, что Иисус скорбел. В своих искушениях вы можете думать, что Он был искушаем. В своих слезах помните, что Иисус прослезился. В ожидании смертного часа вы можете думать, что Иисус умер! Во всем, что разрывает ваше сердце, Муж скорбей имел Свою долю.
2. Это было чистое и безупречное человечество. Говоря о Слове, ставшем плотью и обитавшем среди нас, мы уже отметили, что существует только одно отношение, в котором эта таинственная скиния отличалась от окружающих людей. Это то, что Сын Человеческий был без греха. Он - "святой, непричастный злу, непорочный". Он не носил оковы проклятия, которое повлекло отступничество человека - но не более. Среди тысяч оскверняющих влияний вокруг, в разгар всех искушений "Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его". Как луч света, падая на то, что физически или морально грязно и отвратительно, на гибельное болото, чумной город или обитель злодейства, все еще сохраняет свою чистоту, так эта Божественная жизнь, которая есть "свет человеков", появилась на фоне греха и зла, преследующего мир морального растления и осквернения, и все же осталась незапятнанной.
Это не было просто внешней драпировкой добра, которая закрывала бы реалии падшего и поврежденного сердца, как изящные гирлянды зеленого плюща закрывают разрушающееся здание, не было прозрачной гладью озера, в глубине которого грязный ил и тина, так что в летний полдень оно блещет спокойной красотой, а в бурю становится морем набухшей грязи. Но это был золотой кубок, наполненный живой водой без малейшей примеси зла. Его душа никогда не нарушалась никакими нечестивыми страстями; Его чело всегда было ясным; Его внутренний покой не нарушало ничто недостойное. Он мог бросить триумфальный вызов: "Кто из вас обличит Меня в неправде?". Каждое движение этой непорочной природы отвечало воле Божьей и находилось в общении с Ним.
И потому Он был во всех отношениях достойным Поручителем и Представителем Своего народа, ибо Он и должен был быть таковым. Как один изъян в статуе искажает всю работу скульптора, как одна песчинка портит линзы телескопа и делает их бесполезными, так одно пятно загрязнения в душе воплощенного Искупителя, любой недостаток в Его прекрасном моральном облике лишил бы силы все Его дело как нашего Поручителя. Истинная пасхальная Жертва должна была быть безупречным Агнцем Божиим. "Вы не искуплены тленным серебром и золотом, но драгоценной кровью Христа, как Агнца без пятна и порока".
3. И все же давайте тщательно отметим, что это было безгрешное и способное страдать человечество, которое принял Спаситель мира.   
И здесь мы можем начать с того, что столь святая и возвышенная Личность имела самый интенсивный из всех бывших когда-либо опыт страдания, возникшего из внешних моральных причин: постоянного присутствия морального зла и ожесточенных искушений. "Он был искушен во всем, даже как мы". Мы только что видели, что Он не был в состоянии греха и, следовательно, не способен был поддаться на нападки зла. Но откуда такая свобода? Потому ли, что от непорочной земной природы? Мы не можем думать, что этого будет самого по себе достаточно, чтобы объяснить Его чуждость тому, чтобы поддаться искушению, ибо если бы Он имел совершенно чистую и безгрешную природу как Адам в раю, то этого было бы недостаточно, чтобы в ответ на искушения сатаны со всеми его ангелами Он не только не пал, но ни разу ни уклонился от Своей верности и любви.
В случае с нашим дивным Искупителем Бог поддерживал Его человечность и сделал ее духовной в высшей степени и непроницаемой для злых способностей человеческой природы. Сам факт этой незапятнанной чистоты сделал ее, однако, чрезвычайно чувствительной к всякому контакту с грехом. Мы не можем удивляться, что это было так. Представьте себе, даже на земле, душу высочайшей добродетели, находящуюся в постоянном общении с мерзостью, унижением и распадом, с теми, чьи слова и помыслы грязны; разве не было бы для нее изощренной пыткой и немыслимым страданием быть обреченной на всю жизнь на такую связь, как эта? Сверх того, какими тяжкими, превосходящими всякое воображение должны быть страдания безгрешной природы, когда ей приходилось сталкиваться изо дня в день со всеми проявлениями и разнообразными формами зла, с подлостью и предательством людй, злобой демонов и самого отца лжи?
И это не было только нравственными страданиями, которым Он подвергался; Его физическая природа унаследовала все невинные слабости человечества.   Как говорит Исайя: «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни". Он был «муж скорбей и изведавший болезни". Он алкал, жаждал и плакал. Он чувствовал усталость тела, а также страдания души. Он был благодарен, как усталый странник, возможности отдохнуть. Он был рад спать под открытым небом. Хотя Его моральное величие превосходит любое земное благородство и героизм, Он явил всю Свою стойкость, столкнувшись со временем и властью тьмы, и все же это сопровождалось глубокой скорбью и муками для Его души: "Крещением должен Я  креститься, и как Я томлюсь, когда это совершится".
Когда прибыл час суда, Он нуждался, как и мы, в опоре человеческого присутствия и сочувствия: "Душа Моя скорбит... Останьтесь здесь и бодрствуйте со Мною". Капли крови, падавшие с Его лба, были началом Его агонии, которая продолжилась, когда Его чело было увенчано тернием, а Его тело пронзили железные гвозди и копье солдата. Если бы Он был освобожден от всего этого, Он был бы лишен способности к великому делу Своего поручительства как Спаситель, то есть способности участвовать, с великим и нежным состраданием, в скорбях Своего народа. Но мы имеем такого Первосвященника, Который может сострадать немощам нашим". Он подвергся тому же, что и Его братья, непостижимым образом смирив Себя: насмешкам, недоброжелательству, предательству учеников, физической боли, нравственным мукам, оставленности, горечи утрат, кончине любимых и самой смерти. Среди всех этих застающих нас врасплох страданий и горестей, не было ничего, от чего Он был бы свободен промыслом Его Божества. Как же утешительно то, что наш Божественный Искупитель таким образом отождествляет Себя с  истерзанным, измученным горем, подвергающимся искушениям человечеством!
Более того, смирясь, чтобы воспринять нашу природу, Он выбрал не возвышенное состояние, чтобы связать Себя с ним, а бедность, страдания и зависимость. Самые скромные и бедные, самые жалкие и несчастные из людей могут принять утешения из уст Того, Кому часто негде было преклонить голову. Как отличается Он в этом отношении от мифических божеств языческого мира! Когда боги Олимпа благоволили спускаться на землю, они появлялись в такой форме, что заставляла смертных с благоговением падать ниц. Но подобного явления Мессии ждали и евреи. Именно благодаря Своему низкому положению Христос из Назарета не был для них идеальным Спасителем. Они не считали Его Вестником Бога, что говорил с отцами их в пустыне, или являлся пророку в изгнании на реке Ховаре. В своих мечтах о пришествии Мессии они думали о Нем как о существе невыразимой славы, окруженном радугой камней, под стать самому небу в своем сиянии, которое говорило бы с ними в облачном столпе или под сенью ангельских крыльев.
Но мы скажем: если бы Он мог появиться таким образом, Он не мог бы отождествить Себя со Своим народом. И когда Он пришел, Он провел жизнь в бедности и унижении. Его сердце проливало кровь за всякое убожество человеческое. Самый слабый крик человеческого страдания никогда не достиг Его уха напрасно. Он плакал над ожесточением сердец и сострадал печали душ. Каким же источником любви была тогда Его душа до последних мгновений! С какими величественными словами Он обращался к Богу в возвышенной молитве за Церковь! С каким состраданием Он утешал Своих учеников в час разлуки! С каким нежным сочувствием Он прощался со Своей скорбящей Матерью, стоявшей у креста!  Слова Исайи правдиво говорят о Его земном странствии от начала до конца его: "Ты стал убежищем для бедных, прибежищем для нуждающихся в бедах их, убежищем от бури и тенью от зноя». Да, именно поэтому Мессия должен был пострадать и умереть.
4. Это приводит нас к еще одному наблюдению, а именно: что человечность Искупителя была широкой и всеобъемлющей. Так было в нескольких отношениях. Одно из них может быть лучше всего проиллюстрировано контрастом с характером Его предшественника, Иоанна Крестителя. Неповторимый в своем своеобразии, Иоанн был замечательным образцом освященной природы, исполненным мужества, героизма, серьезности, бескорыстия и самоотвержения, и был весьма необходимым человеком в свое время. Но он не был обычным человеком. Его жизнь не была образцом или формой для будущего среднего христианина. Его домом была пустыня; он был строгим отшельником, отделенным от мирской суеты и семейных радостей, создав целый тип аскетов всех эпох. Аскет, однако, не является самой благородной стороной или типом человечности.
Иисус выше его. Он жил в городах и деревнях Галилеи и Иудеи.  Он не подчинял Себя особому умерщвлению плоти. Он не заботился о том, что на Него поставили клеймо, что Он "прожорливый человек и пьяница, друг мытарей и грешников". Он освятил Своим присутствием простые радости жизни. Его можно было встретить и в доме сборщика налогов, и на празднике у богатого фарисея, и на свадьбе, и на торжественном собрании среди Его учеников, и в доме в Вифании. Как голубь с неба, Он мог сложить иногда Свои усталые крылья, спасаясь от бури в этих расселинах скал.
Таким образом, Он открыл Себя как наш Брат, а не отшельник, чуждый симпатий и антипатий людей, как Тот, Кто всегда общался со множеством людей и близко знал их в толпе и быту, погружался в обители домов и в глубины сердец, служа людям в их скорбях и борясь с их испытаниями. Давайте подумаем о том, что в Своей смиренной природе Он отождествил Себя со всякого рода людьми и с разными сторонами их бытия, затронув и тех, кто до тех пор был отвержен и не пользовался людским уважением.
Рим привык обожать лишь мужественную добродетель - силу, твердость, героическую стойкость. Греция венчала своими венками чело интеллектуальных героев, поэтов и философов, скульпторов и художников, но среди них не было ни одного слабого, невежественного, угнетенного. Так было, пока не пришел Благословенный, и Его узнали не великие, не богатые и могущественные, а кроткие, смиренные, нищие духом, гонимые, беспомощные! Поэтому мы видим очень разных людей, следовавших по Его стопам и приветствовавших в Нем своего Брата. Это были сильные люди, как Петр, думающие, как  Фома, любящие и созерцательные, как Иоанн. Но когда покаяние пришло к ним, они падали к Его ногам и доверчиво орошали их слезами. Скорбящие приходили к Нему с рыданием сердца, и они жаждали утешения. Бедняки приходили с повестью о своих долгих страданиях. Дети протягивали свои крошечные ручонки, улыбались и радовались в Его объятиях.
Он радовался с радующимися и плакал с плачущими. Муки множества возбуждали в Нем сострадание; просящие в толпе готовы были хотя бы попытаться прикоснуться к Его одежде, чтобы снискать Его милость. Каждая усталая блуждающая птица могла усесться на ветвях этого могучего кедра Божия! Или вспомним другой образ духовной реальности этого Источника бесконечной милости - бассейн Вифезда, переполненный множеством самых разных людей, которых исцелил Он. И вспомним Его на кресте, где Он как бы простер Свои руки ко всему человечеству, или на горе Вознесения, с которой Он изливал Свое благословение на мир, из которого уходил! Как мало земля представляла себе благословение воплощенной Милости, пришедшее на неблагодарную почву! Если бы князья мира сего знали, что это такое, они не распяли бы Господа славы.
"О мой голубь, что в расселинах скал". О верующие, которые искали и нашли приют в этих славных расселинах, и вновь и вновь приходят укрыться в созерцании идеальной человечности дивного Сына Божия! Какой восторг думать, что Он есть Брат наш по природе. Именно поэтому из глубины человеческого сердца - ибо их музыка звучит на наших устах - вырываются невыразимо нежные слова: "Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас".
Возвышенная и полная утешения слава, развернутая перед нами - это трансцендентная слава нашей Скалы, Верховного Божества Христа, но в какой-то мере более утешительно для измученного, страдающего сердца думать о Нем как о Боге с нами! Поэтому, когда древний пророк смотрел в грядущие века на славное утешение Евангелия, что он нашел самым ценным и утешительным в своем созерцании, что он выбрал? Иегову в Его всемогуществе, то, что Он есть "прибежище и сила, скорый помощник в бедах"? Нет, но Человек "будет как защита от ветра и покров от непогоды, как источники вод в степи, как тень от высокой скалы в земле жаждущей". Кто Он?
Люди не всегда таковы. Земная дружба не так прочна и долгосрочна. Часто мы вспоминаем с горьким чувством отчужденности об ушедшем от нас человеке, чье "дыхание в ноздрях его". "Проклят, кто надеется на плоть и делает человека своею опорою". Но вот славное исключение! Вы, кто находятся под ударами бури, под вихрями пустыни, сражаются с опасностью, преследуемы тревогой, сокрушены тяжелой утратой, поражены виной, стремитесь к безопасному отдыху от земных печалей и скорбей - вы можете понять глубокий смысл слов настойчивой молитвы слепого Вартимея у ворот Иерихона: Иисус, Сын Давидов, то есть Брат наш, помилуй меня!   
И поскольку Он Человек, мы сможем некогда увидеть Его на престоле, и это будет навеки. Мы отмечали уже, что тот, кто любил на земле склонять голову на грудь своего Господа, когда Он увидел Его в сиянии Его славы вознесения, пал к ногам Его как мертвый. Но он знал тогда прикосновение Его благосклонной руки и Его неизменный голос, знал, что они принадлежат Иисусу: "Я Тот, Кто жив!". О благословенная истина: жизнь Иисуса как прославленного Человека! Для меня Он в человеческой природе когда-то ходил и плакал на земле. Для меня Он пребывает в человеческой природе на небесах! И из человеческих уст Прославленного мы некогда услышим: "Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство!".   
Можем ли мы повторить пророчество святого, который жил задолго до пророка из Патмоса, но в славной вере в будущее мог торжествующе воскликнуть: "Я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит распадающуюся кожу мою, и во плоти моей я увижу Бога".
Эта смутная патриархальная вера отдаленных времен была впоследствии переведена в личный опыт и надежду апостолов Нового Завета. Вступая в эту новую расселину Скалы веков, мы можем горячо присоединиться к словам Павла: Я знаю, в Кого я уверовал, и знаю, что Он силен сохранить залог мой на тот день".

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn