Продаётся. Ги де Мопассан

Выйти пешком на рассвете и идти по росе вдоль полей, по берегу спокойного моря – как это пьянит!
Как это пьянит! Это опьянение проникает в вас с первыми лучами света, через ноздри – свежим воздухом, через кожу – дуновением ветра.
Почему мы храним такие чистые, такие дорогие, такие пронзительные воспоминания о минутах любви к земле, воспоминания о нежных и скоротечных чувствах, таких, как нежность к пейзажу при дороге, при входе в долину, на берегу реки, так же, как когда встречают красивую девушку?
Мне вспоминается один день. Я шёл вдоль бретонского океана к Финистеру. Я шёл быстрым шагом вдоль волн, не думая ни о чём. Это было в окрестностях Кимперле – самой красивой части Бретани.
Весенним утром – одним из таких утр, которые молодят вас на 20 лет – к вам возвращаются надежды и мечты юности.
Я шёл по чуть заметной дороге между лугами и волнами. Луга не колыхались, а волны чуть двигались. Чувствовался запах зрелых полей и морских водорослей. Я шёл, не думая ни о чём, продолжая путешествие, начатое 2 недели назад – путешествие по берегам Бретани. Я чувствовал себя сильным, ловким, счастливым и весёлым. Я шёл.
Я не думал ни о чём! Зачем думать о чём-то в эти часы неосознанной радости, глубокой радости – радости животного, которое бежит по траве или летит в синем небе под солнцем? Вдали слышалось пение гимнов. Какая-то процессия, возможно? Ведь было воскресенье. Но я завернул за небольшой мыс и остановился, очарованный. Пять больших рыбацких лодок, заполненных мужчинами, женщинами и детьми, плыли из Плунвана.
Они тихо плыли вдоль берега, их едва нёс слабый бриз, который едва наполнял коричневые паруса, а затем, ослабев, оставлял их безжизненно висеть вдоль мачт.
Тяжёлые баркасы двигались медленно, наполненные людьми. И все эти люди пели. Мужчины – стоя, в больших шляпах – выпевали мощные ноты, женщины кричали высокими голосами, а голоса детей звучали как фальшивая флейта в этом набожном пении.
И пассажиры всех пяти лодок пели одну и ту же песнь, чей монотонный ритм поднимался к спокойному небу, и лодки плыли одна за другой, рядом друг с другом.

*
Они проплыли мимо меня. Я видел, как они удаляются, и слышал, как затихает пение.
И я принялся мечтать, как мечтают все молодые люди: по-мальчишески, очаровательно.
Как быстро он проходит, этот возраст мечтаний – единственный счастливый возраст! Никогда ты не одинок, никогда не грустен, никогда не угрюм, если ты носишь в себе божественную способность удаляться в надежды. Какая страна фей открывается воображению бродяги! Как прекрасна жизнь под золотой пудрой мечтаний!
Увы! Всё кончено.
Я принялся мечтать. О чём? Обо всём, чего ожидаешь постоянно, чего желаешь: о богатстве, о славе, о Женщине.
Я шёл быстрыми большими шагами, лаская ладонью светлые головки колосьев, которые наклонялись под моими пальцами и щекотали мне кожу, словно я трогал волосы.
Я завернул за небольшой мыс и заметил в глубине узкого круглого пляжа белый дом, построенный на трёх террасах, которые спускались к дюнам.
Почему при виде этого дома я затрепетал от радости? Разве я знаю? Иногда во время путешествия мы находим уголки, которые, как нам кажется, мы давно знаем - настолько они знакомы, настолько нравятся нашему сердцу. Возможно ли, что мы никогда их не видели? В прошлой жизни? Когда-то раньше? Всё вас соблазняет, очаровывает: и мягкая линия горизонта, и расположение деревьев, и цвет песка!
О! Прекрасный дом на высоких ступенях! Большие фруктовые деревья росли вдоль террас, которые спускались к воде, как гигантские лестницы. И на вершине каждой, как золотая корона, цвёл испанский дрок!
Я остановился, парализованный любовью к этому жилищу. Как бы я хотел им обладать, всегда в нём жить!
Я подошёл к двери с бьющимся от зависти сердцем и увидел на одном из столбиков балюстрады большую вывеску: «Продаётся».
Я испытал такой приступ радости, словно мне предложили, словно мне подарили этот дом! Почему же? Почему? Я и сам не знаю.
«Продаётся». Значит, этот дом больше никому не принадлежал, он мог принадлежать кому угодно, и мне тоже! Откуда эта радость, это необъяснимое ощущение глубокого веселья? Однако, я знал, что не куплю его! Чем бы я за него заплатил? Не важно, он продавался. Птица в клетке принадлежит хозяину, а птица в небе – мне, потому что у неё нет хозяина.
И я вошёл в сад. О, этот чудесный сад с возвышенностями, со шпалерами, со скрюченными ветвями, пучки золотого дрока и 2 старые скульптуры по краям каждой террасы.
Когда я поднялся на последнюю террасу, я посмотрел на горизонт. Маленький пляж расстилался у моих ног, круглый и песчаный, отделённый от открытого моря тремя тяжёлыми коричневыми скалами, о которые разбивались волны.
На вершине напротив два огромных камня (один – стоящий, другой – лежащий в траве), менгир и дольмен, похожие на двух странных супругов, парализованных каким-то несчастьем, смотрели на маленький дом. Им довелось видеть, как его строили несколько веков назад, и они увидят, как он обрушится, раскрошится, будет разнесён ветром, исчезнет – этот маленький дом, который продаётся!
О, как я люблю вас, старый дольмен и старый менгир!
Я позвонил в дверь, словно к себе домой. Мне открыла пожилая женщина в чёрном платье и белом чепчике, похожая на монахиню. Мне показалось, что её я тоже знаю.
Я спросил её:
- Вы не бретонка?
Она ответила:
- Нет, мсье, я из Лотарингии.
Она добавила:
- Вы хотите осмотреть дом?
- Э-э… Да, чёрт возьми!
И я вошёл.
Мне показалось, что я всё узнавал: стены, мебель. Я удивился, не найдя своей трости в вестибюле.
Я прошёл в гостиную – в хорошенькую гостиную с циновками на полу, выходящую на море тремя большими окнами. На каминной полке – большая китайская ваза и фотографический портрет женщины. Я сразу же подошёл к нему, уверенный в том, что узнал её. И я её действительно узнал, хотя мы раньше никогда не встречались. Это была она – Она, кого я ждал, кого желал, кого звал, чьё лицо преследовало меня в мечтах. Она, кого я постоянно искал, кого, кажется, вот-вот сейчас увидишь на улице, кого встретишь в деревне, едва завидев красный зонт в лугах, кто должна уже жить в отеле, куда я приехал во время путешествия, быть в вагоне, куда я собираюсь подняться, в салоне, чья дверь закрывается передо мной.
Это было она, конечно, несомненно! Я узнал её по глазам, которые смотрели на меня, по английским буклям и, особенно, по рту, по улыбке, которую я давно угадал.
Я сразу же спросил:
- Кто эта женщина?
Служанка с головой монахини ответила сухо.
- Это Мадам.
Я спросил:
- Это ваша хозяйка?
Она ответила с набожным видом:
- О, нет, мсье!
Я сел и сказал:
- Расскажите мне о ней!
Она была удивлена, не двигалась и молчала.
Я настаивал:
- Это – хозяйка дома?
- О, нет, мсье!
- Кому же принадлежит этот дом?
- Моему хозяину, мсье Турнелю.
Я показал пальцем на фотографию:
- А кто эта женщина?
- Это Мадам.
- Жена вашего хозяина?
- О, нет, мсье!
- Значит, его любовница?
Монахиня не ответила. Я продолжал, терзаемый смутной ревностью и гневом против человека, который нашёл эту женщину.
- Где они сейчас?
Служанка прошептала:
- Мсье – в Париже, а Мадам – не знаю.
Я вздрогнул:
- А, так они не вместе?
- Нет, мсье.
Я схитрил и сказал важным тоном:
- Расскажите мне о том, что случилось, я мог бы оказать услугу вашему хозяину. Я знаю эту женщину. Это негодяйка!
Старая служанка посмотрела на меня и поверила моему открытому и искреннему виду:
«Да, мсье, она сделала моего хозяина очень несчастным. Он познакомился с ней в Италии и привёз с собой, словно они были супругами. Она очень хорошо пела. Он любил её, мсье, жалко было на него смотреть. И они путешествовали по этим краям в последний год. Они нашли этот дом, который построил глупец, настоящий глупец – в 2 лье от деревни. Мадам сразу же захотела купить его, чтобы остаться в нём с хозяином. И он купил его, чтобы доставить ей удовольствие. Они прожили здесь всё лето и почти всю зиму. И однажды утром, перед завтраком Мсье позвал меня:
- Цезарина, Мадам вернулась?
- Нет, мсье.
Он ждал весь день. Он был очень рассержен. Её везде искали, но не нашли. Она уехала, мсье, и мы до сих пор не знаем, ни куда, ни как».
О, какая радость охватила меня! Мне захотелось обнять монахиню, взять её за талию и протанцевать с ней по гостиной!
Она уехала, она была спасена, она бросила его, потому что устала от него, потому что он ей надоел! Как я был счастлив!
Служанка продолжала:
«Мсье был очень опечален и уехал в Париж, оставив нас с мужем здесь, чтобы мы продали дом. За него он просит 20000 франков».
Но я больше не слушал! Я думал о ней! И внезапно мне показалось, что я встречу её, что она вернётся в эти края этой весной, чтобы посмотреть на дом, на свой милый дом, который она так любила, без него.
Я сунул 10 франков в руку служанки. Я схватил фотографию и выскочил бегом, отчаянно целуя лицо на картоне.
Я добежал до дороги и пошёл пешком, глядя на неё. Какое счастье, что она была свободна, что была спасена! Определённо, я встречу её сегодня или завтра, на этой неделе или на следующей, потому что она его бросила! Она бросила его, потому что пришёл мой час!
Она была свободна где-то в мире! Мне оставалось только найти её, потому что я её знал.
Я гладил согнутые головки спелых злаков, пил морской воздух, наполнявший мне грудь, чувствовал, как солнце целует моё лицо. Я шёл, сам не свой от счастья, пьяный от надежд. Я шёл, уверенный в том, что вскоре встречу её и отведу жить в наш маленький домик, на котором сейчас написано «Продаётся». Как ей понравится в нём на этот раз!

5 января 1885
(Переведено 6-7 апреля 2015)