Поползень

               
     Летние и зимние школьные каникулы я почти всегда проводил у бабушки в деревне Тарасовка, расположенной в 25 километрах от Москвы. Летом  вместе с местными ребятами я купался в реке Клязьме и ловил корзинкой мелкую рыбешку в высокой траве вблизи берега, а зимой мы катались на санках и ходили на лыжах. Как раз в это время я стал все чаще и чаще наблюдать за птицами, которых вокруг было множество. На березу, растущую рядом с нашим домом, стаями прилетали крупные свиристели с красивыми хохолками, серенькие невзрачные чечетки, красно- и серогрудые снегири. Ягод в саду было много, поэтому и пищи хватало всем.
    Но больше всего мне нравились синицы, которые отличались по размеру, окраске и манерам издавать неповторимые звуки. Начитавшись о жизни и повадках птиц, я купил ловушки, и вскоре в нашей московской квартире в десяти клетках уже жили почти все виды птиц Подмосковья. Большую часть я изловил сам, а некоторых приобрел около зоомагазина на улице Кузнецкий мост в самом центре Москвы.
    Как-то раз я попросил маму отвезти меня на Птичий рынок, который находился  около станции метро Таганская. Рынок поразил меня разнообразием животного мира. Однако меня больше всего тянуло к птичьим рядам. Вот там я впервые и увидел поползня. Его нежная бело-голубая окраска,  длинный клюв и красивая голова, переходящая в элегантное туловище, произвели на меня большое впечатление. Я стоял и не мог оторваться от такой прелести. А когда поползень вдруг издал тонкий, звонкий, неповторимый звук, я понял, что птица должна быть моей.
    Уговорить маму купить поползня не составило большого труда, и через час я уже разместил его в клетке рядом с другими птицами. Поползень быстро освоился на новом месте и с удовольствием брал корм из рук. В отличие от синиц, которые усаживались верхом на семечку или червяка, и таким образом питались, поползень заталкивал корм в угол или расщелину клетки,  а затем уже принимался за еду.
    Когда пришла весна, я ловил майских жуков, которые были его излюбленной пищей. С жуком поползень расправлялся мгновенно. Надежно запихнув его у угол, он ловкими движениями выклевывал содержимое, оставляя лишь панцирь. С не меньшей охотой он поедал гусениц, червяков  и подобную тварь. Наблюдение за его повадками доставляло мне большое удовольствие.
    Насытившись, поползень удобно устраивался на жердочке, поднимал клюв вверх и начинал петь. Его пение отличалось от пения других птиц, и перепутать было невозможно. Пронзительные, иногда короткие, а другой раз довольно длинные трели  не могли не вызывать восхищения. В течение нескольких лет поползень доставлял нам большую радость, но однажды я заметил у него на клюве щербинку, которая постепенно увеличивалась в размерах. Вероятно, несмотря на разнообразное питание, в пище чего-то не хватало.
     Опыта лечения птиц у меня не было, а в книге по уходу за ними четких рекомендаций я не нашел. Оставался, как нам всем казалось, один выход - выпустить поползня на волю в надежде на то, что он сам найдет для себя лекарство от болезни. Я договорился с соседом, у которого была машина, отвезти меня с птицей за город. Отъехав от Москвы километров двадцать, мы остановились около хвойного леса. Как только я открыл дверцу клетки, птица выпорхнула наружу и полетела в сторону леса. Пожелав ей удачи, мы возвратились назад.