Чак Паланик Прелесть Beautiful You

Когда с Пенни уже срывали одежду, судья только вытаращил глаза. Присяжные в ужасе отпрянули. Журналисты попрятались в галерею. Никто в зале суда не думал помочь несчастной. Стенографист с чувством долга барабанил по клавишам, фиксируя каждое слово Пенни: «Пожалуйста, мне больно! Кто-нибудь, на помощь!» Ловкие пальцы вывели надрывное: «Нет». Набор звуков воплотился на бумаге в протяжный стон, стенание, вопль. Дальше шли бесконечные мольбы, прерываемые лишь стуком по клавиатуре.
«Спасите!»
Тук-тук-тук.
«Хватит!»
Тук-тук-тук.
Будь в зале суда еще женщины, всё сложилось бы иначе, но Пенни, к несчастью, оказалась единственной. Последние несколько месяцев представительницы слабого пола куда-то исчезли, испарились. В социальной сфере их днем с огнем не сыщешь. Те, кто наблюдали за страданиями Пенни: судья, присяжные, зрители, – были сплошь мужчины. Этот мир принадлежал им.
Стенографист продолжал печатать.
«Умоляю, нет!»
«Не надо, прошу! Только не сюда!»
Не изменилось ничего, кроме Пенни. С нее грубо стащили слаксы, которые теперь болтались у лодыжек. Порванные в клочья трусики явили тайные прелести всем, кто отважился посмотреть. Жертва отчаянно отбивалась локтями и ногами. Художники в первых рядах спешно фиксировали ее позу, растрепанные волосы. В зрительном зале вверх взметнулись нахальные руки, сжимающие сотовые. Кто-то получил фото на память, кто-то – пару секунд видео. Жалобные вопли словно парализовали всех вокруг, эхом отдаваясь под молчаливыми сводами. Казалось, насилуют уже не одну женщину; в этих надрывных, раскатистых рыданиях слышались голоса десятков жертв. Сотен. Весь мир заходился криком.
Ее насиловали прямо на свидетельской трибуне. Пенни упорно пыталась сдвинуть ноги и прекратить мучения. Взгляд метался по сторонам в поисках спасения, но увы. Мужчина напротив закрыл ладонями уши и зажмурился, покраснев при этом как нашкодивший мальчишка. Судья сочувственно вздохнул, но так и не призвал насильника к порядку. Судебный пристав потупился, бормоча что-то в приколотый к груди микрофон. Пистолет стража порядка по-прежнему оставался в кобуре, сам же он только переминался с ноги на ногу, вздрагивая от каждого вопля.
Прочая публика демонстративно пялилась на часы, отправляла смски, явно стыдясь Пенни. Как будто по собственной глупости она орет и истекает кровью. Как будто происходящее – целиком и полностью ее вина.
Адвокаты съежились в своих баснословно дорогих костюмах и деловито зашелестели бумагами. Не шелохнулся даже ее возлюбленный, взиравший на зловещее действо с открытым ртом. Похоже, кто-то всё-таки додумался позвонить в «скорую», потому что в зал ворвались двое санитаров.
Всхлипывая и отбиваясь, Пенни старалась не потерять сознание. Только бы подняться на ноги – и бегом отсюда! В зале суда было не протолкнуться, как в автобусе в час-пик, но никто не помешал насильнику, не оттащил его прочь. Наоборот, вся стоячая публика попятилась, пока не уперлась в стену, оставив Пенни бороться в одиночку.
Тем временем, к свидетельской трибуне уже спешили санитары. Поначалу Пенни набросилась на них, не разбирая уже, кто друг, а кто враг. Однако оба медика принялись наперебой утешать ее, успокаивать. Мол, она в безопасности. Самое страшное позади, уверяли они, пока вся продрогшая, вспотевшая Пенни билась в истерическом ознобе. Повсюду народ затравленно оглядывался, не зная, куда прятать глаза от стыда.
Пенни уложили на каталку; один санитар накрыл дрожащую женщину одеялом, второй застегнул ремни, придав телу должное положение. Судья наконец застучал молоточком, объявляя перерыв.
Тот, кто застегивал ремни, спросил:
– Помните, какой сейчас год?
Горло женщины саднило от криков, голос охрип, но год она назвала верно.
– А кто сейчас президент?
Пенни чуть не сказала «Кларисса Хайнд», но вовремя спохватилась. Президент Хайнд давно покойница. Первая и единственная женщина-президент приказала долго жить.
– Помните свое имя?
Оба санитара были, разумеется, мужчины.
– Пенни. Пенни Харриган.
 Они ахнули от удивления. Профессиональная гримаса на долю секунды уступила место восхищенной улыбке.
– А я смотрю, лицо знакомое! – радостно заметил первый санитар.
Второй щелкнул пальцами, словно припоминая. Наконец у него вырвалось:
– Вы та самая… ну из «Нэшнл инкуайрер»!
Первый восторженно ткнул пальцем в Пенни, беспомощно распластавшуюся на каталке под пристальным взглядом сугубо мужской аудитории.
– Пенни Харриган, – прокурорским тоном провозгласил он. – Вы – Пенни Харриган, гиковская Золушка.
Санитары подняли каталку до пояса. Толпа расступилась, пропуская их к выходу.
– Тот чувак, которого вы бросили, он разве не самый богатый человек в мире? – спохватился второй медик.
– Максвелл, – подсказал первый. – Его зовут Линус Максвелл.
И неодобрительно покачал головой.
Мало того, что Пенни прилюдно изнасиловали в зале суда и никто даже пальцем не пошевелил, чтобы помощь, так теперь работники «скорой» приняли ее за круглую идиотку.
– Зря вы не пошли за него, леди, – сокрушался первый всю дорогу до машины. – Сейчас бы в золоте купались…


Корнелиус Линус Максвелл. К. Линус Максвелл. За репутацию плейбоя и сердцееда таблоиды прозвали его королем оргазмов. Богатейший мульти-пульти миллиардер.
Те же таблоиды окрестила ее «Гиковской Золушкой». Пенни Харриган и Корни Максвелл. Они познакомились год назад. Но ощущение как будто минула целая вечность. Времена были другие.
Лучше.
Никогда еще в истории человечества для женщин не было времени лучше. И Пенни это знала.
Взрослея, она повторяла про себя как мантру: Никогда еще в истории человечества для женщин не было времени лучше.
Ее мир отличался совершенством, ну более-менее. Она с отличием защитила диплом юриста, но ухитрилась дважды провалить экзамен по адвокатуре. Дважды! Не то чтобы это подорвало ее уверенность в себе, нет, но сама перспектива начала вызывать сомнения. Пенни не давала покоя мысль, что на фоне триумфальных побед в женской войне за независимость стать очередной амбициозной адвокатессой – не такая уж великая заслуга. По крайней мере, сейчас. В наши дни женщина-адвокат ничуть не лучше домохозяйки в пятидесятые. Каких-то два поколения назад от прекрасного пола требовали сидеть дома и нянчить детишек. Теперь им полагалось идти в адвокаты. Или во врачи. Или в ракетостроители. Словом, выбор профессии определялся модой и политическими настроениями, но никак не самой Пенни.
Студенткой она всеми силами пыталась заслужить одобрение преподавателей факультета гендерных исследований в университете Небраски. На смену родительским чаяниям явились догмы ученых мужей, но ни те, ни другие не находили отклика в ее сердце.
Истина заключалась в том, что Пенелопа Энн Харриган по-прежнему оставалась хорошей дочерью – послушной, прилежной, – привыкшей жить по указке. Она неизменно прислушивалась к советам людей постарше, но в душе жаждала большего, нежели простое одобрение со стороны родных и суррогатных родителей. При всем уважении к Симоне де Бовуар, Пенни не думала становиться третьей волной чего-то там. Со всем почтением к Белле Абцуг, перспектива быть пост-кем-то тоже не прельщала. Какой смысл повторять достижения Сьюзен Энтони и Хелен Гёрли Браун? Нет, ей хотелось выйти за рамки банального «домохозяйка или адвокат». Мадонна или шлюха. Хотелось чего-то особенного, не отягощенного стойкой печатью викторианской эпохи. Чего-то совсем за рамками феминизма!
Ей чудилось, что это потаенное стремление и послужило причиной провала на экзамене. В душе ей претила мысль заниматься юриспруденцией; оставалось лишь уповать на чудо, которое избавит ее от собственных мелкотравчатых и примитивных желаний. Ее цели были заимствованы у радикальных барышень прошлой эпохи: стать адвокатом… соперничать с мужчинами на равных. А затасканная цель как чужая ноша – тянет. Зачем повторять то, что десятки миллионов женщин воплощали миллионы раз? Нет, Пенни жаждала заиметь собственную мечту, вопрос только понятия не имела, какую.
Мечта обошла стороной девочку-паиньку; не явилась она и прилежной слушательнице ученых догм. Однако Пенни тешила себя надеждой, что такой кризис переживают все ее ровесницы. Наследницы свободы, им предстояло расширить границы для потомков. Освоить новые территории для будущего поколения молодых женщин.
Пока абсолютно уникальная, свежая мечта не посетила ее прелестную головку, Пенни сосредоточилась на воплощении старой: занять средненькую должность в юридической конторе, бегать начальству за пончиками, таскать стулья и параллельно готовиться к переэкзаменовке.
Даже сейчас, в двадцать пять, она боялась упустить момент.
Она не привыкла доверять природным инстинктам и дико боялась так никогда и раскрыть свои глубинные таланты и возможности. Свои особые дарования. Страшно растратить всю жизнь на чужие цели и мечты. Нет, ей хотелось власти – той примитивной непреодолимой силы, стирающей всякие различия полов. Той исконной магии, что превосходит саму цивилизацию.

Набираясь храбрости перед третьим экзаменом, Пенни устроилась в «Брум, Брум и Бриллштейн», престижнейшую фирму на Манхеттене. Устроилась, правда, не совсем полноценным сотрудником, но и не стажером точно. Ну да, иногда ей приходилось бегать в вестибюль к автомату «Старбакс» за полудюжиной срочных латте и полу-кофеиновыми соевыми капучино, но ведь не каждый день. Ну да, иногда ее просили притащить пару-тройку стульев для совещаний, но ведь всё равно не стажер! Пусть Пенни Харриган не была полноправным адвокатом, но и стажером ее не назовешь.
Рабочий день в конторе тянулся медленно, но случались и приятные неожиданности. Сегодня, к примеру, Пенни услышала гул над башнями нижнего Манхеттена. Гудел вертолет, приземлявшийся на крышу небоскреба. На шестьдесят семь этажей выше, на площадку этого самого здания привезли по-настоящему большую шишку. Пенни стояла на первом этаже, нагруженная неудобной картонкой с полудюжиной горячих венти-мокка, и ждала лифт. Гладкие хромированные двери отразили ее как есть. Не красавица, конечно. Но и не уродка. Не каланча и не коротышка. Блестящие ухоженные волосы каскадом падают на плечи простой блузки от «Брукс бразерс».
Карие глаза большие и честные. Внезапно ее приятное безмятежное лицо исчезло.
Двери лифта распахнулись, и в вестибюль хлынула толпа здоровяков в одинаковых темно-синих костюмах. «Костюмы» двигались с агрессивной решимостью, как бейсболисты на подходе к квотербэку, и слаженно расчищали путь локтями, оттесняя нетерпеливую публику. Посторонившись, Пенни вытянула шею, пытаясь разглядеть, из-за кого весь сыр-бор. Вверх взметнулись руки, сжимающие мобильники. Одни фотографировали, другие снимали поверх чужих голов. За стеной из темно-синей саржи было ничего не разобрать, но стоило поднять глаза, как на всех экранах цифровых устройств возникал знаменитый образ. Воздух наполнился электронным пощелкиванием. К нему примешивался треск раций. На заднем плане вдруг раздалось сдавленное рыдание.
Женщина, запечатленная множеством мобильников, вытирала щеки кружевным платочком, перемазанным слезами пополам с тушью. Даже за огромными солнцезащитными очками не узнать это лицо было невозможно. Последние сомнения отпадали при виде ослепительного голубого сапфира, мерцавшего на идеальной формы груди. Если верить тому, что читают в очередях на кассу, этот изумительный, без единого изъяна камень считался крупнейшим в мире и весил порядка двухсот каратов. В свое время он украшал шею египетских цариц. Римских властительниц. Русских княгинь. Пенни только недоумевала, из-за чего может рыдать обладательница такого сокровища.
Внезапно всё встало на свои места: большой босс на вертолете, контуженая красавица, спешащая к выходу. Сегодня старшие партнеры снимают показания в большом деле об алиментах после гражданского брака.
– Алуэтта! Алуэтта! – надрывался мужской голос. – Вы его до сих пор любите?
– Примите его обратно? – вторила какая-то женщина.
Толпа затаила дыхание, предвкушая ответ.
Плачущая красавица, запечатленная мобильниками со всех углов и ракурсов, вздернула изящный подбородок.
– Это еще не конец, – она всхлипнула под прицелами сотни камер. – Максвелл – лучший любовник из всех, кого я знала.
Вопросы сыпались со всех сторон, но охрана уже распахнула двери, ведущие на улицу, где у обочины дожидался кортеж из лимузинов. Представление закончилось.
Вызвала этот ажиотаж французская актриса Алуэтта д’Амбрози. Шестикратная обладательница «Золотой пальмовой ветви». Четырежды лауреатка премии «Оскар». 
Пенни сгорала от нетерпения списаться по электронке с родителями и сообщить им потрясающую новость. В этом и заключался один из плюсов работы на «Брума и Ко»: тут разносить кофе многим лучше, чем торчать дома. Разве в Небраске увидишь настоящую кинозвезду?
Кортеж скрылся за углом. Все завороженно смотрели ему вслед, как вдруг Пенни дружелюбно окликнули:
– Эй, Омаха!
Голос принадлежал ее коллеге Моник. Та щелкнула пальцами, пытаясь привлечь внимание подруги. На фоне Моник с ее фарфоровым маникюром в обрамлении кристаллов «Сваровски», и длинными косами с вплетенными бусинами и перьями Пенни казалась серым воробышком.
– Нет, ты видела! – зачастила Пенни. – Это же Алуэтта д’Амбрози!
Моник подошла ближе.
– Омаха, на шестьдесят четвертом тебя обыскались, – она ухватила Пенни за локоть и поволокла к лифту. Чашки с горячим кофе угрожающе накренились. – Старина Бриллштейн собрал большой совет, и им срочно понадобились стулья.
Выходит, она угадала. Сегодня берут показания в деле «д’Амбрози против Максвелла». Грандиозный светский скандал. Богатейший мужчина на земле встречался с роскошнейшей из женщин на протяжении ста тридцати шести дней. И ни секундой дольше. Пенни знала о романе в подробностях благодаря бесконечным очередям в супермаркете. В Нью-Йорке кассиры напоминали осенних мух – пока расплатишься за подтаявшую упаковку масла «Бен энд Джерри», успеешь прочитать «Нэшнл инкуайрер» от корки до корки. Если верить таблоидам, мультимиллиардер и подарил возлюбленной самый огромный сапфир на свете во время совместного отдыха на Фиджи. Ах, Фиджи, остров мечты! А потом вдруг разорвал отношения. Будь на их месте другая пара, на том бы всё и кончилось, но за ними ведь наблюдал весь мир! Скорее чтобы сохранить лицо, отверженная пассия потребовала пятьдесят миллионов долларов в качестве компенсации за моральный ущерб.
Не успели приятельницы шагнуть в лифт, как вслед раздалось:
– Эй, крестьяночка!
Обе девушки как по команде обернулись – к лифту спешил улыбающийся паренек в деловом костюме.
– Погодите меня.
До дверей ему оставалось всего ничего, но тут Моник принялась яростно давить на кнопку. Унизанный перстнем большой палец стремительно двигался вперед-назад, словно посылал сигнал азбукой Морзе. За полгода жизни в Нью-Йорке Пенни еще не доводилось видеть, чтобы на кнопку жали двадцать с лишним раз. Двери захлопнулись прямо перед носом молодого адвоката.
Его звали Тед, и он при каждой встрече напропалую флиртовал с Пенни. Даже придумал для нее ласкательное прозвище «крестьяночка». Мать наверняка записала бы его в завидные женихи, но у самой Пенни были очень сильные сомнения на этот счет. Она инстинктивно чуяла, что Тед подкатывает к ней только ради того, чтобы сблизиться с Моник. Типичная схема, когда парнишка добивается расположения дамы сердца, заигрывая с ее вонючей жирной собачкой.
Хотя Пенни определенно не воняла. И особо жирной не была.
И Моник вся ситуация особо не трогала. Ее ушлую натуру прельщали исключительно закоренелые фондовые менеджеры и свежеиспеченные русские олигархи. Моник не стесняясь заявляла, что мечтает жить в собственном особняке на Верхнем Ист-Сайде, днями напролет грызть печенья и ничего не делать. Сейчас она притворно вздохнула, якобы от облегчения, попутно бросив:
– Слушай, Омаха, дай уже бедолаге пристроить головастика в твоем болотце.
Но Пенни не соблазняли ни его подмигивания, ни сладострастный свист. Для него она – уродливая собачка. Трамплин.
В лифте Моник смерила приятельницу оценивающим взглядом. Потом подбоченилась и погрозила пальчиком, сплошь в сверкающих каменьях. Надутые губки переливались тремя оттенками бардового блеска.
– Подруга, а фигурка у тебя ничего. Чистое ретро, – она отбросила с лица унизанную бусинками прядь. – Рада, что ты не комплексуешь из-за широких бедер.
Пенни неуверенно проглотила комплимент.
Моник была подругой по работе, а это совсем не то, что настоящая подруга. Жизнь здесь сильно отличалась от Среднего запада. В Нью-Йорке нужно приспосабливаться.
В большом городе каждый жест должен демонстрировать превосходство, а каждая деталь женского туалета – свидетельствовать о статусе. В порыве смущения Пенни прижала к себе картонку с теплыми стаканчиками, словно плюшевого мишку.
Моник скосила глаза и вдруг отпрянула в ужасе. Судя по ее перекошенной физиономии, у Пенни на голове сидел как минимум тарантул.
 – Скатайся-ка в Чайнатаун… – начала Моник, пятясь. – Там мигом уберут эту жуткую волосню у тебя над губой. – И театральным шепотом добавила: – Стоит гроши, даже ты потянешь.
Пенни выросла на ферме в Шиппи, штат Небраска, где не раз наблюдала за кровавыми баталиями в курятнике, но и там товарок заклевывали с большим тактом. Похоже, некоторые особы понятия не имели о женской солидарности.
Сразу по прибытию на этаж девушек обнюхали четыре немецкие овчарки. Собаки-миноискатели.  Псов сменил тучный охранник с металлоискателем.
– Мы почти на военном положении, – пояснила Моник. – Из-за визита сама-знаешь-кого эвакуировали всех с шестьдесят четвертого до крыши. – В своей обычной развязной манере она стиснула локоть Пенни. – Стулья, девочка. Взять!
Просто невероятно. «BB&B» слыла самой влиятельной фирмой в стране, но эта вечная нехватка стульев!.. Как в том конкурсе: не успеешь вовремя приземлиться, будешь стоять. Пока какую-нибудь мелкую сошку вроде Пенни не пошлют раздобыть стул.
Моник поспешила забить себе место, а Пенни тыкалась во все подряд двери, но те не поддавались. Коридоры подозрительно опустели, вожделенные стулья оказалась надежно запертыми за стеклянными створками. Благоговейная тишина, обычно царящая на этажах начальства, сейчас почему-то пугала. От панельных стен, украшенных изысканными пейзажами  Гудзонского залива, не отражались эхом голоса и звуки шагов. Из откупоренных и тут же забытых бутылочек минералки «Эвиан» не успел выветриться газ.
Господи, неужели она четыре года занималась гендерными исследованиями, а после еще два – юриспруденцией, только для того, чтобы таскать стулья тем, кто либо обленился, либо обнаглел в край?! До чего унизительно. Да, этим перед родителями точно не похвастаешь.
Завибрировал сотовый – Моник прислала смс: «СЕСТРЕНКА, ГДЕ, БЛИН, СТУЛЬЯ???» Пенни галопом мчалась по коридору, едва удерживая картонку с кофе, и на ходу дергала неподдающиеся ручки. Скача загнанной лошадью от одного закрытого кабинета к другому, она уже утратила всякую надежду, как вдруг очередная неожиданно ручка повернулась. Пенни потеряла равновесие и ввалилась в офис, попутно расплескав кофе, и приземлилась на что-то очень мягкое, как ложе из клевера. Постепенно глаз различил сплетение зеленых, алых и желтых бутонов. Сад, она попала в сад. Среди нежных роз и лилий примостились экзотические птички. Но в следующий миг перед ее носом замаячил ярко начищенный ботинок. Мужской. Кончик туфли замер в угрожающей близости от ее зубов.
Никакой это не сад, а просто узор на персидском ковре. Ручная работа, чистый шелк – такой ковер мог лежать лишь в одном кабинете. Потребовалась секунда, чтобы сообразить, в чьем именно. Пенни поймала свое отражение на ровной глади туфли: слипшиеся от кофе волосы падают на лицо, щеки красные, рот приоткрыт, жадно ловя воздух, грудь лихорадочно вздымается. От падения юбка задралась до талии, явив на всеобщее обозрение скромные хлопковые трусики. И это еще не самый плохой расклад! Будь на ней какие-нибудь похабные стринги, умерла бы со стыда.
Взгляд скользнул от лакированного ботинка выше, к крепкой жилистой лодыжке, обтянутой узорчатым носком. Золотисто-зеленоватые ромбы не скрывали упругих мышц. Над носком нависала серая штанина с идеально отутюженной складкой. Элегантный покрой фланелевых брюк подчеркивал мускулистые бедра. Ноги очень длинные, как у заядлого теннисиста. От внутреннего шва взгляд Пенни метнулся к внушительному вздутию в паху – как будто под мягкой тканью притаился огромный кулак.
Под животом Пенни противно хлюпало. Галлон убойной смеси из соево-диетического латте-мокка-макиато с низким содержанием кофеина проникал сквозь одежду и ручьями растекался по бесценному ковру.
Даже в тусклом блеске кожаного ботинка было видно, как она покраснела. Пенни нервно сглотнула. Внезапно мужской голос нарушил зачарованное молчание.
Звучал он решительно, но мягко, обволакивая не хуже персидского ковра.
– Мы знакомы? – весело повторил мужчина.
Пушистые ресницы Пенни дрогнули, словно издалека перед ней проступило лицо. Серый фланелевый костюм венчали знаменитые черты, известные любому читателю таблоидов. Голубые глаза, светлая мальчишеская челка свисает на лоб. От доброй улыбки на гладко выбритых щеках играют ямочки. Лицо приятное и безмятежное, как у куклы. Судя по отсутствию морщин, человек живет без забот и хлопот. Хотя из таблоидов Пенни помнила, что ему стукнуло сорок девять. И по «гусиным лапкам» не скажешь, что и[ обладатель привык часто улыбаться.
Не поднимаясь, Пени ахнула:
– Это вы! В смысле, вы – это он. То есть, вы – это вы.
Клиентом фирмы он не числился. Как раз наоборот, ему предстояло быть ответчиком в деле о моральной компенсации, а сюда его вызвали для дачи показаний.
Мужчина расположился в гостевом кресле с резной спинкой. Настоящий «чиппендейл», обитый алой кожей. От ароматов полироля для мебели и обувного крема щипало в носу. Все стены были увешаны дипломами и стеллажами с томами по юриспруденции в кожаных переплетах.
Чуть поодаль виднелся массивный стол красного дерева; благодаря почти вековой полировке пчелиным воском и подручными средствами столешница отливала бордовым. На дальнем конце стола вырисовывался сутулый силуэт с багровой, в тон обстановке, лысиной, сплошь усеянной старческими пигментными пятнами. Худую физиономию сутулого перекосило от злости. Тонкие трясущиеся губы обнажили испорченные никотином вставные зубы. На всех дипломах и сертификатах каллиграфическим почерком было выведено имя Альберта Бриллштейна.
В ответ на ее невнятное бормотание тот, что помоложе, галантно осведомился:
– А вы кто, юная леди?
– Ровным счетом никто, – рявкнул из-за стола старший партнер. – Ей тут вообще не место. Она никто, девочка на побегушках, трижды завалившая экзамен в адвокатуру!
Пенни вздрогнула как от удара. Смущенно потупившись, она снова поймала свое отражение в зеркальной глади ботинка. Да, шеф прав. Она ничтожество. Ноль без палочки. Неотесанная деревенщина, приехавшая в Нью-Йорк в поисках… мечты. Или лучшей доли. Словом, в поисках чего-то. Чудовищная истина заключалась в том, что ей вряд ли удастся сдать пресловутый экзамен. Ее судьба – перебирать бумажки, подносить кофе и влачить жалкое существование до конца своих дней.
Не дожидаясь, пока она встанет, мистер Бриллштейн скомандовал:
– Вон! – ткнув костлявым пальцем в сторону двери, он завопил: – Исчезни!
В кармане блузки завибрировал мобильник. Можно даже не смотреть, и так ясно, что это Моник пылает праведным гневом.
Бриллштейн прав. Ее место не здесь, а где-нибудь в Омахе. Там выйти замуж за милого уравновешенного представителя «Сигма Чи», родить ему пару ребятишек и чтобы третий был уже на походе. Да, такова ее судьба. Сейчас ходила бы насквозь в детских слюнях вместо дорогущего двойного эспрессо.
Ее отражение в ботинке съежилось до размеров Алуэтты д’Амбрози на экранах сотовых. От отвращения к самой к себе хотелось кричать. На глаза навернулись слезы, одна предательски скатилась по щеке. Пенни украдкой смахнула соленую каплю в надежде, что никто не заметит. Упираясь руками в ковер, она попробовала встать, но смесь из сливок, карамели и шоколадного сиропа держала намертво. Даже если получится подняться, блузка наверняка промокла основательно и теперь просвечивает.
Обманчиво добродушные голубые глаза смотрели на нее не мигая, будто самая настоящая камера. Фиксировали, запоминали. До красавца ему так же далеко, как и ей, но зато какой волевой подбородок! От блондина буквально веяло уверенностью в себе.
– Мистер Максвелл, – залебезил Бриллштейн, – прошу прощения за этот жуткий инцидент. – Он схватил телефон и потыкал в кнопки. – Не беспокойтесь, нахалка покинет это здание немедленно. Охрана! – рявкнул он в трубку.
Судя по яростному тону, Бриллштейн явно вознамерился скинуть ее с крыши.
– Позвольте вам помочь, – предложил блондин, наклоняясь ближе. На пальце у него сверкнул массивный камень. Позже выяснилось, что это – третий по величине рубин, добытый в Шри-Ланке. Раньше этот великолепный камень принадлежал султанам и махараджам, а теперь стал ее шансом на спасение. Ладонь, стиснувшая ее руку, оказалась на удивление холодной и поразительно сильной. А затем губы – те самые, что целовали кинозвезд и принцесс крови, проговорили:
– Поскольку вечер у вас освободился… Не согласитесь поужинать со мной?

Продавщица в «Бонвит Теллер» смерила Пенни презрительным взглядом.
– Что-нибудь интересует? – ехидно осведомилась она.
Пенни бежала к магазину все восемь кварталов от метро и никак не могла отдышаться.
– Платье? – неуверенно пробормотала она. И уже решительнее добавила: – Вечернее.
Продавщица оглядела клиентку с ног до головы, не упуская ни единой детали. От ее внимания не ускользнули ни многострадальные туфли от «Джимми Чу», купленные на распродаже в Омахе. Ни сумочка с потрепанным ремешком и пятнами от орехового пирога. Френч а-ля «Берберри» не скрывал заляпанной кофе и сливками блузки. Вдобавок, с самой платформы ее преследовали мухи, учуявшие запах сладкого. Непринужденным жестом Пенни попробовала отогнать назойливых насекомых. Короче, тот еще видок. Продавщица медлила с решением. Пенни хотелось развернуться и убежать подальше от пафосной дамочки, похожей на светскую обывательницу Манхеттена. Сплошной «Шанель», руки с безупречным маникюром, чистый лоб без единой морщины. Над идеальной укладкой не вьется рой мух. Наконец продавщица мысленно вынесла суровый вердикт и безучастно спросила:
– По какому случаю?
Пенни открыла было рот, объяснить ситуацию, но вовремя осеклась. Самый богатый мужчина на земле пригласил ее на ужин. Восемь вечера, ресторан «Ше роме», самое дорогое заведение в городе, если не во всем мире. Столик там заказывали за несколько лет вперед. Лет! Встретиться условились прямо там. Не хватало, чтобы мульти-пульти миллиардер увидел ее крохотную квартирку в шестиэтажном доме без лифта, которую она делила с двумя соседками. Конечно, ее так и распирало от желания похвастаться. Хорошие новости становятся материальными только когда поделишься ими с как минимум дюжиной человек. Но эта надменная особа из «Бонвит Теллер» вряд ли поверит. Просто лишний раз подумает, что Пенни – чокнутая бомжиха, тратящая ее драгоценное время.
Муха уселась ей на кончик носа. Пенни смахнула ее рукой и усилием воли заставила себя успокоиться. Она не чокнутая и убегать сломя голову не намерена. Стараясь, чтобы голос звучал твердо, она попросила:
– Покажите мне вечернее платье из сезонной коллекции «Дольче Габбана». То, с присборенной талией.
Продавщица хитро прищурилась и уточнила:
– Из крепового сатина?
Ее определенно проверяли на вшивость.
– Нет, атласное, – торжествующе улыбнулась Пенни. – С ассиметричным подолом.
Всё-таки стояние в очередях не прошло даром. Именно такой наряд одевала Дженнифер Лопес на вручение «Оскара» в прошлом году.
Собеседница оценивающе оглядела ее фигуру.
– Четырнадцатый размер?
– Десятый, – парировала Пенни. Мухи сидели у нее на волосах, но носила она их с поистине королевским достоинством, словно тиару из черного жемчуга.
Продавщица отправилась на поиски платья, и Пенни почти молилась, чтобы та не вернулась. Вот вляпалась! Она, никогда не тратившая на шмотки больше пятидесяти долларов, вдруг попросила наряд за пять тысяч. Несколько нажатий клавиш и на экране мобильного высветился ее кредитный лимит: получалось впритык. Но! Если арендовать платье буквально на пару часов, для ужина, а утром вернуть, воспоминаний хватит до конца жизни. Главное, понимать, что дальше сегодняшнего вечера дело не пойдет. Сегодня вечером ее звездный час, пресловутые пять минут славы. Корнелиус Максвелл славился своими широкими жестами. Его приглашение – очередной широкий жест, не более. Он лишь хотел вернуть ей чувство самоуважения после позорного растекания по ковру. Поистине рыцарский поступок. А из таблоидов Пенни доподлинно знала, что Корнелиус Максвелл был настоящим рыцарем. 
По происхождению он мало уступал ей. Родился в Сиэтле, рос без отца, мать работала медсестрой и с трудом сводила концы с концами. Максвелл с детства мечтал обеспечить ей блестящую жизнь, но мама неожиданно погибла в автокатастрофе. Случилось это, когда юный Корнелиус уже учился в аспирантуре Вашингтонского университета. Год спустя он основал «ДатаМайкроКом» в комнате студенческого общежития, а еще через год вошел в сотню богатейших предпринимателей мира.
Первой в череде его сногсшибательных подруг была Кларисса Хайнд, слабейшая кандидатка на пост сенатора Нью-Йорка. Благодаря финансовой поддержке и политическим связям любовника она победила и еще до окончания первого срока нацелилась на звание самого молодого сенатора в Вашингтоне. СМИ просто боготворили эту пару: миниатюрная сенаторша и харизматичный миллиардер-компьютерщик. Его деньги помноженные на ее упорство обеспечили ей беспрецедентную победу на выборах. А три года назад Кларисса Хайнд воплотила не только свою, но и мечту миллионов американок – стала первой женщиной-президентом за всю историю США.
На протяжении предвыборной гонки и после Корни Максвелл всегда был рядом, без устали восхвалял подругу и поддерживал как на публике, так и наедине. Но они так и не поженились. Ходили сплетни про выкидыш. Поговаривали даже, что она предлагала любовнику должность вице-президента, но сразу по окончанию выборов влюбленная парочка выпустила пресс-релиз о своем расставании. На совместной пресс-конференции госпожа президент и ее верный спутник вещали о взаимном доверии и крепкой дружбе, но в любовных отношениях отныне поставлена жирная точка.
Пенни понимала, что такой успех требует огромной самоотдачи и жертв, но на снимках папарацци всё казалось так просто и безболезненно! Ведь это президент Хайнд подтолкнула ее связать судьбу с юриспруденцией. Пенни внезапно размечталась. Вдруг Корни Максвелл ищет новую протеже? Вдруг разглядел в ней скрытый потенциал? А сегодняшняя встреча – собеседование, и если всё сложится, Пенни Харриган займет ведущее место на мировой сцене. Войдет в круг избранных.
Муха залетела ей в рот, оборвав сладостные грезы. Наяву, в отделе женского платья, Пенни закашлялась и вернулась с небес на землю.
Вот так всегда. Только раскатаешь губы, как реальность наносит суровый удар. Нельзя ждать слишком многого. Ведь речь о К. Линусе Максвелле, меняющем дам как перчатки. После Клариссы у него завязался роман с представительницей британской королевской фамилии. С принцессой, ни больше, ни меньше, да не с какой-нибудь уродиной полукровкой и вдобавок тупой как пробка. Нет, принцесса Гвендолин была красавицей, третьей по линии наследования престола, и без двух минут королевой. И снова они смотрелись идеальной парой: европейская аристократка и уникум-янки. Весь мир ждал от них даты свадьбы. Когда короля сразила анархистская пуля, Корни поддерживал рыдающую принцессу на похоронах. Затем, в результате нелепейшей случайности, по традиции обрушившейся как снег на голову, погиб ее брат, наследный принц, и коронация Гвендолин стала лишь вопросом времени.
По всему выходило, что жить Корни Максвеллу в Букингемском дворце и радоваться, но история повторилась. Магнат и аристократка расстались друзьями.
Потом он еще дважды увиливал от брака с одной из влиятельнейших женщин на земле.
Если верить слухам, Максвелл боялся женщин статусом выше себя, чем снискал презрение таблоидов. Однако Пенни, как и основная масса людей, считала, что К. Линус Максвелл в душе так и остался сироткой, ищущим альтернативу погибшей матери, чтобы излить на нее потоки нежности и денег.
Все его бывшие пассии только выиграли от связи с ним. Кларисса Хайнд из скромного политика превратилась в лидера свободного мира. Принцесса Гвендолин, при всей своей красоте изрядно полноватая, за время отношений с магнатом живо сбросила лишний вес и теперь может дать фору любой топ-модели. Даже Алуэтта сумела побороть своих демонов. Таблоиды взахлеб писали о проблемах актрисы с алкоголем и наркотиками, но Максвелл излечил ее. Его любовь сделала то, чего не удавалось принудительным программам реабилитации.   
В «Бонвит Теллер» у Пенни загудел мобильный. Моник. На сей раз о стульях ни слова, только истеричное «ПОЗВОНИ СРОЧНО». Наверняка в конторе все уже в курсе. Пенни даже расстроилась. Как-то неловко стоять в одном ряду с Клариссой Хайнд, королевой Гвендолин, Алуэттой д’Амбрози и… кто там был еще? Вроде бы поэтесса, лауреат Нобелевской премии. Потом японка, наследница сталелитейной империи. Владелица сети газет. Но хрустальная туфелька так никому и не пришлась впору.
Пенни старалась не думать о том, что в ближайшие часы решается ее судьба.
Ответить Моник она не успела – появилась продавщица с полосой алого шифона, перекинутой через руку. Подведенная карандашом бровь скептически изогнулась.
– Прошу… десятый размер, – пропела женщина и сделала знак следовать за ней в примерочную.
Президент Пенни Харриган. Миссис К.Линус Максвелл.
Внутри у нее всё пело. Завтра ее имя крупным шрифтом появится среди звезд на Шестой странице «Пост». Завтра эта выскочка из «Бонвит Теллер» поймет, что никто ее не обманывал. Завтра о Пенни узнает весь город.
Но при любом раскладе с платьем нужно обращаться крайне осторожно!
Сейчас три часа. Ужин в восемь. Времени как раз, чтобы побрить ноги, уложить волосы и позвонить родителям. Может хоть так будет проще поверить в происходящее.
– У вас действует система возврата? – семеня за продавщицей, обеспокоенно поинтересовалась Пенни и скрестила пальцы, чтобы «молния» сошлась.

Квон Кси и Эсперанса были идеальными соседками для затрапезной квартирки-студии в Джексон-Хайтс. Месяцами ранее, помогая Пенни укладывать чемодан, мать с высоты возраста и прожитых лет настоятельно советовала взять в соседки китаянку и латиноамериканку.
Пусть предки Пенелопы и впадали в расизм – иногда, – но строго в интересах дочери. В межкультурном, расово диаметральном хозяйстве меньше шансов, что девушки будут пользоваться общей косметичкой. Косметика нынче дорогая, и при совместном укладе можно запросто заразиться тем же стафилококком. В принципе, мать дала здравый совет. Герпес и клопов никто не отменял. Поэтому стоило прислушаться и мотать на ус.
Однако вопреки самым благим, и чуточку наивным, родительским намерениям, три представительницы разных культур невероятно сблизились и вовсю делились нарядами, секретами и даже контактными линзами. Мало что осталось неприкосновенным. И всех всё устраивало.
Эсперанса, жгучая латиноамериканка с высокой грудью и темными озорными глазами, притворно негодовала по бытовым пустякам: банальная смена лампочки или мытье посуды неизменно сопровождалось ее темпераментным «Ay, caramba!». Всякий раз эти стереотипные вспышки гнева заставляли Пенни смеяться до слез. Соседка явно не тяготилась условностями и не чуралась самоиронии. Сам факт, что Эсперанса могла швырнуть на пол богато украшенное сомбреро и станцевать вокруг забавный танец, символизировал новое, не скованное политкорретностью, самосознание. 
Тихая и непримиримая Квон Кси была полной противоположностью вспыльчивой сеньорите. Азиатка бесшумно передвигалась по квартире, стирала пыль с плинтусов, подстригала бонсай… складывала рваные края туалетной бумаги в оригами – удивить следующего посетителя санузла. Словом, превращала хаос в порядок. Ее безмятежное лицо и манеры действовали на Пенни успокаивающе. А пелерина густых черных как смоль волос не шла ни в какое сравнение с разухабистым хвостиком Пенелопы.
За пару часов до знакового ужина она умоляла соседок призвать на помощь всё свое искусство, дабы довести до совершенства ее облик. Чтобы Эсперанса накрасила ей глаза в тон гаванскому закату, а Квон Кси уложила волосы пышными снопами тяжелого шелка. Подруги трудились без устали, обхаживая ее как свидетельницы – капризную невесту. Совместными усилиями Пенни нарядили и причесали.
Шикарный наряд и вовсе сделал из нее ослепительную красотку. Квон Кси дополнила образ элегантной подвеской из ярко-зеленого жадеита в форме дракона с глазами-жемчужинками. Настоящая семейная реликвия. Эсперанса тоже не осталась в долгу, одолжив свои любимые серьги-висюльки, инкрустированные стразами. Не важно, поверили девушки в историю про ужин с богатейшим человеком на свете или нет, но обе чуть не плакали при виде преображенной подруги.
В дверь позвонили. Заблаговременно заказанное такси ждало у подъезда.
Наконец Пенни собралась с духом и направилась в ванную за серой пластиковой коробочкой, припрятанной там с незапамятных времен. В коробочке лежала ее диафрагма. Тридцать граммов защиты, не пользованные с зимнего бала на старшем курсе. Лихорадочно шаря по полкам, Пенни гадала, не испортился ли контрацептив от затяжного безделья. А если латекс пересох и потрескался, как это случается с кондомами? Вдруг колпачок лопнул или, еще хуже, покрылся плесенью? Вытащив коробочку из недр ящика, она открыла ее и ахнула. Пусто!
Наигранно сердито притопывая, Пенни приперла соседок к стенке и потрясла у них перед носом уликой, на которой значилось ее имя и адрес семейного терапевта в Омахе. Поставив коробку на столешницу, рядом с ржавой, заляпанной сыром микроволновкой, она решительно объявила:
– Сейчас я выключу свет и сосчитаю до десяти. Договорились? – Лица обеих товарок оставались непроницаемыми. Никто не покраснел, не потупился. – Обещаю, без претензий.
Щелкнул выключатель и кухня погрузилась во мрак. Отсчет пошел.
В темноте послышалось тихое хлюпанье, потом сдавленный смех.
– …восемь, девять, десять.
Лампочка вспыхнула, озарив законное содержимое коробочки. Розоватая диафрагма поблескивала от свежих вагинальных выделений с бесстыдно налипшим лобковым волоском. Пенни напомнила себе сполоснуть штуковину, если нынешним вечером всё сложится.


Закон подлости не заставил себя ждать. Такси безнадежно застряло в пробке в туннеле, где не ловил сотовый. Вот так всегда. Водитель бурно извинялся, поглядывая в зеркало заднего вида. Сказал, что она шикарно выглядит.
Обычный комплимент из вежливости. Да за такие деньги грех плохо выглядеть! К величайшей досаде продавщицы платье всё-таки сошлось и сидело на юном теле как влитое. Новенькие туфли от «Прада», купленные в сиюминутном порыве, смотрелись просто изумительно. Но Пенни хватало ума понять, что ослепительной красотки из нее не получится. Хотя бы мухи не роятся над головой, и то хорошо. Уже лучше. Вообще, всё лучше, чем жить на Среднем западе.
Небраска и Пенни никак не сочетались. И по молодости в Омахе, и по детству в Шиппи она чувствовала себя аутсайдером. Так не похожая на своих крепко сбитых  косолапых родителей – классических представителей ирландской диаспоры с веснушчатым лицом и рыжими волосами, Пенни от природы досталась персиково-сливочная кожа. Светлая, как кора березы. Переезд в Нью-Йорк, родители, разумеется не одобрили.
Несколькими минутами ранее, усаживаясь в такси, Пенни позвонила в Омаху сообщить грандиозную новость и, услышав в трубке голос матери, с ходу начала:
– Мам, ты сидишь?
– Артур! Скорее, дочь звонит.
– У меня потрясающие новости, – зачастила Пенни, косясь на водителя в надежде, что тот подслушивает.
– У меня тоже, – воскликнула мать.
Раздался щелчок, и в разговор вклинился отец.
– Твоя маменька вырастила помидор – ну вылитый Дэнни Томас!
– Обязательно пришлю тебе фото, – пообещала мать. – Это надо видеть!
– Так что у тебя стряслось, сладкая? – спохватился отец.
Пенни выдержала паузу для пущего эффекта и заговорила нарочито громко, в расчете на таксиста:
– У меня свидание с К.Линусом Максвеллом.
Родители отреагировали не сразу.
Дабы сэкономить время отец пил кофе на горшке. Мать лелеяла мечту о водяном матрасе. На день рождения предки регулярно посылали ей Библию с вложенной двадцатидолларовой купюрой. Вот вся их суть в двух словах.
– Вы в курсе, кто такой К.Линус Максвелл? – подгоняла родителей Пенни.
– Конечно, милая, – равнодушно откликнулась мать. – Как-никак не в деревне живем!
Пенни ждала их восторженных возгласов, недоверчивого аханья.
В итоге отец спокойно заметил:
– Пеппе, мы любим тебя такой, какая ты есть. Нет нужды выдумывать всякие глупости, чтобы впечатлить нас.
Ее назвали лгуньей.
В этот момент таксист заехал в тоннель и связь прервалась. Соседки тоже ей не поверили, но зато суетились вокруг, накладывая тени и подводку, как самые настоящие подружки невесты. Завтра им придется поверить. Она сроду не заморачивалась по поводу внешности, и сегодня выпрыгивала из штанов не ради Максвелла. Сегодня ее узрит весь мир. Она войдет в ресторан никем, а к десерту станет знаменитостью. Завтра даже кумир Пенни, президент Хайнд, узнает о ее существовании.
Неподалеку от такси устроился черный «седан». Пассажиры – двое мужчин, смахивающие на телохранителей Алуэтты д’Амбрози, были в дорогих темно-синих костюмах и зеркальных солнечных очках. На суровых угловатых лицах – ни тени эмоций. Ни один не повернул головы в сторону Пенни, но та по опыту прекрасно понимала, что оба «костюма» буквально пожирают ее взглядом.

С самого раннего детства ее преследовали незнакомцы. Нарочито медленно ехали следом или парковались напротив школы и пялились. Иногда волочились следом, держась на почтительном расстоянии. Обычно двое-трое, все – в одинаковых темных костюмах и зеркальных солнечных очках с короткими, тщательно причесанными волосами. Остроносые ботинки ярко блестели, даже когда преследователи, подобно двуногим гончим, тащились за ней по мокрым от дождя футбольным полям «Кукурузников» или песчаным пляжам озера Манава.
Зимним полднем, когда редели сумерки, таинственные спутники тенью следовали за ней по опустевшим фермерским угодьям, петляя среди высохших стволов кукурузы, вдоль которых лежал ее путь домой. В какой-то момент соглядатай оттягивал лацкан и бормотал пару слов и пришпиленный микрофон. Другой делал знак вертолету, отслеживающему каждый ее шаг. Иногда высоко в небе над ней крадучись замирала  махина дирижабля. И так изо дня в день.
Сколько Пенни себя помнила, неведомые спутники тайно сопровождали ее по жизни, маяча где-то на периферии зрения. Вечно на заднем плане. Сто к одному, что сегодня они явятся в «Ше роме», усядутся за дальние столики и снова будут наблюдать.
Страха таинственные незнакомцы не внушали, напротив – с ними она чувствовала себя под надежной защитой. Впервые заметив слежку, Пенни решила, за ней по пятам ходят агенты национальной безопасности, положенные всякому уважающему себя американцу. Всё больше проникаясь симпатией к своим телохранителям, она воспринимала их не иначе как ангелов-хранителей. И звание это они оправдывали не единожды.
Как-то мрачным зимним вечером она возвращалась домой по полю гниющего силоса. В сумерках небо темнело как синяк. В ледяном воздухе тошнотворно и зловеще пахло смрадом. Внезапно на поле обрушился убийственный смерч, подняв грязную пену из почвы и молочного скота. Мимо со свистом проносился острый как бритва фермерский инвентарь. Пучки соломы размером с кулак били по юной голове.
Пенни уже решила, что ей конец, как вдруг неведомая сила повалила ее в канаву, а сверху навалилась приятная тяжесть. Мощи торнадо хватило лишь на пару секунд. Приятная тяжесть приподнялась, и Пенни мгновенно узнала одного из неизвестных. Незнакомец в перепачканном грязью костюме деликатно отстранился и зашагал прочь, не дожидаясь благодарности. Словом, проявил себя не пассивным наблюдателем, а настоящим героем. В тот вечер он спас ей жизнь.
Много лет спустя, когда Пенни уже училась в колледже, накачанный пивом однокурсник из «Зета дельт» затащил ее в грязный подвал. Случилось это в эйфории празднования «Благотворительной недели». Возможно, Пенни пообещала ухажеру лишнего, а когда пошла на попятный тот, в порыве злости, распластал ее на полу, прижимая упирающееся тело коленями. Нарядное выходное платье лопнуло под кровожадным натиском мускулистых рук. Справившись с «молнией» на слаксах, насильник извлек свое багровое оружие. Однако даже в такой безвыходной ситуации Пенни повезло.
Хвала небу за агентов национальной безопасности, подумала Пенни, заметив, как от стены отделился «фланелевый костюм». Незнакомец мастерским ударом врезал нападавшему под дых и, пока несостоявшийся насильник ловил ртом воздух, Пенни успела убежать.
После отъезда с исторической родины ангелы-хранители не покидали ее. Неоновые огни Большого яблока отражались в зеркальных очках, а их обладатели по-прежнему наблюдали за ней издалека. Наблюдали в «Бонвит Теллер». И в «Бриллштейн и Ко», не снимая фирменных очков даже в помещении. Они охраняли ее, как наверняка охраняли всех без исключения американцев. Всегда. 

Пробка наконец рассосалась. Такси подрулило к парадному входу «Ше роме». Швейцар галантно распахнул дверцу. Пенни расплатилась и перевела дух. Часы на сотовом показывали четверть девятого. Всё-таки опоздала на пятнадцать минут.
Последние секунды, чтобы проверить, всё ли в порядке. Главное, мух нет.
По версии «Нэшнл инкуайрер» Дженнифер Лопес и Сальма Хайек не появлялись на красной дорожке без эскорта. Но у Пенни Харриган не было выбора. И никаких следов мистера Вклинуса. Штат фотографов, дежуривший за бархатным канатом, не удостоил ее взглядом. Никто не спешил заполучить ее снимок, не вещал в микрофон, как шикарно она выглядит в этом (кстати, чьем?) платье. Подъехала новая машина. Швейцар снова бросился открывать дверцу, и Пенни не оставалось ничего другого, как шагнуть под золоченые своды ресторана в гордом одиночестве.
Очутившись в вестибюле, она тщетно пыталась привлечь внимание метрдотеля. Ее просто не замечали. Вокруг толпились элегантные гости в ожидании такси и свободных столиков. В общем гомоне смеха и разговоров Пенни потерялась окончательно. Ее платье сильно проигрывало на фоне роскошного интерьера. На бижутерию откровенно косились. Ей жутко хотелось развернуться и убежать, как от той надменной особы в «Бонвит Теллер». Можно быстренько вернуться домой, завернуть алый наряд в фирменную папиросную бумагу, а утром вернуть в магазин. И смириться, что мужчины вроде Максвелла не встречаются с девушками вроде нее.
Всё бы хорошо, не болтай она про свидание направо и налево. Теперь родители, соседки… даже таксист сочтут ее лгуньей. А этого нельзя допустить. Увидь их с Максвеллом хоть один папарацци, сделай он хоть один снимок – и ее оправдают! Гонимая этой мыслью, она решительно направилась ко входу в банкетный зал. Вниз вела устланная ковром лестница, поэтому всякий вошедший неизбежно оказывался под перекрестными взглядами многочисленной публики.
Стоя на верхней ступеньке, Пенни ощущала себя на краю высокого обрыва. Впереди манило неизвестностью будущее. Позади богатые и знаменитые блокировали путь к отступлению. Кто-то громко откашлялся. Ресторан был битком, все столики заняты. Еще больше любопытствующей публики наблюдали за посетителями из бельэтажа. Пенни замерла на ступеньках у всех на виду.
Посередине зала восседал одинокий посетитель. Отблески канделябра играли на его светлых волосах. Мужчина коротал время, делая пометки серебряной ручкой в блокноте.
Горячее дыхание обожгло Пенни затылок. Официальный голос за спиной шепнул:
– Простите. Мисс?
Говоривший громко фыркнул.
Все в ресторане не сводили глаз с блондина, но в крайне ненавязчивой, чисто нью-йоркской манере – поверх раскрытых меню. Ловили его отражение в серебряных приборах. 
Тот же голос добавил уже настойчивей:
– Мисс, не загораживайте проход. Пожалуйста, посторонитесь.
Похолодев, Пенни молила, чтобы одинокий гость заметил ее. Оценил, какая она красивая.
Очередь за спиной недовольно зароптала. Пенни не могла двинуться с места. Кто-нибудь – швейцар, парковщик, – просто-напросто возьмут и вышвырнут ее как мешок с картошкой.
Наконец блондин оторвался от блокнота и увидел Пенни. Все разом обернулись проследить направление его взгляда. Мужчина поднялся, и гомон в зале моментально стих. Словно поднялся невидимый занавес, призывая публику к молчанию.
Не отрывая глаз от гостьи, блондин стал взбираться по лестнице. Не доходя двух ступенек остановился и протянул руку. Ситуация в офисе повторялась с точностью до наоборот: теперь Пенни оказалась сверху.
Пальцы, стиснувшие ее ладонь, были всё такими же ледяными на ощупь.
Дальнейшее происходило как на развороте «Нэшнл инкуайрер»: вот К. Линус Максвелл сопроводил ее до места, как сопровождал ее шикарных предшественниц. Помог спуститься вниз. Провел мимо притихшей публики. Галантно отодвинул стул, помог сесть, а сам устроился напротив и захлопнул блокнот. Лишь тогда разговоры в зале понемногу возобновились.
– Спасибо, что почтили меня своим присутствием, – поблагодарил Максвелл. – Выглядите просто потрясающе.
Пенни впервые поверила, что достойна комплимента. Но тут ее спутник подался вперед и замахнулся, как для удара. Крупная ладонь стремительно взметнулась вверх. Пенни зажмурилась, а когда открыла глаза, его кулак оказался прямо у нее перед носом, едва не задевая кончик костяшками.
– Простите, если напугал, но по-моему я ее прихлопнул.
Разжав пальцы, Корни Максвелл продемонстрировал мушиный трупик.




Продавщица в «Бонвит Теллер» смерила Пенни презрительным взглядом.
– Что-нибудь интересует? – ехидно осведомилась она.
Пенни бежала к магазину все восемь кварталов от метро и никак не могла отдышаться.
– Платье? – неуверенно пробормотала она. И уже решительнее добавила: – Вечернее.
Продавщица оглядела клиентку с ног до головы, не упуская ни единой детали. От ее внимания не ускользнули ни многострадальные туфли от «Джимми Чу», купленные на распродаже в Омахе. Ни сумочка с потрепанным ремешком и пятнами от орехового пирога. Френч а-ля «Берберри» не скрывал заляпанной кофе и сливками блузки. Вдобавок, с самой платформы ее преследовали мухи, учуявшие запах сладкого. Непринужденным жестом Пенни попробовала отогнать назойливых насекомых. Короче, тот еще видок. Продавщица медлила с решением. Пенни хотелось развернуться и убежать подальше от пафосной дамочки, похожей на светскую обывательницу Манхеттена. Сплошной «Шанель», руки с безупречным маникюром, чистый лоб без единой морщины. Над идеальной укладкой не вьется рой мух. Наконец продавщица мысленно вынесла суровый вердикт и безучастно спросила:
– По какому случаю?
Пенни открыла было рот, объяснить ситуацию, но вовремя осеклась. Самый богатый мужчина на земле пригласил ее на ужин. Восемь вечера, ресторан «Ше роме», самое дорогое заведение в городе, если не во всем мире. Столик там заказывали за несколько лет вперед. Лет! Встретиться условились прямо там. Не хватало, чтобы мульти-пульти миллиардер увидел ее крохотную квартирку в шестиэтажном доме без лифта, которую она делила с двумя соседками. Конечно, ее так и распирало от желания похвастаться. Хорошие новости становятся материальными только когда поделишься ими с как минимум дюжиной человек. Но эта надменная особа из «Бонвит Теллер» вряд ли поверит. Просто лишний раз подумает, что Пенни – чокнутая бомжиха, тратящая ее драгоценное время.
Муха уселась ей на кончик носа. Пенни смахнула ее рукой и усилием воли заставила себя успокоиться. Она не чокнутая и убегать сломя голову не намерена. Стараясь, чтобы голос звучал твердо, она попросила:
– Покажите мне вечернее платье из сезонной коллекции «Дольче Габбана». То, с присборенной талией.
Продавщица хитро прищурилась и уточнила:
– Из крепового сатина?
Ее определенно проверяли на вшивость.
– Нет, атласное, – торжествующе улыбнулась Пенни. – С ассиметричным подолом.
Всё-таки стояние в очередях не прошло даром. Именно такой наряд одевала Дженнифер Лопес на вручение «Оскара» в прошлом году.
Собеседница оценивающе оглядела ее фигуру.
– Четырнадцатый размер?
– Десятый, – парировала Пенни. Мухи сидели у нее на волосах, но носила она их с поистине королевским достоинством, словно тиару из черного жемчуга.
Продавщица отправилась на поиски платья, и Пенни почти молилась, чтобы та не вернулась. Вот вляпалась! Она, никогда не тратившая на шмотки больше пятидесяти долларов, вдруг попросила наряд за пять тысяч. Несколько нажатий клавиш и на экране мобильного высветился ее кредитный лимит: получалось впритык. Но! Если арендовать платье буквально на пару часов, для ужина, а утром вернуть, воспоминаний хватит до конца жизни. Главное, понимать, что дальше сегодняшнего вечера дело не пойдет. Сегодня вечером ее звездный час, пресловутые пять минут славы. Корнелиус Максвелл славился своими широкими жестами. Его приглашение – очередной широкий жест, не более. Он лишь хотел вернуть ей чувство самоуважения после позорного растекания по ковру. Поистине рыцарский поступок. А из таблоидов Пенни доподлинно знала, что Корнелиус Максвелл был настоящим рыцарем. 
По происхождению он мало уступал ей. Родился в Сиэтле, рос без отца, мать работала медсестрой и с трудом сводила концы с концами. Максвелл с детства мечтал обеспечить ей блестящую жизнь, но мама неожиданно погибла в автокатастрофе. Случилось это, когда юный Корнелиус уже учился в аспирантуре Вашингтонского университета. Год спустя он основал «ДатаМайкроКом» в комнате студенческого общежития, а еще через год вошел в сотню богатейших предпринимателей мира.
Первой в череде его сногсшибательных подруг была Кларисса Хайнд, слабейшая кандидатка на пост сенатора Нью-Йорка. Благодаря финансовой поддержке и политическим связям любовника она победила и еще до окончания первого срока нацелилась на звание самого молодого сенатора в Вашингтоне. СМИ просто боготворили эту пару: миниатюрная сенаторша и харизматичный миллиардер-компьютерщик. Его деньги помноженные на ее упорство обеспечили ей беспрецедентную победу на выборах. А три года назад Кларисса Хайнд воплотила не только свою, но и мечту миллионов американок – стала первой женщиной-президентом за всю историю США.
На протяжении предвыборной гонки и после Корни Максвелл всегда был рядом, без устали восхвалял подругу и поддерживал как на публике, так и наедине. Но они так и не поженились. Ходили сплетни про выкидыш. Поговаривали даже, что она предлагала любовнику должность вице-президента, но сразу по окончанию выборов влюбленная парочка выпустила пресс-релиз о своем расставании. На совместной пресс-конференции госпожа президент и ее верный спутник вещали о взаимном доверии и крепкой дружбе, но в любовных отношениях отныне поставлена жирная точка.
Пенни понимала, что такой успех требует огромной самоотдачи и жертв, но на снимках папарацци всё казалось так просто и безболезненно! Ведь это президент Хайнд подтолкнула ее связать судьбу с юриспруденцией. Пенни внезапно размечталась. Вдруг Корни Максвелл ищет новую протеже? Вдруг разглядел в ней скрытый потенциал? А сегодняшняя встреча – собеседование, и если всё сложится, Пенни Харриган займет ведущее место на мировой сцене. Войдет в круг избранных.
Муха залетела ей в рот, оборвав сладостные грезы. Наяву, в отделе женского платья, Пенни закашлялась и вернулась с небес на землю.
Вот так всегда. Только раскатаешь губы, как реальность наносит суровый удар. Нельзя ждать слишком многого. Ведь речь о К. Линусе Максвелле, меняющем дам как перчатки. После Клариссы у него завязался роман с представительницей британской королевской фамилии. С принцессой, ни больше, ни меньше, да не с какой-нибудь уродиной полукровкой и вдобавок тупой как пробка. Нет, принцесса Гвендолин была красавицей, третьей по линии наследования престола, и без двух минут королевой. И снова они смотрелись идеальной парой: европейская аристократка и уникум-янки. Весь мир ждал от них даты свадьбы. Когда короля сразила анархистская пуля, Корни поддерживал рыдающую принцессу на похоронах. Затем, в результате нелепейшей случайности, по традиции обрушившейся как снег на голову, погиб ее брат, наследный принц, и коронация Гвендолин стала лишь вопросом времени.
По всему выходило, что жить Корни Максвеллу в Букингемском дворце и радоваться, но история повторилась. Магнат и аристократка расстались друзьями.
Потом он еще дважды увиливал от брака с одной из влиятельнейших женщин на земле.
Если верить слухам, Максвелл боялся женщин статусом выше себя, чем снискал презрение таблоидов. Однако Пенни, как и основная масса людей, считала, что К. Линус Максвелл в душе так и остался сироткой, ищущим альтернативу погибшей матери, чтобы излить на нее потоки нежности и денег.
Все его бывшие пассии только выиграли от связи с ним. Кларисса Хайнд из скромного политика превратилась в лидера свободного мира. Принцесса Гвендолин, при всей своей красоте изрядно полноватая, за время отношений с магнатом живо сбросила лишний вес и теперь может дать фору любой топ-модели. Даже Алуэтта сумела побороть своих демонов. Таблоиды взахлеб писали о проблемах актрисы с алкоголем и наркотиками, но Максвелл излечил ее. Его любовь сделала то, чего не удавалось принудительным программам реабилитации.   
В «Бонвит Теллер» у Пенни загудел мобильный. Моник. На сей раз о стульях ни слова, только истеричное «ПОЗВОНИ СРОЧНО». Наверняка в конторе все уже в курсе. Пенни даже расстроилась. Как-то неловко стоять в одном ряду с Клариссой Хайнд, королевой Гвендолин, Алуэттой д’Амбрози и… кто там был еще? Вроде бы поэтесса, лауреат Нобелевской премии. Потом японка, наследница сталелитейной империи. Владелица сети газет. Но хрустальная туфелька так никому и не пришлась впору.
Пенни старалась не думать о том, что в ближайшие часы решается ее судьба.
Ответить Моник она не успела – появилась продавщица с полосой алого шифона, перекинутой через руку. Подведенная карандашом бровь скептически изогнулась.
– Прошу… десятый размер, – пропела женщина и сделала знак следовать за ней в примерочную.
Президент Пенни Харриган. Миссис К.Линус Максвелл.
Внутри у нее всё пело. Завтра ее имя крупным шрифтом появится среди звезд на Шестой странице «Пост». Завтра эта выскочка из «Бонвит Теллер» поймет, что никто ее не обманывал. Завтра о Пенни узнает весь город.
Но при любом раскладе с платьем нужно обращаться крайне осторожно!
Сейчас три часа. Ужин в восемь. Времени как раз, чтобы побрить ноги, уложить волосы и позвонить родителям. Может хоть так будет проще поверить в происходящее.
– У вас действует система возврата? – семеня за продавщицей, обеспокоенно поинтересовалась Пенни и скрестила пальцы, чтобы «молния» сошлась.

Квон Кси и Эсперанса были идеальными соседками для затрапезной квартирки-студии в Джексон-Хайтс. Месяцами ранее, помогая Пенни укладывать чемодан, мать с высоты возраста и прожитых лет настоятельно советовала взять в соседки китаянку и латиноамериканку.
Пусть предки Пенелопы и впадали в расизм – иногда, – но строго в интересах дочери. В межкультурном, расово диаметральном хозяйстве меньше шансов, что девушки будут пользоваться общей косметичкой. Косметика нынче дорогая, и при совместном укладе можно запросто заразиться тем же стафилококком. В принципе, мать дала здравый совет. Герпес и клопов никто не отменял. Поэтому стоило прислушаться и мотать на ус.
Однако вопреки самым благим, и чуточку наивным, родительским намерениям, три представительницы разных культур невероятно сблизились и вовсю делились нарядами, секретами и даже контактными линзами. Мало что осталось неприкосновенным. И всех всё устраивало.
Эсперанса, жгучая латиноамериканка с высокой грудью и темными озорными глазами, притворно негодовала по бытовым пустякам: банальная смена лампочки или мытье посуды неизменно сопровождалось ее темпераментным «Ay, caramba!». Всякий раз эти стереотипные вспышки гнева заставляли Пенни смеяться до слез. Соседка явно не тяготилась условностями и не чуралась самоиронии. Сам факт, что Эсперанса могла швырнуть на пол богато украшенное сомбреро и станцевать вокруг забавный танец, символизировал новое, не скованное политкорретностью, самосознание. 
Тихая и непримиримая Квон Кси была полной противоположностью вспыльчивой сеньорите. Азиатка бесшумно передвигалась по квартире, стирала пыль с плинтусов, подстригала бонсай… складывала рваные края туалетной бумаги в оригами – удивить следующего посетителя санузла. Словом, превращала хаос в порядок. Ее безмятежное лицо и манеры действовали на Пенни успокаивающе. А пелерина густых черных как смоль волос не шла ни в какое сравнение с разухабистым хвостиком Пенелопы.
За пару часов до знакового ужина она умоляла соседок призвать на помощь всё свое искусство, дабы довести до совершенства ее облик. Чтобы Эсперанса накрасила ей глаза в тон гаванскому закату, а Квон Кси уложила волосы пышными снопами тяжелого шелка. Подруги трудились без устали, обхаживая ее как свидетельницы – капризную невесту. Совместными усилиями Пенни нарядили и причесали.
Шикарный наряд и вовсе сделал из нее ослепительную красотку. Квон Кси дополнила образ элегантной подвеской из ярко-зеленого жадеита в форме дракона с глазами-жемчужинками. Настоящая семейная реликвия. Эсперанса тоже не осталась в долгу, одолжив свои любимые серьги-висюльки, инкрустированные стразами. Не важно, поверили девушки в историю про ужин с богатейшим человеком на свете или нет, но обе чуть не плакали при виде преображенной подруги.
В дверь позвонили. Заблаговременно заказанное такси ждало у подъезда.
Наконец Пенни собралась с духом и направилась в ванную за серой пластиковой коробочкой, припрятанной там с незапамятных времен. В коробочке лежала ее диафрагма. Тридцать граммов защиты, не пользованные с зимнего бала на старшем курсе. Лихорадочно шаря по полкам, Пенни гадала, не испортился ли контрацептив от затяжного безделья. А если латекс пересох и потрескался, как это случается с кондомами? Вдруг колпачок лопнул или, еще хуже, покрылся плесенью? Вытащив коробочку из недр ящика, она открыла ее и ахнула. Пусто!
Наигранно сердито притопывая, Пенни приперла соседок к стенке и потрясла у них перед носом уликой, на которой значилось ее имя и адрес семейного терапевта в Омахе. Поставив коробку на столешницу, рядом с ржавой, заляпанной сыром микроволновкой, она решительно объявила:
– Сейчас я выключу свет и сосчитаю до десяти. Договорились? – Лица обеих товарок оставались непроницаемыми. Никто не покраснел, не потупился. – Обещаю, без претензий.
Щелкнул выключатель и кухня погрузилась во мрак. Отсчет пошел.
В темноте послышалось тихое хлюпанье, потом сдавленный смех.
– …восемь, девять, десять.
Лампочка вспыхнула, озарив законное содержимое коробочки. Розоватая диафрагма поблескивала от свежих вагинальных выделений с бесстыдно налипшим лобковым волоском. Пенни напомнила себе сполоснуть штуковину, если нынешним вечером всё сложится.


Закон подлости не заставил себя ждать. Такси безнадежно застряло в пробке в туннеле, где не ловил сотовый. Вот так всегда. Водитель бурно извинялся, поглядывая в зеркало заднего вида. Сказал, что она шикарно выглядит.
Обычный комплимент из вежливости. Да за такие деньги грех плохо выглядеть! К величайшей досаде продавщицы платье всё-таки сошлось и сидело на юном теле как влитое. Новенькие туфли от «Прада», купленные в сиюминутном порыве, смотрелись просто изумительно. Но Пенни хватало ума понять, что ослепительной красотки из нее не получится. Хотя бы мухи не роятся над головой, и то хорошо. Уже лучше. Вообще, всё лучше, чем жить на Среднем западе.
Небраска и Пенни никак не сочетались. И по молодости в Омахе, и по детству в Шиппи она чувствовала себя аутсайдером. Так не похожая на своих крепко сбитых  косолапых родителей – классических представителей ирландской диаспоры с веснушчатым лицом и рыжими волосами, Пенни от природы досталась персиково-сливочная кожа. Светлая, как кора березы. Переезд в Нью-Йорк, родители, разумеется не одобрили.
Несколькими минутами ранее, усаживаясь в такси, Пенни позвонила в Омаху сообщить грандиозную новость и, услышав в трубке голос матери, с ходу начала:
– Мам, ты сидишь?
– Артур! Скорее, дочь звонит.
– У меня потрясающие новости, – зачастила Пенни, косясь на водителя в надежде, что тот подслушивает.
– У меня тоже, – воскликнула мать.
Раздался щелчок, и в разговор вклинился отец.
– Твоя маменька вырастила помидор – ну вылитый Дэнни Томас!
– Обязательно пришлю тебе фото, – пообещала мать. – Это надо видеть!
– Так что у тебя стряслось, сладкая? – спохватился отец.
Пенни выдержала паузу для пущего эффекта и заговорила нарочито громко, в расчете на таксиста:
– У меня свидание с К.Линусом Максвеллом.
Родители отреагировали не сразу.
Дабы сэкономить время отец пил кофе на горшке. Мать лелеяла мечту о водяном матрасе. На день рождения предки регулярно посылали ей Библию с вложенной двадцатидолларовой купюрой. Вот вся их суть в двух словах.
– Вы в курсе, кто такой К.Линус Максвелл? – подгоняла родителей Пенни.
– Конечно, милая, – равнодушно откликнулась мать. – Как-никак не в деревне живем!
Пенни ждала их восторженных возгласов, недоверчивого аханья.
В итоге отец спокойно заметил:
– Пеппе, мы любим тебя такой, какая ты есть. Нет нужды выдумывать всякие глупости, чтобы впечатлить нас.
Ее назвали лгуньей.
В этот момент таксист заехал в тоннель и связь прервалась. Соседки тоже ей не поверили, но зато суетились вокруг, накладывая тени и подводку, как самые настоящие подружки невесты. Завтра им придется поверить. Она сроду не заморачивалась по поводу внешности, и сегодня выпрыгивала из штанов не ради Максвелла. Сегодня ее узрит весь мир. Она войдет в ресторан никем, а к десерту станет знаменитостью. Завтра даже кумир Пенни, президент Хайнд, узнает о ее существовании.
Неподалеку от такси устроился черный «седан». Пассажиры – двое мужчин, смахивающие на телохранителей Алуэтты д’Амбрози, были в дорогих темно-синих костюмах и зеркальных солнечных очках. На суровых угловатых лицах – ни тени эмоций. Ни один не повернул головы в сторону Пенни, но та по опыту прекрасно понимала, что оба «костюма» буквально пожирают ее взглядом.

С самого раннего детства ее преследовали незнакомцы. Нарочито медленно ехали следом или парковались напротив школы и пялились. Иногда волочились следом, держась на почтительном расстоянии. Обычно двое-трое, все – в одинаковых темных костюмах и зеркальных солнечных очках с короткими, тщательно причесанными волосами. Остроносые ботинки ярко блестели, даже когда преследователи, подобно двуногим гончим, тащились за ней по мокрым от дождя футбольным полям «Кукурузников» или песчаным пляжам озера Манава.
Зимним полднем, когда редели сумерки, таинственные спутники тенью следовали за ней по опустевшим фермерским угодьям, петляя среди высохших стволов кукурузы, вдоль которых лежал ее путь домой. В какой-то момент соглядатай оттягивал лацкан и бормотал пару слов и пришпиленный микрофон. Другой делал знак вертолету, отслеживающему каждый ее шаг. Иногда высоко в небе над ней крадучись замирала  махина дирижабля. И так изо дня в день.
Сколько Пенни себя помнила, неведомые спутники тайно сопровождали ее по жизни, маяча где-то на периферии зрения. Вечно на заднем плане. Сто к одному, что сегодня они явятся в «Ше роме», усядутся за дальние столики и снова будут наблюдать.
Страха таинственные незнакомцы не внушали, напротив – с ними она чувствовала себя под надежной защитой. Впервые заметив слежку, Пенни решила, за ней по пятам ходят агенты национальной безопасности, положенные всякому уважающему себя американцу. Всё больше проникаясь симпатией к своим телохранителям, она воспринимала их не иначе как ангелов-хранителей. И звание это они оправдывали не единожды.
Как-то мрачным зимним вечером она возвращалась домой по полю гниющего силоса. В сумерках небо темнело как синяк. В ледяном воздухе тошнотворно и зловеще пахло смрадом. Внезапно на поле обрушился убийственный смерч, подняв грязную пену из почвы и молочного скота. Мимо со свистом проносился острый как бритва фермерский инвентарь. Пучки соломы размером с кулак били по юной голове.
Пенни уже решила, что ей конец, как вдруг неведомая сила повалила ее в канаву, а сверху навалилась приятная тяжесть. Мощи торнадо хватило лишь на пару секунд. Приятная тяжесть приподнялась, и Пенни мгновенно узнала одного из неизвестных. Незнакомец в перепачканном грязью костюме деликатно отстранился и зашагал прочь, не дожидаясь благодарности. Словом, проявил себя не пассивным наблюдателем, а настоящим героем. В тот вечер он спас ей жизнь.
Много лет спустя, когда Пенни уже училась в колледже, накачанный пивом однокурсник из «Зета дельт» затащил ее в грязный подвал. Случилось это в эйфории празднования «Благотворительной недели». Возможно, Пенни пообещала ухажеру лишнего, а когда пошла на попятный тот, в порыве злости, распластал ее на полу, прижимая упирающееся тело коленями. Нарядное выходное платье лопнуло под кровожадным натиском мускулистых рук. Справившись с «молнией» на слаксах, насильник извлек свое багровое оружие. Однако даже в такой безвыходной ситуации Пенни повезло.
Хвала небу за агентов национальной безопасности, подумала Пенни, заметив, как от стены отделился «фланелевый костюм». Незнакомец мастерским ударом врезал нападавшему под дых и, пока несостоявшийся насильник ловил ртом воздух, Пенни успела убежать.
После отъезда с исторической родины ангелы-хранители не покидали ее. Неоновые огни Большого яблока отражались в зеркальных очках, а их обладатели по-прежнему наблюдали за ней издалека. Наблюдали в «Бонвит Теллер». И в «Бриллштейн и Ко», не снимая фирменных очков даже в помещении. Они охраняли ее, как наверняка охраняли всех без исключения американцев. Всегда. 

Пробка наконец рассосалась. Такси подрулило к парадному входу «Ше роме». Швейцар галантно распахнул дверцу. Пенни расплатилась и перевела дух. Часы на сотовом показывали четверть девятого. Всё-таки опоздала на пятнадцать минут.
Последние секунды, чтобы проверить, всё ли в порядке. Главное, мух нет.
По версии «Нэшнл инкуайрер» Дженнифер Лопес и Сальма Хайек не появлялись на красной дорожке без эскорта. Но у Пенни Харриган не было выбора. И никаких следов мистера Вклинуса. Штат фотографов, дежуривший за бархатным канатом, не удостоил ее взглядом. Никто не спешил заполучить ее снимок, не вещал в микрофон, как шикарно она выглядит в этом (кстати, чьем?) платье. Подъехала новая машина. Швейцар снова бросился открывать дверцу, и Пенни не оставалось ничего другого, как шагнуть под золоченые своды ресторана в гордом одиночестве.
Очутившись в вестибюле, она тщетно пыталась привлечь внимание метрдотеля. Ее просто не замечали. Вокруг толпились элегантные гости в ожидании такси и свободных столиков. В общем гомоне смеха и разговоров Пенни потерялась окончательно. Ее платье сильно проигрывало на фоне роскошного интерьера. На бижутерию откровенно косились. Ей жутко хотелось развернуться и убежать, как от той надменной особы в «Бонвит Теллер». Можно быстренько вернуться домой, завернуть алый наряд в фирменную папиросную бумагу, а утром вернуть в магазин. И смириться, что мужчины вроде Максвелла не встречаются с девушками вроде нее.
Всё бы хорошо, не болтай она про свидание направо и налево. Теперь родители, соседки… даже таксист сочтут ее лгуньей. А этого нельзя допустить. Увидь их с Максвеллом хоть один папарацци, сделай он хоть один снимок – и ее оправдают! Гонимая этой мыслью, она решительно направилась ко входу в банкетный зал. Вниз вела устланная ковром лестница, поэтому всякий вошедший неизбежно оказывался под перекрестными взглядами многочисленной публики.
Стоя на верхней ступеньке, Пенни ощущала себя на краю высокого обрыва. Впереди манило неизвестностью будущее. Позади богатые и знаменитые блокировали путь к отступлению. Кто-то громко откашлялся. Ресторан был битком, все столики заняты. Еще больше любопытствующей публики наблюдали за посетителями из бельэтажа. Пенни замерла на ступеньках у всех на виду.
Посередине зала восседал одинокий посетитель. Отблески канделябра играли на его светлых волосах. Мужчина коротал время, делая пометки серебряной ручкой в блокноте.
Горячее дыхание обожгло Пенни затылок. Официальный голос за спиной шепнул:
– Простите. Мисс?
Говоривший громко фыркнул.
Все в ресторане не сводили глаз с блондина, но в крайне ненавязчивой, чисто нью-йоркской манере – поверх раскрытых меню. Ловили его отражение в серебряных приборах. 
Тот же голос добавил уже настойчивей:
– Мисс, не загораживайте проход. Пожалуйста, посторонитесь.
Похолодев, Пенни молила, чтобы одинокий гость заметил ее. Оценил, какая она красивая.
Очередь за спиной недовольно зароптала. Пенни не могла двинуться с места. Кто-нибудь – швейцар, парковщик, – просто-напросто возьмут и вышвырнут ее как мешок с картошкой.
Наконец блондин оторвался от блокнота и увидел Пенни. Все разом обернулись проследить направление его взгляда. Мужчина поднялся, и гомон в зале моментально стих. Словно поднялся невидимый занавес, призывая публику к молчанию.
Не отрывая глаз от гостьи, блондин стал взбираться по лестнице. Не доходя двух ступенек остановился и протянул руку. Ситуация в офисе повторялась с точностью до наоборот: теперь Пенни оказалась сверху.
Пальцы, стиснувшие ее ладонь, были всё такими же ледяными на ощупь.
Дальнейшее происходило как на развороте «Нэшнл инкуайрер»: вот К. Линус Максвелл сопроводил ее до места, как сопровождал ее шикарных предшественниц. Помог спуститься вниз. Провел мимо притихшей публики. Галантно отодвинул стул, помог сесть, а сам устроился напротив и захлопнул блокнот. Лишь тогда разговоры в зале понемногу возобновились.
– Спасибо, что почтили меня своим присутствием, – поблагодарил Максвелл. – Выглядите просто потрясающе.
Пенни впервые поверила, что достойна комплимента. Но тут ее спутник подался вперед и замахнулся, как для удара. Крупная ладонь стремительно взметнулась вверх. Пенни зажмурилась, а когда открыла глаза, его кулак оказался прямо у нее перед носом, едва не задевая кончик костяшками.
– Простите, если напугал, но по-моему я ее прихлопнул.
Разжав пальцы, Корни Максвелл продемонстрировал мушиный трупик.

Продолжение http://www.proza.ru/2015/04/10/1103