3. Небольшие заметки из кошачьей жизни

Часть 1. Переезд.

   Поездка на машине подействовала на кошек по-разному. Всегда по-нордически спокойная Лицхен, с истинной сдержанностью коренных немцев уютно устроилась на куче вещей и молча наблюдала за пролетающим пейзажем; а Руфь, будучи в обычной жизни флегматичной еврейкой, которую фиг расшевелишь, если речь не идёт о пошатнувшемся благополучии, теперь орала дурным голосом, каким наверняка орали её предки перед Великим потопом. Сашка изредка поворачивал голову и с гордостью говорил, глядя на Лизу:
- Арийка! – а потом добавлял: - Интересно, сколько ж наша Руфочка верещать будет? Вроде уже из переноски мы их вытащили, в туалет они сходили… а младшую даже прополоскало!
- Сами виноваты, - вздохнула Анфиса, - не надо было кормить их перед такой долгой дорогой.
- Да что теперь говорить, уже сделали, и уже получили последствия. Так нам и надо.
- Ой, Саш, посмотри на Лизку, только машину останови.
   Он, собственно, так и сделал. Обернувшись, муж увидел, как старшая кошка подошла к Руфе и, как совсем мелкую, начала вылизывать, иногда прерываясь и что-то мурча. Несмотря на то, что Руфь была уже относительно взрослой кошкой, Лиза старалась опекать её, если та в этом нуждалась. Прошли несколько месяцев с тех пор, как кошки появились в жизни друг друга. За это время у Лицхен окончательно выявились материнские черты, а Руфа не вспоминала о том, что когда-то у неё была другая жизнь. Да и зачем? Она была очень счастлива в этой жизни, в июне ей исполнилось семь месяцев, а Лизе – год. Собственно, в середине сего месяца, их хозяева и решили покинуть город. Теперь у них была машина, и они могли выбрать любой другой пункт направления. Но Анфиса по-прежнему не желала покидать суровую землю Сибири. И ею было принято решение вернуться туда, откуда они сбежали в прошлом августе. Но не в закрытый городок, который им обоим ещё тогда опротивел, а в большой краевой центр, что находился в часе езды от городка, и  был средоточием всех более-менее здравых людей, покидавших близлежащие и не очень сёла, деревни, ПГТ, пригороды и провинции. Сашка попытался было направить мысли жены по другому руслу, но быстро махнул на это рукой. Он любил дорогу, и ему в принципе было всё равно, куда ехать, а обустраиваться на новом месте они уже умели. Кошки знали, что грядут перемены, они всегда чувствовали настроение хозяев, но были в уверены, что если их лично как-то коснуться эти перемены, то весьма и весьма незначительно.
   Правда, от поездки на машине обе были не в восторге. У Лизы уже был опыт путешествия на поезде, где она вела себя очень прилично, порадовав Сашу и Анфису, несмотря на то, что тогда она была совсем котёнком. А вот Руфе предстояло такой опыт приобретать, и он ей совершенно не понравился. Но когда приёмная мама начала успокаивать её, младшая кошка постепенно пришла в себя, и даже последовала примеру старшей – поудобнее устроилась на вещах и начала смотреть в окно. Хозяева полюбовались на эту умиротворяющую картину и поехали дальше.
- Всё-таки Лизка – потрясающая мать, - произнесла Анфиса, иногда поглядывая назад.
- Ещё бы! – подтвердил муж, - ей бы по идее родить, но ведь нам с тобой с её потомством возиться придётся. Нет уж, пусть приёмышей воспитывает, так оно полезнее будет.
   Лицхен была вполне обычной кисой: не худая и не толстая, в от мордочки до шеи – полосатая, далее шли пятна, как у леопарда. Шёрстка у ней была очень гладкая, глаза – светло-зелёные. Вот и всё. Но в сколько же было достоинства в этой кошке, сколько неторопливого обаяния – далеко не в каждом человеке можно встретить такие качества. К тому же она была очень умной. Хотя Сашка был уверен, что ум –  привилегия всех полосатых кошаков, так как он питал к ним слабость. Когда-то, ещё до жизни с Анфисой, у него были два полосатых кота. По очереди, разумеется. Один погиб в уличной драке с собаками, другой остался у бывшей жены. Обоих звали Васьками, и Саша в них души не чаял. Потому-то он так и прикипел к Лизе, тем более, что она его не разочаровывала.
   Младшая, Руфь, выглядела абсолютно по-другому. Сейчас от нелепого котёнка, каким взяли к себе её хозяева, не осталось даже намёка. Это была расцветшая полноценная киса с длинной шёрсткой, всегда лежавшей немного в беспорядке, лохматым, но опрятным хвостом и огромными золотыми и горевшими, как фары, глазами. Сашка утверждал, что после Руфкиных глаз, фары машин смотрятся довольно тускло. Основными качествами сей кошинды (так их опять же прозвал Сашка) были продуманность и игривость. Она любила играть побрякушками, особенно кельтским крестом, который украшал Сашину шею, ловила всё, что могла поймать, включая мелких насекомых, и всей своей кошачьей сущностью обожала свежие огурцы. Как-то хозяева заказали суши, но они оказались не особо вкусными. Тогда сушами угостились кошки, и им безумно понравилось. Но если Лизка огурцы оставила, то Руфь одним махом слопала их. Так Анфиса поняла, что ни в коем случае нельзя оставлять сей овощ наедине с еврейкой. Несмотря на то, что кошки были воспитанными, становилось ясно, что против огурцов одна из них не выстоит.
   Так же у обеих кошек был свой знак качества. Тоже Сашкино изобретение. И как Анфиса ни сопротивлялась подобному нововведению, ей пришлось с ним смириться. Почти с самой первой встречи он объяснил девушке, что является заядлым металлистом вот уже больше двадцати лет и это не изменится. Все последствия его признания Анфиса ощутила при дальнейшей с ним жизни. И одним из них было непреодолимое желание повесить на шею каждому зверю цепь. Объяснять, какого хрена котам нужна цепь, он не хотел, ограничиваясь словами: «Потому что это мой кот!» Приходилось удовлетворяться этим признанием. У его второго кота Васьки на шее была цепь, и её было хорошо видно, несмотря на активную гиперпушистость (затесались сибиряки в предках у животного). Саша утверждал, что только благодаря этой цепи он нашёл Ваську в подвале, где было темно и обитало штук двадцать диких бездомных кошаков. Незабвенный Василий решил попробовать себя в роли десантника, спланировав с четвёртого этажа за птичкой. Как только ничего себе не сломал – оставалось загадкой. Долго метаться по двору кот не стал, а юркнул в подвал, приходя в себя от пережитого. В этом самом подвале его цепочка и выручила; она блестела в темноте, как маяк, привлекая внимание Сашки, когда он за ним полез. Короче, на Лизку и Руфку он тоже надел знак качества. У Руфы была цепь наподобие тех, что вешают на ключи. Висела так, чтобы и кошке душно не было, и  по полу не волочилась. Анфиса решила, что не собачья, и то ладно. А вот у Лицхен был ошейник. Настоящий кожаный ошейник со стальными шипами. Конечно, на самом деле это был обычный дешёвый браслет из заменителя, предназначенный для девичьей руки, из тех, что продают в переходах для придурковатой молодёжи. Но на кошачьей шее смотрелось сие весьма внушительно. Создавалось ощущение, что Лицхен только что явилась со съёмок специализированного фильма для взрослых котов. Анфиса ненадолго лишилась дара речи при виде подобного зрелища, но возмущаться не стала. Тем более, что Саша пообещал снять ошейник, если киса начнёт поправляться, и он будет ей тесен. Разумеется, впоследствии заменив его аналогом.
   Вот примерно из таких моментов складывалась кошачья жизнь, и поездка куда-либо являлась событием для них. Дорога, может и была долгой, но в деталях не отложилась. А не отложилась по той простой причине, что поить-то их поили, а вот еду не давали, опасаясь последствий, уже произошедших с Руфой. Кошки понимали ситуацию, а потому не скандалили, стараясь воспринимать с философским спокойствием временные неудобства. Но прибытия на место назначения всё же очень ждали. Судя по переговорам Саши и Анфисы, весьма продолжительной стоянки в каком-то захолустье, а потом прибытия к ним дополнительной машины, в поездке возникли непредвиденные сложности. Проявлять любопытство было неуместно, и кисы не вникали в суть проблем. Поездка закончилась через двое суток, и кошки наконец-то были вытащены из машины, доставлены в жилище и накормлены. После чего они завалились спать вместе с хозяевами, даже не изучая новое место.
   А вот следующий день кошки начали утро с пользой. Они облазили и обнюхали всю комнату и открытый балкон. По сравнению с тем местом, где жили прежде, пришли к выводу, что это место больше, хотя мебели меньше. И балкона на предыдущем месте обитания тоже не было. По рассказам хозяев, они знали, что место, где жили ранее, называлось «общага», и по понятиям людей было тесноватым. Лиза и Руфа не обращали внимания на такие пустяки. Но теперь обратили. Как говорится у тех же людей «всё познаётся в сравнении». Но для простой и понятной кошачьей души это бы неважно. Для них не существовало понятия «хуже» и «лучше», если речь шла о том месте, где жили обожаемые хозяева. А Сашу и Анфису они любили. Потому кошкам было всё равно, где жить, лишь бы рядом были те, кто о них заботился и любил. Хотя свои привязанности к прежнему месту жительства они всё же имели. Там, в «общаге», к ним в гости часто заходил привлекательный кот средних лет по имени Шкура. Анфисе и Сашке он очень нравился, потому хозяин кота не возражал, если тот периодически проводил время у них. Шкура понимал, что перед ним ещё не совсем полноценные кошки, потому старался вести себя джентльменом, хотя ему сие не всегда удавалось. Оттого он часто получал по морде от юной Лицхен, ведь та себя в обиду не давала. Руфа знала его плохо, потому что через месяц после её появления хозяева переехали на другое место. Потом на ещё одно, и ещё, пока не настала пора уехать из города. Но тех небольших уроков хватило, чтобы Руфь запомнила, как следует вести себя с мужчинами, пусть даже такими красавцами, как Шкура.
   В новой хатке (так называла это место Анфиса) кошкам заняться особо было нечем. Тем более, что накормив их, пара удалилась, наказав вести себя хорошо. Как будто они хоть раз вели себя по-другому. Но такова была неизменная фраза, когда людям приходилось покидать жилище, и кошки оставались одни на хозяйстве. Они ждали возвращения Анфисы и Саши, надеясь, что те вернутся быстро. Времени прошло не так мало, как надеялись кошки, но вот раздался шум в коридоре, комната открылась, и хозяева с загадочными лицами по очереди прошли в комнату. Лиза и Руфа радостно подскочили к ним и неожиданно замерли. На руках у Анфисы сидел маленький серый комочек.
   Сказать, что кошки удивились, было бы небольшим искажением от истины. Нет, они конечно обалдели, но с интересом полезли знакомиться. Комок явно не понимал, что вокруг происходит. И на всякий случай боялся. Пока Лиза занималась изучением новенькой, Руфа вопросительно посмотрела на Сашу. Тот сообщил:
- Значит так, девки, это Ганна, она теперь будет жить с нами. Не обижать, нянчиться и приучать к порядку. Надеюсь, задача понятна.
   Задача вполне была понятна. Котёнку было от силы месяца полтора, она насуплено рассматривала и взрослых кошек, и людей, и жильё. Красивый оттенок шерстки, мраморно-серый, да и сама шерсть больше походила на лёгкий пух – непривычно мягкая и воздушная. Кошечка оказалась молчаливой, но характерной. Она не шипела на старших, но неизменно проявляла независимость и упрямство. Не забилась робко в угол, а начала осматриваться, изучая местность.  Попыталась вскарабкаться на высокий диван, когда он оказался у неё на пути. Грохнулась. Попыталась ещё раз с тем же результатом. Потом ещё раз. Сашка с Анфисой наблюдали, гадая, когда же ей это надоест. Бесполезно, у Ганны совершенно ясно стояла цель, и она твёрдо шла к её достижению. Попытки с шестой ей, наконец, удалось достичь назначенной для себя вершины. Лиза старалась за ней приглядывать, да и Руфь не филонила. Хотя всем и так было ясно, что матерью будет Лицхен, а Руфе вполне хватит обязанностей старшей сестры.

Часть 2. Выбраковка.

   … Ганна не знала, почему вдруг её вместе с братьями и сестрой забрали у матери и отдали какой-то непонятной женщине. Та поместила их в коробку с другими котятами. Всему этому выводку там было тесно, но тут ничего не поделаешь. Приходилось терпеть. Было очень жарко, хотелось есть, пить, но, главное, хотелось понять: за что? Ведь они никому и ничего плохого не сделали. Они просто спали под боком у мамы, где было так хорошо и уютно, ели, когда им давали корм, иногда гуляли по мягкому ковру, если разрешала хозяйка… И всё. Других грехов за собой и остальными детьми серая кошечка не могла припомнить. Они были очень красивыми детьми, в маму: красивый серый оттенок передался всем, с разными отливами и перерывами. У одного из её братьев были красивые белые перчатки и белая грудка; а у сестрёнок – мамины яркие голубые глаза. У Ганны были светлые глаза, ближе к лимонному цвету, так говорила хозяйка. И почему-то такой цвет не считался красивым. Но только у одной Ганны была такая невесомая шкурка, больше никому из детей подобная наследственность не досталась. А ещё хозяйка говорила, что котята получились бракованные. Какое-то странное слово, оно не сулило ничего хорошего, хотя ни мама, ни дети не понимали, что оно значит. Хозяйка не была злой женщиной, уделяя своим животным должное внимание и заботу. Но вот на ласку она была скупа. Маму котят звали Жозефина, и она была настоящей породистой кошкой, норвежской лесной, как называла её хозяйка. Папа тоже был породистым котом, с родословной, документами и каким-то клеймом – все эти слова они услышали, когда хозяйка пила чай с одной из подруг и рассказывала про котят. Подруга взглянула на шестерых детёнышей Жозефины, которые та прилежно вылизывала и сказала:
- Ты зазря не расстраивайся, Катерина. Двоих вполне можно продать.
- Ну, допустим. А с остальными я что делать буду? У меня нет времени давать объявления и заниматься всякой чепухой, когда в собственном бизнесе бардак!
- Тоже мне, проблема! Заплати какой-нибудь бабке, она живо твой выводок пристроит. Таких полным-полно, они на рынках стоят в основном.
   Так котята оказались в коробке с другим помётом. Те, другие, может и не имели породистых и красивых родителей, но были крепкими и сильными. Они были немного старше и объяснили новеньким, что их мама-кошка умерла,  а хозяева решили не заниматься обустройством жизни котят. А просто отдали их так же какой-то женщине. Но это далеко не значит, что их всех разберут добрые и приличные люди. Потому что этой женщине уже заплатили, ей нет смысла стоять целый день на жаре в ожидании, когда разберут котят, тем более их десять штук. Она для себя решила отдать их первому, кто позарится. То есть не заморачиваясь, не задумываясь о том, стоит ли этому человеку доверять животное. Дети Жозефины, поняв всю незавидность своей дальнейшей участи, чуть не заплакали с горя. Дети дворовой кошки были настроены тоже невесело, но более оптимистично. Они не были разбалованы и изнежены, как породистые, они вполне могли питаться остатками еды с хозяйского стола, а так же работать мышеловами и крысоловами в деревенских домах. А это всегда значило намного больше, чем пресловутая родословная. И, как ни горько, но все понимали, что так и есть. Простые люди не покупают кошек, они берут бесплатно то, что может быть полезным в хозяйстве. Какая польза может быть от тех, кто ни черта не может, да к тому же ещё ест такие продукты, которые люди сами с удовольствием съедят? Ганну и остальных детей кормили свежим творогом, паштетами, сливками, даже креветками. Всё исключительно натуральное. Хозяйка не нуждалась в деньгах и на животных тоже не экономила.
   Тогда Ганна начала понимать, что значит непонятное слово «бракованный». Это значит, что ты больной, слабый и можешь не выжить. Это значит, что ты не годишься для продажи, потому что никто не хочет тратить деньги на того, кто не оправдает средств, а внезапно умрёт. «А я не умру! – вдруг упрямо подумала Ганна, - ни за что не умру! Если меня кто-то возьмёт, я докажу, что не слабая, что лучше тех, кого продают и покупают, как маму. Я буду очень сильной, буду есть то, что дадут. Буду ловить мышей и крыс, если прикажут. Я справлюсь, обязательно справлюсь!»
   Почему Катерине не пришло в голову, что никому не охота раздавать котят, стоя на улице? Что проще их так же подкинуть в подъезд, и пусть они там выживают, как могут, или подохнут? Люди очень эгоистичны, легкомысленны и равнодушны к судьбе того, кто намного слабее их и не может себя защитить. Помёту Жозефины и помёту обычной дворовой кошки оставался ровно один день жизни, если их не разберут. Но судьба иногда улыбается не только людям, но тем, кого эти люди не уберегли и не пожалели.
   Двух котят из простых забрали сразу. Это были два мальчика, которые, как они и предугадывали, должны были пригодиться на дачах в качестве защитников от грызунов. А дальше мимо проходила пара, парень и девушка, которая не могла не обратить внимания на выводок котят. Серые им понравились сразу.
- Ой, какие хорошенькие, - восхитилась девушка, - а девочку можно глянуть?
   Бабка кивнула и достала из коробки пушистую Ганну. Девушка была молодой, но не юной. Она всё держала в ладонях котёнка, поглаживая его и любуясь. Парень ничего не сказал, через минуту отдал небольшую купюру старухе и увёл девушку вместе с кошечкой. По дороге кошечка стала Ганной.

… Может, у мамы и жилось по-другому, но этот дом был ничуть не хуже. Ганна с удовольствием ужинала куриной головой – было вкусно, она даже рычала. Почему считается, что породистых кормят лучше, чем обычных? Очень даже неплохо быть обычной. Тут некстати она вспомнила о том, что она не совсем обычная, а бракованная. «Ну и пусть бракованная! Здесь две кошки, и ни одна не считает, что я чем-то отличаюсь от них. Даже, кажется, я им нравлюсь. А люди… Странные они. Ведь у них уже есть две, почему они меня взяли? Видно же,  что любят их, заботятся…» У Ганны не было ответов, только вопросы. Однако утешающей её мыслью была одна: что если такие люди нашлись для неё, то для оставшихся в коробке котят – и родных, и неродных – тоже найдутся.
    
(Рассказ основан на реальных событиях)