Последний бой

               

(Из книги «О людях и для людей»)

Краткая информация.

Гвардии младший лейтенант Бочаров Иван Семёнович, участник войны с белофиннами и с немецко-фашистскими оккупантами, родился 7 апреля 1916 года в деревне Московские Выселки  Крапивенского уезда Тульской области. Закончил семь классов девятой средней школы г. Тулы и школу ФЗО при Тульском оружейном заводе. После окончания школы ФЗО работал токарем-лекальщиком на Тульском  оружейном заводе, одновременно обучался на шофёрских курсах и в Тульском аэроклубе. В 1939 году был призван на срочную службу, участвовал в финской компании. В  апреле 1941 года он был  уволен в долгосрочный отпуск  и с женой с двумя детьми переезжает на жительство  из Тулы на Косую Гору, где работает водителем автомобиля директора Косогорского металлургического завода   А. П. Попова. И с тех пор вся его дальнейшая жизнь будет связана с этим посёлком.
  В годы Великой Отечественной войны воевал на Центральном фронте в должности помощника командира взвода автоматчиков 4-й  воздушно-десантной дивизии, позже – на первом Белорусском фронте в должности командира танка Т-34 и СУ- 85  1455 самоходно-артиллерийского полка девятого танкового корпуса. В годы войны был дважды ранен – в феврале 1943 года и тяжело ранен  в боях за Берлин в . За время войны был  апреле 1045года,  награждён орденами Великой Отечественной войны  2-й степени и Красная Звезда, медалями: «За Победу над Германией, 1941- 1945гг.», « За штурм и взятие Берлина», «За штурм и освобождение Варшавы», юбилейными медалями.
 После войны, с декабря 1945 года,  работает опять на Косой Горе в автотранспортном цехе Косогорского металлургического завода  водителем, избирается неоднократно председателем цехкома, награждается медалями «За восстановление предприятий чёрной металлургии Юга» и  «Ветеран труда».               

–Ты что, лейтенант, в тройку захотел? — в шлемофоне что-то затрещало, кто-то грубо выругался. Затем младший лейтенант Бочаров услышал другой  голос,  уже  своего командира:
 – Шестьдесят второй, шестьдесят второй – выполняй приказ!  Ваня! Слышишь?!  Проход  должен быть свободным!.. Пехота идти не может!.. Ты понял меня?!
В танке было душно. Берлин горел. Впереди – на узкой улице, перекрыв её,  стоял фашистский танк «тигр». Он был весь обложенный мешками с песком.
  «…Лобовая броня практически непробиваема, да еще мешки?!», – невесело  отметил младший лейтенант, впереди уже горел танк сержанта Клименко, и именно в него и пришёлся первый выстрел «тигра», когда они только что вышли к этой улице.
Теперь Бочарову, да ещё одному танковому экипажу – Соловьёву, предстояло снова идти вперёд. Приказ – есть приказ!  А до того, дав задний ход, им пришлось укрыться от « тигра» за развалинами домов. Но вновь вот их торопят – пехота залегла, а нужно идти  и идти вперёд, к рейхстагу!
 – Борис, – крикнул по рации Соловьёву младший лейтенант, – давай вперёд…  и на полном газу! Держи пулемётом левую сторону улицы, а я правую! Как бы нас с тобой «фаустники»  не подожгли! Давай! Грудь в крестах или голова в кустах!  Будь, что будет!..
– Понял, Семёнович! – как-то необычно и слишком весело откликнулся Борис,  – Всё будет нормально, командир!
 И танк его вздрогнул, резко ринулся вперёд. За ним, давя битый кирпич, рванул и водитель Бочарова.
 – Борис, Борис!  – вдруг закричал  он Соловьёву, заметив между домами перекрёсток, – ты влево, я – вправо!
 А в «тигре» уже, он это почувствовал,  уже  ловили  их в прицел. Ствол стальной махины,  укрытой мешками, медленно двигался то влево, то вправо, готовясь вот-вот замереть и извергнуть губительный смертоносный огонь.
 Но быстрые и юркие их  «тридцатичетвёрки»  уже успели,  сбросив ход, сделать свой,  неожиданный  для врага и столь спасительный для них маневр, выскочить  из опасного сектора обстрела «тигра» на параллельные улицы, так что не только немцы, но и на нашем командном пункте их потеряли из вида.
Зайдя в тыл «тигру», танк Бочарова выскочил  именно на ту самую злосчастную  улицу, которую и «оседлал» «тигр», мешавший нашей пехоте идти вперёд и за не взятие которой ему, Ивану, с «КП» грозили  всевозможными мерами самого  сурового  наказания.
 После своего первого выстрела младший лейтенант увидел, как немцы выпрыгивают из «тигра» и разбегаются, прячась в разломах домов. Как и Бочаров, экипаж «тигра» знал, что с тыла немецкая машина была весьма уязвима – ведь здесь броня была значительно тоньше, чем лобовая.
 – Ну вот, и всё!  – выдохнул с облегчением лейтенант. Однако рядом «тридцатичетвёрки»   Соловьёва  не было видно.
  –  Борис, Борис, где ты?.. – позвал он  в микрофон. Отзыва не было.
   – Молодец, лейтенант!  – обеспокоено одобрили его действия с «КП», когда он доложил, о том, что улица свободна. – Давай быстро к нам, на «КП»…  А танк твой пусть пока улицу покараулит…
 Открыв верхний люк и видя, что всё вокруг  пока тихо, командир танка ловко вытянул  своё крепкое мускулистое и молодое тело наверх.  А затем, закинув уже было ногу совсем на броню, чтобы вылезти из машины, едва оказавшись  почти вне неё, как тут же свалился с танка.  Он так и не услышал, а только  почувствовал выстрел, который горячо и тупо ударил ему  в верхнюю часть ноги, почти в пах. Он  не  успел ни почувствовать  боли, ни вскрикнуть – а лишь только  удивился тому: как странно подвернулась у него правая нога, и  как мгновенно оказался на мостовой.
 Всё произошло в считанные секунды, что он не успел  удивиться и тому, как  его танк  рванул назад и, прокатившись гусеницами  почти по нему, по откинутой поле его шинели, быстро скрылся  где-то между домами.
  «Фаустников испугались!..»  –  с досадой  плюнул Иван и  крепко выругался. Выстрелов больше не было. Бочаров  опасливо, почти не  шевелясь, посмотрел в тёмные провалы окон окружающих  улицу домов. Именно из одного из них и раздался выстрел.
Некоторое время он лежал без движения посреди улицы, ничем  и ни кем не защищенный, совершенно открытый как на ладони, раненый и совершенно беззащитный – хорошая мишень даже и для плохого стрелка.
 Приподнявшись на локтях, раненный лейтенант вновь выругался, сгоряча вывернул  руками ногу в нужное положение – уж очень она лежала как-то некрасиво: пяткой вперёд. Боли, как и при выстреле, он пока не чувствовал и самой ноги он тоже совершенно не чувствовал.  «Всё, отработался шофёром! – мелькнула у него в голове горькая мысль, –  конец войне и вот тебе – получай на прощанье!..»
Все понимали и очень ждали конца войны, все мысли  уже у каждого были о доме, о мирной жизни, о женах и детях. А тут.. надо же, ранен?!.. «Как бы ногу не отхватили… да ещё, не дай бог,  напрочь!..», –  почему-то очень неприветливо и зло  вдруг подумалось ему о врачах,  хотя за годы войны они не раз спасали солдатам,  и ему тоже, жизнь.
 Вновь он, чуть приподнявшись на локтях,  опять подумал,  где бы ему  найти  укрытие? И уже ползком, очень  осторожно, стал подбираться к ближайшему дому: «Нечего посреди улицы валяться!.. Пока совсем не прихлопнули!..».
Наконец-то он заполз в подъезд одного из домов, сел в угол и  достал пистолет: «Последний патрон мой!.. », – подумалось ему. Умирать не хотелось! Вспомнилось ему почему-то, как в конце марта, совсем недавно, с экипажем  отмечали они его двадцать девятый  год рождения, как радовались, что войне  скоро придёт конец!.. До Берлина ведь дошли!.. Но видно, каждому своё…  своя судьба!..
Но вот он слышит, как с верхних этажей дома раздался торопливый стук кованных солдатских сапог по ступенькам лестницы. «Неужели  всё-таки, придётся умереть?.. – мелькнуло у него опять невесело в голове.
 Он поднял пистолет, лишь заметив зелёную немецкую форму,  и  крикнул:          
  – Хенде- Хох!
   Перед ним застыли в испуге с поднятыми вверх руками два пожилых немецких солдата, почти старика. Не опуская  рук, они лишь лепетали:  – Гитлер, капут!..
И показывали головой на носилки, которые были при них.
 … Очнулся младший лейтенант  в госпитале. Ему сказали, что сюда его доставили два пожилых немецких солдата.               
1995.