цитатник. дополнение продолжения

- Итак, вы признаётесь, что первый признали убитую ведьмой?
- Зачем - первый? Вся деревня знала. Мне только ветер помог хвост увидать. Она бельишко полоскала в речке, а я лодку конопатил, и было ветренно, ветер заголил её со спины, я вижу - хвост!..
- Подождите! вы знаете, что в промежности растут волосы?
- Чего это?
Председатель стал объяснять, люди подались вперёд, как бы ожидая услышать нечно удивительное. Подсудимый угрюмо выслушал объяснение, приподнял плечи и сказал ворчливо:
- Это мы знаем. У неё - не волосья, а хвост метёлкой, как у коровы, али у зайца; пучком, значит, вот что!


- Домохозяин мой, рыбак, помор, как-то сказал мне: "Вот, Иваныч, внушаешь ты, что людям надо жить получше, полегче, а ведь земля - против этого! И я тоже против, потому что вижу: те люди, которые и лучше живут, - хуже тех, которые живут плохо. Я тебе, Иваныч, прямо скажу: работники мои - лучше меня, однако я им снасть и шняку не отдам, в работники не пойду, коли бог помилует. А, по совести говорю, знаю я, что работники лучше меня и что нечестно я с ними живу, как все хозяева. Ну, а сделай ты их хозяевами, они тоже моим законом будут жить. Вот какой тут узелок завязан.


- Это очень сытые мысли, мысли сильных людей. Я люблю сильные люди, да! Которые не могут жить сами собой, те умирают, как лишний сучок на дереве; которые умеют питаться солнцем - живут и делают всегда хорошо, как необходимо делать всё. Надобно очень много работать и накоплять, чтобы у всех было всё.Мы живём, как экспедиция в незнакомый край, где никто не был. Слабые люди очень дорого стоят и мешают. Когда у вас две мысли, - одна лишняя и вредная. У русских - десять мысли и все - не крепки. Птичий двор в головах, - так я думаю.


Все люди более или менее глупы, хвастуны, и каждый стремится хоть чем-нибудь подчеркнуть себя. Даже несокрушимая Анфимьевна хвастается тем, что она никогда не хворала, но если у неё заболят зубы, то уж так, что всякий другой человек на её месте от такой боли разбил бы себе голову об стену, а она - терпит.
 Да, хвастаются и силой зубной боли, хвастаются несчастиями. Лютов - своим уродливым и неудачным романом, Иноков - нежеланием работать, Варавка - умением хватать, строить, богатеть. Писатель Катин гордился тем, что живёт под надзором полиции. И все так. Кутузова, который мог бы гордиться голосом, подчёркивает себя тем, что не ценит свой дар певца.


"Ой, дубинушка, охнем!"
Он с детства слышал эту песню, и была она знакома, как унылый великопостный звон, как панихидное пение на кладбище, над могилами. Тихое уныние овладевало им, но было в этом унынии нечно утешительное, думалось, что сотни людей, ковырявших землю короткими, должно быть, неудобными лопатами, и усталая песня их, и грязноватые облака, развешанные на проводах телеграфа, за рекою, - всё это дано надолго, может быть, навсегда, и во всём этом скрыта какая-то несокрушимость, обречённость.


В зале было человек сорок, но тусклые зеркала в простенках размножали людей; казалось, что цыганки, маркизы, клоуны выскакивают, вывёртываются из тёмных стен и в следующую минуту наполняют зал так тесно, что танцевать будет нельзя.
В зеркале Самгин видел, что музыку делает в углу маленький чёрный человечек с взлохмаченной головою игрушечного чёртика; он судорожно изгибался на стуле, хватал клавиши длинными пальцами, точно лапшу месил; музыку плохо слышно было сквозь топот и шарканье ног, смех, крики, говор зрителей; но был слышен тревожный звон хрустальных подвесок двух люстр.


- К ночи должен умереть. Случай - любопытнейшей живучести. Лёгких у него - нет, а так, слякоть. Противозаконно дышит... Он ещё есть. Он - есть, да! Нас, докторов, не удивишь, но этот умирает... корректно, так сказать Как будто собирается переехать на другую квартиру и - только. У него должны были мозговые явления начаться, а он - ничего, рассуждает как... как не надо...
- Смерти я не боюсь, но устал умирать, - хрипел Спивак; тоненькая шея вытягивалась из ключиц, а голова, как будто хотела оторваться. Каждое его слово требовало вдоха, и Самгин видел, как жадно губы его всасывают солнечный воздух. Страшен был этот сосущий трепет губ и ещё страшнее полубезумная и жалобная улыбка тёмных, глубоко провалившихся глаз.


В этом капище собрались действительно отборные люди: среди мужчин преобладали толстые, лысые, среди женщин - пожилые и более или менее жестоко оголённые. Нагих спин, плеч, рук, обтянутых красноватой и жёлтой кожей, было чрезмерно много. На барьерах лож, рядом с коробками конфет, букетами цветов, лежали груди, и в их обнажённости было что-то от хвастовства нищих, которые показывают уродства свои для того, чтобы разжалобить. Зеркала фантастически размножали всю эту массу жтрной плоти, как бы таявшей в жарком блеске огней, тоже бесчисленно умноженных белым блеском зеркал.


- Твена - любите? А - Джерома? Да, никто не может возбудить такой здоровый смех, как эти двое, - говорил Стратонов, усердно кушая. Затем, вытирая руки салфеткой, сокрушённо вздохнул:
- У людей - Твен, а у нас - Чехов. Недавно мне рекомендовали: прочитайте "Унтера Пришибеева" - очень смешно. Читаю - вовсе не смешно, а очень грустно. И нельзя понять: как же относится автор к человеку, которого осмеивают за то, что он любит порядок?


Давайте-ко, выпьем ещё!..
____________________________________________
"Жизнь Клима Самгина" часть вторая. М.Горький
29914