Маяковский и Вероника Полонская 2

               

      
    
     Комната Маяковского в Лубянском проезде. Маяковский впервые пригласил Веронику в гости.

     – Норкочка, давайте я вам буду читать. Прочту что-нибудь прочувствованное. Про лошадь. Представьте себе Кузнецкий мост, зимний и скользкий, и лошадь, упавшую на ледяной улице. И рядом толпу зевак, смеющихся над ней, и меня, обращающегося к плачущей лошади. Представили? Тогда слушайте!
     Маяковский садится на свое излюбленное место у стола, боком к нему, опирается на него локтем левой руки, и, вытянув скрещенные ноги, начинает читать:

               – «Лошадь не надо. Лошадь, слушайте –
               чего вы думаете, что вы их плоше?*
               Деточка, все мы немножко лошади,
               каждый из нас по-своему лошадь».

               Может быть, – старая – и не нуждалась в няньке,
               может быть, и мысль ей моя казалась пошла;,
               только лошадь рванулась, встала на; ноги,
               ржану;ла и пошла.

               Хвостом помахивала. Рыжий ребенок.
               Пришла веселая, стала в стойло.
               И все ей казалось – она жеребенок,
               и стоило жить, и работать стоило.

      Чтение Маяковского Веронику взволновало. А читал он их удивительно. Маяковский увидел это и остался доволен.
      – Нравятся мои стихи?
      – Да.
      Ему захотелось поцеловать Веронику. Но как это сделать, чтобы не обидеть ее? Маяковский таил в себе много нежности, чувствовал необходимость ласки, но трудно входил в интимный, душевный контакт с людьми. Обычно он – опускал словесную увертюру. Сразу переходил к действию. Вот и сейчас, ни слова не говоря, он подошел к ней и стал ее обнимать. Когда ж получил отпор, обиделся как ребенок, надулся и замолчал.
      – Ну ладно, давайте копыто, больше не буду, – сказал он после долгого молчания, протягивая ей руку.
      Нельзя сказать, чтобы Вероника сильно на него обиделась. Как всякой женщине, ей импонировали смелость и отвага в мужчине. Правда, он ее напугал. Но это быстро прошло. Поэтому она быстро ему простила. Потом они пили вино, и он вел себя вполне прилично. Был, как говорится, паинькой.
      Через несколько дней они стали близки. В этот вечер, проходя Лубянскую площадь, он спросил Веронику:
      – Хочешь, я для тебя станцую мазурку? Прямо здесь? Прямо сейчас? При честно;м народе. Перед окнами всесильного ГПУ.
       Вероника не успела ответить, как он пускается в пляс. К удивлению прохожих. А их собралось немало поглазеть, как такой большой и неуклюжий мужчина танцует на площади в самом центре Москвы. Несмотря на всю комичность зрелища, танцевал он довольно легко и непринужденно.
               
     Казанский вокзал. Маяковский провожает Веронику. Вручает ей букет роз.
      – Норкочка, можешь нюхать их без боязни. Я их купил у самого здорового продавца. Ты нюхай, а я сейчас сбегаю посмотрю, надежная ли морда у твоего паровоза. Мне надо быть уверенным, что он тебя  довезет целости и сохранности. А то как же я без тебя останусь.
      Сказав это, Маяковский убегает, а через минуту возвращается вновь.
      – Можешь ехать спокойно. Я поговорил с машинистом. Обещал тебя довезти. Конь его в тысячу лошадей здоров как бык.
      – Владимир Владимирович, зачем вы все бегаете. Я хочу побыть с вами наедине, поговорить. Мы с вами так мало говорим о серьезных вещах.
      Голос Вероники за кадром:
      – Почему он не думает о наших дальнейших отношениях? Мне так обидно это.
     Маяковский постоял около Вероники немного, так ничего ей и не сказав, и вновь засуетился:
      – Норкочка, мне надо купить еще тебе журнал в дорогу, –   и исчез.      
      При всей своей огромности Маяковский был подвижен как ртуть. Удержать его на одном месте было немыслимо.


* «Плоше»( от слово «плохо»): хуже, более оплошней.

                П р о д о л ж е н и е  з а в т р а