Прощай. Ги де Мопассан

Двое друзей заканчивали ужинать. Из окна кафе они видели бульвар, покрытый народом, и чувствовали тёплое дуновение ветра, который веет по Парижу летними ночами, заставляет прохожих поднимать голову и вселяет желание уехать неизвестно куда, в лес, заставляя мечтать о реке, освещённой луной, о стихах и о соловьях.
Один из друзей, Анри Симон, произнёс, глубоко вдыхая:
«А! Я старею. Это печально. Раньше в такие вечера в меня словно бес вселялся. Сегодня же я чувствую только сожаления. Жизнь течёт быстро!»
Он был уже полноват и лыс. Ему было на вид лет 45.
Другой, Пьер Карнье, который не был старше, но был стройнее и живее, ответил:
«А я, мой дорогой, постарел так быстро, что ничего не заметил. Я всегда был весел, крепок, силён. Когда каждый день смотришься в зеркало, не замечаешь той работы, которую совершило время, так как она медленна, регулярна и меняет лицо настолько по чуть-чуть, что этого не замечаешь. Только поэтому мы не умираем через 2-3 года от  горя. Мы не умеем оценивать. Нужно было бы месяцев 6 не смотреться в зеркало – тогда нас ждал бы такой удар!
А женщины, мой дорогой, как я их жалею! Всё их счастье, всё их могущество, вся их жизнь заключается в красоте, которая длится 10 лет.
Я старел, не замечая этого, и чувствовал себя почти подростком до недавнего времени. Я не чувствовал никакой дряхлости, я ходил счастливым и спокойным.
Открытие о моём закате пришло ко мне просто и ужасно полгода назад…
Я часто бывал влюблён, как все мужчины, но, главным образом, это длилось недолго.
Я встретил её на берегу моря, в Этрета, около 12 лет назад, после войны. Нет ничего милее этого пляжа в час купания. Он – маленький, имеет форму подковы, окружён белыми скалами, дыра в которых называется «Воротами». Один из таких камней, огромный, простирает в море свою гигантскую ногу, другой – круглый – расположен напротив. Толпа женщин собирается на узком выступе, который покрывает ярким садом светлых нарядов в этой рамке высоких скал. Солнце падает на берег: на зонтики всех оттенков, на сине-зелёное море, и всё это – весело и очаровательно, улыбается  вам. Садишься у воды и смотришь на купальщиц. Они спускаются во фланелевых пеньюарах, который отбрасывают грациозным движением, ожидая пены короткой волны, и входят в море быстрыми короткими шагами, которые иногда останавливает дрожь от холода.
Ничто не может противостоять этому испытанию купанием. Здесь женщин оценивают от лодыжек до шеи. На выходе часто обнажаются слабости, хотя морская вода должна приходить на помощь одряхлевшим телам.
Когда я впервые увидел эту молодую женщину, я был сражён и покорён. Она держалась хорошо. К тому же, есть лица, которые врезаются в сердце с первого взгляда. Кажется, что нашёл женщину, для любви которой ты рождён. У меня было именно такое чувство.
Я представился и сразу же стал таким чопорным, каким никогда не был. Она опустошала моё сердце. Это – одна из тех ужасных вещей, которые мы должны терпеть при обожании женщины. Это почти пытка и, в то же время, немыслимое счастье. Её взгляд, её улыбка, волосы на затылке, колеблемые ветром, все маленькие черты её лица, малейшие его движения очаровывали меня, волновали, сводили с ума. Она владела мной всей собой, своими жестами, даже вещами, которыми она носила и которые становились для меня волшебными. Я умилялся, когда видел её вуалетку на диване, перчатки, брошенные на кресло. Её платья казались мне неподражаемыми. Ни у кого не было таких шляпок.
Она была замужем, но муж приезжал по субботам и уезжал по понедельникам. Я был к нему равнодушен. Я ничуть не ревновал, не знаю – почему, никто ещё никогда не казался мне таким малозначительным, не привлекал так мало внимания.
Как я её любил! И как она была красива, грациозна и молода! Она была сама юность, элегантность и свежесть. Я никогда раньше не чувствовал, что женщина – это очаровательное создание, деликатное, особенное, сделанное из шарма и грации. Я никогда раньше не понимал, что есть соблазнительная красота в округлости щеки, в движении губы, в круглых складках маленького уха, в форме этого глупого органа, который называется носом.
Это длилось 3 месяца, затем я уплыл в Америку с отчаянием в сердце. Но мысли о ней жили во мне. Она владела мной издалека так же, как и вблизи. Прошли годы. Я ничего не забыл. Её очаровательный образ оставался перед моими глазами и в моём сердце. И моя нежность оставалась верной ей. Теперь это была спокойная нежность, что-то похожее на любимые воспоминания о той, кого я встретил, кто была самым соблазнительным творением в мире.
12 лет в жизни мужчины – это так мало! Я не заметил, как они прошли. Годы шли один за другим, медленно и быстро, каждый казался долгим, но так быстро заканчивался! Они прибавлялись так быстро, оставляли так мало следов за собой, полностью рассеивались, и когда я оборачивался назад, чтобы посмотреть на прошедшее время, я не замечал ничего и не понимал, как так произошло, что я постарел.
Мне казалось, что от того чудесного купального сезона в Этрета меня отделяют только несколько месяцев.
Прошлой весной я ездил ужинать в Мэзон-Лаффитт к друзьям. Перед самым отходом поезда в мой вагон поднялась толстая дама в сопровождении 4 маленьких девочек. Я едва бросил взгляд на эту наседку, которая была слишком толста, слишком кругла, с лицом, как Луна, в обрамлении лент.
Она тяжело дышала, запыхавшись от быстрого шага. Дети принялись болтать. Я открыл газету и начал читать.
Мы только что миновали Асньер, когда моя соседка внезапно спросила:
- Извините, мсье, ваша фамилия – не Карнье?
- Совершенно верно, мадам.
Тогда она начала смеяться довольным смехом славной женщины, в котором, однако, сквозили грустные нотки.
- Вы не узнаёте меня?
Я заколебался. Я действительно подумал, что где-то видел это лицо, но где? Когда? Я ответил:
- Да… и нет… Я вас знаю, без сомнения, но не помню вашего имени.
Она слегка покраснела.
- Мадам Жюли Лефевр.
Никогда я не получал такого удара. На секунду мне показалось, что всё закончилось для меня! Я только почувствовал, что с моих глаз сорвали покрывало, и что сейчас я узнаю о чём-то ужасном.
Это была она! Эта толстая женщина – она? И она родила этих 4 девочек за то время, что мы не виделись. Эти маленькие создания удивляли меня не меньше их матери. Они вышли из неё; они были уже большими, они занимали место в жизни. А она больше не считалась, эта удивительная прекрасная кокетка. Мне казалось, что я видел её только вчера, и встретить её такой! Возможно ли это? Огромное горе сжимало мне сердце, я увствовал протест против природы, возмущение против этого монстра, которого позорило разрушение.
Я смотрел на неё, как безумный. Затем взял её за руку, и слёзы показались у меня на глазах. Я плакал над её молодостью, над её смертью. Потому что я не узнавал эту толстую даму.
Она, тоже смущённая, лепетала:
- Я очень изменилась, не так ли? Что вы хотите, всё проходит. Вы видите, я стала матерью, всего лишь матерью, доброй матерью. Прощай, всё остальное! Всё кончено. О! Я так и думала, что вы меня не узнаете, как если бы мы никогда раньше не встречались. Впрочем, вы тоже изменились: мне понадобилось некоторое время, чтобы убедиться в том, что я не ошибаюсь. Вы совсем поседели. Подумать только: 12 лет прошло! 12 лет! Моей старшей дочери уже 10 лет…
Я посмотрел на девочку. Я нашёл в ней что-то от былого очарования её матери, но и что-то другое, неопределённое, лишённое формы при рассмотрении вблизи. И жизнь показалась мне стремительной, как поезд.
Мы прибыли в Мэзон-Лаффитт. Я поцеловал руку моей старой подруги. Мне нечего было сказать ей, кроме банальностей. Я был слишком взволнован, чтобы говорить.
Вечером, оставшись один, я долго смотрел в зеркало, очень долго. И я вспомнил, наконец, каким я был, с каштановыми усами и чёрными волосами, я вспомнил свою молодую физиономию. Теперь же я был стар. Прощай»

18 марта 1884
(Переведено 9 апреля 2015)