Отголоски разума. Часть 2

Глава 3 (Кейси)

Внешний вид незнакомца меня напряг. Не сказать, что он был необычным или потрепанным, что нередко бывает у кочующих со станции на станцию нищих попрошаек. Тем не менее, нечто безумное сквозило во всем его облике: будто нарочито изысканная одежда, несомненно приковывающая внимание городских зевак - эдакий современный денди, самобытная манера движений, граничащая с вальяжностью и явным себялюбием, а главное - взгляд - необыкновенно проникновенный, живой и... знакомый? От глубокой черноты глаз было практически невозможно оторваться. Они затягивали как омут, но, как ни старался, я не мог уловить причину. Из легкого оцепенения меня вывел непринужденный манерный голос, прозвучавший скорее как мое собственное эхо:
- Того же, чего тебе, - под давлением хищного взгляда я непроизвольно вжался в жесткую спинку сиденья. - Нет, не успеха, денег и моря баб, как всем остальным, - мне показалось, еще немного и я увижу хищный оскал в духе Джека Николсона. - Это у нас и так будет, если мы будем работать в тандеме. Мы же с тобой особенные, дружище!
На секунду я решил, что окончательно спятил. Последнее время я стал плохо отслеживать ход событий. Да и вообще замечал за собой сильную заторможенность мышления. Были ли тому виной легкодоступные дешевые наркотики или общий иммунодефицит, я решительно не знал. Последние несколько недель, за неимением денег и толкового пристанища, из-за чего приходилось перебиваться затхлыми ночлежками, я чувствовал себя на редкость паршиво. По этой причине практически любые контакты могли окончательно выбить меня из колеи. Я не знал, что ответить. Не знал, о чем думать и говорить. Последняя за три дня попытка со мной заговорить окончилась полным провалом. А ведь это был всего лишь такой же нищий уличный художник как и я. Он сидел неподалеку - на той же стороне мостовой, где скапливается основная масса людей. Такой же одинокий и жалкий. Трудно было определить его возраст. С недалекого расстояния ему можно было дать чуть за сорок, но при ближайшем рассмотрении становилось видно, что он прожил далеко не легкую жизнь. Под глубоко посаженными серыми глазами отчетливо выделялись желтоватые мешки, делая и без того грустный взгляд полностью безысходным. В первый день он лишь изредка поглядывал в мою сторону, а поймав мой взгляд, вздыхал и вновь погружался в зарисовки улицы. Было очевидно, что ему необходим собеседник, который так или иначе разделяет его интересы. Но, увы, моя асоциальная личность никак не подходит под этот образ. Все, что я мог ему предложить - лишь сочувствующая полуулыбка, показывающая, что, да, я разделяю его настроение.
Под конец второго дня печальный художник все же собрался с духом и направился в мою сторону, оставив позади незаконченный городской пейзаж.
- Какой толк ежедневно прозябать за мольбертом? Разве на этом разбогатеешь?
Его кряхтящий бас неприятно резал слух, и я понятия не имел, что ему ответить. Пожав плечами, я безразлично выдавил: - Все возможно, - и вернулся к своим наброскам. Постояв возле меня еще с минуту, мужчина двинулся в обратную сторону, ссутулившись так, будто желая обратиться в кокон. Мне стало его жаль. Наверное, подобная судьба вполне могла бы постичь и меня, будь я более скован и менее удачлив. Конечно, мое жалкое существование никак не вязалось со словом "удача", тем не менее я сейчас здесь, в поезде, на пути к призрачному успеху.
В тот же день я закончил свой последний рисунок. Элегантный темноволосый мужчина средних лет с невероятно правильными чертами лица - составной образ большинства самовлюбленных самцов, гордо шествовавших мимо меня с однодневными пассиями. Среди них не было поистине уродливых лиц. Наоборот, все они были идеальны настолько, будто были единоутробными братьями или же просто сошли с конвейера. Правильный нос, правильные скулы, правильная жизнь...тогда я впервые подумал о том, что мог бы быть не хуже них. Должен. Быть.
Из моих раздумий меня вновь вырвал резкий голос незнакомца:
- Мне нравиться смотреть в в ваши отупевшие от дешевой суррогатной выпивки лица, слушать ваши по-детски раздутую похвальбу, видеть ваши добродушные беззубые, как у младенцев, улыбки. Вы внушаете мне небывалое чувство своего превосходства!
Он точно псих. Меня насторожил его безумный, бегающий по вагону, взгляд. Если ему нужна жертва - он пришел не по адресу. У меня и так хватает приключений. Силясь придумать ни к чему не обязывающий ответ, я почувствовал резкую пульсирующую боль в районе висков. Чтобы хоть как-то ее унять, я быстро закрыл лицо руками, надавив указательными пальцами на пульсирующие точки, и крепко зажмурил глаза. Давно проверенный способ. Буквально через секунду боль утихла, и я открыл глаза.
Вагон был пуст.

***

Выйдя с привокзальной площади, я первым делом отправился искать наиболее дешевую и в то же время пригодную для жилья гостиницу. Набор моих требований был достаточно скуп: комната без тараканов и прочей подпольной живности, кровать с чистым постельным бельем и душ, хотя бы на этаже. Поиск желаемого ночлега занял не более десяти минут беглого изучения городского справочника. Скромный мотель недалеко от вокзала - не придется тратить последние копейки на такси.  Звучит невероятно, но я смог договориться о постоплатной системе рассчета. Немного неуклюжего обаяния, и девушка на ресепшене согласилась принять пару моих последних картин как плату за двухдневное проживание. Не исключаю, что она вполне могла принять меня за нищего и уступить из жалости. В таком случае, нужда - не самое страшное, что может случиться в этой жизни.
Наспех приняв душ я принялся размышлять над своими дальнейшими планами. Денег фактически не осталось, из личных вещей - лишь папка с бумагой и кое-какими набросками, кисти и краски. Решив, что для очередной попытки покорения сердец и кошельков различной величины продюсеров мне нужно хотя бы привести себя в божеский вид, я вышел на улицу, прихватив свое барахло для творчества. К концу этого дня я намеревался немного подзаработать, чтобы купить себе более приличное и свежее шмотье, чем те потертые тряпки неизвестносколькилетней давности, что надеты на мне в данный момент.
Когда я закончил последнюю картину, солнце уже клонилось к закату, превращая затянутое густыми облаками небо в бледно-розовое месиво. Картиной был портрет некой пожилой женщины, попросившей изобразить ее на фоне убранств девятнадцатого века. Что ж, у каждого свои фетиши. Я бы не придал этой просьбе никакого значения, если бы не ее отчаянный  взгляд, сопровождавший меня на протяжении двух с половиной часов, пока я не закончил работу. Не надо быть психологом, чтобы догадаться насколько эта женщина чувствовала себя не на своем месте, не в своем окружении. И даже не в своей эпохе. Наверное, я мог бы ей посочувствовать, если бы у меня были хоть какие-то чувства. Ведь по сути я ощущал тоже самое. Бесконечные переезды, постоянный поиск жилья, средств к существованию и отсутствие чьей-либо сторонней поддержки сделали меня не мягче черствой корки хлеба. Я был везде и одновременно нигде. Все города слились в один - те же вокзалы, те же центральные площади, те же люди, за редким исключением. Эти исключения и заставляли меня хоть на миг почувствовать себя живым, показать что я все еще на что-то способен. В остальное же время я чувствовал себя никчемным отбросом.
Пора менять обстановку. Мотель - не самое плохое пристанище, но если уж я решил добиться чего-то здесь, пора бы озаботиться о более комфортном и уединенном жилье. Сегодня я заработал около трехста долларов. Этого должно хватить на съем захудалой комнатушки на окраине.
Вернувшись в мотель я принялся изучать объявления об аренде. Первые несколько арендодателей, судя по описанию, ждали крайне имбецильную местную молодую пару, притворяющуюся женатиками без возможности завести детей или питомцев. Пролистав еще десяток предложений с текстами больше похожими на брачные объявления отчаянных домохозяек, я нашел одно вполне приемлемое.  Не скажу, что жилье идеально соответствовало моим запросам, тем не менее в этой небольшой, по меркам мегаполиса, студии умещалось все самое необходимое для холостяцкой берлоги  художника-дилетанта.
То, что именовалось в объявлении комнатой, на деле было вполне обыкновенной квартирой, с той только разницей, что общее пространство не было поделено на комнатные блоки. Исключение составлял крошечный совместный санузел, которым, подозреваю, могли пользоваться еще в позапрошлом веке. Хозяйка студии была, казалось, ее прямой ровесницей. Из-за множества морщин и пигментных пятен, составлявших значительную часть ее маленького лица, трудно было угадать ее возраст. Для себя я решил, что ей должно быть не больше шестидесяти. О мисс Клейтон, хозяйке, я смог узнать совсем мало. Она была не лучшим собеседником. Вечно презрительный взгляд и нескрываемое раздражение в речи не могли вызвать во мне симпатию. Однако больше всего меня огорчил тот факт, что  ее квартира, в которой она одиноко проживает уже на протяжении десяти лет, находится напротив. Не слишком хотелось встречать каждое утро взгляд, в момент равняющий тебя с куском дерьма. Но других вариантов у меня не было.
Выдержав эту моральную атаку, я получил-таки ключи от студии. Прозябать оставшийся вечер в одиночестве я решительно не хотел, поэтому, наскоро разложив вещи по ветхим полкам дубового гардероба, я направился в ближайший паб, чтобы формально отметить начало очередной новой жизни со случайным собутыльником.
Как и присуще подобным заведениям бюджетного класса, в нем было не протолкнуться, даже не смотря на то, что сегодня вечер будней. От густого сигаретного дыма слезились глаза. Судя по запаху большинство курит засохшую газонную траву, не иначе. Ну и вонь. Прикрывая нос потрепанным рукавом пиджака, я пробился к барной стойке. Дождавшись своего заказа - двух кружек темного пива и пачки соленых чипсов в закуску, я двинулся в самый дальний угол заведения к небольшой стойке, где на меня бы мало кто обратил внимание. Практически залпом приглушив первую кружку, я хотел было приняться за вторую, но тут явственно почувствовал на себе чей-то взгляд. Когда я обернулся, по моей спине пробежал холодок. Снова эти бездонные черные глаза и нагловатая ухмылка. Попутчик из поезда. Какого хрена он тут делает? Что за долбанная игра в шпиона? Отодвинув непочатую кружку, я двинулся прямиком к незнакомцу, не сводя с него глаз. Что-то подсказывало мне, что он здесь неспроста.
- Что тебе нужно? - спросил я, стараясь держаться как можно более невозмутимо. Теперь нас разделяло не более полушага. - Сомневаюсь, что твое появление здесь - случайное совпадение.


Глава 4 (Рет)

Рет любил Америку, как умел любить женщину: страстно, мучительно, невыносимо, со всеми его недостатками, поклоняясь в раболепном восторге и срываясь на лютую ненависть. И, слава богу, он никогда ни в малейшей степени не романтизировал ее. А Сакраменто оставался для Рета особым местом, неизъяснимо горьким, но родным, как та смутно-знакомая женщина, которая породила его на свет. Город с самого первого дня предоставил его самому себе и - одиночеству. Американское одиночество - это особое состояние души, когда отсутствие общения не опустошает душу и заставляет лезть на стену, но наполняет какой-то тоскливой нежностью.
         
Кейси никогда не хотел ничьей помощи, и американцы, бесспорно, ее не оказывали: эти взращенные на де-садовской идеологией вседозволенности большие дети позволили ему все сделать самому, по своему усмотрению, потому что США - до последнего штата либеральная страна. Американцы повсюду виновато и вместе с тем услужливо улыбались ему, но не отвечали на его немногочисленные вопросы; угощали в барах выпивкой, но не пускали за границу своего ревностно охраняемого личного пространства. Думается, в глубине души Кейси почувствовал, как между ним и этим нелепым конгломератом буржуазных шовинистов, гордо зовущим себя "американцами", навсегда останется нечто вроде садо-мазохистской любви.
При всем своем аляповатом многообразии Сакраменто аккумулирует творческую энергию, привнося в душу творца какую-то особенную поэтичную легкость. Создавая свои полотна в Сакраменто, менее ханжеском, видавшем виды и посему более терпимом, Кейси словно обращался к обществу со своеобразным манифестом.
Конечно, как всякий художник на вольных хлебах, первым делом на новом месте Джексон посетил местный захолустный бар. За кружечкой ароматного пенистого темного пива даже думается как-то по-особенному легко и ненапряжно. Холл бара был просторный, с галереями и боковыми переходам, хотя потолок засчет навесных конструкций был довольно низкий и прочный. Повсюду разбросанная барменская бутафория придавала обстановке артистичности и ощущения уюта, точно жизнь здесь была отлично налажена. Однако синеватый тусклый свет лишал лица живой окраски, делая их похожими на утопленников. Губы и глаза немногочисленных посетителей казались лиловыми, а у потускневших волос был зеленоватый оттенок. Он сидел, сутулясь, на крутящемся табурете у бара, и собирался было пригубить взбитой пенки из гигантской пивной кружки, из каких в Баварии подают пиво на Октоберфест. Но внезапно приметил основную причину своей сегодняшней тревоги - идола современности Рета Кейна. Присутствие Кейна за спиной доводило его до леденящего кровь ужаса, как мерное подкрадывание под нервную мелодию убийцы в фильме.
- Что тебе нужно? - рывком обернувшись к мужчине, раздосадовано воскликнул Кейси. -Сомневаюсь, что твое появление здесь - случайное совпадение, - желчно-язвительным тоном добавил он, угрюмо взирая на преследователя исподлобья.
Рет покровительственно улыбнулся своей дежурной актерской улыбочкой, от безупречности которой Кейси протрясло в припадке немого гнева.
- Ты прав, в моей жизни не бывает случайных совпадений, - отозвался эхом Кейн, не стирая с лица елейной улыбочки змея-искусителя. - У меня к тебе дело...
Отвернувшись от странного субъекта, что вот уже почти сутки не оставлял его в одиночестве, Кейси мимоходом взглянул в свое отражение на хромированном шейкере бармена. Его лицо посерело и осунулось, глаза окружали глубокие тени. С его лица пропало всякое выражение, словно оно было замороженным. Жили лишь слезящиеся глаза. Еще никогда парень не видел себя таким слабым и растроганным, таким жалким и беззащитным. Гонимый безотчетным желанием быть услышанным, он остро нуждался в Рета сейчас, хотя ранее никогда не нуждался в чьей-либо поддержке. Он был в отчаяние: его постоянно преследует страшная мысль о том, как избавить человечество от Антихристов, вроде него. Наверное, не будь Рета поблизости, этой ночью он намерился бы покончить жизнь самоубийством. И Кейн понимал: в конце концов, так он и сделает. И сейчас его юному товарищу непременно нужна помощь, иначе он не выкарабкается из этого убийственного состояния туго охватившей его апатии.
Бесконечный поток проплывающих мимо световых брызг напоминал ему этапы собственной жизни. Сначала перед глазами прошел малолетка с козырьком над глазами — обыкновенный уличный мальчишка с расслабленными, но всегда готовыми к действию руками. Затем подросток с лицом привлекательным и загадочным под красными стеклами очков взглядом. Кейси вспомнил, как в семнадцать лет он молча и ожесточенно дрался на крыше среди нежного розового сияния черепицы, озаренной первыми лучами солнца. Почему-то ему показалось, что Рет должен знать это мучительное чувство ностальгии, словно у них обоих одна память на двоих.
Рет простоял на месте довольно долго, взглядываясь в темнеющую макушку Джексона, точно пытаясь проследить ход его мыслей насквозь черепной коробки. Преходящая тень в памяти будила в нем странные отголоски воспоминаний. Через плечо Кейси он взглянул в свое отражение в зеркальной поверхности шейкера. Ему казалось, будто его существо полностью перенеслось туда, и он стал невесомым, точно клочок бумаги, плоским, точно тень. Легкое дуновение - и его, ставшего лишь пустой оболочкой, унесет в небытие. Поборов минутное забвение, Рет легонько коснулся плеча юноши.
- Мы живем в странное время, Кейси, - добродушно начал он, присев на табурет рядом. -Подумай, как может случиться, чтобы я мог избить на улице женщину, не вызывая при этом ни малейшей реакции со стороны окружающих? - брови Рета изогнулись издевательской дугой. - При этом стоит мне - или тебе - появиться на улице в чем мать родила, как нас тут же загребут в участок. Почему общество, которое так заботится о жизни и сохранности еще не родившегося плода, отправляет его затем через восемнадцать лет на войну ради выполнения каких-то призрачных целей? - как досконально Кейси знал Рета Кейна, который говорил и говорил резким и в то же время жеманным голосом, мысли которого постоянно сменяли одна другую, который всегда вызывал интерес у других и никогда не говорил ничего нового Кейси – его слова были заранее известными, какими бы новыми и мудрыми они ни казались. - Ницше был прав и ваш хваленый Бог давно умер. Иначе как можно даровать человеку инстинкт и требовать воздержания от него? Как можно провозглашать евангельские заповеди войной? Как можно требовать от людей смирения, отнимая у них самое ценное? - подивился Кейн, негодующе передернув плечами. - Знаешь ли, если Бог видит все те ужасы, что творятся в мире и они происходят по его халатному попустительству, то он законченный псих и садист!
Рет был красноречив не из желания прославиться, силен не из отчаянных потуг скрыть свою латентную слабость, искренен не для того, чтобы расположить к себе окружающих, - он просто такой, какой его создала жизнь. Кейн никогда не был скован условностями сексуального поведения, предрассудками, моралью. Он полная противоположность Кейси, который, похоже, воспринимает свое американское происхождение как родовую травму. Рет понимал, что движет Кейси не только культ какой-то стерильной, медицинской чистоты, но и неуверенность в своих чувствах. Джексон - само воплощение комплексов, унаследованных из пуританской Америки: у него не до конца сложилось наднациональное "я". Именно его стремление быть похожим на других - ключ к объяснению алогичности его поведения. Кейси позволял любить себя и принимал любовь, но не был готов к ответному чувству: он эмоционально пассивен. Рет был нужен ему для избавления от этого родового клейма малодушия.
- Мне нужно, чтобы ты слушался моих указаний - только так я смогу тебе помочь, - c покровительственной улыбкой не то бога, не то дьявола по-дружески предупредил Кейн. -Завтра ты пойдешь на собеседование в эту фирму, - Рет галантно протянул Кейси визитку одной из именитых компаний, название которых не упоминают в суе. - Один из ее директоров - мой хороший приятель: он проведет тебе краткое собеседование в полдень, после чего, надеюсь, ты сможешь приступить к работе...
К некоторым вещам Джексон относился без особого энтузиазма, и тогда уже Кейн проявлял свою власть. Само собой разумеется, свои интонации от перенял от Кейси. Как хорошо он знал Кейси, который чопорно сидел, погрузившись в молчание, с задумчивым выражением на лице! Он знал, что в нем ничего не менялось, что он точно застыл, и это выводило его из себя. Иногда ему трудно было поверить, что перед ним не статуя из Лувра, а живой человек, мужчина. Рет яростно дернул Кейси за плечо, разворачивая к себе, и внезапно обнаружил, что тот был без чувств, провалившись во временное забытье...
Рет нервно постучался в дверь апартаментов, снимаемых Кейси в Сакраменто. Через какое-то время дверь недоверчиво открыла пожилая женщина, возраст которой из-за чрезмерного количества пигментных пятен был неопределим: с успехом ей могло быть как сорок, так и все шестьдесят. У нее был гладкий лоб, выщипанные брови и простые, хотя некогда, должно быть, довольно привлекательные черты лица, являющие собой не концентрированный раствор крестьянки и Марлены Дитрих. Ее далеко расставленные, окруженные лучами морщин, точно два тусклых солнца, глаза имели привычку окидывать всего собеседника, прилежно избегая его глаз. Улыбка была не знакома как эмоция этой чопорной женщине и всякое проявление нежности сводилось лишь к вопросительному вскидыванию бровей. Она бесстрастно смотрела на Рета, точно выслеживающая добычу ласка, и получала от этого одной ей понятное удовольствие, не выдавая себя ни единым словом. Приотворенная дверь позволяла ему увидеть уголок гостиной с стеклянным шкафом и полосатым диваном, что говорило о крайней консервативности хозяйки. А бесформенные, мокрые вещи, развешенные по всей квартире, говорили о финальной стадии ипохондрии.
Эта женщина явно принадлежала к числу тех женщин, чьи резкие слова не могут отразить душу; женщин, напрочь лишенных чувства юмора; женщин, питающих неприятие к мужчинам, хотя в поступках коих ясно проступает затаенное, подавленное желание им нравиться. Мисс Клейтон обращалась с Кейси холодно, насмешливо и презрительно. Она наблюдала за происходящим огромными недвижными, настороженными глазами; Рет завораживал ее и в то же время вызывал у нее отвращение, как и всякий мужчина. Рет понял, что если бы был ее жильцом, то был бы вовлечен в очередную скучную любовную историю.
Похлопывая ладонью по крабу на затылке, она неохотно повела мужчину в скудно обставленную в стиле 70-тых гостиную, передала запасные ключи и строгой интонацией учительницы предупредила, чтобы он больше не терял ключи от ее квартиры. Доводы Рета о том, что ключи были у Кейси и обыскивать его в бессознательном состоянии было бы, как минимум, невежественно с его стороны, не произвели на мисс Клейтон никакого впечатления - она снова по привычке вскинула тонкие выщипанные брови и вкрадчиво повторила свою просьбу быть с ее вещами более осмотрительным. Рет молча передернул плечами и вышел. Он не думал, что мог бы жить в доме, где на каждом стуле валяется по подушечке и современная мебель функционирует в тандеме с ветхими качалками и шаткими столиками.
Затащив бесчувственного Кейси в его комнату, Рет осмотрел ее сквозь туман негодования, но несмотря на эту туманность, заметил над кроватью перевернутое распятье. Стену неподалеку украшали гроздь дверных колокольчиков, прихоть изысканной части буржуазного класса. Старосветская учтивость заставляла его привести убранство приятеля в порядок. Забравшись в ботинках на постель, Рет перевесил распятье по правилам и слегка поморщился, когда ощутил на пальцах вязкий сгусток древесной смолы. Кейн едва мог скрыть содрогание, когда ему, весьма утонченному мужчине, было суждено коснуться такой мерзости.
Рет присел на краю кровати рядом с все еще не пришедшим в себя Кейси. Надо было идти к мисс Клейтон - просить прощение за забывчивость ее молодого жильца. Как предсказуемо все было в этом мире! Вся эта ситуация - точно шахматная партия с заранее расставленными фигурами, что движутся согласно одной из множества комбинаций.