Человек, которому нравилось быть грустным 6
На кухне стоял старенький приёмник, оставшийся в квартире от прежних хозяев: прямоугольный, с чуть помятой антенной, шкалой FM-частот с подсветкой. В эпоху цифровой революции даже обычный ноутбук мог заменить всё что угодно, в таком устаревшем устройстве просто не было необходимости. Но Валентину приёмник почему-то полюбился, наверное, больше за воспоминания, что в детстве у него был такой же. Он достал его с холодильника, пыльный, заброшенный, можно сказать выходил, отладил, и теперь старичок работал практически без помех.
Зависнув на кухне с чаем, книжник включил его. Шла аудио постановка, практически забытый сегодня жанр, где актеры словами порой добиваются большего, чем разукрашенные лица с экрана. С приятными голосами стало возвращаться спокойствие. Да, это была сказка, в который добрый молодец боролся со злыми силами, и спасался от братьев, из зависти задумавших убить его. Герои говорили красиво, восторженно, как не говорят люди с наших улиц, в каждом слове чувствовалась эмоция, в нескольких незначащих репликах угадывался характер. По обыкновению книжник слушал на приёмнике классику, да и ожидал услышать именно её, но не меньше обрадовался тому, что получил в итоге.
Чайник закипел, любимая чашка с ароматным содержимым привычно грела руку, и облокотившись на подоконник, Валентин начал расслабляться. Иногда один голос, тонкий, казался ему голосом той самой Любавы, девочки с тетрадками, а другой, мудрый и сочувствующий, мог бы вполне принадлежать её матери, если бы та могла говорить. И нисколько не важно, что книжник даже уже не улавливал сути действия, он просто слушал не вникая, получая от этого удовольствие.
Двор неумолимо заполнялся приезжающими машинами, из них выходили усталые жильцы и спешили по своим квартирам. Иногда они останавливались, завидев знакомого, такого же человека, вернувшегося домой, и заводили короткие разговоры, после чего всё равно разбегались. А книжник за всем этим пристально наблюдал, и не мог не обратить внимание на подъездную лавку, на которой, как по расписанию, появилась неприятная пенсионерка. Коты к вечеру, будто чуя её приближение, уходили по своим делам, а она сидела, зыркая на каждого проходящего мимо. Многие её просто не замечали, кто то ускорялся, едва завидев, но ни один житель с ней не поздоровался.
Спустя какое-то время бабка стало бормотать что-то малопонятное, всё набирая громкости. Иногда прорывались понятные слова вроде «насекомые» и «ублюдки». Почему-то именно сегодня она решила устроить очередной концерт, хотя такого давно себе не позволяла. Как обычно в таких случаях бывает, у кого-то сдадут нервы, он высунется из окна и вступит в короткую словесную перепалку, которая, к торжеству бабки, закончится ничем. Надо быть полным неудовлетворённости человеком, чтобы испытывать удовольствие от длительной бессмысленной ругани. Большинство понимало – лучше её не трогать, она сама рано или поздно успокоится.
Но тут из темноты двора возникла знакомая сутулая фигура, уже без сумки, с двумя целлофановыми пакетами. Валентин сразу узнал сына, который быстро, слегка шаркающей походкой направлялся к лавочке. Старуха, завидев его, притихла, и даже ощутимо напряглась, будто не ожидая ничего хорошего от встречи, а он, словно обрадовавшись, расправил плечи. Никакой нежности, никаких объятий не было – отпрыск просто сел рядом с матерью, поставив оба пакета перед собой.
Сквозь стекло и редкие снежинки эти два силуэта казались зловещими, их разговоры, неслышимые издали, казались холодными и тусклыми, как два тухлых уголька, выпускающие в воздух сгустки тёмной сажи. Но нет, книжник относился к ним не враждебно, изучал их без злости, но с небольшой опаской. Так обычно относятся непредсказуемыми животными, которые в любой момент могут броситься на человека.
Парочка на лавочке задвигалась, в ходе беседы вначале размахивал руками один, затем активно жестикулировала вторая. Всё говорило о том, что эти люди ссорятся, и того гляди вот-вот начнётся очередной скандал. Будничная ситуация, сказал бы циничный наблюдатель. В стране сотни тысяч людей ругаются в этот момент, по пустяковым поводам, иногда совсем без причины. Полумрак подъезда и две бранящиеся фигуры – каждодневная реальность, символ нашей жизни. Чему тут удивляться?
Но Валентину почему-то было не по себе, он предчувствовал что-то недоброе. Голоса из приёмника, словно в знак солидарности стали тревожнее, напряжённее. Вскоре на лавочке начали кричать.
- Фрол, ну что ты от меня хочешь? Нету у меня ничего – с надрывом в голосе завопила старуха.
- Заткнись и не кричи! – в ответ громко хрипел сын прокуренным сиплым голосом.
После перепалка продолжилась, но заметно тише, и в какой-то момент совершенно неожиданно мужчина встал, опрокинув пакеты, и с силой ударил бабку по лицу. Она, не издав ни звука, опустила голову вниз, закрыв лицо руками. Но Фрол не успокоился, и продолжил быть свою мать, с замахом, злобно, сжатым кулаком. Книжник, опомнившись, быстро раскрыл окно и крикнул:
- Ты что творишь? Перестань! Сейчас полицию вызову!
Но тот будто и не слышал, продолжая. Бабка к этому моменту уже свалилась с лавочки, а сын начал буквально её затаптывать. Как назло, на улице было ни души, помочь некому, и не вмешайся кто-нибудь скоро, дойти ведь может и до убийства. Пожилой человек она, как никак.
Валентин побежал в коридор, накинул на себя курку, и как был в тапочках и спортивных штанах, так и выскочил на полутёмную лестничную клетку, помчавшись по ступенькам вниз. Рука инстинктивно обхватывала перила, да так сильно, что её обжигало от трения. Но на боль мужчина внимания не обращал, просто не замечал этого. И что делать, оказавшись лицом к лицу с этим моральным уродом? Начать драку? Навалиться на него и попытаться обездвижить? Кричать над ухом, угрожать? Времени думать не было, приходилось полагаться на естественное течение событий, одним словом, будь что будет.
Мужчина с силой толкнул подъездную дверь, да так, что она с грохотом стукнулась о стену, и в окнах на первых этажах задрожали стёкла. Но избиение не остановилось, сынок вошёл в такой раж, абсолютно молча калеча свою мать, не слышал, как она опасно стала даже не стонать, а хрипеть. И никто, никто, ни одна живая душа не крикнула из окна, чтобы он остановился!!! Боялись, видимо, зная о его криминальной жизни.
- Перестань! Хватит! – заорал Валентин, и тут же кинулся на злодея, сбив его с ног. Он от неожиданности испугался, даже сник под тяжестью книжника, робко сжавшись, и сложил руки за спиной, будто готовый к тому, что на них наденут наручники. Но вместо этого он услышал поток тихой ругани. – Что ты творишь, зачем ты так с ней? Тебя же женщина родила, а не звери, как так можно поступать?
Быстро смекнув, с кем имеет дело, Фрол осмелел, и тут же начал вырываться, но безуспешно. Его злобные глаза горели каким-то химическим огнём, не поблескивали, а переливались бензиновым отблеском. Того и гляди, поднесёшь спичку – полыхнут.
- А ну пусти – прозвучало угрожающе.
- Для начала успокойся.
- Ты за базар свой ответишь. Руки убрал!
Валентин только сейчас смог бегло посмотреть в сторону избитой пенсионерки. Она стала приходить в себя, вытирая кровь с разбитых губ, и абсолютно спокойно, без стонов и ругани, лежала и смотрела в небо.
- С вами всё в порядке? – бросил в её сторону книжник, на что не получил никакого ответа, и переключился обратно. – Ты зачем её бил?
- За дело, а остальное тебя не качается. – после замолк, а потом зловеще продолжил. – Я ведь тебе так этого не оставлю, будешь отвечать.
- Это ты будешь по закону отвечать за сделанное.
- По закону вы, бараны, живёте. А я по совести, никакой закон не может быть выше её. Пусти!
Фрол резко дёрнулся, и всё же смог откинуть в сторону Валентина. Оба мужчины быстро поднялись на ноги и застыли напротив друг друга.
Сцену наблюдали из окон, но ни один жилец не крикнул ничего, даже обычной раздражённой реплики. Потому что все знали, что сын чокнутой старухи убийца, и свой последний срок отсидел за то, что в обычном бытовом споре жестоко зарезал человека. Страх заткнул всем рты, а книжник не выдержал и побежал на помощь. Он же дурачок, не смыслит, а теперь неминуемо пострадает за свою опрометчивость.
Хотя всё-таки нашлись смельчаки, неутомимые пенсионерки.
- Я полицию вызвала, сейчас тебя обратно заберут! – послышалось с верхних этажей, старческий голос. Хотя и так было понятно, никакие окрики и воззвания не остановят этого человека. Он всё так же стоял напротив Валентина, с вызовом смотря ему в глаза, но чего-то ожидая, будто до конца не решил, как поступить дальше.
Но вскоре во двор въехал полицейский уазик, фарами ослепив обоих мужчин, и из него вышло двое патрульных, словно нехотя. Их прибытие сразу же охладило пыл Фрола, да так, что тот даже улыбаться я стал, вместо того чтобы смотреть волком. И тут же активизировалась избитая пенсионерка, не пойми как оказавшаяся рядом с книжником.
- Я сама упала, так и скажи им – схватив заступника за плечо, зашептала она. – Не вздумай чего ляпнуть, не вздумай!
- Граждане, что у вас происходит – слегка лениво и доброжелательно спросил полицейский, молодой и голубоглазый. – Кто с кем дрался?
- Никто не дрался, вы что! Я упала просто. – звучало неубедительно, при том, что на лице старухи просто не было живого места. Под глазом уже зачиналась большая гематома, губы опухли, из рассечённой переносицы продолжала стекать струйка крови.
- Этот человек на неё напал – глухо вымолвил Валентин, бегло указав пальцем на сына.
- Он всё не так понял, не слушайте его – залепетала пенсионерка. Но полицейским не было дело до этих объяснений, один сразу же стал что-то говорить в рацию, а другой спросил документы у Фрола.
- Вам нужна медицинская помощь? – обратился он к матери.
- Нет, да что ты! Я же просто упала.
- И заявление вы писать не будете?
- На кого? Меня же никто не бил.
- Пишите отказ тогда.
Валентина просто трясло от негодования, он понял, что мужчину сейчас же, только-только после буйства отпустят, стребовав с матери подписи на бумажку. Им не хотелось заниматься этой бытовухой, они были вымотаны и без того.
- Господа полицейские, он её избивал изо всех сил. Не вмешайся я, может, убил бы даже.
- Когда убьёт, тогда и заберём – невозмутимо парировал патрульный. – Она сама не хочет ничего писать, покрывает. Мы-то что тут сделаем? Или пусть пишет заявление, или мы поехали.
- Но…
- Закрой свою пасть – злобно вскрикнул Фрол. – Тебе уже всё сказали. Она упала, а если у тебя глюки, то сходи проверься к врачу.
Ещё несколько минут длилось всё оформление, шелестение бумагами и переговоры по рациям. В конце сыну сделали предупреждение, погрозили пальчиком и собирались уезжать. Книжник в ярости ушёл к себе в квартиру, не понимая, как можно терпеть такое скотское отношение к себе. Да, он забыл о вчерашней сцене, ему было жаль старуху, искренне. Боль от увиденного не остывала, разгораясь с новой силой всякий раз, когда мысли возвращались к потасовке. Ну как можно покрывать этого монстра после такого?! Немыслимо, похоже на религиозно-мазохистский бред и представление о страдании как о необходимости жизни. Свой крест надо нести, всё нужно вытерпеть, и за это на небесах воздастся сторицей. Предать сына? Грех, он же родной! Лучше стерпеть от него любое надругательство, отдать последние деньги или получить по лицу, но не наказать по всей строгости.
А угрозы, которыми сыпал этот бледный уголовник… Они не страшат Валентина, не заставят постоянно озираться по сторонам на улице, или выходить из подъезда украдкой. Мало ли, что человек в запале может наговорить? Это всё вторично и не важно, думал про себя книжник, усевшись в читальное кресло и пытаясь унять оставшийся мандраж.
Время было не очень позднее, хоть и сумерки уже полновластно сгустились над городом. Мужчина опять не мог найти себе место, всё порываясь пойти проверить, как себя чувствует пенсионерка. В конце концов решимость навестить старуху взяла верх, и он быстро стал собираться к своей конфликтной соседке. Даже если там будет Фрол. Не важно.
Свидетельство о публикации №215040901324