Вспоминая с любовью

        Хочу, чтобы вы запомнили и могли рассказать вашим внукам. Это надо же… прожить длинную-длинную жизнь и только теперь понять, как мало мы слушаем самых любимых, близких, дорогих… А ведь не все любят рассказывать. Причины разные: то ли излишняя скромность, то ли нежелание воскрешать в памяти и вновь переживать давно ушедшие события, вызывающие не всегда положительные эмоции. Да что там слушать – расспрашивать надо было. Так нет же – все некогда. Работа, работа, заботы, заботы. Теперь оправдываемся перед собой… А время ушло.
        Дорогие мои, ненаглядные дети – все, все! Пожалуйста, спрашивайте, я ведь чувствую, что вы не безразличны. Вот и хочу поделиться с вами тем, о чем ваш папа, дед, прадед – наш Люсик – изредка вспоминал, нет, наверное, он помнил, но очень сдержанно рассказывал. Ранен он был четыре раза. Не знаю, какой это был по счету, но почему-то именно он мне запомнился по скупому рассказу Люсика.
        …Это случилось при форсировании Днепра. Молодой шофер уложил меня в тени хаты, рядом еще троих раненых, завел свою полуторку и уехал, пообещав вернуться и отвезти нас в госпиталь. Левая раненая нога превратилась в сплошной очаг боли. Кто-то из ребят бредил. Я потерял ориентир  во времени. Но вот раздался звук подъезжающей машины. Не  могу вспомнить, как этот молодой солдат-водитель сумел нас погрузить в кузов своей полуторки и сколько времени продолжался наш путь. Но дорога!.. Машину швыряло, и нас тоже. Один из наших ребят умер в пути, и его безвольное тело накатывалось поочередно на всех. Сил отодвинуться не было, и я, считавший себя взрослым мужчиной (20 лет!), заплакал от жалости и бессилия.
        В госпитале голенище сапога разрезали, так как нога сильно распухла, и сапог не снимался. Сквозь провалы в памяти я слышал, как медики решали мою судьбу. Говорили тихо,  я с трудом разбирал отрывки фраз. И все-таки я уловил слово «ампутация». Помню, как наложили маску, и почувствовал запах эфира. Запах был мне хорошо знаком, и даже спустя много лет я не выношу его. В общем, капали эфир, как говорится, на глаз.
        Очнулся я в палате, укрытый до пояса простыней. Ощутив боль в левой ноге, решил, что это «фантомные боли» - знал по рассказам старших товарищей, что такое ощущение бывает, хотя конечность отсутствует. Но, к счастью, пожалели медики молодого солдата, и, рискуя, сохранили мне ногу. Во время перевязки я обратил внимание на швы, проходящие через всю голень по заднебоковой поверхности. Доктор, немолодой, с покрасневшими усталыми глазами, мне объяснил, что это называют     «лампасными разрезами», и их наносят во время операции при подозрении на газовую гангрену.
        В общем, ногу спасли, но со временем появилась перемежающаяся хромота.

        А вот этот небольшой эпизод был рассказан Люсиком как-то к слову, на ходу. И если в предыдущем мне стало понятно, что дело происходило примерно в августе 43-го года, то в данном случае я не знаю, когда и где это было, но думаю, что раньше. Вообще из-за ранений ребята иногда попадали в другую часть. Знаю, что в этот раз он находился во взводе полковой разведки и с гордостью носил свою первую награду: значок «Отличный разведчик». Итак, послали трех ребят в разведку. Одного из них ранили. Ранение, к счастью, было не тяжелым. Товарищи сами оказали ему первую помощь и затаились в лесочке, решив до рассвета переждать. Уже смеркалось. Люсик и его товарищ уложили раненого на возвышение и улеглись рядышком с двух сторон – все потеплее.
        Начало светать, и они увидели, что уютно устроились на… противотанковой мине!!!
 
        Люсик, посмотрев на мое потрясенное лицо, успокоил: «Так это противопехотная мина взрывается от малейшей тяжести, а противотанковой нужна большая тяжесть». Вот так!