Чак Паланик Прелесть Beautiful You продолжение

На следующее утро Пенни явилась в «Бонвит Теллер» за полчаса до открытия; вечерний наряд категорически не укладывался в ее дневной лимит по карте. Платье необходимо вернуть пусть даже ценой опоздания на работу.
 В сказках Золушка не бежит спозаранку возвращать платье и туфельки в страхе, что продавец заметит на них изъян и откажется принимать товар обратно.
Несмотря на волшебное угощение, особым волшебством на ужине не пахло. На них продолжали таращиться. Ощущение, как будто сидишь в аквариуме – ни расслабиться, ни отдохнуть нормально. Максвелл вел себя безукоризненно: был внимателен – временами даже чересчур, слушал с интересом. Иногда он открывал блокнот и делал мелким почерком пометки, словно конспектировал. Не романтический ужин, а собеседование, только в неформальной обстановке. О себе кавалер говорил скупо, не добавив ничего, о чем бы уже не писалось в желтой прессе. Зато Пенни на нервной почве болтала без умолку, заполняя паузы рассказами о родителях – Миртл и Артуре, типичных жителей глубинки. Потом пустилась в описании студенческих лет; поведала про своего обожаемого питомца, скотч-терьера Димпи, умершего в прошлом году.
Максвелл слушал сбивчивый монолог с вежливой улыбкой. Хвала официантам, чье появление давало Пенни небольшую передышку.
– С позволения мадам… – официант изящно взмахнул рукой, затянутой в белую перчатку, – очень рекомендую наши фирменные суши кобашира.
Пенни победно улыбнулась.
– Звучит заманчиво.
Максвелл вопросительно поднял бровь.
– Вы ведь знаете, что это сырые «гребешки»?
Она не знала. Более того, Максвелл, сам того не подозревая, спас ей жизнь. У Пенни была чудовищная аллергия на моллюсков. Один кусочек фирменного блюда – и лежать ей бездыханной на полу. Видя, что спутница нервничает, Максвелл мгновенно сориентировался, объявив:
– Принесите даме куриную запеканку с брокколи.
Слава богу, хоть кому-то не наплевать. Из ее рта снова полился несвязный рассказ.
Она понимала, что выглядит глупо, но остановиться не могла. Впервые на нее обратили внимание, по крайней мере в Нью-Йорке. Здесь, вдали от родного дома, ее чаяния сменились беспросветным отчаянием. Вечерами Пенни отправлялась блуждать по окрестностям и ходила до тех пор, пока город не засыпал, а ноги не начинали гудеть от усталости. Она бродила по Верхнему Ист-Сайду, мимо дремавших домов с недремлющими швейцарами, провожавшими ее взглядом из роскошных вестибюлей. Горделивые здания, шикарные апартаменты – вот предел мечтаний большинства. И Пенни внушала себе, что тоже жаждет приобщиться к этому. Однако на самом деле показная роскошь ее вовсе не привлекала. Как по-настоящему не привлекали бриллианты в витрине «Картье» и меха в «Блумингдейле». 
Ее не прельщали атрибуты успеха. Нет, Пенни жаждала истинной власти, хотя сама втайне считала свои амбиции бредовыми.
Вдобавок, ей не хотелось ничего, что хотелось нормальным женщинам. Одержимые одним и тем же, они слетались на ширпотреб как мухи на мед. Пенни на их фоне ощущала себя пчелой-одиночкой, что не добавляло ей оптимизма. Если девушка ровно дышит к мачо с киноэкранов и ароматическим свечкам, с ней явно что-то не так.
День изо дня она наблюдала, как дамы-юристы лихорадочно терзают сотовые и грозно рявкают в трубку, и все – без тени прогрессивного мышления. С недавних пор их карьера утратила ореол уникальности. Пенни же стремилась выйти за рамки условностей, навязанных суровой гендерной политикой.
За десертом Пенни Харриган призналась, что не знает, чего хочет.
Адвокатура не была пределом ее мечтаний. В подростковом возрасте все – родители, учителя, исповедник, – наперебой внушали ей, что человеку необходима цель и план ее достижения. Главное – посвятить себя чему-то. Карьеру адвоката она выбрала наугад, вытянула вслепую, как фант из шляпы. Ее больше не вдохновляла президент Хайнд, как не вдохновляла перспектива щеголять в собольем манто, ведя на поводке двух афганских борзых в бриллиантовых ошейниках послушать Верди в «Метрополе». Нет, честно призналась Пенни, она не знает, чего хочет, зато ей известно другое… скоро, уже очень скоро с ней произойдет нечто поистине знаменательное, что в корне изменит ее судьбу.
Максвелл ни о чем не спрашивал, но весь буквально обратился в слух, пристально вглядываясь в нее, словно запоминая. В перерыве между закусками и салатом миллиардер снова достал блокнот, в котором делал пометки перед ее приходом, и открыл его на чистой странице. Затем снял серебряный колпачок с чернильной ручки и принялся споро записывать – по всей видимости, ее страхи. Наверняка не скажешь: слишком мелким, почти микроскопическим был почерк. Бесконечная писанина выдавала в Максвелле либо законченного хама, либо человека на редкость чуткого и отзывчивого.
Сам факт, что за ней конспектировали, придавал Пенни уверенности, но остановить поток откровений не мог: словно внутри прорвало невидимые шлюзы. Пенни впервые призналась кому-то, что зашла в тупик. Прожив двадцать пять лет паинькой-отличницей, она вдруг застопорилась. Исчерпала свой внутренний потенциал. Пенни всё говорила и говорила, отчетливо понимая, что им с Максвеллом вряд ли суждено встретиться снова. Лучшего исповедника и желать нельзя.
Напряжение спало. Под пристальным взглядом блондина Пенни расцвела. Похорошела. Осмелев от его внимания, она качала головой, чтобы сережки в ушах красиво колыхались. Прижимала руку к груди, касаясь кончиками пальцев замысловатых изгибов жадеитового дракона. Украшения напоминали, как ей повезло с подругами.
Синие глаза Максвелла завороженно следили за каждым ее жестом. Он приветливо улыбался, но не перебивал. Не отрывая от нее взгляда, он, тем не менее, продолжал строчить в блокноте.
Казалось, Максвелл был на грани влюбленности. И причина тому – не банальная страсть или любовь с первого взгляда, нет. Его очаровывал сам звук ее голоса. Он подавался вперед всем телом, словно сгорая от желания. Будто всю жизнь искал только ее.
Вот такого внимания Пенни жаждала от мира. Чтобы повсюду ее знали и боготворили. О чем и не замедлила объявить. Вопрос лишь, как добиться всенародного признания. Для этого требовался учитель, наставник – словом, тот, кто поможет ей раскрыться.
 Стоя перед запертой дверью бутика, Пенни повыше задрала чехол с платьем, чтобы ненароком не подмести подолом тротуар. На ум пришел изысканный ужин, насладиться которым ей так и не довелось из-за панического страха испачкать наряд. Одно неловкое движение и посадишь пятно – потом пять лет расплачиваться за собственную неуклюжесть.
Когда привратник в «Бонвит Теллер» отворил замок, Пенни бросилась в знакомый отдел, где стояла та самая продавщица, что обслуживала ее меньше суток назад. Протянув ей чехол, Пенни собрала волю в кулак и отчеканила:
– Оформите, пожалуйста, возврат.
Продавщица положила чехол на прилавок, расстегнула «молнию» и принялась изучать атласные складки.
– Понимаете, дома примерила, – Пенни досадливо взмахнула рукой, – ну совсем не то.
Продавщица встряхнула и разгладила подол, тщательно осмотрела швы.
– Только примерили и всё? – уточнила она.
– Да, – откликнулась Пенни, покрывшись испариной. Вдруг ее обличит затяжка или следы пота?
– Уверены, что не одевали его куда-нибудь на ужин? – без улыбки наседала та.
Ну точно – нашла винное пятно! Или каплю шоколадного мусса. А может, унюхала аромат парфюма или сигар. Возможно, всему виной воображение, но Пенни вдруг почудилось, что магазин битком набит людьми, и все – от посетителей до охранника, – прислушиваются к их разговору.
– Уверена, – не сдавалась Пенни, хотя внутри у нее всё помертвело.
– И в «Ше роме» не одевали?
– Нет, – пискнула несчастная.
Продавщица окинула ее суровым взглядом.
– Разрешите показать вам кое-что, – сунув платье обратно в чехол, она порылась под прилавком и достала свежий выпуск «Нью-Йорк Пост». «Гик запускает на экраны новую Золушку», гласил заголовок.
Сразу под гигантскими буквами помещалась цветная фотография Пенни бок о бок с Максвеллом. Нет смысла отрицать: платье она надевала.
– Позволю заметить, мисс, – проговорила продавщица тоном, не сулящим ничего хорошего, – что это совершенно неприемлемо!
Ее поймали с поличным! Пенни быстро произвела в уме необходимые вычисления. С учетом цены и лимита на кредитке, за платье удастся расплатиться годам так к сорока.
– Да за такую рекламу «Дольче и Габбана» сами должны вам доплачивать, – объявила продавщица и, перегнувшись через стойку, заговорщицки зашептала: – «Прада». «Фенди». «Гермес». Они в очередь выстроятся за право попасть на первую полосу, – подмигнула она. – Я всё устрою, свяжусь с нужными людьми. Если планируете и впредь встречаться с мистером Максвеллом, эти бренды вас озолотят.
Заманчивое предложение омрачал маленький нюанс: хоть Максвелл и взял ее номер телефона, второго свидания это не гарантировало. Банальная вежливость, не более того. Конкретно никто ничего не обещал. Поэтому насчет будущих встреч Пенни терзали серьезные сомнения, но озвучивать их она не стала.
Со всего бутика к ней стекался народ. Мужчины. Женщины. Одни в служебной униформе, другие – в норковых шубах. И все – со свежим номером «Пост» и сияющей улыбкой на лице.
Даже продавщица, еще вчера державшаяся особняком, робко улыбнулась, оживилась. Потом со вздохом прижала руку к груди, словно норовила успокоить рвущееся наружу сердце, и заискивающе пропела:
– Простите за бестактность, но… – зардевшись под толстым слоем косметики, она протянула Пенни газету. – Не дадите автограф для моей дочки?



К.Линус Максвелл не позвонил ни на следующий день, ни после. Так прошла неделя.
Вернувшись на работу, Пенни только отмахнулась от восторженных расспросов Моник, а тем же вечером отправилась в местный филиал «Чейз Манхеттен банк», где арендовала ячейку в камере хранения. Замок отпирался двумя ключами. Банковский клерк вставил свой, повернул и, дождавшись, пока Пенни повторит процедуру, вышел, оставив ее наедине с металлическим ящичком. Воровато оглядевшись, она вытащила из сумочки розоватый предмет, сунула в ящик и быстро заперла его. Потом снова позвала клерка. Теперь ее ни капли не брезгливые соседки не позаимствуют диафрагму.
Дома она отдала подругам серьги и ожерелье. Всякий раз, когда звонил или гудел сотовый, Квон Кси и Эсперанса выжидающе замирали. И всякий раз это оказывалась смска от родителей. Или продавщица из «Бонвит Теллер» сообщала, что выбила для новой Золушки умопомрачительный наряд от «Александра Маккуина», или пару восхитительных босоножек от «Стеллы Маккартни».
Стоя в очереди за мороженым, Пенни старалась не смотреть на заголовки таблоидов, кричащие: «Золушка получила отставку!» Назавтра в газетах появилась ее фотография в очереди за мороженым с подзаголовком «Отвергнутая Золушка заедает стресс!» Как в бесконечно-жуткой фантасмагории: сегодня расплачиваешься за ведерко крем-брюле и вдруг натыкаешься на изображение себя вчерашней с брикетом сливочного мороженого. Но самое страшное: если верить свежим снимкам, она и впрямь пополнела! В магазине ее уже знали в лицо, норовили похлопать по плечу, чтобы как-то утешить. Кассирша отказывалась брать у нее деньги со словами: «За счет заведения, милочка». Стать объектом жалости в Нью-Йорке – городе, в принципе не знающем жалости, – означало пасть ниже некуда.
Спустя несколько дней штаны на ней сходились с трудом: сказывалась халявная еда. Вот почему ее так удивило приглашение Теда пообедать в «Русском самоваре». Устроившись в уединенной кабинке среди кичливых интерьеров, Тед веселил ее байками про охоту за девичьими трусиками в Йеле, сыпал заурядными фактами своей биографии, нисколько не задумываясь, как сильно проигрывает на фоне ее недавнего ухажера-миллиардера. Хвастался спортивными достижениями, что стал капитаном местной спортивной команды, и в доказательство продемонстрировал зеленую майку с логотипом университета. Пенни внезапно преисполнилась благодарностью к зануде. Его трескотня отвлекала от мрачных дум и разбитых надежд. Если приглядеться, Тед вполне симпатичный – лучше невзрачного блондинистого Макса, – вдобавок есть шанс, что какой-нибудь залетный репортер из «Пост» заснимет их и опубликует под заголовком «Золушка наносит ответный удар!»
К своему вящему изумлению Пенни  вдруг заметила, что держит Теда за руку. Если поначалу ей только хотелось создать видимость романа, то теперь… между ними вспыхнула искра. Флюиды. Магия. Волшебство. Их пальцы крепко переплелись. Может, стоит сбегать в камеру хранения, пока банк не закрылся?..
Пенни не была ханжой или «синим чулком», и не считала секс до свадьбы прелюбодеянием… просто не испытывала особой потребности в интиме. Проучившись на факультете гендерных исследований, она четко уяснила, что оргазм недоступен тридцати процентам женщин, включая ее. К счастью, в жизни есть и другие радости. Сальса, например. Мороженое. Фильмы с Томом Беренджером. Зачем гнаться за априори недостижимым удовольствием, рискуя заработать герпес, вагинальные бородавки, гепатит, ВИЧ или нежелательную беременность.
Однако пальцы Теда пахли так приятно. Как же она ошибалась на его счет! Амбициозный молодой адвокат жаждал ее, а не Моник. Его глаза говорили красноречивей всяких слов. Может, и с сексом не всё так плохо? Вдруг с правильным партнером ей удастся обрести сладостную нирвану.
– Пенни, – пробормотал Тед.
– Да, – нервно откликнулась она и, чтобы успокоиться, перевела взгляд на корзинку сырных коржиков, а когда снова подняла глаза, повторила: – Да, Тед?
Он крепче стиснул ее руку. Тед и его головастик. Под конец их незамысловатого обеда на нее вдруг повеяло тем, чего так не хватало роскошному ужину в «Ше роме»: страстью… похотью… эротическим влечением.
Звонок мобильного застал ее врасплох.
– Пенни, – продолжал Тед, – я давно хотел сказать…
Из недр сумочки неслось настойчивое пиканье. Пенни силилась не обращать на него внимания; напряглась.
Тед призвал на помощь всю свою храбрость:
– Если ты больше не встречаешься… – Он осекся, вытянул губы трубочкой и придвинулся ближе. Совсем близко. Пенни чувствовала его дыхание, отдающее мясом по-французски.
Но поцелуй не состоялся. Проигнорировать этот звонок было невозможно.
– Извини, – без сожаления бросила она, доставая телефон.
Судя по рингтону, звонил Макс.

Продолжение http://www.proza.ru/2015/04/11/1140